Построен ли город заключенными?

В период непривычной демократии и гласности, когда все разрешено, все чаще звучат высказывания: мол, город построен руками заключенных, давайте воздадим им должное! И приводятся в качестве доказательства вполне официальные цифры в 25 тысяч человек и пять лагерей используемого в строительстве спецконтингента. Подошла пора и нам коснуться этого, очень щепетильного вопроса. Сегодня я выбрал для разговора этот неуютный аспект рассмотрения – город и заключенные.

Факт участия в строительстве города и объектов нефтехимических производств огромной массы заключенных не оспаривается. Сегодня он с известной долей присущего всеобщего интереса населения к «уголовной романтике» вплетен практически во все исторические труды о первых этапах городского развития и муссируется от геройских трудовых подвигов до воинственного вредительства.

В том, что они были и участвовали в начальной фазе строительства, сомнений нет и быть не может. Официально доказано – стройка начиналась под ведомственным руководством ГУЛАГА. Были лагеря, и участие заключенных на начальном этапе строительных работ сомнения не вызывает даже у самого ярого сталиниста.

Необычный, даже экзотический подарок преподнесли автору железнодорожники комбината. В 2011 году, при ремонте здания конторы они наткнулись на замурованную в стену бутылку из-под водки. Давно забытая зеленоватая этикетка с надписью «Московская» по цене 28 руб. 70 копеек (в денежном эквиваленте до 1961 года) навела на мысль о её целевом предназначении. Так и оказалось на самом деле – в бутылке лежала записка. Письмо потомкам из 1954 года.

Ввиду уникальности документа приведу его полностью, в орфографии и пунктуации автора послания: «здесь работали заключенные ребят 1954-го года 2-ого сентября одна бригада. Вы будете когда-либо найти эту записку будете удевлены. Имя мое Коля. Желаю вам щастья. Кто найдет и подумайте нас судили на 25 лет после отечественной войны. Нация. Как не было стыдно собакам». Этот крик души несчастного Коли написан для нас простым карандашом и явно не особенно грамотным человеком.

Не отрицая наличия зека в Салавате, подвергнем ревизии лишь вторую часть постулата – что город построен заключенными. Приступая к диспуту, надо бы дать слово обеим сторонам. Признаться, для изыскателей нашего поколения тема эта является весьма сложной одновременно по нескольким причинам. Называем хотя бы некоторые из них.

Первое – в период массового участия спецконтингента в строительстве существовало негласное, но незыблемое правило: в любых видах пропаганды темы заключенных не касаться. И сведения об их жизнедеятельности в документах или газетных статьях отсутствуют.

Второе – дожившие до настоящего времени сами бывшие зека или их охранники имеют весьма преклонный возраст. К тому же обе стороны освещают прошлые события крайне однобоко, старательно выпячивая деятельность только со своей стороны колючей проволоки.

Третье – эпизодические упоминания о случаях добровольного перевыполнения обязательств заключенными проскакивающие в отчетности или воспоминаниях облаченных властью чиновников, весьма похожи на выдачу желаемого за действительное. Слишком широка была разница мировоззрений сторон.

И последнее. Все-таки всеми признан как достоверный факт: особо массово спецконтингент принимал участие в строительстве до 1953 года. Это самый первый этап строительства, более того - начальный. И город на этой фазе простер свои малоэтажные кварталы в границах улиц: Северная – Бульвар Матросова, Уфимская и Чапаева, что ограничивает максимум пятую часть его жилого фонда в нынешнем масштабе (32 тысячи жителей в 1954 году). На наш взгляд, говорить всерьез, что город Салават построен заключенными полнейший абсурд. Участия мы не отрицаем, но без излишнего преувеличения.

Мы выбрали для своего повествования самые нейтральные на наш взгляд высказывания о роли заключенных, воспоминания трудившегося рядом с ними вольнонаемного.

Вот какими сведениями поделился один из первостроителей, работавший в лагерях Салавата Борис Федорович Любимов. В пятидесятых годах он работал старшим диспетчером лагерных строек. Свое интервью дал корреспонденту газеты «Московский комсомолец» в 2007 году в Уфе, будучи в преклонном восьмидесятилетнем возрасте. Рассказывает он правдиво, без номенклатурного налета и идеологической подоплеки. Просто и доступно, но мы приведем из пространного интервью лишь места, наиболее характерные для связи со строительством.

О контингенте. «…Лагерь по контингенту делился на уголовников, политических и предателей. Это сейчас говорят, что все были хорошими, и ни за что сидели. А ведь предатели, это бывшие полицаи, бургомистры, зондеркомандеры, старосты, дезертиры. Я на них после войны вдоволь насмотрелся – встречали немцев хлебом-солью. В лагере после войны их много было.

Однажды из моей бригады бежал зек – вроде обычный уголовник. Сделал наброс через ограду, чтобы током не убило, и сбежал. Через два дня его догнали. Прострелили обе ноги. А позже, когда началось следствие, выяснили, что он состоял в зондеркоманде, был истязателем в немецком концентрационном лагере. Одним словом сволочь. Потому и бежал, так как боялся, что прошлое всплывет. Воры в лагере уважали интеллигенцию, а полицаев ненавидели.

Или другой пример. У меня был помощник, копировавший чертежи, бывший писатель. Ездил по северу и описывал жизнь и быт коренных народов для центральных издательств. А на досуге строчил безобидные стишки, за что и получил свои 15 лет. Хотя, в те времена анекдотчикам по 58-й статье давали 10 лет. Но ведь это была ярая антисоветчина, направленная на подрыв власти и строя!

Многие попадали в лагеря в качестве «козлов отпущения». Со мной работал полковник Шпизман, бывший начальник штаба военно-строительной дивизии, арестованный в 50-е годы. Умнейший человек, военный инженер, ставший зеком по доносу. Оказывается после войны, многие генералы и маршалы Советского Союза строили в Подмосковье дачи силами солдат на государственные деньги. Шпизман строил дворцы всей военной верхушке, и даже маршалу Жукову. О стройках донесли «хозяину». Половину генералов расстреляли, Жукова освободили от министерского поста и перевели в одесский военный округ, а Шпизман, как непосредственный руководитель строительства был приговорен к «вышке». 76 дней просидел в камере смертников, но приговор заменили на 25 лет, и выслали в Салават на строительство комбината. Да, можно сказать – он не виноват, поскольку всего лишь выполнял генеральские распоряжения. А с другой стороны – должностное лицо, почему не доложил вышестоящему начальству, что тебе поступают преступные приказы?..»

Вот тебе и 25 тысяч… Их надо поделить уже минимум на три части, будут ли добросовестно работать отпетые уголовники и предатели? Правдивость эпизода с Жуковым теперь убедительно доказана и не вызывает сомнения – согрешил геройский маршал, присвоил несколько вагонов германского барахла. А пострадали подчиненные. Но послушаем, что будет дальше.

Какие порядки царили в салаватских лагерях. «…Лагеря изолировались от окружающего мира. Никакой связи, все-таки работали заключенные над секретным объектом. Зеки хорошо питались, одевались, пользовались первоклассной библиотекой, кинотеатром, к ним со спектаклями приезжали столичные знаменитости. Получали зарплату. Лагеря были полностью самоокупаемые, и то, что оставалось после вычета на содержание лагерного рабочего, переводилось на его банковский счет. 50 процентов своего заработка он мог переводить со своей сберкнижки родне. Многие во время отсидки могли скопить приличный капитал, если усердно работали. Наш начальник механических мастерских после освобождения купил себе новый автомобиль. Он тогда 50 тысяч рублей стоил.

Кстати, почти повсюду, на всех штатных должностях были задействованы сами зеки. Они сидели в бухгалтерии, плановом, экономических и других отделах. Особо проверенным заключенным выдавали оружие, и они охраняли зону. Стояли на вышках, ходили в конвой. Их прозвали «самоохранники».

Нам вольнонаемным, было строго-настрого запрещено пренебрежение к арестантам. Мы с ними должны были обращаться на равных, и никаких притеснений. Но зеки к нам все-таки обращались «гражданин начальник». Называть по имени-отчеству считалось панибратством.

Пять лагерей в Салавате имели общий режим. За ними по тюремной иерархии следовали лагеря усиленного режима, лагеря штрафного режима, каторга и тюрьма. Оказывается, в Башкирии были и лагеря каторжного режима.

- Кто такие каторжники? Это звери. Рецидивисты, имеющие по несколько убийств, причем особо жестоких. Дело в том, что в 1947 году ввели временный запрет на смертную казнь, как сейчас. Благодаря чему каторжники и оставались в живых. На одном из шиханов, вблизи Ишимбая, на добыче камня, была такая каторга. Зеки выходили на работу в кандалах и никогда их не снимали. Спали на голом полу, получали 400 грамм хлеба и два раза в сутки кипяток. Хоронили их тут же, неподалеку от выработок известняка. Смотреть на каторжников уже было страшно. Власти ничего с ними поделать не могли, а стрелять – запрещал закон».

Тут я опять намеренно прервал воспоминания оппонента. Просто хочется на фоне приведенных условий поделиться собственными наблюдениями из вольной жизни.

В начале пятидесятых я жил в небольшой деревеньке, в сотне верст от Салавата. Паспорта у сельского жителя не было, он не мог добровольно сменить место жительства. В домике из одной комнаты нас ютилось семеро, родители трудились на колхозных работах от зари и до темна, зачастую за палочку в табеле - трудодень. Между общественным трудом успевали обихаживать приусадебный участок, доходами с которого и обеспечивали свое существование. Из культурных мероприятий разве лишь колхозные собрания и день выборов разнообразили быт крестьян. Да очень ли существенно отличались лагерные условия от вольной жизни? Если лишь кандалами, так их одевали неисправимым убийцам.

Внутренние законы лагерной жизни. «…В уголовном лагере командовали воры в законе. Чем больше пахан сидит, тем больше он авторитет. Они не работали. Даже советская власть не могла заставить воров в законе работать. Приходилось их оформлять культоргами бригады. Они имели колоссальное влияние на заключенных. Хотя авторитет подчинялся бригадиру, и если бы лагерное начальство захотело, вор в сей момент мог оказаться в штрафном изоляторе. В каждом отряде имелись стукачи, информировавшие оперуполномоченных. Рядовые сидельцы показывали ворам содержание посылок, и если те того требовали, делились.

Воры в законе собирали с зеков дань. На эти деньги покупали водку и приносили в лагерь. Порой сами надзиратели снабжали зеков водкой. Эта водка шла на подкуп начальства. Опытные воры умело входили в доверие. Достаточно было принять подарок, преподнесенный, якобы от имени всей бригады, и человек считался купленным.

Когда отменили «вышку», уголовники распоясались. Особо зверствовали подростки, попавшие под влияние урок. Убийства в лагере происходили по нескольку раз в день. В основном, проигрывали жизни друг друга в карты. Опытные картежники ловко ловили в свои сети свежих пацанов. Когда те проигрывали все, вплоть до нижнего белья, играли на чужие жизни.

У меня был бригадир, получивший 10 лет за подделку орденских книжек. Как-то он заболел и не вышел на работы, остался отсыпаться в бараке. Один из таких проигравшихся пацанов отрубил ему голову. А затем сдался охране.

В другой раз случилось, один из зеков убил трех человек. Начальник первого отдела, полковник Рыкачев приказал ему: «Иди! И не оборачивайся!» Тот стоит на месте. Он знает, если зайдет в предзонник, пристрелят. Но солдаты оттащили его туда силой. Там же составили акт о попытке к бегству.

Но как только был отменен закон, запрещающий смертную казнь, с лагерным бандитизмом было покончено мгновенно.

Бежать из лагеря было бесполезно, хотя такие находились. Одного поймали и вернули в лагерь из Ташкента. Была такая мера устрашения: пойманных беглецов клали лицом на землю у входа в лагерь, чтобы всем было видно.

Один из пяти лагерей был женским. Их использовали на погрузочных работах и рытье траншей. Надо сказать, что в их зоне порядки были еще жестче. В женском лагере всем заправляли «гемофродитки», мужеподобные женщины. Очень жестокие. Случался в начале 50-х в Салавате крупный скандал. Руководство города почти все оказалось за решеткой, за связи с зечками.

Система зачетов была такова: если заключенный выполнял норму на 151 процент, ему день засчитывался за три. Эта мера работала очень эффективно, ведь заключенные сами сокращали себе сроки.

Но 151 процент нормы выполнить было не всегда реально. Это гигантские объемы. Постепенно возникла система приписок: нормировщики занижали стоимость работ, а рабочим в нарядах записывали 151 процент. При этом не тратилось ни одного лишнего рубля, а выгадывали все. Мы получали абсолютно послушных, работающих заключенных, лагерное начальство – высокие показатели, а зеки – сокращенные сроки. Все были довольны.

На строительстве трудились не только чернорабочие, но и высококвалифицированные специалисты – спецпереселенцы. Это были инженера, экономисты, проектировщики. За ними велся негласный надзор. Они были обязаны отмечаться в первом отделе, и не имели права покидать Салават.

Еженедельно проводились оперативки строителей. На них бригадиры заказывали технику и людей. И сами указывали сроки исполнения. Давали обычно все что нужно, но и спрос был жесткий. Стройка контролировалась КГБ. Если какой либо начальник не укладывался в сроки, полковник Рыгачев обычно говорил коронную фразу: «Кончится совещание, зайдите к нам, в первый отдел. Мы с вами побеседуем!» И вот думаешь, выйдешь ли ты после этой беседы.

В 1956 году лагеря опустели. Часть заключенных освободилась по амнистии, а остальных распределили по другим стройкам».

Вот такое существует воспоминание очевидца: иногда жестокое, иногда аполитичное, но сравнительно объективное и потому более или менее, но правдоподобное. Остается дополнить, что для части бывших заключенных город стал родным. Они остались здесь на постоянное жительство, многие добросовестно трудились и жили достойно. Условия освобождения были демократичными и вряд ли разборчивыми – отсидел половину срока, даешь гарантию остаться и отработать в Салавате вторую половину срока, получай амнистию. Но сколько их осталось на преступном пути? Сколько лиха внесли «бывшие» в микроклимат города и продолжают отравлять и растлевать население ни ответит никто.

Для сравнения оценим количество вольнонаемных строителей. К 1954 году в городе числилось 32 тысячи жителей, из коих едва ли 2 тысячи имели отношение к технологии, остальные 30 тысяч, извините, трудились на стройке. В молодом городе с населением средний возраст которого 26,3 года, львиная доля жителей являлась людьми работоспособными. Простая арифметика убедительно доказывает, с каждым заключенным соседствовал вольнонаемный рабочий, даже на пресловутом начальном периоде строительства.

Касаемо бытовых условий, лучше ли они выглядели у вольных? Те, кому повезло проживать на квартирах, ютились по десятку человек в доме. Кто удосужился получить жилье, должен был заботиться о хлебе насущном, об одежде и топливе. А за хлебушком-то по зорьке очередь занимали, случалось и с вечера. Иные годами жили в палатках или вообще в юртах, с пакетом забот приведенными в предыдущем предложении.

Нет, не построили «цветок в степи» заключенные, хотя, бесспорно, участие принимали.

Дата добавления: 2015-08-05