I. Традиционный русский город 3 страница

Великий русский историк Лев Гумилев заметил: для того, чтобы стать интеллигентом, достаточно не окончить университет. Хрущев был архиинтеллигентом: он не окончил начальную школу. Другой кумир

больше нигде таких нет.

интеллигенции, Ельцин, отличался от Хрущева только наличием диплома о высшем образовании и умением подбирать абсолютно лояльные кадры.

Чем более враждебна власть интересам русского народа, тем милее она интеллигенции, именующей себя приличными людьми.

У Салтыкова-Щедрина есть сказка про дурного барина, которому не нравился запах мужика, и про то, что из этого вышло. Никита Хрущев и Татьяна Заславская воплотили щедринскую сказку в жизнь. Не стало ни скотины, ни огорода, умер русский дом - и русские, согнанные в бетонные бараки, перестали размножаться, зато стали покупать хлеб в Америке. Оказалось, что запах мужика - это запах процветания, благосостояния.

Сейчас говорят о вымирании русских. А когда этот "процесс пошел"? Ответим точно: ежегодный прирост русского населения стал ниже, чем у мусульманских народов СССР, много меньше затронутых индустриальным жилищным строительством и сохранивших традиционный уклад жизни, только в 1960-х голах. То есть, русский народ пережил революцию, коллективизацию, страшную войну, но не смог пережить хрущеб. Вот уж поистине "русские в неволе не размножаются"!

Сколько десятков миллионов НЕСЧАСТНЫХ русских женщин вынуждены были решиться на аборт не потому, что не на что воспитывать детей, а потому, что негде. По наблюдению политолога С.П.Пыхтина, в Чечне у чечен рождаемость была почти втрое выше, чем у русских - но в одном и том же городе Грозном русские семьи жили в основном в многоэтажных коробках, а чеченские - в традиционных односемейных усадьбах.

Нормальную рождаемость обеспечивает не "исламская традиция многодетности" - тогда пришлось бы признать, что и старая русская деревня, и русская колхозная деревня, и традиционный русский город исповедовали ислам - ведь рождаемость там была не хуже, чем в Афгане, Чечне и Албании, но традиционный образ жизни во вмещающем ландшафте, соответствующий этническому стереотипу поведения, да и просто особенностям человека как биологического вида. В "квартире о удобствами" невозможно вырастить не только дюжину, но даже троих детей. Впрочем, в провинциальных городах - в каком-нибудь Темникове - возводились даже хрущебы без удобств: двухэтажные коробки без водопровода, с печным отоплением и сортиром во дворе. И начиная с хрущевских времен русские, в отличие от таджиков, чечен и цыган, сохранивших национальный уклад жизни, перестали размножаться. А при Ельцине вымирание русских ускорили хроническая неуверенность в завтрашнем дне, неустойчивость экономического положения, лавинообразный рост стоимости жизни при падении доходов подавляющего большинства семей, особенно рост стоимости удовлетворительного образования. В нищающем городе стало трудно вырастить даже одного ребенка. Русских женщин на "планирование семьи", то есть на аборты, вынуждает антирусская политика власти - сначала коммунистической, а после 1991 года - "демократической".

Суррогатом традиционного русского дома - усадьбы с подсобными постройками, погребом, огородом - стали дача, лоджия, гараж, "ракушка". История советской урбанизации - это история уничтожения подсобных надворных построек. В крупнейших городах их нередко превращали в коммуналки, где люди жили "как селедки в бочке", позднее - ломали.

В Вологде, как и в Москве, генпланом были установлены новые красные линии. По ним за надворными постройками строились новые 9-12 этажные дома, а надворные постройки выламывались как "мусор".

Уничтожая надворные достройки, в русском мужике убивали семьянина, домохозяина - чтобы не было подсобных помещений для семейной традиции и хранения семейного достояния - если бабушкино кресло сохранится в сарае, правнук сможет его реставрировать, будет раритет, антикварная вещь. Сейчас роль сарая и одновременно роль приусадебного огорода играет дача - курятник на 6 сотках. Но до дачи надо еще доехать, в лучшем случае 2 часа в один конец, даже на автомобиле не меньше часа. Горожанин разрывается между квартирой и дачей, теряет время и нервы на дорогу. А зимой там не живут. Значит трудно держать скотину и урожай на зиму приходится привозить в квартиру, да и для воров дача, где хозяева бывают только по воскресеньям, гораздо доступнее. Функции сарая часто выполняет гараж, иногда имеющий погреб - и овощи хранятся вместе с бензином, а все свободные пространства между многоэтажными коробками поглощаются "ракушками" - ни детям поиграть, ни собаку вывести.

В современном многоэтажном многоквартирном бараке с удобствами усадьба (двор, домовладение) сжалась до размеров балкона или лоджии. Городское начальство долго вело борьбу с остеклением лоджий. Но по наблюдению А.П.Паршева, автора превосходной книги "Почему Россия не Америка" - это народная реакция на строительство домов, неудобных для жизни. "Зодчий был педант и требовал симметрии, хозяин - удобства".

Уничтожая нормальные семейные жилища "прогрессивные силы" босяцкой революции разрушали и весь город как единый организм, превращая его в безликое и однообразное скопление оштукатуренных коробок. Уничтожали русскую национальную культуру, выламывали оба городских центра - и соборный, и торговый. Это был не только разгул атеизма. Стремились уничтожить любые проявления русской традиции. В 1931 - 1934 годах сносятся не только множество соборных ансамблей - в Ярославле, Костроме, Твери, Муроме - но и множество комплексов торговых рядов. Уничтожена половина гостиного двора в Ярославле; в Галиче Костромском уродуется собор, сносится половина торга; в Муроме вместе о собором исчезает торг, в Твери сносят гостиный двор – творение Росой; в Старице собор уцелел, но торговый ансамбль Росой уничтожается; разрушен практически весь Гостиный двор в Новгороде. Стремились уничтожить, по возможности, оба центра, но в любом случае хотя бы один. И в Москве Китай-город и центральные площади от Манежной до Балчуга превратились из торгового центра в конторский. При "демократах" торговля вроде бы

возвращается в центр Москвы, но это торговля не для простого народа: в иноэлитных торговых центрах покупателей гораздо меньше, чем продавцов.

Наряду с общегородскими центрами уничтожаются локальные, на смену приходу-общине пришел двор-коммуналка, затем - продувной двор, где никто никого не знает (теперь пространства между домами оккупировали "ракушки"). Сносятся церкви, организовавшие застройку слобод - архитектурные доминанты, разрушается визуальная организация города, с "прекрасными видами". В Москве уничтожено больше половины церквей, в том числе выломаны все церкви по красным линиям улиц, по которым ездило начальство из Кремля в Кунцево и к "трем вокзалам". Разрушается образ прекрасного старинного русского города - отражения образа рая, Небесного Иерусалима, с выразительным силуэтом на фоне неба, с застройкой, соразмерной человеку, с прекрасным видом на каждом повороте, где вое дороги ведут к Храму.

Ю.М.Лотман предупреждал, что новые, послехрущевские, ставшие нерусскими города создают у детей от рождения информационный голод. Сельский мальчик набирает необходимую информацию, глядя на речку, рощу, лужайку; городской должен насыщаться, бегая по кривому переулку, с непохожими друг на друга домами, над которыми господствует богатый силуэт колокольни, а особенно - во дворе или на чердаке. И так у нас рождается все меньше детей, но и родившимся детям опаснее всего наши микрорайоны массовой застройки. Дворов у нас давно уже нет, а в новых районах и улиц нет. А есть проезжая часть. Еще 12 лет назад В.Л.Глазычев опубликовал две подборки детских рисунков. Одна группа ребят жила и училась в домах отарой застройки, другая - в новом районе. Страшненькое сопоставление. У детей второй группы не было неба: фасад многоэтажной коробки доходил до края листа. Вот откуда нервные заболевания у детей - от сенсорного голода.

2.3. Советский город

Говоря о проблемах и пороках советского и постсоветского, "демроссийского" города - города, который перестал быть русским, так что теперь мы и наши дети живем в нерусском городе - чаще всего приводится обращаться к примеру Москвы. В ней все проблемы сконцентрированы, так как именно в ней собраны наибольшие материальные возможности для удовлетворения всех прихотей начальства. В других городах начальство стремилось подражать Москве, но в разные десятилетия ХX века условия для этого были разные, наибольшие - в хрущевское и брежневское правление.

В 20-е годы почти ничего не строилось, да и ломать начали лишь в конце десятилетия, только уплотнялись - квартиры превращались в коммуналки, а гостиницы в конторы. Но в это время проходила "дискуссия о социалистическом расселении": каким должен быть будущий город? Обсуждалось несколько моделей. Русские национально мыслящие интеллектуалы предлагали дезурбанистическую модель, близкую к идеям

теоретика кооперации Чаянова: отказ от роста крупных городов, создание небольших поселков из односемейных домов с приусадебными участками. Они объединяли русскую национальную традицию и западные идеи города- сада. Им противостояли урбанисты, сторонники крупных сверхгородов- мегаполисов, близкие к идеям Ле Корбюзье: дом - это машина для жилья. Широкое распространение имела радикальная коммунистическая модель, восходящая к идеям Платона, Кампанеллы, Чернышевского, Энгельса: полное вычленение бытового обслуживания, включая воспитание детей, в общественный сектор, с перспективой полного отмирания семьи.

Конечно, платонические идеи были неосуществимы даже по экономическим соображениям, тем более, что перед разоренной страной стояла задача индустриализации. Но и идеи сторонников Чаянова оказались не ко двору. Хотя односемейные домохозяйства, когда каждая семья сама строит себе дом, были не дороже многоэтажных многоквартирных муравейников, но дезурбанисты и кооператоры оказались "социально чуждыми", Чаянов погиб. На практике победила полумера: в перспективе был взят курс на урбанистическую модель с максимальным развитием обобществленного бытового обслуживания, и квартирами в многоэтажных домах, а в качестве временной меры, до полного построения социализма применялась модель общежития и квартир в коммуналках. Однако, точно так же, как в колхозной деревне, крестьянам сохранили приусадебные участки и скотину для собственного прокормления - вплоть до хрущевских времен продолжали существовать и пригородные деревни, население которых работало на городских предприятиях, и сложившиеся еще до революции рабочие слободы и поселки с традиционной усадебной застройкой.

В 20-е годы разрабатывались планы перспективного развития Москвы. Проектный план Щусева стремился к максимально возможному сохранению историко-культурного наследия, хотя и содержал порочные идеи продолжения Бульварного кольца в Замоскворечье и значительных сносов застройки исторической части города для устройства обширных парков. Проект Большой Москвы Шестакова предлагал сохранить старый город как историческую ценность, вокруг него создать пояс лесопарков, а за ними - несколько районов, равных Старой Москве, соединенных кольцевыми магистралями.

К сожалению, восторжествовало враждебное отношение к русской национальной культуре, и в основу реконструкции Москвы были положены идеи Ле Корбюзье, породившие Генплан 1935 года: шесть больших проспектов, соединяющихся на Красной площади. Предусматривалось расширение и выпрямление улиц - намечались новые красные линии, а великое множество превосходных домов - от дворцов ХVIII- XIX веков до многоквартирных домов начала XX века - подлежали сносу, хотя полезная площадь в уничтожаемых домах часто была больше, чем в новых, возводимых на их месте. В центре Москвы намечалось строительство крупных конторских зданий для непрерывно растущего бюрократического

аппарата. Для их строительства также сносилась существующая застройка, а концентрация конторских зданий и транспортных потоков в центре города создавала предпосылки для транспортной перегрузки Центра, которая проявилась к 1980-м годам.

В 1922 году в Москве сносится первая часовня, в 1924 - первая церковь, а с 1928 года уничтожение памятников архитектуры, в первую очередь церквей, становится массовым. Глава "Союза воинствующих безбожников" Емельян Израильевич Губельман-Ярославский провозгласил безбожную пятилетку. В Москве его идеи воплощали Каганович и Хрущев. Среди многих других выдающихся памятников русской архитектуры были разрушены Чудов, Вознесенский, Никитский, Златоустовский, Симонов монастыри, церкви Успения на Покровке, Николы Большой крест, Пятницы на Пятницкой, Сергия на Дмитровке, Красные ворота, Сухарева башня, стена Китай-город, снесено множество старых кладбищ с великолепными надгробиями. Если на улице было много церквей - уничтожали самые

лучшие170.

"Светлое будущее" сначала воспринимались в образах стиля конструктивизм. По первоначальной идее он должен был стать наиболее функциональным, но на деле конструктивистские здания были дорогие в постройке и неудобные в эксплуатации - из-за подчинения композиции здания идеологизированной схеме, холодные - из-за злоупотребления сплошным остеклением, нуждающиеся в частых ремонтах. С художественной точки зрения это первый в истории искусства античеловечный стиль. Его постройки больше всего напоминают лагерные бараки с вышками для вертухаев.

Реакцией на конструктивизм стал сталинский академизм, позднее заклейменный как "стиль украшательства и излишеств". Но сразу после конструктивизма он всем понравился - как воспоминание об архитектуре начала XX века. Да и архитекторы были те же. Но и в этом стиле проявился дух эпохи: образ возвышенный, но тяжеловесный, здания громоздкие, с представительными фасадами и затрапезными задними дворами. Нормы этажности сталинских домов - 8, максимум 12 этажей - это предел для массовой городской застройки по нормам видеоэкологии, законам зрительного восприятия. Но в этих домах многокомнатные квартиры с комнатой для прислуги либо предназначались для начальства, либо заселялись покомнатно, превращаясь в коммуналки.

С конца 1930-х годов сталинская власть, в поисках новой идеологической опоры, пытается обратиться к ценностям русской национальной культуры. Возникает идея "сталинских небоскребов", осуществленных уже после войны. Это попытка возрождения традиционного силуэта Москвы как русского города. «Сталинские небоскребы» немассивны, остроконечны, часто о красивыми силуэтами. Чем ближе к центру города -

170 Потери московской архитектуры описаны в книгах Н.М.Молевой, С.К.Романюка, статьях В.Ф.Козлова.

тем выше сталинские высотки. Самыми высокими должны были стать так и не выстроенные 300-метровый "карандаш" здания ведомства Лаврентия Берии на месте Зарядья и более чем 400-метровый Дворец Советов на месте Храма Христа Спасителя.

Хрущев, придя к власти, вспомнил молодость: началась новая волна закрытия и сноса церквей. За время его правления были закрыты больше половины церквей, действовавших в конце правления Сталина. Например, в Шацке взорвали собор к ожидавшемуся приезду Хрущева. Разорение церквей было настолько массовым, что в нормах расценок появилась графа: 500 хрущевских рублей (по покупательной способности 2000 года - около 1000 долларов) за "вырубку иконостаса". При Хрущеве продолжается реализация идей Генплана 1935 года: через историческую застройку прорубается Новый Арбат - "вставная челюсть старой Москвы", на месте Зарядья строится гостиница "Россия", изуродовавшая Красную площадь, в Кремле строится Дворец съездов - "стиляга среди бояр". Осуждаются "архитектурные излишества", разгоняется Академия архитектуры, возвращается стиль конструктивизма. Архитектура окончилась - осталось индустриальное домостроение. Но особенный вред принесло строительство хрущеб - панельных пятиэтажек. Города начали расползаться, как кляксы, поглощая пригородные деревни и сельхозугодья. Страна к этому времени стала уже достаточно богатой, поэтому пороки Москвы тиражировались по всей провинции.

Падение Хрущева остановило массовый снос церквей. В частности, были спасены церкви на Варварке (ул. Разина), в Зарядье. В Москве, подняла было голову общественность, было создано Общество охраны памятников истории и культуры.

Правление Брежнева - эпоха постепенного окостенения и загнивания Москвы. Город развивался на основе идей, заложенных при Хрущеве: расползались по окраинам многоэтажные новостройки, отличавшиеся от "хрущеб" лишь возрастающей этажностью, сносились пригородные деревни. В исторической части Москвы, преодолевая сопротивление общественности, выламывалась застройка слобод - особенно пострадала территория между Садовым кольцом и Камер-Колежским валом. На улицах появлялись "выбитые зубы" - сносы отдельных домов, были разрушены почти вое ансамбли площадей. Генплан Москвы 1971 года, созданный под руководством Посохина-отца - соратника Хрущева, создателя Дворца съездов и Нового Арбата - переводил Генплан 1935 года с языка сталинского академизма снова на язык конструктивизма.

Ломать церкви стало уже неприлично, хотя в 1969-1971 годах к приезду в Москву Президента США Никсона были уничтожены церкви на Якиманке. Но историческая застройка подлежала полному уничтожению, за исключением памятников, стоящих на Госохране. Продолжалась концентрация в центре Москвы конторских зданий, усиливалась

транспортная перегрузка Центра, предусматривались новые пробивки магистралей и расширение красных линий улиц.

К достоинствам Генплана 1971 года относятся запланированные центры периферийных планировочных зон и превращение долин московских рек в пояс парков - легких города. Но именно эти части Генплана выполнены не были, долины рек продолжали застраивать. В то же время общественности нередко удавалось сохранить от сноса немалую часть исторической застройки в пределах Садового кольца. Были созданы Заповедные зоны, хотя и не имевшие утвержденного статуса.

2.4. Лужковская Москва

Имя Лужкова стоит в истории Москвы в одном ряду о Тохтамышем, Наполеоном, Кагановичем и Посохиным-отцом. Лужковская Москва унаследовала наихудшие традиции сталинской, хрущевской и брежневской. Подобно тому, как Горбачевская "перестройка" и ельцинские "демократические реформы" сохранили и приумножили все плохое, что было при Советской власти, уничтожив все, что было хорошего, заимствовали с Запада не то, что там было хорошего, но лишь то, что там было плохого.

Пришествию Лужкова в Москву предшествовал короткий всплеск активности общественности в 1986-1989 годах, когда начальство впервые стало бояться нажима "снизу". Это был "золотой век" эколого-культурного движения - замыслы чиновников стали подвергаться общественной экспертизе, возникли реальные перспективы сохранения остатков исторической Москвы, появился шанс на подчинение бюрократии власти демоса. К сожалению, номенклатура оказалась хитрее. Общественность была отвлечена на умело раскрученное противостояние Лигачев-Горбачев-Ельцин, а нарастающий хаос - новая смута - привел к тому, что общественность, зарождающийся демос, быстро утратил рычаги власти.

После августа 1991 года - "Великой криминальной революции" - мнение низов уже никого не интересовало. Общественные организации - Общество охраны памятников, Общество охраны природы, Экопертно- консультационный общественный совет при Главмосархитектуре, зарождающееся микрорайонное самоуправление утратили возможность хоть как-то влиять на принятие решений начальства. Низовые - районные - Советы были разогнаны, Мосгордума и районные "советники" превратились в послушный придаток исполнительной вертикали. Зато как тараканы плодятся чиновники - и московские, и "федеральные". После очередной революции вновь возникла нехватка конторских помещений, переименованных в "офисы". Хотя население, управляемое из Москвы, сократилось в 2 раза, производство на душу населения - тоже в 2 раза, число конторских служащих в Москве выросло более, чем вдвое. То есть, число чиновников в государственных и коммерческих структурах на 1000 жителей выросло более, чем в четыре раза, а на единицу продукции - в восемь раз.

Стиль - это не столько набор формальных приемов, сколько доминирующий эмоциональный настрой, дух времени и дух места. После октября 1993 года в Москве господствует стиль лужок, лужковская Москва стала городом новых рашенов, чье сознание и бытие принадлежат не русскому народу, а золотому миллиарду. Это те 2% жителей бывшей РСФСР (1 миллион семей), которые получают больше половины всех доходов "этой страны". Половина из этого "золотого миллиона" проживает в Москве и ближнем Подмосковье.

Стиль «лужок», выражающий дух иноэлиты. Ведь новые рашены не русские, а именно "рашены". Из стиль - агрессивный, подавляющий, как рок- музыка, по своему действию подобная наркотику. Если "хрущебы" безлики - они угнетают монотонностью, то "лужок" бьет по мозгам, опустошает душу.

По определению директора Института Искусствознания АН РФ А.И.Комеча, то что делается с Москвой при Лужкове - это торжествующее надругательство.

Сейчас в Москве за год уничтожается и уродуется даже больше памятников истории и культуры, стоящих на Госохране (не говоря уже о рядовой исторической застройке), чем при Брежневе за 10 лет. Стало нормой, когда памятник архитектуры уничтожается, на его месте строится фасадная стена с сохранением числа оконных осей - часто с искажением пропорций - а за ней пристраивается многоэтажный дом - конторский или жилой для "новых рашенов". Даже Храм Христа Спасителя лишь приблизительно похож на то, чем он был до 1931 года. Изуродован Гостиный двор Кваренги, уничтожена Манежная площадь, зато повсюду торчат уродцы, изваянные Зурабом Церетели. Именно при Лужкове о Москве как об историческом городе стало возможным говорить лишь в прошедшем времени.

Стиль «лужок» полностью игнорирует требования видеоэкологии. Уничтожается здоровая зрительная среда: везде, где возможно и невозможно, повышается этажность, нарушаются даже санитарные нормы расстояний между домами. Переулки превращаются в ущелья, а дворы - в колодцы. Выламываются соразмерные человеку двухэтажные дома, их заменяют многоэтажки "агрессивного" стиля. Бедствием стала "мансандризация": реконструируемые старые дома надстраиваются мансардами, чуждыми традиции московской архитектуры, их высота нередко увеличивается в полтора-два раза, закрывая остаток неба. В ключевых точках, где до 1917 года стояли церкви, строятся наиболее претенциозные, наиболее античеловечные торговые и конторские сооружения. Даже на тех холмах, где сохранились и еще недавно господствовали над местностью древние храмы и другие прекрасные старинные здания, теперь торчат мансарды новых или надстроенных домов - на Ваганьковском холме, на Таганской площади. Закрыт вид на Красную площадь из Замоскворечья.

Взамен усердно уничтожаемых Лужковым остатков прекрасного старого города строится элитные жилые (точнее иноэлитное, ибо оно предназначено для новых рашенов) и конторские небоскребы. Гораздо

быстрее, чем при Советской власти, уничтожается традиционная городская структура. Застройка Москвы, включая исторический центр, становится все более хаотичной. В центре города, особенно в пределах Садового кольца, концентрируется жилье и рабочие места для состоятельных людей, передвигающихся на собственных автомобилях.

Число легковых автомобилей в Москве за 10 лет выросло в пять раз. Никогда еще транспортная перегрузка Центра не была столь острой. Все дворы забиты гаражами-ракушками, скверы занимаются под автостоянки, уничтожается зелень. Подземных и многоэтажных гаражей строится мало, особенно там, где больше всего автомобилей. По улицам невозможно ни пройти, из-за стоящих на тротуарах автомашин, ни проехать. Дело идет к тому, что вся Москва в пределах Садового кольца станет единой транспортной пробкой. Пробивка новых магистралей в обход Центра не спасает положения - ведь пункты назначения находятся в Центре.

Уничтожаются не только внутридворовые и внутриквартальные, но и общегородские зеленые насаждения. Уничтожаются "легкие города": иноэлитными коттеджами и многоэтажками перекрываются речные долины, многоэтажные микрорайоны перерезали "зеленый клин" на юго-западе - основной коридор свежего воздуха. Под застройку, несмотря на попытки сопротивления со стороны жителей, отгрызаются куски от лесопарков.

Из-за пренебрежения гидрогеологией повседневными стали просадки и обвалы, вызванные земляными работами, например, раскололся грот Бове в Александровском саду, развалилось Кокоревское подворье в Замоскворечье, треснул фундамент Исторического музея.

Качество строительных и отделочных работ даже на престижных объектах настолько неудовлетворительно, что это заметно невооруженным глазом: краска слезает, а штукатурка растрескивается уже на следующий год. Профессионалы обратили внимание на трещины во вновь выстроенных Казанском соборе и Храме Христа Спасителя.

Еще один лозунг "демократов" - "центр Москвы не для бедных". То есть, не для русских. Ибо чем выше уровень благосостояния, тем меньше доля русских в данной социальной группе. Русские вытесняются "новыми районами" - уже сейчас в Москве больше двух миллионов кавказцев и более миллиона "лиц, имеющих право на иностранное гражданство". А русских изгоняют за Кольцевую автодорогу и на канализационные поля орошения. Там для нас, для русских и жилье строится соответствующее: в результате победы "демократических реформ" на смену хрущебам приходят лужковки: в квартире нет кухни - только плита в нише в жилой комнате, в совмещенном туалете - душ вместо ванны. Теснее бывает только в гробу. Не случайно мировое сообщество хочет сократить численность русского народа до 50 миллионов человек, а Маргарет Тетчер говорит даже о 15 миллионах - о сокращении русских в десять раз!

Лужковская Москва становится «городом контрастов» - иноэлитный Центр и Запад противостоят «Бруклинам» и «Гарлемам» на Востоке и Юго-

Востоке и за Кольцевой дорогой, куда выдавливается простой народ. «Третий Рим» превращается в Вавилон блудницы.

2.5. Ложь современных строителей.

Военно-промышленный комплекс был нашей национальной гордостью. Строительный комплекс был и остается нашим национальным позором. Не случайно именно из последнего происходят и Ельцин, и подавляющее большинство приближенных Лужкова. Образ жизни строительной номенклатуры – это глобальные проекты и пропагандистская ложь вокруг них. Даже когда профессиональные строители-урбанисты ("прогрессивная" интеллигенция, обслуживающая интересы строительного комплекса) возражают дезурбанистам (национально мыслящим интеллектуалам, сторонникам традиционного образа жизни), то эти возражения, как правило, лживы.

Ложь первая: высокая производительность труда, высокая скорость строительства и дешевизна многоэтажных многоквартирных домов, возводимых индустриальными методами. Якобы только индустриальные методы дают возможность быстро, небольшим количеством рук создать столь необходимое жилье.

Семиэтажные кирпичные дома в предреволюционной России возводились вручную за два строительных сезона, а железобетонный дом длиной в квартал напротив Данилова монастыря в Москве отроили лет пятнадцать. То есть, скорость строительства не возросла. Просто рабочих мало стало на площадке, но много на заводе ЖБИ. Потеряли работу каменщики и плотники высокой квалификации, зато образовалось множество мест для разнорабочих и конторских служащих.

Кстати, демократия всегда была властью людей квалифицированных и зажиточных. Мастер, живущий в своем доме, - вполне естественный гражданин, патриот своей страны, защитник традиционного образа жизни. А чернорабочий-алкоголик из 16-этажного барака - лишь элемент массы, голосующей по приказу начальства.

Когда говорят о решении "жилищного вопроса", надо вспомнить как быстро - всего за год - отстраивались старые русские города и села после больших пожаров. Правда, дома там были не из бетона, штукатурки и краски, а из дерева. Три мужика всегда могли срубить большую избу за один сезон. Леса в России всегда хватало, так что весь "жилищный вопрос" в масштабах страны мог быть решен за пару лет. Надо также вспомнить, что здоровее всего жить в деревянных постройках, а вреднее всего - в железобетоне и пластмассе.

У нас могло бы вообще не быть коммуналок. Ведь собственные дома с участками не дороже бараков даже с некомнатным заселением - тем более, что при увеличении семьи дом можно расширять и благоустраивать постепенно, по мере надобности. Собственный дом воспитывает самостоятельность, готовность улучшать свою жизнь собственными руками,

а казенное жилье - от койки в общежитии до квартире в многоэтажке - распространяет иждивенчество: встань на очередь и жди, когда "дадут". Ведь до сих пор покупка квартиры доступна лишь малочисленному "верхнему среднему классу".

Дата добавления: 2015-08-05