|
Я часто вспоминал его письма к брату Тео.
Некоторые строки до сих пор стоят у меня перед глазами:
«Но тут дело главным образом в ветре и неблагоприятных условиях – не будь мистраля, не будь таких пагубных обстоятельств, как улетучившаяся молодость и моя сравнительно бедная жизнь, я бы, пожалуй, сделал больше».
«Рисую и пишу с таким же рвением, с каким марселец уплетает свою буйабесс, что, разумеется, тебя не удивит – я ведь пишу большие подсолнечники».
«Мне хочется писать так, чтобы все было ясно видно каждому, кто не лишен глаза».
«Одна из декораций с подсолнечниками на фоне королевской синей украшена "ореолами", то есть каждый предмет окружен полосой цвета, являющегося дополнительным к тому, который служит фоном для предмета».
«Что касается пуантилизма, "ореолов" и всего прочего, то я считаю это настоящим открытием».
«И все-таки жизнь чертовски коротка, особенно тот ее период, когда человек чувствует себя настолько сильным, чтобы идти на любой риск».
«Одни большие подсолнухи – ничего больше».
Встреча с подсолнухами произошла внезапно.
Как озарение, как вдохновение, как откровение. Так неведомый мир робко протягивает свои руки навстречу тебе – идущему.
И ведь, казалось бы, все известно: сколько перечитано, сколько всего передумано. А в один момент понимаешь, что ничего-то ты про жизнь не знал. Притворялся, воображал себе, что знаешь, – а на самом деле, все было только сном: сладким, вымышленным сном.
Большая часть жизни проходит в полудремотном или дремотном состоянии.
И хорошо знаешь про себя, что не бодрствуешь в настоящий момент, а спишь. Одним глазком смотришь на жизнь, а другим видишь полуреальные сны.
И вся-то жизнь – не сон ли?
Случайно оказался в Лондоне, кажется, в командировке. Бродил по историческим местам. Весь город – один огромный музей! Создается впечатление, будто каждый дом, каждый камень на мостовой впитал в себя ароматы прошлых веков. Город, который помнит прошлое лучше любой истории, лучше любого историка.
У истории нет памяти. Она в людях, в камнях, в книгах, в картинах. Убери их – и останется только пустота.
Как-то так совпало, что именно в тот период я был особенно одинок и, опустошенный, гулял по Лондону. Так случилось. Один период жизни сменял другой. Прошлое – понятное и опостылевшее – хотелось забыть, но еще не получалось; настоящее же представлялось какой-то сказкой. А вот будущее виделось в тумане. Новый период жизни на то и новый, что ничего, кроме туманных горизонтов, он тебе не сулит.
Маленький парусник сорвался, наконец, с якоря и вышел в открытое море. Там будет все – буря и штиль, радости и потери. Но лучше плыть в пучине, чем гнить в штиле.
Лондонская национальная галерея. Небольшой холст 93 на 73 см, написанный маслом. Внизу краткая надпись: Арль, август 1888. А под картиной табличка: Ваза с пятнадцатью подсолнухами.
И сразу все прояснилось. Солнце вышло из-за декораций тьмы, и на душе просветлело.
И как здорово, что их ровно пятнадцать – нечетное число. Если бы их было четырнадцать или шестнадцать, то можно было бы смело удавиться, ибо ничто не вгоняет человека в депрессию так, как четные числа, убивающие своей законченностью и определенностью. А их ровно пятнадцать – и значит, все будет хорошо.
И как молнией прошло по телу электричество. Вот оно – подлинное, настоящее, совершенное! Вот именно этих подсолнухов-то и недоставало для понимания чего-то главного, но, в то же время, сокрытого в толще непознанного: темного и неясного.
А вот они есть – и все понятно.
Жить нужно так, как живут они – вот эти подсолнухи. Даже умирая в вазе, быстро теряя свой цвет и форму, они радуются жизни до последнего мгновения. Живые, они до самого своего конца остаются живыми.
Нет, и не может быть никаких проблем – мы все себе надумываем – есть только радость жизни. И когда мы забываем о ней, мы погружаемся во тьму мрачных размышлений. Мы сами загоняем себя в тупик.
Природа сотворена ясно и совершенно. Она открыта человеку – живи и радуйся! Ведь день твой краток, как у них: так проживи кратко, но счастливо этот день! Отдавайся жизни на полную, не ломай голову над завтрашним днем – ведь он тебе еще не принадлежит. Жизнь не головоломка и не лабиринт, но воздух, эфир и солнце – и только. Каждый день, который приходит к человеку, есть только повторяющийся подарок, с дарителя которого мы не знакомы.
И подсолнухи это знают. Они смотрят на тебя и своей улыбкой только об этом и вторят, пытаясь достучаться до тебя. А ты закрыт, закупорен, застегнут на все пуговки неестества.
Ты – хороший, добрый, но глухой. Хотя бы к подсолнечникам.
И как я мог на столько лет о них забыть! Ведь в ранней юности я грезил ими. О, как я тогда понимал их: мы говорили на одном языке, и их язык был моим языком. Раньше мне казалось, что я слышу, о чем поют птицы, о чем шепчутся деревья. Мир природы был моим миром, и я был частью этой вселенной. Часами я проводил на природе, и меня становилось много – и все казалось безграничным.
Но потом это все куда-то улетучилось, испарилось. Я стал уставать и перестал различать звуки природы. В ушах остался только общий гул транспорта, людей, спешки, скорости.
И вот снова эта встреча.
Я вдруг вспомнил, как однажды летом, отдыхая в деревне у бабушки, мы шли с матерью к речке. Пройдя редкой просекой, мы вышли в поле. А оно все, как в сказке, было из подсолнухов. Я был тогда еще совсем маленьким – лет шести или семи. Поле подсолнухов показалось мне океаном красоты. Океаном подсолнухов!
Увидев это, я оробел, открыл рот от восхищения. Никогда я еще не видел такой концентрации красоты в одном месте. И сколько красок! Казалось, что мир сочится от изобилия желтого, зеленого, голубого.
И как просто и, вместе с тем, неповторимо!
Мать посмотрела на меня и, прочитав мои сокровенные мысли, сказала: «Беги к ним!».
И я побежал сквозь поле, широко раскинув руки. Что-то такое кричал во все горло. Радость жизни переполняла меня до краев – хотелось пролить ее через край. И она переливалась. А я все кричал и бежал по полю, прорываясь через гряду подсолнечников. И все подсолнечники улыбались мне. Мне хотелось, как можно точнее запечатлеть в своей памяти эту картинку, запомнить каждую черточку, каждую линию, каждый изгиб. Так глубоко пропитаться совершенством и красотой, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь!
Я хотел, чтобы лето никогда не кончалось, чтобы родители были молоды и никогда не умерли, чтобы жизнь была всегда такой же прекрасной, как сейчас – в это мгновение. Чтобы всегда были подсолнухи!
Но много минуло лет с тех пор, многое позабыто.
Нетленными остались только эти пятнадцать подсолнухов, улыбающихся мне моею же памятью. Подсолнухи Ван Гога, подсолнухи моего детства.
И теперь уже они говорят мне: «Беги!».
И я продолжаю бежать.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 87 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
СМЕРТЬ ХОМЯЧКА | | | Законодательно-нормативное обеспечении торгов |