Заходит солнце

– Неужели нет никакой надежды? – умоляюще спрашивала доктора мать.

– Ведь должны же быть какие-то препараты, скажите, доктор? Вы же знаете, материальная сторона вопроса не имеет значения.

– Видите ли, в чем дело, – вежливо начал доктор. – Заболевание вашего сына настолько редкое, что практически не описано в литературе. Этиология попросту неизвестна до сих пор, – выждав небольшую паузу, он продолжил. – Первый такой случай, если мне не изменяет память, был зафиксирован в Канаде в 1967 году. Тогда одиннадцатилетний мальчик умер с признаками старческой атрофии. Вашему же сыну на данный момент по календарному времени девять.

– Так что же, по-вашему, ему осталось жить всего два года? – перебила мать.

– Не знаю. Всего таких случаев насчитывается в мире с несколько десятков. Но далеко не все описаны, поэтому мы не можем с уверенностью что-то утверждать.

– Что-то же можно сделать? – устало спросила она.

– Мы делаем все, что в наших силах. Поймите меня правильно, я ведь не Бог, – негромко ответил он.

– Да, спасибо, доктор. Простите, если я вас утомляю, – извиняясь, говорила она.

– Ну что вы! В некотором смысле для меня такой случай – вызов. И не только мне лично как врачу, но всей медицине. Попытаться всеми силами решить столь трудную загадку, которую нам всем подбросила природа, – для меня дело чести, – величественно проговорил он.

– А скажите еще, сколько ему сейчас по возрасту реальных лет? – спросила она.

– Биологический его возраст сейчас соответствует временному интервалу от 65 до 75, условно говоря, конечно: ну там, облитерация сосудов, алопеция, сморщеность кожных покровов и т.д.

Она прикрыла лицо руками и всхлипнула, пытаясь не разрыдаться.

– Ну что вы, держите себя в руках, надежда еще есть, – успокаивал доктор, положив ей руку на плечо.

– Всего девять лет, – всхлипывала мать. – Ведь только еще вчера родился, а уже дряхлый старик. Разве это справедливо, доктор?

– Что я могу сказать: пути господни неисповедимы. Есть много такого, что мы не в состоянии даже помыслить, – ответил доктор. – Вы еще молоды, стоит подумать о втором ребенке.

– Ведь у нас все есть, ни в чем не нуждаемся. За что такое наказание? – продолжала, всхлипывая, мать.

– Успокойтесь. Будем надеяться! – говорил ей доктор.

– А скажите, – снова спросила она, вытирая слезы платком, – а что он чувствует? Сам-то он понимает, что с ним происходит? Ведь так быстро стареет. За год он состарился на двадцать лет? Каково ему такое выносить? – вопрошала мать.

– Сейчас его нужно максимально окружить заботой и вниманием. И не давайте ему смотреться в зеркало, чтобы он не страдал, – посоветовал доктор.

Они шли вдвоем по террасе вдоль моря. Вскрикивали чайки, солнце склонялось к горизонту. На небе не было ни облачка, что обещало такой же ясный и жаркий день и завтра.

Вот уже второй месяц заканчивался, как она привезла своего сына к морю. Доктор прилетал каждую неделю и привозил все новые и новые лекарства, однако результата не было: мальчик продолжал стремительно стареть. Больше всего она боялась того, что однажды он умрет, она не была готова к его преждевременной смерти.

Ей было всего только тридцать лет, ребенка она родила довольно рано - в двадцать один, но так захотел муж, ему непременно нужен был наследник, тем более что к тому времени уже было что наследовать. Дела его пошли в гору, и вскоре он стал миллионером. Еще не высохли слезы по мужу, которого так предательски расстреляли в своей же собственной машине, рухнула его финансовая империя, и она осталась одна. Пока она носила траур, внезапно стал стареть ее единственный сын, на которого она возлагала все надежды. Она купила специально для него кусок береговой полосы, построила несколько роскошных домов, окружила специалистами мирового класса, но все было бесполезно. Мир ускользал из-под ног.

Она возвращалась к нему после разговора с доктором в расстроенных чувствах, но сейчас настраивала себя на лучшее, чтобы не потревожить покоя сына. Он же завидел ее еще издали: она шла к нему пешком по еле уловимой кромке между песком и морем, держа в руках туфли. Сидя на балконе в кресле из красного дерева, укутанный в плед, он смотрел, как остывало солнце, медленно окунаясь в воды горизонта: еще чуть-чуть и оно навсегда исчезнет с лица земли. Как это поразительно! Солнце встает и заходит каждый день, и мы привыкаем к этому процессу как естественному порядку вещей. Но на самом деле, мы ведь не знаем, что завтра оно снова взойдет. Когда мы засыпаем ночью, то не знаем наверняка, что завтра непременно проснемся и снова его увидим. Каждый из нас живет по привычке. Мы привыкаем к круговороту времен, не замечая, что, в сущности, все это – чудо. И то, что каждый день восходит солнце – большое счастье, каждый раз неповторимое. Такие мысли стали появляться у него совсем недавно. Скоро был день его рождения.

Он – глубокий старик, с дряхлой кожей и морщинами, которому через два месяца должно исполниться десять лет. Как он хотел бы покупаться в море: опуститься на дно с маской, поискать ракушки или заняться дайвингом. Вот оно море: только руку протяни – манящее и кажущееся доступным. Врачи не разрешали ему никаких резких движений, кроме ежедневных занятий с инструктором. Сейчас он болеет – ему пока нельзя, но, если он будет слушаться и выполнит все то, что ему предписано, то, возможно вскоре, ему будет многое можно. Знать бы только, когда наступит это скоро?!

Как прекрасна эта женщина – моя мать – молодая и свежая, вся пышущая жизнью и энергией. Она создана для любви и счастья, но именно ни любви, ни счастья у нее нет. В ее жизни почти все сбылось, о чем она мечтала: благосостояние, свобода, независимость. Любая ее прихоть может быть выполнена в секунду, а любви не имеет, как ни старается. Я – еще одно ее препятствие; неприятное напоминание о грехах ее молодости. Она любит меня, но больше всего она любит свое представление о любви и счастье, которое я как раз и нарушаю. Я – недоразумение в ее представлении о мире, и когда я умру, ей придется все начинать сначала.

Ей уже тридцать лет – а это дико много, ведь мне всего десять, а я уже вон какой старый! Странно, что я такой. Мои сверстники выглядят совсем иначе: они похожи на детей, а я ни на кого не похож. Как говорит мама, я уникальный. Но, к слову сказать, это не я уникальный, а моя болезнь. Как-то я подслушал разговор мамы с доктором и тот что-то говорил о заболевании со странным названием прогерия. Человек стареет раньше своего возраста, как я, например. Еще он говорил, что людей с таким заболеванием на всей земле можно по пальцам посчитать. Представляете, по пальцам! Меня даже фотографировали для какой-то энциклопедии и снимали фильм ВВС. Может быть, я даже еще успею его посмотреть. Вот здорово! Если бы в моей старой школе узнали – они бы точно обомлели! Но последние два года я почти ни с кем не вижусь – только переписываюсь.

Мама часто плачет насчет того, что я так молод, но скоро умру, а я совсем не расстраиваюсь. У меня в жизни, в принципе, тоже все сбылось. Во-первых, у меня у одного из первых появился самый крутой компьютер, и я постоянно его обновляю, во-вторых, я уже трижды прошел «Doom 2», в-третьих, я все-таки осилил от начала и до конца всю Библию. Столько лет все откладывал, но потом сказал себе, что если не прочту эту книгу от корки до корки, то перестану себя уважать, ведь это книга книг, а значит, прочитав ее, можно практически ничего не читать: ведь все книги, в конце концов, повторяют то, что написано в ней. Так сказал мне один священник, которого мама ко мне иногда приводила.

Должен сказать, что Библия очень сильная книга. Быть похожим на Христа – моя мечта, только вот не могу до конца понять: неужели нужно обязательно умереть за людей? Почему нельзя просто жить и радовать их? Нести в мир свет так, как умеешь и жить долго-долго, если повезет, ведь все в руках Бога, как я понимаю. Я с семи лет хотел, даже не знаю, как и сказать, в общем, моя мечта – заниматься генной инженерией. Не знаю почему, но мне это очень интересно. Я бы хотел в будущем провести такое исследование, результатом которого стал бы новый человек. Совсем не страшно, что он из пробирки, искусственный; он будет совсем другим, нежели мы. Там не будет всяких случайностей и генетических заболеваниях, о которых родители даже не подозревают. Если бы я был генетиком, я бы обязательно нашел способ помогать людям, ведь в мире, оказывается, столько больных людей: и все они страдают, но никто не может им помочь. Вчера я до ночи смотрел разные сайты в Интернете и впервые для себя открыл, что я в своей странной болезни вовсе не одинок – есть тысячи, которым во сто крат хуже, взять хотя бы Африку – там ежегодно умирает до 200 миллионов людей, а мы даже не знаем об этом. Так что на свой счет я спокоен.

Ведь с другой стороны, если бы я и стал в будущем генетиком, никто не знает, было бы это хорошо или нет. Бог создает людей такими, какие они есть, а люди хотят все время себя как-то изменить в лучшую сторону. Что если бы мне и в правду удалось создать нового человека? Ведь тогда кто бы я был? Ведь уже не человек, а сам стал бы Богом, который только один и может творить людей. А ведь я хочу быть именно генетиком, и не кем другим, и значит Бог, рано или поздно, стал бы моим конкурентом. Вот это была бы игра?! Представляю себе: я и Бог схлестнулись над пробиркой, и он бы замер в ожидании моих опытов. Жанна – эта красивая дурочка со вздернутым носиком, уж конечно, тогда бы одарила своим вниманием меня, а не Володьку. Но, впрочем, как давно это было – мы были совсем дети по семь лет от силы.

В последнее время я сильно изменился, особенно после того, как болезнь стала прогрессировать. Честно говоря, у меня на душе такая пустота. Вот мама убивается, а зря. Что еще в жизни есть такое, чего бы я не видел? Каждый живет так, как ему хочется: счастливо или нет, – а все вместе, человечеством мы, похоже, катимся к чертовой матери. Я прожил такую долгую жизнь, что если вдуматься: я был маленьким ребенком, потом взрослым мальчиком, теперь я почти что совсем взрослый, а уже изрядно пресытился. Ну, стану генетиком, или там богатеньким оболтусом, что, впрочем, тоже весьма возможно, буду таскаться по барам, крутить романы – любить вряд ли буду – я никого не люблю, кроме собаки Дака. Жанна меня однажды уже предала, когда без моего ведома пошла в кино с Володькой, и даже ела с ним мороженное, а может, даже и целовалась с ним. После этого к женщинам я отношусь крайне презрительно. Наверное, увлекался бы автомобилями – мне нравятся спортивные модели Феррари, купил бы их несколько штук. А что дальше? Может быть, даже стал бы употреблять наркотики, – я ведь так зависим от окружающих. Зачем мне все это, уж лучше уйти сейчас, когда нет никаких соблазнов жить.

Впрочем, вру: один соблазн еще остался. Страстно хочу испытать на себе серфинг, может быть как-нибудь украдкой от мамы мне это и удастся. Представляю себе как это здорово!

Вот она приближается ко мне, и будет делать вид, что ничего не случилось, хотя перед этим рыдала: глаза вон как распухли! А я должен делать вид, что у меня тоже все хорошо: я отлично поел, занимался компьютером не больше часа, у телевизора почти совсем не сидел, ибо там абсолютно нечего смотреть для подростка и совсем не ел конфет.

Она думает, что раз все безнадежно, значит, меня надо обязательно утешать, а я и сам давно знаю, что все безнадежно. Только меня это не расстраивает: была бы моя воля, давно бы уже умер. Надоело видеть ваши скандалы с отцом. Его не стало, так теперь все внимание мне – а раньше где вы были, когда я вас звал? Теперь-то каждый может, особенно когда, ребенок болен.

Она думает, что я боюсь смерти. А я не боюсь, потому что точно знаю, что скоро умру. Я давно уже сам себе неприятен и хочу умереть. Это ей надо бояться: ей еще мужа нового искать, потом рожать нового ребенка, чтобы было все как у всех – хорошо и счастливо, как на обложке журналов. Скука!

Ладно, так и быть, сыграю для нее роль благодарного сына, ведь она все равно не в состоянии понять, что все закономерно и неизбежно: куда там – женщина!

И он откинулся на спинку кресла и прикрыл трагически рукой глаза. А сам в то же время краем глаза смотрел, как отлетал еще один день, и солнце все глубже погружалось за линию горизонта, озаряя его рубиновым отливом. Он представлял себе, как он – молодой и красивый серфингист, фланирует вдоль волн, нещадно рассекая их, а они повинуются ему. Он скользит по гладкой поверхности моря вдаль, пытаясь настигнуть солнце. Но солнце ускользает от него, и он снова скользит ему вдогонку. Его мышцы не чувствуют усталости, он бодр и активен. Сейчас он мог бы побороться с самим Богом, если бы тот вздумал посоревноваться с ним в серфинге. И он обязательно обставил бы его.

Дата добавления: 2015-07-26