Современные отечественные теории этногенеза

Проблемы этноса, этногенеза являются в науке наиболее сложными. Попытки решить их предпринимались как в нашей стране, так и за рубежом. Но не одно из выдвинутых теоретических построений, раскрывающих суть этногенеза, не нашло признания большинством ученых и мыслящей частью человечества.

В советское время сформировался историко-материалистический подход к этнографическим исследованиям, наиболее ярко выраженная Ю.В.Бромлея, С.А.Токарева и др. Здесь речь идет об общетеоретических проблемах, а не о конкретике этнографии, в которой советские ученые достигли значительных успехов и создали интересные с практической точки зрения труды о народах нашей Родины, а также зарубежных стран.

Ю.В.Бромлей считал этнос социальной общностью людей. Такого же мнения придерживались многие наши ученые-обществоведы. «В этнографической науке, – писал С.А.Токарев, – уже давно установился взгляд, что этнические общности, то есть попросту народы, отличаются друг от друга не по одному какому-нибудь признаку, а по совокупности нескольких признаков: язык, территория, общее происхождение, экономические связи, политическое объединение, культурные особенности, религия и прочее». Начав свою статью с приведенного определения, С.А.Токарев по сути дела заканчивает ее почти теми же словами: «Итак, этническая общность есть такая общность людей, которая может быть основана на разных видах социальных связей – общности происхождения, языка, территории, государственной принадлежности, экономических связей, культурного уклада, религии. Исторически обусловленное соотношение между этими видами связи порождает этническое самосознание, посредством которого субъективно определяется в наше время этническая принадлежность того или иного лица, той или иной социальной группы».

Взгляд на этнос как на социальную общность людей и только вполне укладывался в рамки исторического материализма и не противоречил тем высказываниям, которые оставили В.И.Ленин и И.В.Сталин. Необходимы были достижения науки XX в., чтобы подойти к решению этой важнейшей проблемы исторической науки. Л.Н.Гумилев (1912-1992), который отдал всю свою жизнь и огромный талант исследователя «этнологии – науке, заполняющей трещину между историей и естествознанием», подошел к этой проблеме с неожиданной стороны. Если до него ученые рассматривали этнос как социальное явление, то он указал на его природное происхождение.

Этнос – саморазвивающаяся динамическая система, в которой определяющую роль играют внутренние связи. Так как этнос феномен биосферы, то он связан с географической средой – ландшафтом. Хотя в работе «География этноса в исторический период» Л.Н.Гумилев предлагает считать этнос «явлением географическим», пожалуй, более верным является другое его суждение: «... Этнос - это явление, не сводимое ни к социологическому, ни к биологическому, ни к географическому явлениям». Этносы, или этнические целостности, как системы образуют внутренние связи между различными элементами, входящими в них - между людьми, людей с элементами ландшафта, между культурными традициями и соседями. Когда эти связи разрушаются, этнос перестает существовать, а люди, его составляющие, растворяются среди других этносов.

Внутренние связи этноса создают его структуру, которая неповторима, что и определяет оригинальный стереотип поведения данного народа. Феномен этноса, по Л.Н.Гумилеву, «это и есть поведение особей, его составляющих». Поведение их, в конце концов, определяется кормящим этнос ландшафтом. Насколько разнообразны на Земле ландшафты, настолько разнообразны и этносы, ее населяющие. Именно характер поведения определяет этническую принадлежность человека. Если в начальный период существования этноса формирующими стереотип поведения параметрами на первый план выступают географическая среда – ландшафт и биологические факторы – наследственность признаков, то в последующих фазах этногенеза значительное влияние на поступки и взаимосвязи людей оказывает психологический склад, точнее – культура.

Этносы являются биофизическими реальностями, всегда облеченными в ту или иную социальную систему, то есть они находятся на границе биосферы и социосферы как специфическая форма существования вида Homo sapiens.

Хотя этносы – коллективы людей, но объединиться в этносы нельзя так, как это происходит на социальном уровне, когда люди образуют государства, социальные группы, политические партии, общественные и религиозные общества и организации. Национальная принадлежность на индивидуальном уровне определяется мироощущением, присущим только данному этносу.

Этнос – не зоологическая популяция, а системное явление, свойственное только человеку и проявляющее себя через социальные формы, в каждом случае оригинальные, ибо хозяйство страны всегда связано с кормящим ландшафтом, уровнем развития техники и характером производственных отношений. Ни язык, ни культура, ни общность происхождения, ни вероисповедание не могут служить общим признаком, отличающим этносы друг от друга, то есть их сущностью, а только могут быть свойствами, их характеризующими.

Этногенез – природный процесс, протекающий в биосфере, но обнаруживаемый лишь в социальной форме движения материи. Кроме того, этногенез – инерционный процесс. Энергия, полученная в начальный период образования этнической системы расходуется вследствие сопротивления среды, к которой относится ландшафт и окружающие этносы. Таким образом, первоначально полученный этносом заряд энергии постепенно затухает, что приводит его в равновесное состояние с природой и другими народами, если последние не проявляют по отношению к нему агрессивности.

Новый этнос возникает только при сочетании двух и более этнических субстратов, двух и более культур на границе двух и более ландшафтов. Однако для возникновения нового этноса только этих условий недостаточно. Еще должен быть заряд, цементирующий этнические субстраты в новую этническую систему. Такой заряд новое этническое образование получает из космоса в виде излучения. Галактические космические лучи – это потоки быстрых заряженных частиц (протонов, ядер различных элементов, электронов). Их отличительной чертой является огромная энергия, которой они обладают.

Согласно учению Л.Н. Гумилева, системные связи в этносе, а вместе с ними и единство этноса поддерживаются геохимической энергией живого вещества биосферы. Каждый этнос устанавливает своеобразные отношения с окружающей средой. Адаптируемость к ландшафту - вот основная причина этнического многообразия. Она достигается не только за счет морфологических или физиологических изменений, но и благодаря выработке оригинальных стереотипов поведения, передающихся по наследству через механизм сигнальной наследственности. Стереотип поведения этноса имеет сложную структуру, особенно выразительно стереотипы проявляются в экстремальных ситуациях.

Структура этноса сложна. Л.Н. Гумилевым выделено четыре уровня соподчиненности этнических систем: суперэтносы, этносы, субэтносы, консорции и конвиксии. Самым высшим и крупным звеном этнической иерархии являются суперэтносы - этнические системы, состоящие из нескольких этносов, возникших, как правило, одновременно. Суперэтносы не способны к дивергенции, то есть к делению на нескольких субэтносов, существующих в форме этнографических групп, сословий, конфессиональных общин и т.д. Субэтносы слагаются из элементов более низкого уровня - консорций и конвиксий. Консорции - это небольшие группы людей, объединенных одной целью, исторической судьбой. К консорциям относятся кружки, артели, секты и т.д. Если они не распадаются быстро, сохраняются на протяжении жизни нескольких поколений, то превращаются в конвиксии, то есть в группы людей с однохарактерным бытом и семейными связями.

Этносы не живут вечно, время их жизни ограничено сроком 1200 - 1500 лет, причем все народы проживают одинаковые фазы исторического развития: подъем, акматическую, фазу надлома, инерционную и фазу обскурации. (см. рис.1). Каждый этнос имеет свой возраст, отсчитываемый от момента начала его этнической истории.

Новые этносы рождаются на границах ландшафтных регионов, в зоне интенсивных этнических контактов. Но универсальные признаки появления нового этноса иные. Л.Н. Гумилев и К.П. Иванов выявили восемь характерных признаков рождения нового этноса:

1. Появление сверхактивных людей (пассионариев) в статистически значимых количествах в ареале этногенеза;

2. Смена этнического стереотипа поведения в ареале;

3. Территориальное расширение новорожденных этносов из первоначального ареала (миграционная активность);

4. Демографический взрыв в ареале этногенеза;

5. Жесткая регламентация поведения членов новорожденного этноса, контроль брачных отношений, охрана кормящего ландшафта;

6. Повышенная активность во всех сферах жизнедеятельности: политической, военной, административной, культурной, религиозной;

7. Рост числа подсистем этноса (субэтносов), внутриэтническое деление стереотипа поведения с появлением его субэтнических вариантов;

8. Одновременность и пространственная непрерывность отмеченных признаков по всей полосе зоны этногенеза у этносов-ровесников.

Единственной гипотезой, непротиворечиво объясняющей феномен этногенеза, является смелое предположение о том, что резкие изменения стереотипа поведения вызываются массовыми мутациями – пассионарными толчками.

Л.Н.Гумилев, опираясь на учение В.И.Вернадского (1863-1945) о биохимической энергии живого вещества биосферы, объясняет возникновение нового этноса появлением множества энергичных людей (пассионариев), импульс космического излучения, у которых преломляется в активизации их психических процессов. Они сплачивают этнос, ведут его на утверждение своей роли среди окружающих народов, расширяют ареал своего существования, захватывая земли слабых соседей, наиболее активно осваивая природные богатства своей родины, создают благоприятные условия жизни для своих потомков. Однако этнос как закрытая система имеет строго определенное количество энергии, полученное им из космических глубин, которая растрачивается при его адаптации к природе, создании культуры и в борьбе с соседями. В конце концов, в этнической системе остается столько энергии, сколько ей необходимо для равновесного соотношения с ландшафтом. Такой этнос на подвиги уже не способен и как реликт может существовать очень долго, если не подвергается агрессии извне.

Этносы как явления природы возникают вследствие пассионарных толчков – мутаций. Этногенез – процесс энергетический, проявляющийся в работе, а пассионарность – эффект энергии, которая приводит его в движение. Это и есть общее, что свойственно происхождению и развитию любого этноса, то есть «фактор икс» (как писал Л.Н.Гумилев), раскрыв содержание которого, мы уясним себе механизм развития этногенеза, в общем, и для каждого отдельного случая в частности.

Когда происходит пассионарный толчок или взрыв этногенеза, этнос получает энергии больше, чем ему необходимо для поддержания своего равновесия с ландшафтом. В регионах, подвергшихся пассионарному толчку (микромутации), много людей, охваченных страстью, активизируют деятельность своего этноса. Таких людей Л.Н.Гумилев называет пассионариями, а активность, свойственную отдельным людям и целым этносам, пассионарностью. Этнос в определенные фазы своего развития характеризуется уровнем пассионарного напряжения, или просто пассионарным напряжением, то есть количеством пассионарности в этнической системе, отнесенным к числу людей, входящих в нее. То, что пассионарность имеет физическую основу, позволяет отразить изменения пассионарного напряжения этической системы в графике. Но для этого необходимо знать частоту событий этнической истории данного этноса, то есть работу выполняемую им.

Термин «пассионарность» происходит от латинского слова «passio». В латинском языке «passio» – это претерпевание, страдание, и даже страдательность, но также страсть, аффект. Однокоренные слова в европейских языках различаются смысловыми оттенками. Итальянцы применяют «passione» еще и для выражения страстной любви. Французы и румыны также используют термины «passion» и «passione» для характеристики, главным образом, чувственных пристрастий. «Passionant» по-румынски – это человек, способный увлечь, привести в восторг. Англичане привнесли в понимание пассионарности новый смысл: для них «passion» – это еще и вспышка гнева, взрыв чувств. У поляков это – ярость, бешенство. А для северян – голландцев, немцев, шведов, датчан, «passion» – просто увлечение.

Что касается русского, то латинскому «passio» лучше всего соответствует слово «страсть». Из словаря В.И. Даля узнаем, что «страсть» – это: 1) страданье, муки, маета, мученье, телесная боль, душевная скорбь, тоска, а также подвиг, сознательное принятие на себя тяготы, мученичества; 2) страх, испуг, ужас, боязнь; 3) бездна, пропасть, тьма, множество, сила; 4) душевный порыв к чему-то, нравственная жажда, алчба, безотчетное влечение, необузданное, неразумное хотение. В современном русском языке слово «страсть» имеет уже иные значения. Так, в толковом словаре С.И. Ожегова оно трактуется следующим образом: 1) сильная любовь, сильное чувственное влечение; 2) сильно выраженное чувство, воодушевленность; 3) крайнее увлечение, пристрастие к чему-нибудь; кроме того, сохраняется значение «страх, ужас». То есть наблюдается редукция, упрощение содержания понятия «страсть». И это не случайно. Ведь за последние 150 лет религиозность русских людей умалилась, а пассионарность народа значительно снизилась. Что и нашло отражение в русском языке.

Старинное русское «страсть» достаточно точно соответствует латинскому «passio». Тогда термину «пассионарий» вполне могут соответствовать эпитеты: «энтузиаст», «фанатик», «страстотерпец».

В психологическом словаре «страсть» определяется как сильное, стойкое, всеохватывающее чувство, доминирующее над другими побуждениями человека и приводящее к сосредоточению на предмете страсти. Основным признаком страсти является ее действенность, слияние волевых и эмоциональных моментов. Крайняя степень развития страсти – фанатизм. «Пассионарии» Л.Н. Гумилева – охваченные страстью фанатики.

Не все особи этноса, подвергшегося микромутации, обладают пассионарностью. Пассионарии, которые могут быть как руководителями, так и простыми исполнителями, воздействуют на свое окружение посредством пассионарной индукции. Творческий настрой энергичных и активных людей передается другим, которые зажигаются стремлением совершить то, к чему их призывают и ведут первые. Пассионарная индукция выступает одним из факторов, сплачивающих этнос в единое целое и, по Л.Н.Гумилеву, передается через этническое поле. Пассионарность отдельного человека не зависит от его способностей. Он может занимать любое общественное положение в зависимости от своих способностей и происхождения.

Пассионарии и субпассионарии. Пассионарность связана с наличием у некоторых индивидов непоборимого внутреннего стремления к целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения, общественного или природного, причем достижение намеченной цели, часто иллюзорной или губительной для самого субъекта, представляется ему ценнее даже собственной жизни. Такое, безусловно, редкое встречающееся явление есть отклонение от видовой нормы поведения, потому что этот импульс находится в оппозиции к инстинкту самосохранения и, следовательно, имеет обратный знак. Он может быть связан как с повышенными способностями (талант), так и со средними. Этот признак лежит в основе антиэгоистической этики, где интересы коллектива превалируют над жаждой жизни и заботой о собственном потомстве. Особи, обладающие этим признаком, при благоприятных для себя условиях совершают (и не могут не совершать) поступки, которые, суммируясь, ломают инерцию традиции и инициируют новые этносы.

Пассионарность свойственна почти всем людям. Она может проявляться в самых различных чертах характера, с равной легкостью порождая подвиги и преступления, созидание, благо и зло, но не оставляя места бездействию и спокойному равнодушию. Степени пассионарности различны, но для того чтобы она имела видимые и фиксируемые историей проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, то есть этот признак не только индивидуальный, но и популяционный.

Образы пассионариев: Наполеон, Александр Македонский, Жанна Д`Арк, Протопоп Аввакум и другие.

Пассионарность обладает важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные (а в еще большей степени – импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионарны. Но как только достаточное расстояние отделяет их от пассионариев, они обретают свой природный психоэтнический поведенческий облик. Это явление носит название индукции, то есть воздействия на каждую особь заряда пассионарности другой особи.

Любой этногенез – это более или менее интенсивная утрата пассионарности системой, то есть гибель пассионариев и их генов; особенно это проявляется во время тяжелых войн, ибо пассионарные воины по большей части погибают молодыми, не использовав полностью возможностей по передаче своих качеств потомству.

Пассионарность – это биологический признак, а первоначальный толчок, нарушающий инерцию покоя – это появление поколения, включающего некоторое количество пассионарных особей. Они самим фактом своего существования нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели. Необходимость сопротивляться окружению заставляет их объединиться и действовать согласно. Так возникает первичная консорция (группа людей, объединенных на короткое время одной исторической судьбой), быстро обретающая те или иные социальные формы, подсказанные уровнем общественного развития данной эпохи. Порождаемая пассионарным напряжением активность при благоприятном стечении обстоятельств ставит эту консорцию в более выгодное положение, тогда как разрозненных пассионариев не только в древности либо изгоняли из племен, либо просто избивали.

Как ни велика роль пассионариев в этногенезе, число их в составе этноса всегда ничтожно. Ведь пассионариями в полном смысле слова называются люди, у которых этот импульс сильнее, чем инстинкт самосохранения, как индивидуального, так и видового.

Непассионариев, то есть всю остальную и численно подавляющую часть человечества, Л.Н. Гумилев разделил на две многочисленные группы: людей гармоничных и субпассионариев.

В составе этноса почти всегда присутствует категория лиц с «отрицательной пассионарностью» – субпассионарии. Их поступками управляют импульсы, вектор которых противоположен пассионарному напряжению. Эти особи носят название «бродяги», «бродяги-солдаты» и «вырожденцы». Они не изменяют мир и не сохраняют его, а существуют за его счёт. В силу своей подвижности они часто играют важную роль в судьбах этносов, совершая вместе с пассионариями завоевания и перевороты. Но если пассионарии могут проявить себя без субпассионариев, то те без пассионариев – ничто. Они способны на нищенство или на разбой, жертвой которого становятся носители нулевой пассионарности, то есть основная масса населения. Но в таком случае бродяги обречены: их выслеживают и уничтожают. Однако они появляются в каждом поколении.

Субпассионарность проявляется в неспособности сдерживать инстинктивные вожделения (речь идет о витальных потребностях). Субпассионарии – это люди нетворческие, нетрудоспособные, эмоционально и умственно неполноценные. «Мироощущение субпассионариев не развивается, ибо оно есть равнодушие». Л.Н. Гумилев выделяет две группы субпассионариев: более адаптивную (неспособных регулировать вожделения) и пассивную, близкую к явной патологии (неспособных удовлетворять вожделения). Группа субпассионариев в истории наиболее красочно представлена бродягами и профессиональными солдатами-наемниками. Примеры литературных образов субпассионариев – это беззащитные чеховские интеллигенты и обыватели, босяки из ранних рассказов А.М. Горького.

У подавляющего большинства нормальных особей оба эти импульса уравновешиваются, что создает гармоническую работоспособную, уживчивую, но не сверхактивную. Более того, безудержное сгорание другого человека, немыслимое без пассионарного принесения себя в жертву, таким людям чуждо и антипатично. Это гармоничные особи. Они характеризуются способностью к полноценной адаптации к среде, но не проявляют повышенной целенаправленной активности, свойственной пассионариям. Импульс пассионарности у гармоничных уравновешен инстинктом самосохранения. Люди этого склада – крайне важный элемент, ядро этноса. Они воспроизводят его, умеряют вспышки пассионарности, умножают материальные ценности по уже созданным образцам. Они вполне могут обходиться без пассионариев до тех пор, пока не появится внешний враг. В сущности – это обыкновенные простые люди, интеллектуально полноценные, уживчивые. Идеал такого «гармоничного человека» – господство посредственности. Для гармоничных людей характерно человеколюбие, снисходительное отношение к человеческим слабостям. Патриотизм – жертвенная любовь к традициям далекого прошлого, присущая пассионариям, у гармоничных заменяется «натализмом» – любовью к родной природе. Усредненный образ гармоничного человека – это тихий обыватель, адаптированный к биоценозу ареала.

Люди этого склада – крайне важный элемент в теле этноса. Они воспроизводят его, умеряют вспышки пассионарности, умножают материальные ценности по уже созданным образцам. Они вполне могут обходиться без пассионариев до тех пор, пока не появится внешний враг.

Пассионарность является наследственным признаком, т.е. она генетически детерминирована. Пассионарный генофонд рассеивается по популяции путем случайных половых связей. Число пассионариев ничтожно, но они за счет своей избыточной энергии создают этнические системы.

Пассионарии могут осваивать более широкий спектр социальных ролей, не только благодаря высокой активности взаимодействия с миром. По мнению Л.Н. Гумилева, пассионарии - это люди «длинной воли», то есть волевые, обладающие высокой саморегуляцией деятельности. Поэтому они могут хорошо владеть собой, не проявляя до поры вышеперечисленные качества и не выказывая неудовлетворенность своих потребностей. А пассионарность - это еще и «неудовлетворенность разных степеней».

Пассионарность не делает человека «героем», ведущим «толпу», ибо большинство пассионариев находится в составе «толпы», определяя ее потентность в ту или иную эпоху развития этноса. Известные пассионарии, государи и полководцы, характеризуются исключительной агрессивностью и смелостью. «Это они борются за покорение народов, окружающих их собственный этнос или, наоборот, сражаются против захватчиков». «Усмирить и запугать их очень трудно, подчас легче убить». Именно воинственность пассионарных вождей и пассионарность народа многое предопределяет в мировой истории практически активных, пассионарных этносах женщины и пацифисты, всегда составляющие большинство населения, от реальной власти отчуждаются.

Выдающиеся пассионарии характеризуются прекрасными организаторскими способностями и так называемой пассионарной индукцией (заразительностью, способностью увлечь за собой массы людей непассионарных). Ведь искренность вызывает симпатию, а активность заразительна.

Иногда импульс пассионарности бывает столь силен, что «...пассионарии не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков». «Пассионарии всегда деятельны, но не всегда умны». Итак, интеллектуальные способности не могут служить для диагностики пассионарности.

Л.Н. Гумилев утверждает, что пассионарность имеет шесть градаций.

Высшую степень пассионарности Л.Н. Гумилев обнаруживает у самых самоотверженных людей, у тех, кто может «жертвовать собой и своим потомством, которое либо не рождается, либо находится в полном небрежении ради иллюзорных вожделений: честолюбия, тщеславия, гордости, алчности, ревности, и прочих страстей». Для иллюстрации исследуется мотивация известных исторических деятелей. К пассионариям высшей степени он относит тех выдающихся политических деятелей, которые ради своих страстей готовы пожертвовать всем, даже собой. Это Наполеона Бонапарт, основной мотив поведения которого – жажда деятельности; Александр Македонский, очевидная иррациональность действий которого объясняется крайней степенью выраженности у него честолюбия и гордости; неукротимый Чингисхан; Люций Корнелий Сулла, человек невероятно тщеславный и завистливый; страстно убежденные Ян Гус, Лютер, Кальвин, Саванарола, Иоанн Лейденский и Жанна Д' Арк; неистовый протопоп Аввакум; идущий на крайний риск Ганнибал; «любовник бранной славы» Карл ХII.

Менее пассионарны те, которые во что бы то ни стало (но все же не ценой своей жизни) стремятся к идеалу победы.

Ниже по шкале располагаются пассионарии «меньшего накала». И все они тоже идеалисты. Одни устремлены к успеху, а другие – к идеалу знаний и творчества. Ведь истинный ученый имеет один смыслообразующий мотив деятельности, а искусство, как известно, «требует жертв». Но жертвы эти бескровные: «при невысокой пассионарности и достаточных способностях люди самопроявляются в областях, не связанных с риском: в искусстве, науке, преподавании и технических изобретениях».

Еще ниже пассионарность у ищущих удачу с риском для жизни прагматиков- авантюристов.

Минимальной пассионарностью обладают энергичные люди, которые стремятся обустроить свою жизнь, ничем не рискуя.

Интересно, что отношение к пассионарию, оценка его деятельности, может служить мерой пассионарности самого оценивающего. Для непассионария жизнь любого человека, фанатично одержимого идеей, – бессмысленная, противоестественная трата сил, глупость, болезнь, паранойя. Пассионариев, «персон творческих и патриотичных» все остальные, непассионарные люди называют «фанатиками». Сами же пассионарии характеризуются «суровостью и к себе, и к соседям». Их уважительное отношение к другим пассионариям (даже к врагам) может сочетаться с пренебрежением к непассионариям, которые воспринимаются как «младшие братья», толпа, чернь, неполноценные.

Пассионарность является величиной векторной. Этот вектор имеет противоположное направление по отношению к вектору инстинкта самосохранения, индивидуального и видового.

Образы пассионариев. Наполеон. Поручик артиллерии Наполеон Бонапарт в молодости был беден и мечтал о карьере. Благодаря личным связям с Огюстеном Робеспьером он был произведен в капитаны, после чего взял Тулон, и став в результате этого генералом, в октябре 1785 года подавил мятеж роялистов в Париже. Карьера его была сделана, но богатства она ему не принесла, равно как и брак с красавицей Жозефиной Богарне. Однако уже итальянская кампания сделала Бонапарта богачом. Но что-то потянуло его в Египет, а потом толкнуло на стремительный риск 18-го брюмера. Что? Властолюбие. Но вскоре он становится императором французов и хочет больше. Он принял на себя непомерную тяжесть войн, дипломатии, законодательной работы и даже предприятиями, которые не диктовались истинными интересами французской буржуазии, вроде испанской войны и похода на Москву.

Наполеон всякий раз по-разному объяснял мотивы своих поступков, но действительным источником их была неуемная жажда деятельности, не оставившая его даже на острове Святой Елены, где он написал свои мемуары. Для современников стимул деятельности Наполеона оставался загадкой. И недаром парижские буржуа приветствовали русскую армию, вступавшую в Париж в 1814 году, возгласами: «Мы не хотим войны, мы хотим торговать». Парижские лавочники только удивлялись, зачем император вечно стремится воевать. Точно так же Александра Македонского не понимали даже его «друзья», как называли ближайших сподвижников царя-завоевателя.

Александр Македонский. Александр Македонский имел по праву рождения все, что нужно человеку: пищу, дом, развлечения и даже беседы с Аристотелем. И, тем не менее, он бросился на Беотию, Иллирию и Фракию только потому, что те не хотели помогать ему в войне с Персией, в то время как он якобы желал отомстить за разрушения, нанесенные персами во время Греко-персидских войн, о которых успели забыть сами греки. А потом после победы над персами, он напал на Среднюю Азию и Индию, причем бессмысленность последней войны возмутила самих македонян. После блестящей победы над Пором «те, кто посмирнее, только оплакивали свою участь, но другие твердо заявляли, что они не пойдут за Александром...»(Арриан.V. 26). Наконец, Кен, сын Полемократа, набрался смелости и сказал: «Ты видишь сам, сколько македонцев и эллинов ушло с тобой и сколько осталось. Эллины, поселенные в основанных тобой городах, и те остались не совсем добровольно.. Одни погибли в боях другие... рассеялись кое-где по Азии. Еще больше умерло от болезней; осталось немного, и у них уже нет прежних сил, а духом они устали еще больше. Все, у кого еще есть родители, тоскуют о них, тоскуют о женах и детях, тоскуют по родной земле, и тоска по ней простительна им: они ушли бедняками и теперь, поднятые тобой, они жаждут увидеть ее, став видными и богатыми людьми. Не веди солдат против их воли». Это точка зрения умного и делового человека, учитывающего и выражавшего настроения войска.

В этой связи интересна речь самого царя, доводы, которыми он соблазнял воинов продолжать поход. Перечислив свои завоевания, Александр заявил: «Люди, которые переносят труды и опасности ради великой цели, сладостно жить в доблести и умирать, оставляя после себя бессмертную славу... Что совершили бы мы великого и прекрасного, если бы сидели в Македонии и считали, что с нас хватит жить спокойно: сохранять свою землю и только отгонять от нее соседей... которые нам враждебны?» Вот программа человека, ставящего славу выше собственного благополучия и интересов своей страны.

Мотивы поведения Александра стоит искать в его собственном характере. Два качества, доведенные до крайности, отмечают у Александра и Арриан, и Плутарх: честолюбие и гордость, то есть проявление пассионарности. Этого избытка энергии оказалось достаточно не только для победы, но и для того, чтобы принудить своих поданных вести войну, которая была им не нужна.

Пассионарная индукция. Пассионарность обладает важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные (а в еще большей степени - импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они сами были пассионарны. Но как только достаточное расстояние отделяет их от пассионариев, они приобретают свой природный психоэтнический поведенческий облик. Это обстоятельство без специального осмысления известно довольно широко и учитывается главным образом в военном деле. Там либо выбирают пассионариев, узнавая их интуитивно, и формируют из них отборные, ударные части, либо сознательно распыляют их в массе мобилизованных, чтобы поднять «воинский дух». Во втором случае считается, что два-три пассионария могут повысить боеспособность целой роты.

В отличие от теории «героя и толпы» суть не в том, что герой руководит воинской частью, а в том, что благодаря наличию среди солдат несколько пассионарных, но больше ничем не примечательных особей сама часть приобретает порыв, что подчас выручает даже бездарного полководца.

В подобных критических ситуациях воздействовать на сознание, то есть на рассудок людей, как правило, бесполезно.

Ярким примером пассионарной индукции является сражение на Аркольском мосту в 1796 году. Австрийскую и французскую армию разделяла неглубокая, но вязкая речка, через которую был перекинут мост. Трижды бросались французы в атаку, но были отброшены французской картечью. Наконец, когда солдат уже, казалось, невозможно было поднять на новый бросок, генерал Наполеон Бонапарт схватил знамя и бросился вперед, и за ним, как за магнитом, притягивающим железные опилки, потекла на мост вся колонна гренадеров. Первые ряды были снова отброшены картечью, но последующие успели добежать до австрийских пушек и переколоть артиллеристов, после чего французская армия переправилась целиком и битва была выиграна. Наполеон в решающий момент сумел «вдохнуть» пассионарность. Некоторое время спустя индуцированная пассионарность исчезла, и Суворов тремя сражениями свел на нет успехи французов в Италии. Суворов, подобно, Бонапарту мог передать свою избыточную пассионарность не только русским, но даже иноземным солдатам. Суворов мог поднять дух русских войск через модус патриотизма в большей степени, чем венгерских, тирольских, хорватских или чешских солдат, также находящихся под его командой. Можно сказать, что резонанс пассионарной возбудимости тем меньше, чем дальше отстоят этносы пассионария и гармоничной особи, разумеется при прочих равных условиях.

Л.Н.Гумилев глубоко и всесторонне разработал весь процесс этногенеза, от его начала и до конца, описал фазы этногенеза, привел их в стройную систему. Пассионарный толчок приводит к возникновению из нескольких этнических субстратов (обычно, 2-3-х) нового этноса. Возникший этнос в своем развитии проходит определенные фазы. Если этнос успешно преодолевает все эти фазы, он превращается в реликт и может существовать неопределенно долго, пока соседи не нарушат его состояние, совершив против него агрессию.

Качественные характеристики каждой фазы («жертвенность» и т.д.) следует рассматривать как некую усредненную «оценку» представителей этноса в данный конкретный период его развития.

В этой самосогласованной и убедительной концепции, подтвержденной многочисленными историческими изысканиями, наиболее уязвимым моментом, вероятно, является начальная стадия возникновения этноса, так называемый пассионарный толчок. Сам автор концепции связывал его с некими «мутациями» либо с неизвестными космофизическими факторами. Развитие нелинейной динамики показывает, что можно обойтись без этих не вполне понятных и вызывающих сомнение сущностей.

Синергетическая интерпретация циклических теорий социального развития

В синергетической интерпретации цикл предстает как структурно-организационный феномен, позволяющий рассматривать развитие как саморазвитие. С точки зрения са­моорганизации, любой социальный цикл — это полный цикл организационной эволюции определенных социальных структур, их спонтанного возникновения (самозарожде­ния), относительно устойчивого существования (сохране­ния) и распада (переструктурирования).

Мы начнем наше рассмотрение с циклических теорий в политической жизни. Сама идея «политического круговорота» родилась еще у античных философов. Так, Платон в диалогах «Респуб­лика», «Законы», «Государство» развивал идею политиче­ских циклов, каждый из которых состоит из пяти сменяющих друг друга форм правления – монархии, аристократии, олигархии, демократии и тирании. Причем каждая из этих форм, достигая определенной полноты и завершенности, порождает условия для неприятия (самоотрицания) себя и тем самым имманентно предуготавливает появление последующей формы правления.

Продолжая античную традицию и развивая учение Пла­тона о формах правления, П. Макиавелли взял за основу по­литического цикла естественный ритм укрепления и ослаб­ления государства, поскольку только сильная государствен­ная власть, по его мнению, способна сохранить внутренний порядок и распространить свое влияние на другие народы: «Переживая бес­прерывные превращения, все государства обычно из состоя­ния упорядоченности переходят к беспорядку, а затем от беспорядка к новому порядку. Поскольку уж от самой природы вещам этого мира не дано останавливаться, они, достигнув некоего совершенства и будучи уже не способны к дальнейшему подъему, неизбежно должны приходить в упадок, и наоборот, находясь в состоянии полного упадка, до предела подорванные беспорядками, они не в состоянии пасть еще ниже и по необходимости должны идти на подъем».

Однако наиболее активное изучение проблемы циклов политической динамики было связано с американской политологией и социологией, в рамках которых уже с начала XIX в. происходило теоретическое осмысление бурно раз­вивающейся практики демократической формы правления, ее динамики, сравнения с другими формами государствен­но-политического регулирования социальной жизни. За по­следние два века в американской науке возник целый ряд циклических теорий политической динамики. Каждая из таких теорий различает две основные противоположные тенденции в развитии политической жизни и их посменное чередование. Такими противоположностями выступают, например, консерватизм и новаторство (Р. У. Эмерсон), цен­трализация и диффузия национальной энергии (Г. Адаме), консерватизм и либерализм (А. Шлезингер), цели личного и общественного счастья (А. О. Хиршман) и т. д.

Первым из американских мыслителей, кто пытался хро­нологически определить политические колебания амери­канской истории, был Г. Адаме. Взяв за методологическую основу образ маятника (т. е. обратимости как идеи, господ­ствующей в современном ему естествознании), он выявил 12-летний период чередования тенденций централизации и распыления энергии нации. Эти ритмические колебания он изучил на материале первых 36 лет независимости Аме­рики. После подписания Декларации независимости пона­добилось 12 лет для выработки действенной Конституции. Следующие 12 энергичных лет вызвали реакцию против созданной к тому времени системы правления. Третий пе­риод закончился колебанием в сторону проявления еще большей энергии. Опыт применения циклов Адамса на по­следующие десятилетия привел исследователей к выводу, что его теория работает в политической истории США XX в.

Начиная с 30-х гг. нашего века изучение циклических процессов в политической жизни связано с именем А. Шле­зингера-старшего. Рассматривая политическую историю США XIX–ХХ вв., он выявил определенный цикл после­довательной смены волн консерватизма и либерализма как смену периодов озабоченности правами меньшинства и оза­боченности бедствиями многих.

Шлезингер насчитал шесть фаз либерализма, для кото­рых характерен процесс усиления демократии и пять перио­дов консерватизма, когда основной целью становится сдер­живание демократии. Средняя продолжительность этих одиннадцати периодов – 16,5 года, а общая продолжитель­ность полного цикла – 33 года. Используя данную теоретическую модель, Шлезингер заранее, за не­сколько лет до произошедшего, верно предсказал смену пра­вящих партий и соответствующие результаты выборовв 1924, 1939 и1947 гг.

Несколько особняком в политологии стоит оригинальная циклическая теория Ф. Клинберга, который в 50-60-е гг. разрабатывал идеи о чередовании двух фаз в американской внешней политике. Первая фаза, названная им экстраверсивной, характеризуется прямой дипломатией, стремлени­ем к военному и экономическому давлению на другие стра­ны. Для второй фазы – интроверсивной – свойственна замкнутая, осторожная политика сохранения национальной общности. Клинберг, рассмотрев внешнюю политику США с конца XVIII в., выделил в ней четыре экстраверсивные и четыре интроверсивные фазы и точно предсказал опасность острого внешнеполитического кризиса в 60-е гг., в который действительно, вступили США с начала вьетнамской войны.

Однако наиболее влиятельной и полновесной среди подоб­ного рода циклических теорий, аккумулирующей разноаспектные характеристики социальной жизни, является кон­цепция А. Шлезингера-младшего. Он, беря за основу идею своего отца А. Шлезингера-старшего о циклическом 30-лет­нем чередовании либерализма и консерватизма в американ­ской истории, а также идеи других циклистов, выстраивает свою оригинальную концепцию цикла как непрерывного (спиралеподобного) перемещения точки приложения усилий нации (национальных приоритетов) между целями общест­ва и интересами частных лиц.

Каждый период в цикле, по Шлезингеру, порождает свои особые противоречия. Возник­шая ориентация на общественную целеустремленность име­ет целью улучшить существующее положение и вызывает значительные перемены, следующие одна за другой в сжатые сроки. В конце-концов социально-политический организм начинает «захлебываться потоком нововведений», ему тре­буется время, чтобы их переварить. Способность нации к осуществлению политических преобразований, требующих от нее высокого напряжения, ограничена. Человеческая природа требует передышки. «Люди неспособны более за­ставлять себя продолжать героические усилия. Они жаж­дут погрузиться в свои личные житейские дела. Так сходят на нет публичные акции, страсти, идеализм и реформы».

Однако эпоха доминирования частных интересов также порождает противоречия. Вот как описывает их Шлезин­гер: «Такие периоды характеризуются скрытыми под по­верхностью течениями неудовлетворенности, критики, бро­жения и протеста. Целые группы населения оказываются позади в гонке приобретательства. Интеллектуалы отчуж­даются. Людям на­доедают эгоистические мотивы и перспективы, они устают от погони за материальными благами в качестве наивыс­шей цели. Период отдыха от времени общественных забот восполняет национальную энергию, подзаряжает батареи нации. Люди начинают искать в жизни смысл, не замыкаясъ на самих себе. Они спрашивают, не чтоих страна может сделать для них, а что они могут сделать для своей страны. Они готовы к звуку боевой трубы. Наконец, что-то играю­щее роль детонатора – какая-либо проблема, грандиозная по масштабам и по степени опасности и которую не способ­на разрешить невидимая рука рынка, – ведет к прорыву в новую эпоху в политической жизни страны».

Итак, процессы, происходящие в первой фазе шлезингеровского цикла, можно идентифицировать как синергетические процессы зарождения нового порядка. Они разво­рачиваются в неравновесной ситуации стремительного со­циального динамизма, неоднородности и политического противостояния классов и социальных групп. Психологи­чески они сопровождаются большим напряжением, высо­кими требованиями к активному, деятельному человеку, способному ради высокой цели идти на сверхусилия. Рож­дение нового социального порядка фиксируется в сознании и политической идеологии как общая национальная цель –общественная целеустремленность к улучшению жизни. Но стремительная социальная динамика приближает систему к опасному рубежу, когда хаос прорывается с микроуров­ня на макроуровень. Единственным шансом спасения сис­темы становится перевод ее функционирования в более рав­новесный режим сохранения порядка.

Этому новому состоянию системы структурно соответст­вуют процессы, происходящие, по Шлезингеру, в фазе гос­подства частного интереса. Эти процессы характеризуются не классовым (экономическим), а более спокойным и ме­нее болезненным статусным противостоянием, а также за­медлением новационной деятельности, социальным прими­рением и консолидацией, «естественнотекущей» рыночной деятельностью (без драматических социальных переделов и реформ). Психологически это эпоха успокоения, затишья, отдыха после предыдущей эпохи подвигов и жертв. Как в каждой близкой к равновесию системе, здесь возникает рост энтропии, усиливается хаос на микроуровне (доминанта разнонаправленных частных интересов). Дабы избежать эн­тропийных неприятностей своего окончательного угасания, каждому новому периоду общественной целеустремленно­сти соответствует проблема, играющая роль «запала» (или, как мы уже фиксировали, роль случайной флуктуации в ус­ловиях сильной неравновесности системы). «Запалом» у Шле­зингера выступает некая общая порядкообразующая идея, способная консолидировать общество в условиях разлада и не­определенности. Так подтверждается синергетический тезис о зарождении нового порядка в условиях «социального хао­са». Первый из рассмотренных циклов (в начале века) был спровоцирован начавшейся монополистической концентраци­ей экономической мощи в руках трестов. В 30-е гг. фактором, создавшим сильную неравновесность, стала Великая депрес­сия, в 60-е гг. – борьба за расовую справедливость.

Итак, идея 30-летнего цикла позволила Шлезингеру с высокой долей точности объяснить наступление как эпох обще­ственной целеустремленности (Т. Рузвельт в 1901 г., Ф. Рузвельт в 1933 г., Дж. Кеннеди в 1961 г. и добавим – Б. Клинтона в 1992 г.), так и эпох частного интереса («кон­сервативной реставрации») в 20-е, 50-е, 80-е гг.

Политическая проницательность Шлезингера обусловле­на незаурядностью его методологического анализа, позволяющего вскрыть глубинные пласты социаль­ного самоструктурирования и комплексные связи между эко­номическими, политическими, идеологическими и социаль­но-психологическими явлениями.

С позиций же нашего методологического подхода важно подчеркнуть следующее: помимо того, что общая концепция Шлезингера соответствует методологической парадигме со­циальной самоорганизации, она также дает обширный эм­пирический материал для подтверждения законов синерге­тики в политической и идеологической сфере.

В частности, это касается рассмотрения Шлезингером осо­бенностей консервативной идеологии как доминирующей в период частного интереса. Особое внимание автора к этой идеологии объясняется тем, что она была исторически наи­более актуальна в момент написания им книги – в середине 80-х гг. Шлезингер усматривает единую структурную иден­тичность консерватизма не только 80-х, 50-х и 20-х гг. нашего века, но и 90-х гг. прошлого века и даже более ранних времен. Идеологическую основу каждой эпохи частного ин­тереса составляют одни и те же консервативные мотивы: восхваление «естественных» рыночных отношений, не сдерживаемых правительственным регулированием, пере­смотр политики социального перераспределения матери­альных благ в пользу малообеспеченных и т. д. Консерва­тизм периодов частного интереса часто сосуществует с идео­логией фундаменталистских движений, несмотря на все их различия.

В рамках двух фаз шлезингеровского цикла меняются и моральные требования к человеку. В период общественной целеустремленности эти требования возрастают, востребуется особый тип индивидуализма, означающий «опору на собственные силы», социальную инициативность и стремле­ние к общественному самоутверждению. В периоды преоб­ладания частного интереса индивидуализм обретает черты «ухода в частную жизнь», самоудаления, стремления отго­родиться от общества и замкнуться в кругу личной жизни. Уход в частную жизнь выполняет корректирующую функ­цию, позволяющую социальному организму через времен­ную тенденцию к гомеостазу отдохнуть от тягостной дина­мики социальных перемен.

Еще одной характерной для периода господства частно­го интереса чертой является, согласно Шлезингеру, рост коррупции в правительственных учреждениях.

Шлезингер замечает, что в эпоху господства частного ин­тереса «экономические и политические науки тоже отказываются от широкого взгляда на историю, уходят от ответст­венности перед обществом и становятся бихевиористскими, квантитативными, математическими, стерильными, «осво­божденными от ценностей». Сама история отходит от выяв­ления конфликта к мифам консенсуса».

И наконец, еще одна черта доминирования консерватив­ных умонастроений, о которой мы неоднократно упоминали прежде, – это отказ от активной политической деятельно­сти и вследствие этого – опасность установления деспотиз­ма. «Уход в частную жизнь, поощряя гражданскую апатию, провоцирует наступление тирании».

Другая закономерность, замеченная Шлезингером при со­поставлении внешнеполитических и внутриполитических циклов, выглядит так: «...на каждой фазе внутреннего цик­ла национальный интерес формулируется согласно прису­щим этой фазе ценностям. На каждой фазе внешняя полити­ка используется для продвижения этих ценностей за рубеж. В периоды общественной целеустремленности существует тенденция к включению во внешнюю политику идей демо­кратии, реформ, прав человека, гражданских свобод, соци­альных перемен, активной роли государства. В такие перио­ды отдается предпочтение странам с демократическими левоцентристскими режимами. В периоды частного интереса включается и действует тенденция, заставляющая осмыс­лять международные дела сквозь призму капитализма, ча­стных инвестиций, защиты американских корпораций, занятых бизнесом в зарубежных странах. В та­кие периоды предпочтение отдается странам с правыми и авторитарными режимами, обещающими обеспечить безо­пасность для частного капитала. Таким образом, внешняя политика пронизана духом изменений во внутриполитиче­ском цикле, в то время как интенсивность, с которой этот дух навязывается миру, зависит от фаз во внешнеполити­ческом цикле».

Выявленная в многолетних исследованиях американских социологов и политологов ритмическая периодичность двух противоположных состояний политической системы, захва­тывающая соответствующие процессы в идеологической и моральной сферах, еще раз подтверждает исключительную эффективность практики двухпартийной политической сис­темы США, объединяющей в одно неразрывное целое две про­тивоположные, разнонаправленные тенденции ее развития.

Другой обильный массив материала, который может быть описан в циклической динамике, представляет культуроло­гия. Симптоматично, что проблематика социокультурной цик­личности в современной науке обрела свои методологические очертания в значительной степени благодаря теории инфор­мации, которая, как мы уже показывали ранее, является од­ной из предшественниц синергетического подхода и родствен­на последнему по ряду основных теоретических позиций.

С. Ю. Маслов выдвинул гипотезу о влиянии на пе­риодичность изменений в социокультурной сфере чередо­вания двух базовых типов сознания. Раз­личая их по способу обработки информации, он обозначает их как лево- и правополушарный.

«Левополушарные» процессы в способе обработки внеш­ней информации (в способе мировосприятия) отличает аналитизм, связанный с расчленением воспринимаемого объ­екта, выделением в нем отдельных признаков, граней, про­порций согласно определенному заданному алгоритму. Эти процессы отличаются точностью, объективностью, для них характерно рациональное осмысление действительности, опора на разум, а не на чувство.

К «правополушарным» процессам относят синтети­ческие процессы – наиболее древние, архаические способы целостного восприятия объектов, без выделения отдельных свойств, признаков, пропорций. Для них характерны субъ­ективность восприятия, моментальное интуитивное озаре­ние, опора на чувство, не всегда контролируемое разумом.

Вводя понятие «Социально-политический климат», С. Ю. Маслов выявляет циклические чередования этого показателя как чередование «аналитического» стиля мышления (с его рационально-логическим акцентом) и «синтетического» стиля (с его эмоционально-интуитивным акцентом). Им был сформулирован ряд признаков, по которым можно судить о том, к какому из двух данных полюсов тяготеют обществен­ные настроения («социально-политический климат»):

1) открытость общества внешним воздействиям характер­на для доминирования аналитического начала; напротив, замкнутость, сепаратизм типичны для синтетического нача­ла;

2) преобладание добровольно-договорных начал в обще­стве свидетельствует об аналитическом доминировании, а авторитарный стиль — о синтетическом доминировании;

3) высокий престиж знаний типичен для преобладания аналитического начала, а низкий престиж знаний – для син­тетического периода.

В качестве аналога режима рож­дения нового порядка выступает аналитический период со­циального мировосприятия (доминирование левополушарных процессов) с его открытостью внешним воздействиям, динамичной устремленностью в будущее, разнообразной структурой и стремлением сохра­нить такую структуру в демократически-толерантном государственном режиме. Аналогом режима сохранения порядка выступает синтетиче­ский период (доминирование правополушарных процессов) с его внешнеполитической замкнутостью и сепаратизмом, тен­денцией к стагнации, обращенностью в прошлое – к архаи­ческим пластам общественного сознания, стремлением к единению и синкретической, нерасчлененной целостности и политическому проявлению в авторитарном типе государст­венного устройства.

Теория А. Л. Чижевского о влияния сол­нечной активности на всемирно-исторический процесс. Еще в 1918 г. А. Л. Чижевский защитил диссертацию по теме «Ис­следование периодичности всемирно-исторического процес­са», в которой он обобщил и проанализировал материал по ис­тории человечества за 2500 лет, охватывающий историю более 80 стран и народов. Проведенный им статистический анализ массовых исторических событий показал, что в годы мини­мальной солнечной активности наблюдается минимальное количество массовых движений (5%), а в годы максимальной активности Солнца происходило более 60% социальных ка­таклизмов. Материалы диссертации легли в основу опублико­ванной в 1924 г. книги «Физические факторы исторического процесса. Влияние космических факторов на поведение орга­низованных человеческих масс и на течение всемирно-истори­ческого процесса начиная с V в. до Р. X. и по сие время».

---

Дата добавления: 2015-07-20