Немного истории. Теперь уже мало кто помнит о том, как нашим прадедам доставалась «воля»

Теперь уже мало кто помнит о том, как нашим прадедам доставалась «воля». Из школьных учебников мы вынесли лишь то, что в середине девятнадцатого века царь Александр второй провёл реформы. Одна из них по землеустройству. Крестьянам было не выгодно гнуть спину на барина. Помещичьи хозяйства были в упадке. Дворяне и помещики желали жить по западному образцу. Становилось нормой весёлое время препровождение – охота, рулетка, карточные игры, путешествия, лечение на водах, модные салоны, балы. Помещики закладывали и перезакладывали свои «крепостные души». Крестьян обирали до нитки. Многие имения, обременённые долгами, «шли с молотка», росла задолженность кредитным учреждениям и частным лицам. Стали вспыхивать крестьянские бунты. Горели барские усадьбы. Начался массовый побег крестьян от помещика. Ещё более бегство проявилось после манифестов о формировании «морской флотилии» и наборе ратников в «подвижное сухопутное ополчение».

Пытаясь сохранить положение России в ранге великих держав, выйти из тяжелого финансового кризиса, боясь новой «пугачёвщины» власть и помещики должны были решить вопрос: что делать с крестьянином дальше? Как показано исследованиями российских историков и экономистов, «Возможности крепостного права, как экономической системы, на исходе первой четверти девятнадцатого века были исчерпаны, земельное хозяйство вступило в полосу глубокого кризиса».

Крепостничество было серьёзным тормозом и в развитии торговли, промышленности, вооружения. Это почувствовало на себе правительство в Крымской войне 1853 – 56 годов. Поражение в этой войне привело царское правительство к подготовке отмены крепостного права. Впервые, Александр второй заявил об этом официально перед предводителями Московского дворянства 30 марта 1856 г., указывая, что «лучше отменить крепостное право «сверху», чем ждать, когда оно будет отменено «снизу».

Центральное место в реформе занимал вопрос о земле. Собственником земли выступал помещик. Принцип безземельного освобождения крестьян был отвергнут. Это могло создать многомиллионную армию пролетариата, которым было легче руководить «революционным элементам», что сразу бы грозило всеобщим крестьянским восстанием. Обезземеливание крестьян

было невозможно. Но и наделить достаточным количеством земли для ведения самостоятельного хозяйства - было невыгодно помещику. Кто же будет тогда обрабатывать его землю? Да и где взять столько земли!

Поэтому разработчики закона определили такие нормы надела, которые в силу их недостаточности, привязали бы крестьян к помещику, путём аренды у него недостающей земли. По расчётам статистика Ю. Ю. Янсона требовалось от шести до восьми десятин на душу (в зависимости от районов). Тысячам дворянских семей, имеющих в собственности от трёх до шести душ крепостных, и вовсе предоставлялось право не наделять крестьян землёй. Были «крепостники - дарственники», а также, получившие «сиротские» наделы по 1.05 десятины на душу. Но и получив «наделы» крестьянин ещё не был их полноправным хозяином.

Согласно «Манифеста» подписанного царём 16 февраля 1861 года, они обязаны были ещё в течение двух лет отбывать свои повинности, хотя и в несколько изменённом виде. Завершающим актом ликвидации феодальных отношений являлся перевод крестьян на выкуп. Многие помещики-либералы отпускали крестьян на «волю» без выкупа. У других помещиков были имущие крестьяне, которые шли на жертвы, оставаясь «голыми и босыми», чтобы только выкупиться на «волю». Бывший крепостной, ранее являвшийся полной собственностью барина, получил наконец-то право свободно распорядиться своей личностью: мог открыть своё дело, выступать в суде, переходить в другое сословие, менять место жительства.

Дворянские семьи, имеющие по пять-шесть душ крепостных, согласно «положению» вовсе не наделяли крестьян землёй. Этим крестьянам предоставлялось право переселяться на «казённые земли» с пособием от государства. Земли были нелучшие – или заболоченные, которые надо было осушать, или скудные, которые требовали много удобрений, чтобы получить урожай, а где же брать деньги на это? Предлагались ещё земли в дальних краях. Нужно было ехать в Сибирь и осваивать новые для России пространства.

… И потянулись обозы переселенцев. Из московской, тверской губерний, смоленских, вятских, тамбовских, воронежских земель собирались в дорогу свободные отныне крестьяне, чтобы в чужих краях, на чужих землях начать новую жизнь. Хотелось верить в лучшую долю, но переселение шло трудно невероятно. Ехали гужевым транспортом, по бездорожью. С собою везли плуги, бороны, упряжь, семена, домашнюю утварь. Многие семьи делились. Большинство стариков, боясь, что не перенесут тягот дороги, остались на месте. Не имея сил, здоровья, возможности, найти хоть какой – то источник существования, они вынуждены были идти на паперть, в приюты, в богодельни.

В ДАЛЬ НЕИЗВЕДАННУЮ

(повесть)

Глава первая

Обоз медленно двигался по дороге. Арефий лежал в кибитке, переделанной из брички. Над ним слегка покачивались дуги из молодых берёзок притянутых гибким тальником и обтянутых дерюгами (так называли самодельные по­ловики, связанные из полосок от старых, ненужных в хозяйстве вещей). Месяц май тысяча восемьсот шестьдесят четвёртого года выдался прохладным. Орешек, как называли его дома родители и друзья, лежал, закутавшись в попону, и думал, что ждёт всех их в дальних краях?

Собираться в дорогу начали ещё год назад. Он вспомнил, как в городе появились проворные человечки, которые пере­бегали из одного дома в другой, и вели с родителями малопонятные разгово­ры. Люди сначала их всерьёз не принимали и отмахивались от их предложе­ний как от назойливых мух. Недавно отменили «крепость», люди получили свободу, но время шло, а долгожданную землю так и не давали. Просто не хватало её на всех. Многие, кто успел выкупиться из неволи, переходили в другие сословия. Уходили на фабрики и заводы, молодые парни уходили наниматься в «морскую флотилию», или в «подвижное сухопутное ополчение». Кто - то подался на Дон - манила казачья «вольница!». Те, кто мог получить достойный «надел», с радостью трудились на своих участках. Но и там было много «неправды». Землю отдавали ту, что похуже, началась черезполосица - лишение лесных угодий, негде было выпасать скот, появились пресловутые «отрезки». Наиболее обделёнными оказались те, кому земли предлагались «казённые».

Барин, у которого работали родители Орешка, его дедушка и прадедушка были в крепости у малоземельных дворян, бывших служивых, которых ещё Анна Иоанновна наградила дворянством и подарила усадьбу в городе Смоленске и шесть душ крепостных мужского пола.

Вот тут-то в барской усадьбе и появились проворные человечки, которые обещали рай при жизни всякому, кто решится поехать в новые земли. Это, конечно, далеко. Новые земли в Сибири. Но это такие края! «Где и реки текут молочные, и берега кисельные!» Рыба в озёрах кишмя - кишит. А на «бяро­зах калацы висять». (А на берёзах – калачи висят). В лесах – грибы, ягоды. В протоках - рыбу руками ловить можно. Вот какие это края!

Наконец, люди обратили на это внимание. Тем более из казны выделяли подъёмные на переезд, на освоение новых земель. Крестьяне ещё отрабатывали свои повинности на барина. Отменили лишь «добавочные сборы» натурой. Яйца, грибы, масло, лён, холст, шерсть. Всё, что лежало на плечах женщин. В народе это окрестили «бабьей волей».

Вольные крестьяне собрали сход – выбрали старшОго. Судили, рядили и решили – отрядить несколько человек, чтобы поехать разузнать, как там есть на самом деле. Далеко ли? Стоит ли им рисковать? Если всё будет ладно - остальные выедут после получения депеши. Первыми согласились ехать - Иван Беленков, Всеволод Ряшин и Степан Евдокимов.

Ехали до Уфы по «Чугунке». А там, на «почтовых», до крепости Омской, вдоль строящейся железно-дорожной ветки. Путь до Омска проделали за месяц. Осмотрелись. Боль­но студёный край. Решили поехать южнее. С Омска еха­ли на «попутных» до крепости Петропавловской, а дальше попались попутчики до Семи­палатинска.

Чиновные люди, ехали из Томска по тем же самым делам – смот­реть земли - они оказались из Москвы. Направлены с бумагами, черте­жами и указами царя – батюшки по земельному кадастру. В дороге гонцов из Смоленска перевербовали на Семипалатинск. Там и теплее, и условия для проживания лучше.

Глава 2

Александровский округ, куда входил Семипалатинский уезд, встретил путешественников приветливо. Был август. Тепло, солнечно. Широкая, светлая река Иртыш богата рыбой: чебаки, окуни, щуки, стерлядь. По левую сторону Иртыша, степь. На ней пасутся стада овец, коров, лошадей. Но удивительней всех животных – верблюды. Огромные, горбатые, шея длинная, голова плоская, как у змеи. Когда рассержен – плюется. Есть здесь и ещё одно удивительное животное - осёл. Подобие лошади, но меньше по размеру. Тоже используется, как тягловая сила. Местное население - казахи, смуглые, раскосые, при­ветливые люди, в основном – скотоводы (тогда их называли кыргызами), они весной откочёвывают на летние пастбища. У них дивные походные домики - юрты, которые быстро со­бираются и разбираются, что позволяет кочевать по степи, когда стадо нуж­но перегонять на новое место.

На правой стороне Иртыша расположен город Семипалатинск. Странное скопление деревянных и саманных домов. Центр, в основном – деревянный. Одно и двух - этажный. Причём первые этажи - саманные, во из­бежание пожаров, а вторые - деревянные. Все присутственные здания - де­ревянные, как первый, так и второй этажи. Вдоль всего правого берега Иртыша тянется ленточный, сосновый бор, перемежающийся берёзовыми колками, осиновыми рощами, а в низких местах, называемых по-местному – сограми - множество неизвестных деревьев и кустарников, гри­бов и ягод.

Выбрали правобережье. И на рассвете, на «почтовых», двинулись навстречу неизвестному. Дорога шла по берегу Иртыша. По пути встречались маленькие деревушки: Стеклянка, где стеклодувы дули стекло. Берег Иртыша в этом месте был из великолепного светло - желтого песка, перемежающегося «галькой», так назывались ограненные водой кам­ни разного цвета: белые, розовые, голубые, серые - разных оттенков и разной величины, дальше шла Глуховка. Действительно, место глухое, на опушке соснового бора.

Дорога шла вдоль берега, причудливо изгибаясь, повторяя русло Иртыша. Гроздья калины, начинающей уже краснеть, украшали однообразную зелень бора и берёзовых рощ.

К вечеру достигли Долони. (Длань - долонь- ладонь). Здесь сосновый бор расступился, давая возможность людям выращивать арбузы, дыни, тыквы, которые в это время как раз созревали. Долонь - пристань для пароходов. На реке стояло несколько барок; плоты, которые сплавляли в низовье реки; рыбачьи лодки.

К пристани при­чаливал пароход. С палубы доносилась музыка. С парохода потянулись люди. Первым шёл, как потом выяснилось, местный купец Хохряков, за ним следовали его люди с коробами, корзинами, мешками, а чуть в стороне тёк ручеёк пассажи­ров из местных жителей – казакИ, которые первыми строили форпост – Долонь. Да и все станицы были построены на Иртыше, как линии укреплений: Стеклянка, Глуховка, Долонь, Мостик, Грачи, Семиярка, Кри­винка, Лебяжье. Строительство крепостей началось ещё в 1719 году, когда губернатор тобольский Ступин, поручил «Осмотреть озеро Нор Зайсан и верхний Иртыш и искать там Яркентское песочное золото». На обратном пути Лихарев, военный чин, заложил крепость Усть – Каменную в устье реки Убы.

Купец, заметив незнакомых в этом краю людей, подошёл к ним, поинтересовался: кто такие, из каких мест, представился сам, а, узнав по ка­кому вопросу они сюда приехали, посоветовал: - «Тут, недалеко, вёрст тридцать на запад, есть прекрасное место - озеро, лес. Я туда езжу на рыбалку, на охоту, там верст через пятьдесят - шестьдесят уже и Алтай. Богатейшие места, чернозёмы, па­секи, мед. Не пожалеете, если остановитесь именно там, а, услышав, что приезжие хотели бы поехать посмотреть земли ближе к Павлодару, стал отговаривать. Дескать, и беднее там, и студёнее, а место, пригодное под пашню, за­нято переселенцами тоже из Московской губернии. Они там большое село Лебяжье основали!

Мужики, решившие дальше путешествовать пароходом, подума­ли- подумали и согласились, что стоит прислушаться к совету местно­го человека. Хохряков пригласил их отобедать с ним, нашёл им возницу и проводил за околицу.

- Давайте осваивайтесь, приеду проведать и нужные товары завезу! Здесь нелегко переселенцам, слишком далеко от городов. Плохие дороги, но место хорошее! Пока, до скорого свиданьица!

Глава 3

Рыдван неторопливо катил по дороге, пара гнедых резво бежала по накатанной колее, мужики разглядывали местную природу. Пока шёл лиственный лес, вдали зеленел тёмный бор. За Иртышом - вдалеке, синели горы.

- Семинтальские, - пояснил возница, - там вывели хорошую породу коров, сейчас все стараются этих коров расплодить, только вот стоят они очень дорого, не каждому по карману.

Верст через пять въехали в бор, начались пески, местами нужно было слезать с телеги и помогать лошадям вытягивать колёса из песка, который доходил до ступицы. К вечеру доехали до большого озера, обрамлённого по берегам камышом. Вокруг согры, низкие места, пригодные под огороды, дальше берёзовые и осиновые рощи, а повыше на пригорке – сосняк. Стройные сосны, аршин по сорок- пятьдесят в высоту - так называемый корабельный лес. Предзакатные лучи солнца пронизывали его наискосок, отчего казалось, что на пригорке стоят великаны в золотых доспехах и зелёных шлемах. Место было настолько красивое, что Евдокимов сказал: «Вот бы здесь основаться? Чего ещё искать лучше?». Степан Ряшин возразил:

- А где пашни? Купец сказывал ехать вёрст пятьдесят - шестьдесят в сторону Алтая».

-Да и здесь земли хватит с лихвой на деревеньку дворов на тридцать - сорок, - не унимался Степан.

- Утро вечера мудренее. Решим завтра утром, а сейчас спать, - сказал Никита, - вымотались за день в песках.

Утром поспорили ещё. Кому-то хотелось остаться здесь. Беленков их успокоил:

- Давайте проедем к пашенным землям – посмотрим. Если не найдём чего лучше, остановимся здесь.

Поехали. Вёрст через пять открылось большое поле. Позднее, в годы революции его называли «Бура­синская степь», куда выводили на расстрел: как белые красных - так и крас­ные белых. Глаза у приезжих разбегались от обилия простора. На деревень­ку из сорока - пятидесяти дворов, земли бы хватило, но переселенцев набиралось до пятисот человек, да и коль обещано было брать столько, сколько одолеешь, аппетит у наших гонцов разыгрался: почему не взять больше?

На пути большое село - Бурас. Там уже жили переселенцы из других мест. Остановились на привал, чтобы пообедать, за­одно расспросить местных жителей, где расположены пахотные земли. Им посоветовали ехать на Балапан – урочище в предгорьях Алтая. Земля там чернозёмная, богатая. Местные кочевые племена используют её под пастби­ще.

К вечеру были на Балапане. Действительно травы здесь такие, что невидно круп лошади, казалось, что по полю плывёт одна лошадиная голова. Но дальше от леса, где трава выбита копытами многочисленно пасу­щихся отар овец и лошадей, взору открывался необъятный простор. По всей степи разбросаны летние жилища кочевников - юрты.

Подъехали к од­ной, попросили попить воды и сразу же узнали, что с водой здесь проблемы. До воды добраться не легко. Ближайший колодец на Бокебае. Это постоян­ное, осёдлое жилище местного богача – бая Боранбая, которого все называли бай Боке. Там кочевники берут воду, возят её на ослах, лошадях, верблюдах в спе­циальных кожаных мешках – бурдюках. Их напоили, но не водой, а напит­ком из кобыльего молока – кумысом. Испив, кисловатый, остро пахнущий напиток, приезжие отметили, что он сначала бодрит, затем наступает рас­слабуха, как после самогона, только мягче, начинает кружиться голова.

- Брага, что ли? - спросил Никита Евдокимов.

Извозчик засмеялся и сказал: - «Что-то подобное, только лечебного характера, хорошо лечит лёгкие», - затем пояснил, что хозяева приглаш­ают их остаться на ночлег, ехать на ночь не советуют. Теперь они их гости и они ответственны за их безопасность. Переселенцы подума­ли, что приглашение не лишено смысла, хотя уже решили вернуться на ста­рое место, к озеру. Мужчины - казахи стали резать молодого барашка, женщины - разводить костёр, печь баурсаки (так, по местному, назывались жареные в бараньем сале кусочки теста). Барашка поставили варить в большом казане - всего сразу. Внутренности и ножки отнесли в соседнюю юрту. Хозяин пошёл загонять отару овец на ночь в кошару (летний загон, плетённый из лозы ивы и таль­ника). Извозчик спутал лошадей и пустил на пастбище.

Многочисленные помощники: дети, племянники и ещё какие-то родственники суетились, шныряли в юрту и обратно, что-то вносили, что-то выносили. Стали подходить люди, удивлённо разглядывая приезжих. О чём-то спрашивали хозяев. По-русски говорить ни кто не мог. Гости также не знали местного языка. Разговора не получалось, но тут подошел молодой казах, каждому подал сразу две руки, представился Аманом, заговорил по - русски:

- Здравствуйте, уважаемые! Откуда вы? Куда путь держите? -

За всех ответил Беленков.

- С Московской губернии. Приехали по вербовке, приписаны к Александровскому округу, Семипалатинскому уезду. Ищем землю для переселения. Нам нужна пашня.

- Да, эти земли годится под пашню, только постоянно жить здесь нельзя - воды нет. Те, кто кочует здесь летом, заготавливают воду для скота - зимой. Приезжают сюда в морозы, набивают землянки снегом, поливают его водой от талого снега, снова набивают, прессуют, снова поливают водой. Видите у каждой юрты бугры? Это и есть землянки. Летом лед колют и тают на солнце. Воду расходуют экономно. Досыта скот поят вечером. Немножко в обед, когда сильная жара и скот пригоняют домой среди дня.

- А рожь и пшеница здесь растёт очень хорошо! – продолжал Аман.- У меня вон в том конце урочища посеяны пшеница, ячмень и овёс. Овёс давно скосил. Ячмень только что закончил. Хороший в этом году ячмень! Сейчас за пшеницу взялся. Её немного. Дня за два скосим. Хотите посмотреть - приходите. Вон моя юрта виднеется на пригорке - оранжевый верх. Милости просим!

Тем временем, один из молодых людей, внёс в юрту самовар. Выйдя обратно, поклонился гостям, приложив правую руку к груди, а левой указал на вход. Без слов было ясно, что гостей приглашают войти.

- Просят за дастархан, - подтвердил Аман, первым входя в юрту.

Внутри было просторно. Большая круглая комната, представляла собой пёструю полянку. Передняя сторона, если можно её назвать передней, была застлана коврами яркой расцветки. По- русски - это как бы красный угол, у входа лежала кошма, тоже затканная узорами. Против входа стояли сундуки; деревянные, обитые серебристыми полосками железа, на них лежали свёрнутые вчетверо, стёганые ватные одеяла. Сундуки были расписаны узорами с местными мотивами: козье копытце, рог барана, ухо лошади и т. д. Дальше была подставка из жердочек, на ней развешаны куски разноцветных тканей, видимо, приданое дочерям. Перед жердочкой был разложен складной низкий столик. На столике - посуда. Какие – то чашечки без ручек и большие, плоские тарели, на которых была наложена странная еда. Небольшие серые комочки, пахнущие кислым молоком. Другие, такие же, только желтоватые, приятно пахнущие тоже молоком, только свежим.

Все стали входить внутрь. Аман обнёс гостей странным колбообразным чайником с длинным носом и полоскательной чашкой. Попросил гостей вымыть руки, подавая каждому, холщёвое полотенце и предложил пройти на почётное место, туда, где висели отрезы тканей. Садились прямо на ковёр. Там лежали узенькие тюфячки (корпе), были набросаны подушки. Вошла хозяйка, неся в руках заварной чайник, с ней две девочки лет десяти – двенадцати несли блюдо с баурсаками и блюдо с лепёшками. Женщины ушли, а прислуживать стал молодой человек, внёсший самовар. Он ловко наливал чай в странные чашечки без ручек и передавал Аману. Тот передавал их гостям, определив за главного Ивана Беленкова, ему первому протянул конусообразную чашку. Чай был с молоком, горячий, ароматный.

- Это пиала, восточная посуда, - объяснил Аман, передавая чай Ивану.

- Угощайтесь, пожалуйста. Это курт, - указал он на серые комочки - из кислого молока, хорошо утоляет голод и жажду, а это еримчик, - показал он на желтоватые, приятно пахнущие комочки,- он из козьего молока. Сладкий, прямо во рту тает. Берите свежие лепёшки, баурсаки. Закусывайте! Ужин будет позже.

Солнце уже закатилось. Небо на западе, словно было затянуто пологом из алого и оранжевого шёлка. Воздух напоён арома­тами цветов, запахом скошенной травы. Извозчик позаботился о том, чтобы не отпускать лошадей в ночное, а, накосив травы, привязал их уздечками к телеге. Кони смачно хрустели травой, изредка всхрапывая и тряся гри­вами, размахивали хвостами, отгоняя мух, привлечённых светом костра и запахом варева.

Часа через три сварилось мясо. Опять накрыли на стол. Ермек, так звали парня, который прислуживал за столом, опять обнёс всех водой, для мытья рук. Стали собираться люди, пришёл и Аман, тот молодой казах, который гово­рил по-русски. На столе появилась четверть желтоватой жидкости.

- Самогон, - сказал, подмигивая гостям, Аман - я уже съездил к Боранбаю, там продают. Не часто к нам приезжают новые люди, скучно.

- Ты где научился так хорошо говорить по-русски, - поинтересовался Севка Ряшин.

-Я в Омске учился, - ответил Аман.- Приехал сюда три года назад. Родители здесь. Хочу уго­ворить их больше не кочевать, поселиться где-нибудь постоянно. Начинать выращивать овощи, сеять хлеб, немножко держать скот. Построить дом, как строят русские, жить на одном месте. Не хотят. Но я думаю, что дом буду строить сам - скоро женюсь!

- А девушка уже есть? - поинтересовался Степан Евдокимов.

- У нас этот вопрос решают родители. Ещё в детстве нас сосватали. Готовлю калым. Выкуп за невесту.

- И большой выкуп? Дорого стоят у вас невесты? - поддержал разговор Иван Бе­ленков.

- Это было двадцать лет назад, тогда было дорого.

- Так сколько все- таки? - продолжал допытываться Иван.

- Ну, десять овец, верблюд и корова с телёнком, - заливаясь краской, смущённо произнёс Аман.

- Но это же останется у вас с женой? - полувопросительно отметил Степан.

- Нет, это пойдёт родителям невесты, у них кроме неё ещё пять детей. Сейчас эта семья обеднела. Пять лет назад, В Жаркенте, где они кочевали, случился джут (гололёд), падеж скота и у них осталась четверть стада. Сейчас торопятся нас поженить, чтобы поправить своё материальное положение. Но приданое у неё хорошее. Вся утварь в доме, постель, подушки, ковры и кошмы - всё у неё есть. Раньше хорошо жили, считались баями.

Аман, разливая по пиалам желтоватую жидкость, продолжал:

- Дом хочу построить в Семипалатинске. В Затоне уже присмотрел хороший уча­сток земли. У моей аже (тётя) там родятся великолепные помидоры, прямо вот с эту пиалу, сладкие, разломишь пополам, а внутри, словно осенняя изморозь.

- Неужели здесь и помидоры выспевают? - удивился Севка Ряшин.

- Ну, раз арбузы выспевают, то и помидоры выспеют, - добавил Аман. - Если заморозки наступают рано - тётя их вырывает с корнями и подвешивает в сарае, там постепенно дозревают. До самого Нового года хватает.

Внесли огромное, эмалированное блюдо, на котором лежала варёная баранья голова и поставили перед хозяином. Хозяин сложил руки лодочкой, поднял к лицу и начал на своём языке произносить молитву, все что-то повторяли за ним. Наши путеше­ственники сочли нужным, так же сложить руки, наклонить голову. Это по­нравилось хозяину. «Русс карошо», - сказал он, ломая язык, после того, как молитва окончилась.

Вооружив­шись ножом, он стал отрезать от головы кусочки мяса и подавать сидящим за столом: сначала гостям, потом пожилым казахам, потом молодёжи. Обделив всех, он отдал голову ребятишкам, сидящим у порога. При­служивал за столом тот же молодой человек, что и за чаем. Пробиваю­щиеся над верхней губой усики, свидетельствовали, что он уже становится мужчиной.

Вновь вошли женщины, внесли огромное блюдо нарезанного мяса и другое - с варёными кусочками пресного теста. (Примерно, русская лапша, только полоска теста больше, десять на пятнадцать сантиметров). На столе уже стояли закуски: те же сырные кусочки, казы (специально приготовленная колбаса из конского мяса), изюм, урюк и ещё какие-то незнакомые сухие фрукты.

-Давайте выпьем за гостей,- предложил Аман, затем перевёл на казахский. Все взяли в руки пиалы, кесешки и стали чокаться сначала с гостями, каждый что-то желал, от себя добавляя по-русски, - «карашо». Выпили. Ели прямо руками (беспармак – пять пальцев). Руки так и мелькали, брали кусочки мяса и быстро отправляли в рот, или брали кусочки теста, обмакивали в стоящие перед ними пиалы с айраном (заквашенное сметаной горячее молоко), заправленным какой-то остро - пахнущей травой, с острым вкусом. Оба блюда таяли на глазах.

Гости смотрели, как споро и быстро это получалось у местных, и реши­ли, что, не так часто приходится этим людям есть мясо, хотя они и пасут такие огромные стада. Услужливый юноша, уже разливал в пиа­лы, наваристый бульон – сорпу. (местн.) Все постепенно насытились и по одному отвалились на разложенные, на корпе падушки. Казахи, что-то постоянно спрашивали у Амана.

- Беспокоятся, если эти земли займут под пашни, где они будут пасти скот? Наверно, придется кочевать далеко от Семей - кала, (кала – город). Все призадумались, но никто, ничего не знал и не мог объяснить.

- Не волнуйтесь, - сказал Иван Беленков – ещё ничего не известно. Земли будут нарезать землеустроители. Это ещё не скоро.

Спать ложились за полночь. Гостям постелили в юрте. Сами хозяева легли снаружи на сколоченные, как полати, доски. Настелив кошмы, набросав падушки, одеяла, все улеглись подряд. Ребятня нырнула под

одеяло голышом. Стало тихо. Извозчик, постелив тулуп, лёг на бричке. Не захотел оставлять лошадей без присмотра…

… - Ну, что будем делать? - спросил Беленков, проснувшись поутру, - поедем к озеру, или сразу отправимся в сторону Павлодара?

- Мне больше по нутру – ехать к озеру, - протянул Степан.

- И мне тоже, лучше к озеру, - поддержал Севка Ряшин.

- Ну, к озеру так к озеру. Мне самому это место запало в душу.- Белен­ков вдруг поднялся и сел. - А знаете что? Может дома поставить у озера, а пашни запахать здесь. Вот, как кыргызы. Построить временные землянки. Юрты будет дороговато, да и не по-русски как-то, и при­езжать сюда на время страды. Отпахался, отсеялся и езжай домой на лето. Покос там рядом. Для баб - огороды под боком. Для детворы - озеро. Вода прекрасная! Бор, не надо далеко за дровами ездить, не говоря уже о гри­бах и ягодах! А на пашне оставлять сторожей – стариков, подростков, кого- нибудь из мужиков с ружьями для острастки. Да и от волков защита опять же. Слыхали, как вчера бусурмане пугали нас, что зимой здесь вол­ков видимо – невидимо. Бросим жребий, да и будем дежурить по очереди. Воду для скота будем собирать зимой, из снега, в землянки.

Так и решили. Стали вставать. Хозяева уже вскипятили самовар, разложили низенький столик и на столик ставили пиалы для чая, вчерашнее мясо, баурсаки. Наскоро за­кусив и попив чаю, ездоки поблагодарили гостеприимных хозяев, распрощались и тронулись в путь.

Дата добавления: 2015-07-20