Глава 9. В конце ноября вновь собрались мужики и договорились отправить на почтовых в

В конце ноября вновь собрались мужики и договорились отправить на почтовых в Семипалатинск тех, кто уже там был в прошлом году, чтобы получить оставшиеся подъемные и оформить бумаги на землю. Поехали те же: Иван Беленков, Севка Ряшин, Степан Евлокимов – для них собрали кошт (набрали с мира по нитке), с ними отправился и дядя Митрофан.

Оставшиеся должны были заботиться и об их семьях, помогать, если будет нужда. Дядя Митрофан убедительно просил Орешка, помочь его семье управляться со скотом, пилить и колоть дрова, гонять скот на водопой. Лошадей он забирал, но кроме этого в хозяй­стве оставались ещё корова, которая вот-вот должна отелиться, коза, конь, баран и быки. Вот сколько работы добавилось Орешку, кроме собственного хозяй­ства. Но он был не один, Ахмет хорошо помогал ему во всём.

Отец Орешка работал у лесничего. Расчищал в лесу завалы сухостоя, гарь, утеплял на зиму саженцы в питомнике. Весной планировалась посадка сосёнки. Но чтобы они не делали, Орешек не забывал о своей роли учителя, уви­дев на дороге камень, он обращался к Ахмету и говорил: «Это камень», Ах­мет повторял «Это камень» и прибавлял по- казахски: МЫНАУ ТАС, показывая на хлеб, пояснял – «ЭТО ХЛЕБ», по- казахски – НАН. Теперь повторял Орешек и осваивал новый для себя язык. Так обучая друг - друга, тёмными, длинными, зимними вечерами, они ещё занимались и письменными работами. К этому времени землянку уже вымазали, побелили. Каждую субботу Нюша промазывала глиной выбоины в земляном полу и белила пол охрой, которая была прямо под ногами. За полверсты ребята вырыли метровую яму, куда Нюша и бегала перед уборкой. Набрав лопатой охры в горшок, она на ночь замачивала её водой, размешивая так, чтоб не осталось ни единого комочка. Белила кистью, которой мама белила землянку. Пол был похож на яичный желток, и даже слабый огонёк масляного светиль­ника давал достаточно света для занятий.

Когда светильник гас, выгорал - вечер ещё продолжался. Теперь наступала мамина очередь рассказывать «сказки», так называл Орешек, воспоминание мамы о Родине. Она рассказыва­ла о том, как они праздновали праздники Пасхи и Троицы, Рождества и Нового года, как колядовали на Святках, какие гуляния были на Ивана Ку­пала и Петров день. Мама тосковала по Родине и игра, которую приду­мали, доставляла удовольствие всем.

На Новый год Орешку исполнялось пятнадцать лет. За прошедший год, он тоже повзрослел и вытянулся.

- Совсем большой стал, - вздыхала мама и принималась выкраивать Орешку новые брюки. Те, из которых он вырос, передавались Ахмету. Тот, хотя и старше Орешка на два года, был худенький, тонкокостный, как говорила мама, и росточка был небольшого, но сила у него недюжинная. Один мог переложить воз сена из саней в загородку и даже не вспотеть. Мог перетащить все брёвна из одного конца двора в другой, и не запыхаться. Утром он выходил во двор, умывался снегом, затем бегом бежал на речку и приносил два ведра воды, гнал на водопой быков, чистил в сарае и только после этого садился за стол. В это время Орешек шёл к дяде и помогал им по хозяйству. Ахмет освоился на новом месте, не так робко садился за стол, за столом вёл себя менее стеснительно, ел всё, что подавала мама. Мать не делала различий, между детьми, только без конца повторяла: «Бог тебя дал нам, сынок, Слава ему! Как бы Орешек на два двора справился со всем, не знаю? Спасибо тебе, дай Бог тебе здоровья» - и подкладывала ему кусочки, по-больше.

Перезимовали неплохо. Сохранили весь скот. У дяди Митрофана в де­кабре отелилась корова. Прекрасная, чёрно - белая тёлочка, трёх месяцев от роду, встречала дядю в начале марта, когда мужики вернулись из поездки.. Дядя сразу влюбился в тёлочку и сказал, что не расстанется с нею, повезёт её с собой на возу. Выезжать решили в конце марта. Начали ремонт повозок, телег, бричек. Теперь уже был опыт при укладке инвентаря, всё укладывали компактно, удобно. Кибитки утепляли, так как ещё было холодно. Оста­навливаться решили на постоялых дворах, в ямах. Если что, там можно было и коней поменять.

Большую помощь при сборах оказал Ахмет. Он предложил шкуры, пойманных зимой зайцев, лисичек, косуль отдать местным и выменять у них кошмы, а также юрту, мало ли что в дороге может приключиться, может быть ночевать придется в степи. С юртой Ахмет управлялся быстро. За два часа мог собрать и разобрать её. Это был ве­ликолепный походный домик! За зиму Ахмету выправили справки, теперь он был самостоятельный, свободный человек. Сначала он не хотел ехать, было страшно отправляться в неизвестность, но разлука с вновь обретён­ной семьёй, с Орешком, казалась ему невыносимой и, наконец, он согласился.

Первого апреля, с самого рассвета застучали молотки, топоры. Переселенцы готовились в дорогу. Жалко было расставаться с землянкой - прижились, со знакомыми - привыкли за зиму. У матери на глазах были слёзы, но делать нечего. Землянку обменяли на юрту; сарай для скота, баню и другие постройки, хотя и временные, но прочные - на кошмы и вяленое мясо в дорогу.

Весна была дружная, снег уже растаял, на деревьях набухали почки. Орешек с Ахметом, сделали в передке брички, которую им отдал дядя (так как корову он вновь поручал вести им), ящик для тёлочки и неплохую лежанку на двоих, теперь им предстояло ехать самостоятельно. В бричку положили сено для коровы и тёлочки, вернее набили сеном полностью, так как травы ещё было мало. На стоянках, быки и лошади паслись на прошлогодней траве, но для лошадей везли фураж, а вот быкам приходилось не сладко. Поклажа у них была тяжелее, корм более скудным, радовало одно, что эта часть пути будет значительно короче. Местные предсказывали, что к концу мая они будут на месте. Как-то там ещё будет в дороге? «Неисповедимы пути господни». Но недаром молились день и ночь старики и старушки, молились все путники. Трава поднималась, как на дрожжах. Это было очень кстати, теперь и быкам было приволье.

К концу месяца подъезжали к Павлодару. Бывшей крепости Коряковской, которой в 1861 году был присвоен титул заштатного городка. В 1864г. в апреле месяце, указом императора Николая второго в честь наследника престола младенца Павла, город стал называться Павлодаром. На ту пору в городе было пять улиц, обустроенных ветхими домишками, изредка встречались дома и «приятной наружности». Большая площадь, на которой поставлена церковь, склады для соли, лавки, гостиный ряд. Вот, пожалуй, и весь Павлодар. Город только начинал строиться, но русские и татарские купцы уже развернули торговлю. Они бойко торговали солью, которая в России была ещё довольно дорога, но здесь было озеро Коряковское, где добывали соль, сначала присланные из Сибири казаки, затем вовлекалось и местное население.

Любопытно было видеть, как старый казах, в лисьем малахае и стёганом халате, сидит на телеге, скрестив ноги, и во весь голос кричит: «Тис, тис, тис!» Арбу, как называли здесь телегу, тянет огромное животное, с двумя горбами, не менее трёх аршин в холке, голова плоская, шее длинная, губа пренебрежительно вывернута, лапа широкая - верблюд.

В дороге у Степана Евдокимова родилась дочь, подъезжая к Павлодару появился сын у Ивана Беленкова. Решили крестить детей в храме. Стояли в Павлодаре три дня. За это время немного отдохнули быки, лошади, да и люди тоже. Несмотря на то, что скотина тянула уже из последних сил, набрали соли года на два вперёд.

Последние триста вёрст ехали двенадцать дней. Ехали вдоль берега реки - Иртыш. Ахмет и Орешек не могли отвести глаз от представшей взорам красоты. Цвела черёмуха, калина, боярышник. Запах был не чуть не хуже, чем прошлой весной. Берёзы, осины, развесистые тополя были такими же. А первые цветы – подснежники, необыкновенно нежны и красивы. Белые, синие, фиолетовые лепестки, опушённые ворсинками. Иногда встречались жёлтые, такие пушистые, мохнатенькие, как цыплята. На них нельзя было налюбоваться. Нюша, тоже подросшая, повзрослевшая, постоянно ходила с венком на голове.

Погода установилась прекрасная. Высокое, голубое, весеннее небо с белоснежными облаками. Прозрачные, зеленоватые ночи, светлые при луне и тёмные, хоть глаз коли, когда луна заходила. Но зато ярче проступали звёзды: огромные, искрящиеся, словно угольки на синем бархате неба, казалось их можно поймать за хвост…

И река! Весенняя, полноводная, перекатывает свои волны лениво, величаво, празднично. Но только набегал ветерок, облачка закрывали солнце, как тотчас же менялась река. Высокая, свинцовая волна бурно била о берег, нагоняя пену, шуршала галькой и выбрасывала на берег всё ненужное, что попадало в её воды.

Четырнадцатого мая испортилась погода. Вдруг, пошёл снег, на реке поднялись волны аршина по два – три не менее. Непогода способствовала тому, что обозу пришлось останавливаться на стоянку на одной заимке, где жила семья казахов – одна, на много вёрст кругом.

- Тятя, а как они живут здесь одни? - спросил Орешек отца.

- Привыкли, - ответил отец, а Ахмет добавил.

- Здесь все так живут, мой Ага (дядя) живёт на своих землях тоже один. У него аул из родственников. Только у него скота больше, поэтому и людей больше. За скотом уход нужен: кобыл доить - кумыс делать, коз, баран доить – курт, еремщик делать. Коров доить – молоко, айран, масло делать. Кормить, поить, кошару чистить, еду варить, баурсак жарить. Поэтому у него большой аул. А платит родственникам мало - себе всё хочет брать.

После Павлодара, пейзаж поменялся. Большую часть пути ехали степью. Но дорога была неплохая, накатанная и только после Бегени, заимки, вернее летнего стойбища казахов, начался сосновый бор.

После линейной станицы казаков - Семиярки, въехали в песчаные барханы. Вот этот, оставшийся в шестьдесят вёрст путь, и ехали три дня. Иртыш остался направо.

Наконец, тридцать первого мая, прибыли на берег озера, которое облюбовали мужики в первую поездку. Стали распрягать повозки. Дядя Митрофан и родители Орешка остановились прямо на берегу. Севка Ряшин, Степан Евдокимовов и ещё несколько семей тоже на берегу, но только правее и у родничка, бьющего прямо у берега. Остальные свои обозы расположили подальше. Воронежские, прямо у дороги в Семипалатинск, там тоже били ключи и, образовавшаяся небольшая речушка, спокойная и светлая, привлекла их своей похожестью на родную речку Воронежку. Тамбовские, пристроились рядом с ними, Смоленские и Вятские прибились к дяде Митрофану и Ивану Беленкову. Места было много, старались селиться реже, чтобы потом можно было ставить дома, не стесняя друг друга. Все оставшиеся обозы поставили около заимочки местного бая, звали которого - Карамурза. Его дом был в шести верстах, в лесу, где он возглавлял лесничество, а это была летняя стоянка и, судя по его поведению, он не очень - то был рад новому соседству. Приехавший чиновник – вербовщик, показал ему бумаги из Александровского округа и инцидент был исчерпан.

Дата добавления: 2015-07-20