Докладная записка 9 страница

По части книги: дело, как будто бы, начинает трогаться. Вообще, мало оно «трогалось», по-видимому, потому, что на людей надеяться нечего — надо все самому...

Кое-что в книге приходится менять. Не по сути, а по форме.

В других отношениях дела тоже, как будто, не плохие, и все остановилось из-за моей болезни.

Очень понимаю Ваше пессимистическое настроение...

Но крепитесь... Будем надеяться, что через некоторое время будет легче, и Вы сможете заниматься не халтурой, а искусством.

Богачев и Добкин здесь. Но пока еще «не у дел». Всё ждет продвижения моих всяких начинаний и планов, а я вот — валяюсь.

Пишите мне чаще и больше. Я ведь имею от Вас только одно письмо (с мальчиками). Пишите без всякого авиа — с дороги, чтобы знать, где Вы и что с Вами.

«Мальчики» наши, действительно, закружились от Москвы и всяких дел и впечатлений... Работой своей, кажется, довольны. Только «мастерство актера» вызывает у каждого из них удивление и почти негодование — так по их словам. Были в Малом на «Бедности» и в Худ. на «Талантах» и «Платоне» — тоже «удивление» и вопрос: «только-то? и это всё? Больше ничего?»

Но, думаю... попривыкнут. И к «мастерству», и к «высокому театральному искусству». Как злюсь иногда на свою болезнь, на возраст, на свою слабую физическую закладку! неужели вы, молодые, не сможете перехватить всё и тащить дальше — ведь это так не трудно, так всё естественно...

Помните, Валя, и знайте, твердо знайте, что надо бы, чтобы всё это верное, найденное и проверенное, чтобы оно не пропадало, а развивалось дальше. Иначе — сползание назад, и не видно пока никакого просвета к истинному большому искусству. Увы! — со многим подтверждающим это я столкнулся нос к носу при продвижении моей книги.

Надо надеяться — прорвусь. Но вы, молодые, без вашей дальнейшей, жертвенной помощи, без вашего горения, без того, чтобы всё перешло в ваши молодые крепкие и чистые руки, и без вашей большой дальнейшей работы все покатится по линии ремесленного упрощения... Как оно благополучно и катится.

Словом, готовьтесь, внутренно готовьтесь к настоящему делу. И нужно оно не только мне или Вам, а всем. Понимаете, всем.

Кроме всего прочего, я связываюсь с павловцами (физиологи И. П. Павлова). Оказывается, нам совсем по пути. Им меня не хватает, а мне (для «научного обоснования») — их. Здесь в Москве есть крупное отделение Ленинграда. До сих пор при изучении (с их точки зрения) официальной «системы Станиславского» они были совсем на ложном пути. Их так информировали знатоки «творческого состояния», что получалось... не буду говорить ничего больше. Словом, я связываюсь. Это не только не помешает, но еще больше развернет все дело.

Вообще, крепитесь. И пишите мне.

Кто знает, может быть, не за горами и наше свидание и совместная работа.

Ваш Н. В.

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

02.01.1950 г.

Москва Милая, и дорогая Валя!

Здоровье мое понемногу поправляется, но куда медленнее, чем того бы хотелось. А в связи с этим задерживаются все мои дела, начиная с книги и прочего. Так что ничего фактического нового не произошло за это время, кроме, пожалуй, тяжелой болезни одного человека, при помощи которого я собирался приступить в самом недалеком будущем к практической учебной работе в нужном для меня плане.

Правда, и сам-то я не очень еще в силах, так что отсрочка эта, может быть, отчасти и кстати.

Всё свое время, когда я более или менее в силах, стараюсь пускать на книгу, на ее переделку, доделку и исправление. Как будто бы дело идет к улучшению и к ясности ее.

Вообще же, так же как и Вы, злюсь и скорблю, что не могу делать того дела, которое бы и должен и могу делать. Должно быть, по пословице: «Бодливой корове бог рог не даёт». Надежда и рвение меня не покидают, но, признаюсь, становится по временам тяжко.

С павловцами пока еще не связался, хотя, оказывается, кое-кто из них уже знает и ждет меня. Причина: все то же мое нездоровое самочувствие.

Добкин попал в один передвижной областной театр и тренируется там на свободе как актер — вроде Вас. Богачев пока без пристанища и начинает этим — не столько тяготиться, сколько беспокоиться за свое материальное положение.

Вот, видите, пока что всё срывается. Наберитесь терпения и пользуйте свое время как только можете.

По письму вашему, Вы трепещете как натянутая струна. Это хорошо и, может быть, понадобится, но все время нельзя быть в таком состоянии. Надо расслаблять струну, иначе будет плохо. И тетиву у лука натягивают только тогда, когда надо стрелять. Если же она натянута все время — лук скоро сгибается и перестает пружинить. И самое разумное и мудрое, если бы Вы сейчас искали спокойствия. Не равнодушия, а спокойствия во имя бу-

дущих дел и трудов. А то израсходуете раньше времени все свои душевные силы и придете к делу слабой и усталой.

Пишите мне почаще. Хотя бы самые простые, бытовые письма.

Ваш Н. Демидов

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

06.03.1950 г. Москва

Милая Валя! Простите, очень задерживаю с ответом на ваш телефонный разговор. Здоровье мое как будто бы начинает меня обнадеживать, и я бросился сейчас целиком в работу над книгой. Да тут еще пришли совсем новые мысли (которые только подкрепляют прежнее основание) — я и совсем влип.

А так как с моей болезнью и так прошло много времени понапрасну, — то чувствую — надо гнать.

Вы просите, чтобы я писал Вам больше и обо всем. Я тоже хотел бы обо многом поговорить с Вами, но все это пока мечты... Главное — были бы силы и здоровье. Хоть это и не ново, но, посмотрев на то, что делается здесь, куда катится наше искусство — вижу, что пора, и что для дела нужны силы.

Пора показывать более скорый, надежный и верный путь. Если бы Вы знали, куда завернул Кедров и как извратил он «физические действия» Станиславского, и поняли, что это раздутое сейчас «новое» ни более и не менее, как неприкрытый формализм и представление... Причем Сара Бернар делала это все-таки не в пример, лучше...

Думая о Вас и некоторых ваших товарищах (моих ленивых корреспондентах), всё определеннее склоняюсь к тому, что, когда появится возможность, буду вас сбивать с толку.

Думаю об этом с радостью (и яростью!). Одно меня несколько попридерживает: а вдруг это только «сбивание с толку». Хватит ли у меня пороху? не сорваться бы... Можно ли рассчитывать на силы? Не испортить бы Вам жизнь. Вон Вы в прошлом письме заикнулись об университете... То, что мы прицеливаемся делать, конечно, куда выше и прекраснее Университета, но дотяну ли я?

К сожалению, это не кокетство, не напрашивание на комплимент, а простая житейская, бытовая реальность.

Если все пойдет хорошо, признаюсь, я очень рассчитываю лично на Вас, потом на Женю и на Сашу[‡‡‡‡‡‡]. Не только, как на учеников-актеров, а как и на ревнителей этого дела, продолжателей, организаторов и проч. — кто, что может.

Но помните, однако, что это мечты, и не слишком улетайте мыслями в небо — не забывайте все-таки и о земле. Увы! — об Университете, они — об институте.

Пока кончаю. Пишите.

Ваш Н. В.

<на полях>: Вышла хорошая книга Топоркова «Станиславский на репетициях». Дает верное представление о работе Станиславского. Много полезного. Есть хорошая книга о Стрепетовой[§§§§§§].

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

30.04.<1950 г.> Москва

Милая Валя!

<...> За это время ничего особенного не случилось. Гоню изо всех сил книгу. Кое-что доделываю. Голова еще дурная, воздух московский душный, спертый. Поэтому работается через силу. Есть предположение выехать на дачу под Москву. Здоровьем очень похвастаться не могу. Оно много лучше по сравнению с моей прошлогодней болезнью, но далеко до уровня моего здоровья. Электрокардиограмма, сделанная на днях, показывает, что прошлогодний инфаркт зарубцевался. Так что это уже утешительно.

Был Цыден. Рассказывает, что видел Гомбо Цыдынжаповича. Тот обещает, что национальный театр снова будет здравствовать (чуть ли не 1-го пояса) и будет играть попеременно то по-бурятски, то по-русски. И что...

30-е Апреля.

Пишу через несколько дней. Много всяких хлопот. Больше бытовых и, вообще, мало интересных...

Поздравительную телеграмму Вашу из Петропавловска получил — спасибо, за память, за дружбу.

Продолжаю ответ на ваше письмо. Вы спрашиваете: один ли я в своем деле? И да и нет. Надеюсь на присоединение некоторых своих прежних учеников — главным образом — Богачева и Окулевича, а пока — Окулевич в Петрозаводске, и сбивать его с места не могу, пока не будет чего-нибудь прочного. Богачев здесь и, конечно, будет. Но нужны актеры. Что касается того, что я пи-

сал Вам о ваших Улан-Уденцах — все остается по-старому и, надеюсь, не изменится и впредь.

Вы полны всяких смущающих мыслей о своем месте в «высоком и прекрасном искусстве»... Собираетесь даже уходить из него, как «простая смертная»... Боитесь, что «пленительный и высокий идеал его — недостижим и непостижим... Разве только для избранных...»

Не знаю, что сказать на это. Вы сами были в передовых московских театрах, многое видели... Решайте сами...

Я думаю, что с идеалом — многое зависит от собственной крупноты и емкости. Падение в нашем искусстве свидетельствует о двух вещах: 1) нет в нем людей с ёмкой душой; 2) нет верного подхода к технике этого искусства. А нет, потому что не ищут. Если же на что набредают (как Кедров), так это шаги назад — то, с чем следует всеми средствами бороться (Станиславский и боролся). Что же касается «избранных» и «избранничества» — это сейчас, пожалуй, отсталый взгляд. А рост? и развитие? А влияние среды?— ведь в этом будущее великого искусства, а не в самородках. Надо двигать вперед науку искусства, это главное. Самородки были, есть и будут. Но они уносили с собой в могилу свои силы, свои секреты и свой огонь. В большинстве случаев, от них оставалось только воспоминание, как о чем-то недостижимом и безвозвратно ушедшем... а это никуда не годится. Это ведь тоже от малой ёмкости.

Думать, искать, подсматривать... вытягивать, выкрадывать тайну за тайной у природы — это дело. А остальное — оставьте другим!

Конечно, один в поле не воин. Вот отсюда у Вас и сомнения в себе, и прицел на печальное бегство.

И Вы правы, конечно, тем более, что товарищи ваши наполовину сошли со своего пути...

Что скажу? Все упирается во мне только в годы мои, да в болезнь мою. А то разве бы я отпустил Вас куда-нибудь!

Милая Валя! только хочу, чтобы Вы были счастливы, удачливы... не делали обидных ошибок... Завтра 1-е Мая... Весна... Всего, всего Вам благородного, красивого, молодого и крупного!..

И если у меня что-нибудь будет серьезное, и, если Вы не будете чем-нибудь или кем-нибудь связаны — так связаны, что вырваться Вам будет уже невозможно, — мы еще поработаем. И кое-что еще сделаем.

Лето предполагаю жить на даче. Когда туда выеду, не знаю. Вероятно, до 10-го мая. Пока пишите мне сюда, а там: Пески.

Москва-Казанская. Рязанская жел. дорога. Дачный поселок «Советский художник». Дача Демидова.

Для верности, отправьте вначале заказным.

Если не лень — пишите чаще. И не ждите от меня систематичных ответов — уж очень я сейчас загружен книгой и всякими усложнениями в своей жизни.

До свидания. Привет Васе[*******],

Ваш Н. В.

30/IV Привет от Ек. Александровны

Н. В. Демидов к В. Ц. Найдаковой

08.07.1950. Москва

Милая и дорогая Валя!

Письмо Ваше попало мне с большим опозданием. На дачу я пока еще до сих пор выбраться не могу, и из Песков письмо переслали мне сюда в Москву.

Очень рад был получить его, тем более, что беспокоился — не пропало бы оно там в Песках.

Задерживаюсь в Москве по причинам в высшей степени неприятным. Таким неприятным, что не хочется на них и останавливаться. В двух словах: бытовые отвратительные дрязги, связанные с моей бывшей женой (Бенеманской) и ее матерью. Они обе здесь в Москве, а мать вообще безвыездно живет в моей квартире. Ну и будет... точка.

Конечно, действует это все не особенно целебно... Льщу себя надеждой, что все это все-таки кончится.

Напрасно Вы думаете, что я «прощаюсь» с Вами в последнем письме. Все упирается только в мое здоровье и силы. Поэтому-то и принужден говорить обо всяком будущем только условно, а не категорично. Если же я не сорвусь — ни о каком «прощаньи» и речи быть не может. Боюсь только ввести вас в ошибочные надежды, да и обмануть. Обмануть не потому, что так хочу, а потому, что не смогу вытянуть.

Но как будто дело идет не к худшему, а к лучшему.

И Вы мне будете в этом случае необходимы. Мне, а главное — делу, искусству. Так и знайте, и никаких упаднических на эту тему разговоров чтобы дальше не было! Вы слышите!!

Хотел бы видеть в своих рядах еще и Сашу и Женю. Боюсь за Сашу — он ведь женился. Это всегда вяжет по рукам. Хорошо, если ошибаюсь.

Судя по тому, что делается сейчас в Москве с искусством актера — если сейчас не вступать — будет самое настоящее дезертирство, и искусство наше будет продолжать катиться не только вниз, а прямо исчезать. Намечается не рост и сила его, а только ремесленная самодельщина. Кедров же со своим «новым» принципом и его последователи — настоящие убийцы творчества в театре.

Книгу заканчивать (хоть меня и торопят) мешает мне моя теперешняя трепка и бытовая кутерьма. Но, думаю, скоро это все кончится.

Мечтаю поскорее выбраться к себе на дачу. Это в 105 км, от Москвы на берегу Москва-реки, при впадении ее в Оку. Мечтаю уехать туда не только, чтобы отдыхать, но чтобы заканчивать поправки к книге.

Ваши прицелы на «Чайку», думаю, имеют смысл. Только бы не скомкать ее. Подходите, слушаясь своего инстинкта.

Но вообще набирайтесь опыта. Опыта общения с публикой. Это будет необходимо для дальнейшего. Атмосферу сцены надо сделать своей, чтобы она была родная, а не чужая (как у малоопытных новичков).

Надеюсь в августе быть на даче. Во всяком случае, пишите пока туда. Если застряну в Москве — мне перешлют. Пишите чаще и не считайтесь с моими затяжными ответами. На дачу пишите заказным.

Датируется по дате на конверте. Конец письма отсутствует.

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

25.08.1950

Милая Валя!

Пишу немного: и спешу ответить, зная, что Вы будете в конце августа в Улан-Удэ, и очень занят. С объявленной дискуссией по театру и по творчеству Станиславского — втянули в это дело и меня. Поэтому занят всякого рода обмозговыванием трудного материала.

Провалом в концерте перед Октябрем не смущайтесь. Но... конечно, отчищать себя необходимо. Искать для себя, для правды свои пути. Особенно, применительно к каждой данной минуте — усталость это или что другое.

«Молодой человек», который болел (Бондаренко), благополучно приступил к своей службе. Сейчас в Ялте отдыхает. Я с ним еще вплотную не видался. Посмотрим, что будет после дискуссии.

Богачев здесь. Временно занят работой совсем не театральной. Томится.

Ваши предположения правильны: я так и просидел в Москве. И все по тем же дрянным причинам.

Пишите чаще и больше. Вашим письмам очень рад. Что у Вас нового? Пишите на Москву.

Ваше отчество — Цыреновна или нет? А то «до востребования» письма не выдают без обозначения отчества, а Вы его от меня держите в секрете.

Пока — все. Кончаю. Пишите, не откладывайте.

Н.В.

P. S. Письмо Ваше в Пески получил, конечно, с запозданием, приблизительно на неделю.

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

01.12.1950. Москва

Милая Валя! Вопрос, который Вы мне задали — как готовиться и как играть Катерину — и сложный и требует большого времени. Да и все равно издали не поможешь. Мое толкование Катерины, вероятно, совсем не совпадает с тем, что принято там у вас. По-моему, она очень, очень молода, почти девочка (так же и Варвара), во всяком случае, много моложе своих истинных лет. Да и их-то, вероятно, 19-20.

Главное, все переводите на себя. Не какая-то там Катерина, а Я. Все было со мной и есть со мной.

Никоим образом не будьте несчастной, и не жалуйтесь, иначе будете неприятная, нудная эгоистка. Вся — в объектах, в людях, а себя как бы и нет.

Надо видеть кругом себя красивое, значительное и совсем не видеть зла — это ей непонятно, чужое ей.

Попробуйте (для себя) какой-нибудь монолог или рассказ — говорить и в то же время что-нибудь делать — шить или что другое. Это, чтобы Вы освободились от самонаблюдения. Потом можно это и бросить. Если при этом потянет на характерность — не гоните ее. Может быть, это самое верное. Во всяком случае, характерность будет для Вас маской, за которой Вы сами можете легко спрятаться. Если даже будет уклон в комедийиость — не

бойтесь и не отмахивайтесь от нее — в драматических местах она сама уйдет.

Едва ли нужно много читать — как ее играли Стрепетова или Ермолова — это только собьет Вас. Они — они, а Вы — Вы. Не подражайте никому. А тем более таким титанам — только перегрузите и перемучаете себя и будете фальшивой. А это самое безнадежное.

Для начала не бойтесь даже и поверхностности. Не ищите глубины. Глубина потом придет, по мере вхождения в роль. Конечно, если она есть сразу — не избегайте ее.

Не ищите в себе красоты. Катерина не знает, что она красива — она только вне себя умеет видеть и чувствовать красоту, силу, гармонию. Умеет видеть так ясно, что и мы за ней эту красоту чувствуем. А через это самое ощущаем и ее душу, т. е. как она поэтична и прекрасна. Но это потом. За «прекрасностыо» же не гонитесь и не думайте о ней. Самая обыкновенная — каких тысячи — это единственно наведет Вас на правду и на Катерину.

Ну вот, несколько слов.

У меня все по-старому. Через педелю обещают пустить мою статью. Здоровье в общем улучшается. Очень жаль, что, вопреки своему обыкновению, я не был дома, и Вам пришлось говорить по телефону не со мной.

Пока — все.

Н. Демидов.

Н. В. Демидов к В. Ц. Найдаковой (открытка)

28.03.1951. Москва

Милая Валя, что же Вы и дальше собираетесь считаться письмами? На Ваши вопросы, как Вам играть Катерину, я ответил, насколько можно на расстоянии и не видя ничего. А Вы так на мои все советы ни строчки.

Не думаю, чтобы Вы боялись мне помешать своими письмами — «отнять мое драгоценное время».

Здоровье мое несколько лучше, но брать какую-либо службу еще не хочу. Да и не очень-то могу. Всё время вожусь с книгой. Много новых мыслей. Только не по части практики, а по части их теоретического объяснения. Признаться, это и скучновато и кропотливо. Но нового в этом много. И, кстати сказать, покопавшись в этом, видно, до чего невежественны были все эти дискуссанты в газете.

Квартирные мои дела все в том же плачевном состоянии. Конечно, это и связанное с этим беспокойство сильно отражается

на моем здоровье и силах. Однако верю в лучшее будущее. Что касается дальнейших театральных или других подобных планов — пока ничего не могу сказать. Это может решиться позднее.

Мой телефон переключен на другую станцию. И теперь его № Б 9-73-79. Передайте это Екат<ерине> Дм<итриевне>[†††††††].

Желаю Вам всего лучшего.

Н. Демидов.

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

23.04.1951. Москва

Милая Валя!

Книгу я как будто кончил — были большие поправки и переделки. Сейчас просматриваю по мелочам.

Других новостей у меня пока нет. Здоровье лучше, чем в прошлом году, но еще до нормы, до того, чтобы взять на себя что-либо ответственное — не дошло. Однако надежды не теряю. Квартирные мои дела всё в том же пока положении. На летние месяцы собираюсь куда-нибудь отдохнуть и подышать более или менее чистым воздухом.

Жаль, что мы с Вами так далеко. Хорошо бы на природе и поговорить и поработать.

Вы спрашиваете о результатах дискуссии. Да никакого. Ясно только, что никто толком ничего не знает в своем деле (в искусстве) и поэтому... надо как-нибудь всё свести на нет. Что и сделано.

Спрашиваете о книге Горчакова. Читаю ее сейчас. Прочитал половину. Книга хорошая, дельная и очень для многих полезная.

Местами, приводя слова Станиславского, он их переделывает, перефасонивает на новый лад, применяясь к тому, что было бы более современно, другими словами, подвирает. Но это неважно. Да, вероятно, и нужно. Во всяком случае, более сейчас понятно. Книга полезная.

Благодарю Вас за письмо. Пишите чаще. Очень жалею, что пока всё так складывается... и неизвестно, как и когда и что будет.

Пока прощаюсь.

Поздравляю с праздником.

Н. В.

Кроме обычного моего адреса, имейте в виду:

Москва, 9-е почтовое отд. До востребования.

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

21.10.1951 Москва

Милая и дорогая Валя!

Никогда не смейте думать о том, что я могу забыть о наших добрых отношениях. Наоборот, мне несколько неприятно думать, что я, по-видимому, сбил Вас на тот театральный путь, который совсем не дал Вам ни радости, ни удовлетворения.

Все время я думал о начале своего дела и припасал Вам в мыслях и место, и работы и радости в ней. Но... годы, здоровье: останавливают пока. И однако, не думайте, что я сдаюсь.

Медленно, медленно, но как будто бы я все-таки крепну. Над книгой сижу не теряя ни дня, ни минуты. Много важного и нового. Больше по теории и по осмысливанию техники творчества. Приезжал мой прежний Карело-Финский театр на гастроли. Имел вполне заслуженный успех и признание. Молодцы, не растеряли почти ничего и играют неплохо. Главн. режиссер Суни — мой ученик, делает свое дело и твердо и в нужном направлении. Возможно, я буду наезжать туда, на месяц, на два в качестве консультанта-режиссера. Главное же — книга, и она, слава богу, приходит к концу.

О Вас думаю так: учитесь, развивайтесь, обогащайтесь. Если здоровье и силы мои не подведут, Вы переберетесь опять в искусство. Если же нет — будете сначала аспирантом, а затем перейдете и на научную работу. Это, вероятно, приятнее и вернее, чем педагогика в школах.

А что ушли из Улан-Удэнского театра — это правильно.

Вы ничего не написали мне конкретного о ваших «личных делах» — мне же ведь это интересно. Только ох и поторопились же Вы! Легкомыслие ведь это. Конечно, жизнь идет и подталкивает: скорей, скорей, пора! Но не все должны этого слушаться. И не Вы! У Вас другая любовь — красота и совершенство, т. е. искусство. Не то, которое носит эту кличку, а истинное. Жаль, что не могу видеть Вас лично — поговорили бы.

<...> Летом был на даче в Песках — около 2-х месяцев. Корпел над книгой. Плохо заставлять себя писать, когда совсем не писатель.

Пишите чаще. Это для меня всегда радостно.

Ваш Н. В.

P. S. Богачев уехал режиссером в Карело-Финский театр в Петрозаводск.

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

20.02.1952. Москва

Милая Валя!

Напрасно Вы жалеете, что ушли от театра. В том театре, где Вы могли остаться, веселого и полезного для Вас было мало. Что же касается университета — я Вам уже писал о нем и о том, что он может дать Вам.

У меня все по-прежнему. Книга моя совсем подходит уже к концу. В Петрозаводск еще не ездил. Поеду, только сдав книгу. Вы любопытствуете, на каком языке играет Карело-Финский театр? — На финском. Некоторые вещи для концертов идут и на русском языке. «Ревизора» не видал. Циден не бывал у меня не меньше года. Он что-то там в институте начудил, вроде того, что у нас тогда в Улан-Удэ. И за это теперь платится. А Федя[‡‡‡‡‡‡‡] все идет вперед. Трудно было ждать от него такой прыти. Он очень развился и вообще выравнивается. Боюсь, что психонатство Цидена не приведет к добру — как он ни одарен...

По поводу ваших «личных дел» — ничего сказать не могу, не зная людей. Думаю только, что не получилось ли так же, как в «Горе от ума»:

...и качеств ваших тьму,

Любуясь им, вы придали ему.

Передайте привет милому Васе. Желаю ему всяких успехов и удачной жизни. Привет Тане[§§§§§§§]. А Вам... работайте, работайте, и все будет в порядке.

Ваш Н. Демидов.

Н. В. Демидов из письма к В. Ц. Найдаковой

15.06.1952. Москва

Милая Валя! Книга кончена, очень сильно переделана, много написано совсем нового. Сейчас она у Куусинена, завтра увижу его, и сговоримся относительно дальнейшего ее продвижения.

Здоровье мое понемногу как будто улучшается, И если бы не домашние неприятности из-за квартиры с живущей тут у нас матерью Бенеманской, — было бы еще лучше. С 1-го июля надеюсь выехать на дачу в деревню со знакомыми. Пробыть там собираюсь 2 месяца (если не вызовут и Москву дела). Адрес напишу в конце письма.

Вот и все о моих делах.

Ваше упадочное настроение, признаться, мне не очень нравится. Главное, Вы напрасно смотрите только на то, что у Вас под носом. Надо смотреть дальше и много дальше. Вы молоды, слава богу, с мозгами и волей, легко усваиваете все новое, через 2 года получите бумажку об окончании высшего учебного заведения. И перед вами открыты все дороги. Если же что будет стоящее около меня, — Вы знаете, что применение здесь Вы, конечно, найдете.

Жалеть, что Вы отошли сейчас от театра — нечего — надо радоваться.

<...>...главное, готовьте себя для более серьезного и сейчас особенно нужного, и оно придет.

Пока прощаюсь.

Н. В.

Адрес деревушки: п/о Болдино. Владимирской обл. Петушинского р-на. Деревня Б. Пекша. Дом Елены Петровны Бравой — мне.

(лучше посылайте заказным)

P. S. Вы, вероятно, слышали печальные новости о Цидене. Его исихопатичность кончается довольно плохо.

P. P. S. В Петрозаводск раньше осени не поеду.

Н. В. Демидов к В. Ц. Найдаковой

30.09.1952. Москва

Милая Валя! Не обижайтесь на меня за долгое молчание и не смотрите на него, как на небрежность. Много, много раз собирался писать Вам и все жду — что, не считаясь с очередностью, от Вас получу хоть маленькую писульку. Но Вы тверды «как кремень»... Книга моя пролежала без всякого движения на столе у Беспалова в Комитете 4 месяца — всё ему некогда — а теперь поступает к рецензентам. Они дадут отзыв, и тогда, может быть, пойдет в печать.

Не считаясь с этим, я все-таки кое-что доделываю. Сейчас пыхчу над самым концом. Как будто получается.

Некоторое время назад мне было не очень хорошо. Ставили пиявки. Но, по-моему, напрасно — можно было обойтись и без них. В общем, на самочувствие я не могу пожаловаться.

В Петрозаводск я пока не ездил. Да и не знаю, когда соберусь. Пока придется здесь дежурить с книгой.

Циден освобожден. Кажется, уехал в Улан-Удэ. У меня так и не был. Поля[********] мне писала, а как вышла замуж, так и замолчала — жизнь ее наполнилась. Это я не в порядке упрека ей или огорчения, а, просто, рад за нее. Лишь бы было удачно.

Когда-то писала мне Женя[††††††††], а теперь уже вот года два — ни слуху, ни духу.

Богачев в Петрозаводске и, кроме актерской и режиссерской работы, он еще и начальник Управления Театрами Республики (!) — его нагрузили. Встает в 7¹/₂ утра, а ложится в 2¹/₂ ночи. Но не жалуется. Говорит: интересно.

Пишите мне чаще и обо всем. Вася[‡‡‡‡‡‡‡‡], по-видимому, скоро будет профессором. А что же его прежние планы о теории и критике театра?

Здесь в Москве, кстати сказать, театр катится и катится без задержки под гору.

Отто Вильгельмович, несмотря на его такое возвышение, своего дружеского отношения ко мне и к моей книге не изменил.

Вот, кажется, и вся фактическая сторона дела и моей жизни.

Пишите. Всегда рад получить от Вас хоть немного.

Целую Вас Н. В.

Н. В. Демидов к М. Н. Ласкиной в Москву

20.09.1951. Пески.

Дачный поселок «Советский художник»

Дорогая Маргарита Николаевна![§§§§§§§§]

Пишу ночью наспех. Только что получил сообщение от Матреши[*********], что Вы вернулись, заходили и взяли то, что я переслал в Москву Матреше.

С перепиской, если у Вас свои дела — Вы не очень гоните — меня тоже здесь затирает. Хоть есть еще 3-4 главы, но пока не с кем их отправить.

Сам думаю задержаться здесь и часть октября.

Письмо Ваше и газету получил. Спасибо.

Как будто бы я стал крепче, но признаться, ждал большего эффекта. Вот пока все, что могу сообразить второпях. Утром в 5 час. это письмо отвезут в Москву.

Всего Вам лучшего

Уважающий Вас

Н. Демидов.

Привет Вам от Екатерины Александровны.

Н. В.Демидов к А. Г. Иванову-Смоленскому в Москву

28.04.1952. Москва

Глубокоуважаемый Анатолий Георгиевич,

Сейчас в план работы Научного Совета Академии включен вопрос о театре в свете физиологического учения Павлова.

За последние 4-5 лет мне довелось присутствовать несколько раз на лекциях физиологов школы Павлова, озаглавленных приблизительно так: «Станиславский в свете учения Павлова», «Система Станиславского и учение Павлова» и тому подобное.

(Авторы этих лекций, по-видимому, знакомились с процессом работы актера и по книгам и из личных бесед со многими актерами.)

Исходя из термина «переживание на сцене», «жизнь на сцене», при анализе процесса переживания актера — они рассматривают его как просто жизнь.

Дата добавления: 2015-07-26