Докладная записка 4 страница

Я примирился с мыслью о том, что моя эвакуация — свершившийся факт: однако, если будет намечаться что-нибудь серьезное, и я вам буду нужен или желателен — кликните! Впрочем, что я говорю, — если б были возможности, я бы сам поехал сегодня же; пробираться же «на авось», подвергая себя всяч<ескому> риску и опасностям без достаточно веской для того причины — пожалуй, несерьезно.

Всё это, когда я говорю Олегу, кажется ему основательным и убедительным, однако в нем самом сидит какой-то бес, который все время подталкивает его порвать все доводы, плюнуть на все рассуждения и очертя голову пуститься в путь, хотя бы тем самым способом, каким путешествуют беспризорники.

Боюсь, что и во мне сидит тот же бес, однако мне удается пока держать его в полном подчинении. Вероятно, это, кроме прочего, еще и потому, что как я ни соскучился по вас, как ни тошен мне Челябинск, у меня ни на минуту не являлось какого-нибудь щемящего чувства, и я все время как-то внутренне убежден, что это — временно и не надолго, и что скоро мы опять соберемся вместе при более благоприятных условиях. Интересно, что на днях я получил открытку от Виктора, и он пишет между прочим о такой же своей уверенности.

Н. В., родной! Как я по вас соскучился! Я никогда не подозревал в себе способности так скучать но ком-нибудь.

Я писал вам, что у Олега украли все документы. Он некоторое время хлопотал о выдаче ему новых, и теперь эти хлопоты, кажется, близки к увенчанию: ему осталось достать только одну еще справку (которую он достанет сегодня-завтра) и тогда ему выдадут паспорт.

Я стараюсь по возможности сохранить технику. Но теряю ее, конечно. По рассуждению, пришел к тому выводу, что сейчас время как никогда благоприятное для того, чтобы тренировать в себе качества. Вот я и тренирую сейчас эту свободу тела, на которую наткнулся как-то в последнее время в Москве. Насчет упражнений с партнерами все никак не выходит (я плохой организатор).

Много думаю насчет сна тела. Это состояние я заметил впервые как-то во время ночных занятий, когда я готовился к зачету

по клям-предмету[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§], а с тех пор — и особенно в последнее время — удалось сделать несколько интересных наблюдений.

Вообще, сейчас как-то все в голове отстаивается и проясняется и приводится к одному знаменателю. Теперь как-то ясно-ясно, когда читаю Станиславского, вижу, чего он хотел, чего недопонимал или не мог выразить; так же ясно вижу, когда слушаю Судакова или Зубова, чего они хотят, к чему идут, чего ищут, над чем ломают голову и недопонимают, и в чем их сбивают с толку слова Станиславского, которые они еще не решились преступить и отвергнуть (не дошли еще до этой мысли). Между прочим, Судаков здесь совсем распоясался (очевидно потому, что стесняться тут некого): в работе с актерами и студентами говорит только о голосе и его регистрах и вгоняет несчастных в «ритм» и мышечный «темперамент».

Недавно я прочел книгу Леви-Брюля: «Сверхъестественное в первобытном мышлении». — Интересно! Совершенно потрясающий (по простоте и верности) ответ на вопрос о природе сверхъестественного: «аффективная категория сверхъестественного» у первобытных! Многое — прямо относится к нашему искусству. Если Вы не читали эту книгу, достаньте.

Ну, до свиданья! Простите, что не щажу ваши глаза, предлагая целых 6 страничек моего почерка: в Челябинске нет открыток. До свиданья! Пишите.

Крепко-крепко вас целую.

Всегда ваш В. Богачев.

P. S. Привет всем нашим.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

01.01.1942. Челябинск

Дорогой Николай Васильевич!

Неугомонный Олег все-таки едет в Москву.

Мы с ним уговорились, что как только он приедет в Москву, он даст мне по возможности подробную депешу (фототелеграфом) об условиях пути и о Москве: как можно проехать, каковы возможности и трудности, как там ваши дела и намерения и прочее, и я, сообразно с этой телеграммой, постараюсь немедленно

выехать и тем же путем быть в Москве как можно скорее. Конечно, если есть возможность помочь моему выезду каким-нибудь вызовом н/п., то это лучше всего, а если этой возможности нет, то буду так пробираться.

Очень хочется скорее видеть вас и работать с вами.

До свиданья! привет Галинишне и всем нашим.

Крепко вас целую.

Всегда ваш В. Богачев.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

11.01.1942. Челябинск

Дорогой Николай Васильевич!

Вчера получил одновременно вашу открытку от 26/XII и письма, посланные с Назаровым, но ответить в тот же день не успел. Письма, адресованные Олегу, тоже у меня, потому что сам Олег уехал в Москву, и письма его уже не застали в Челябинске. Как он уехал, я до сих пор еще толком не знаю. Раньше я несколько раз отговаривал его от поездки, и он, в конце концов, как будто примирился с мыслью о том, что рисковать нельзя, и решил оставаться. Во всяком случае, со мной он больше о поездке не советовался. Но вот I/I он сказал мне, что завтра (2/1) едет, что это решено, и он рискует, хотя сознает, что риск велик. Я почувствовал, что отговаривать его бесполезно, и все мои усилия были бы напрасны и, напротив, подливали бы только масла в огонь, подкрепляя его упрямство. Он сказал, чтоб я писал вам письмо. — Я написал и дал ему. Он обещал, что если доберется до Москвы, немедленно по приезде, побывав у вас, даст мне возможно подробную фототелеграмму об условиях пути, о Москве и вообще, о всех трудностях и возможностях. Сообразно с этой телеграммой я должен выехать в Москву.

Актуальность его отъезда так на меня подействовала, что я хотел было тот же час бежать собираться и ехать вместе с ним. Но он отговорил меня, сказав, что лучше дождаться телеграммы и не рисковать обоим.

Мы должны были еще увидеться и потому даже не попрощались как следует, но он больше не пришел в театр и, очевидно, уехал.

С дороги он обещал писать по возможности часто, чтобы, если он не доберется до Москвы, я знал, где оборвалось его путешествие. Пока я не получал ничего; правда, при нынешнем состоянии почты, это в порядке вещей.

Когда он уехал, мной овладело какое-то тяжелое и беспокойное чувство. И до сих пор все мне как-то не по себе, что я отпустил его. Ведь он уехал не только без разрешения на въезд в Москву, но даже без документов! (Паспорт и все документы он потерял или их у него украли, как я писал вам раньше). Но весь ужас этой безрассудности я понял только тогда, когда узнал, что он уехал. Тогда же я разговаривал с ним как с взрослым и был сам заражен его безумием. Я чувствую себя страшно виноватым и молю его заступников, чтоб ему удалось добраться до Москвы. Дай Бог, чтоб ко времени получения вами этого письма он был уже там и, читая, вы вместе бы смеялись над моими страхами!

Вчера встречаю Кляма: «Что же, товарищ Богачев, Окулевич уехал в Москву?» — «Да, кажется...» — «Ха, понимаете ли, а его документы все нашлись». — «Как?!» — «Да так... Что же, понимаете ли, Челябинск ведь это культурный всё же город, тут есть, понимаете ли, стол находок. Я туда сходил — а они там! Ну, я сказал, чтобы их отослали в Москву, понимаете ли, пускай всё же они найдут своего хозяина». Вот, как хотите, так тут и понимайте[*****************************].

Думаю о вашей книге.

Конечно, вам надо теперь писать и писать! Всё остальное должно быть направлено сейчас в помощь этому. Всякая театральная работа сколько-нибудь крупного порядка только оторвет вас от книги, а ждать от этого сейчас чего-нибудь, и строить какие-нибудь планы сейчас нельзя. Единственная реальная возможность сейчас — книга, а другая работа должна быть только средством для существования, потому что не часто вы могли свободно писать: всегда вас что-то отрывало от этого; так пользуйтесь же реальной возможностью!

Был сегодня у Борисова и передал ему ваше письмо. Он очень милый. Говорили с ним о том, о сём. Он говорил, что для того, чтобы мне ехать в Москву, существуют еще некоторые препятствия, кроме трудностей дороги. Я не мог не согласиться с ним.

Дорогой, родной Николай Васильевич! До свиданья! Чувствую, что письмо какое-то не хорошее получилось (закрытое?), но ничего не могу поделать: затор в голове. До свиданья! Крепко вас целую. Всегда ваш Володя.

Несколько слов Галинишне. Здравствуйте! За сочувствие спасибо: чаю здесь нет, и вы понимаете, как это мне приятно! Весь мой организм вот уже сколько времени работает на каком-то исключительном режиме, и чем всё это кончится — не знаю. Я теперь и сплю совсем не так, как прежде, и на всём, на всём решительно это отразилось: по пока живу! (Тьфу-тьфу, не сглазить.)

Эста приезжала на несколько дней в Челябинск в командировку. Она очень страдает от того, что не получает вестей ни от вас, ни даже от Шуры. Очень тоскует и рвется в Москву. От своих пока не получаю никаких известий.[†††††††††††††††††††††††††††††] Ну, до свиданья! Целую вас крепко-крепко! Ваш Володя.

P. S. Конечно, эти строки относятся и к Н. В., так же и те, что обращены к нему — к вам! Одним словом, поделитесь. В. Богачев.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

09.02.1942. Челябинск

Дорогой Николай Васильевич!

Получил вашу открытку от I5/I. Рад, что вы, наконец, устроились на работу, и что все-таки «кружок из тех же прежних людей» теплится.

Судаков летал в Куйбышев (за премиями: он, Зражевский и Ильинский получили Сталинские премии за «Степи Украины»)[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] и говорил, что Малый театр поедет в Москву как только окончит здесь этот сезон (так ему сказал Храпченко) — следовательно, в июне. В общем, все эти сроки, конечно, не так уж и велики: был бы только виден «тот берег», и доплыть до него тогда уже нетрудно. Занимаюсь техникой нерегулярно и с переменными успехами. Стал добиваться полного освобождения от тела, — так что чувствуешь совершенную обособленность от него, оно как будто бы лежит у ног, — но при этом оно как-то оцепеневает и совершенно неподвижно, всякое движение тела происходит через его пробуждение. Пытаюсь разобраться в этом. Но замечательно, что в этом состоянии все мысли приобретают какую-то независимость: что бы я ни думал, — мысль, едва родившись, становится самостоятельной; я уж ничего не могу поделать с ней, и она несет меня куда-то за тридевять земель, рисуя передо мной картины, яркие, как сон, — но это не сон, потому что я все помню и могу тут же родить еще одну мысль (произвольным усилием) и она опять понесет меня куда-нибудь.

До свиданья. Крепко целую вас. Галинишне привет. Ваш Володя.

P. S. Удается ли писать книгу? Привет от Борисова.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

22.03.1942. Челябинск

Дорогой Николай Васильерич!

Вчера получил Ваше письмо от 28/II и Дорогушииу открытку от4/Ш.

Очень больно за вас по поводу ваших неудач. И еще скажу вам: бросьте строить на песке, — пишите книгу. А постройки сейчас не могут оправдать надежд, даже самых скромных. И паук строит крепко, если строит в подходящем месте; а если он сунется туда, где что ни день то новая встряска да генеральное подметанье, то не только труд зря расточает, а и головой рискует.

Я тут живу по-прежнему. Понемногу занимаюсь, но больше не техникой собственно, а разными окольными вещами, главным образом психологическими наблюдениями. Понимаю, что это, конечно, не то, но делаю то, что делается: все-таки лучше, чем ничего не делать. Да все польза от этих занятий есть.

А настроение неважное. И тошно видеть каждый день этот мерзостный Малый Театр. Этот новый судаковский спектакль — «Отечественная война 12-го года» («По Толстому»!) трудно даже назвать подходящим именем: это даже не только скверно и не только неприлично — это даже не московский театр. Одна здешняя челябинская зрительница, побывав на спектакле, разочарованно говорила, что она ждала большего: «Думала, Малый Театр, знаменитый... А оказалось то же самое, что и наш челябинский Драмтеатр».

Насчет нашей будущности говорят, что мы будем заниматься без летних каникул, и зато у нас будет ускоренный выпуск — в январе (или к январю) 43 года.

Не знаю, знаете ли вы, что Эста в Челябинске: она здесь в командировке, работает на заводе. Она тормошит меня, чтоб взять да и сделать какую-нибудь сцену; но я тяжел на подъем, хоть и понимаю, как это было бы хорошо.

Кстати, вы пишете о Тамаре Жуковой. С нею случилось несчастье: в театре на нее что-то свалилось с колосников, прямо иа голову — теперь она в больнице в скверном состоянии и с высокой температурой.

Очень хочется к вам в Москву. Насчет поездки туда театра говорить пока как будто и здесь перестали. Как я рад, что хоть Виктор с вами! И что он не проехал мимо Москвы.

24.3.42.

Очень забрало меня то, что вы написали новое об «отпускании»[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. У меня-то как раз вечной ошибкой и было то, что я отпускал Мысль (и даже совсем выпускал): это создавало странно замедленную реакцию и расхолаживало, что толкало на то, чтоб как-то удерживать состояние, т. е. на поиски чувства. Я попытался отпускать, как вы пишете; читал Эсте рассказ, но что-то ничего не клеилось, не только по-новому, но даже и по-старому.

Я не хотел отсылать этого письма, пока не добьюсь каких-нибудь результатов. Занимался один дома. Наконец, сегодня утром, занимаясь монологом Подколесина, набрел.

И всё сразу стало очень конкретным: не просто новый какой-то импульс после отпускания каждого, а новая конкретная картина! (или вообще новая конкретность).

Но вот после каждого перерыва в занятиях приходится начинать с самого начала.

Однако я отличаюсь чем-то от тех, кто не занимался вообще техникой. Я наблюдал за Зубовым — он и в жизни, даже тогда, когда говорит свободно, все-таки говорит совсем не так, как, например, вы или даже я: в нас нашей техникой вырабатываются качества (остающиеся затем и в жизни) противоположные качествам, вырабатывающимся у зубовых их практикой. Сразу теряется навык сценической свободы, пассивности — качества же остаются дольше и разрушаются только противоположной практикой, которая вырабатывает противоположные качества.

В общем, конечно, надо заниматься; хотя многое этому мешает...

Ну, до свиданья. Привет Галинишне.

Н. В.! крепко вас целую; и всех наших.

До свиданья. Пишите... Всегда ваш Володя.

P. S. Простите за такой неприличный вид письма: писал, черкал и даже рвал. Сейчас посмотрел, и стыдно стало. Может быть, следовало бы даже переписать письмо, чтоб было хоть «немного прилично», но почему-то не могу писать спокойно, да и вообще считаю, что письма (кроме деловых) переписывать нехорошо.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

13.04.1942. Челябинск

Милый Николай Васильевич!

Получил вашу открытку от 21/Ш вчера. На предыдущее письмо ваше ответил письмом уже довольно давно. Однако, если вы не получили этого письма, то не беда: оно было очень неспокойное и нескладное.

Напрасно только вы даете тяжелому настроению овладеть собой. Надо беречь себя — это самое дорогое. К тому же и неудачи-то эти не следует переоценивать. Ведь не дело пропало, не случай начать это дело потерян (такого случая и не было и не могло быть в настоящее время), а пропущено, израсходовано 2 месяца работы, причем израсходована эта работа не совсем зря, не совсем впустую: она дала вам возможность существовать эти 2 месяца. А ведь большего и желать, на большее-то и рассчитывать в это время не следовало. Другое дело, что вы в эту работу вкладывали слишком много сил, когда можно было бы обойтись гораздо меньшими затратами. Но что же делать: такая уж у вас неумеренная натура — вечно вы увлекаетесь, строите планы, начинаете ждать от работы того, чего от нее ждать нельзя (мало ли что хотелось бы!). Вам нужно удерживать себя от таких увлечений и стараться потихоньку пережить трудности; если вы еще успеете в это же время еще и написать что-нибудь, то это будет уже очень хорошо.

Насчет того, что вы мечтаете о провинции. Может быть, в этом есть смысл. Например, если бы Судаков показал свой спектакль в Москве, то наверняка бы провалился (пусть в самой «смягченной» форме), но здесь, где он сам — наивысший авторитет в вопросах искусства, и где до него царил такой кошмар, после которого Малый Театр и действительно является райским пением, — здесь об этом спектакле написали восторженные рецензии, а один-два московских журналиста не стали этому противоречить, а написали то же самое в центральных газетах (ну, не так восторженно), благо москвичи проверить их воочию не могут — и вот вам и готово! Но не нужно и переоценивать возможностей провинции. Малый Театр приехал сюда со своими работниками, со своими деньгами, со своими чинами и орденами. Здесь бы он не получил ничего этого. Кроме того, конечно, если и думать о провинции, то можно думать только о времени после окончания войны. Раньше этого в провинцию я вам ехать не советую, даже если и не думать пока об открытии там театра. А думать сейчас

о далеких временах вряд ли стоит: до тех пор еще нужно о многом подумать.

Я тут живу по-прежнему. На жизнь, в общем, не жалуюсь, хотя она, конечно, не весьма роскошна и не ахти как весела. Малый Театр по последним слухам на гастроли не поедет, а будет летом в Челябинске; причем готовится здесь для него вторая сцена — летняя, в парке.

Я много занимаюсь психологией — опытами, наблюдениями. Интересно. Недавно мне случилось выпить с Тимофеевым (кстати, его на днях взяли в армию и тот же час отправили куда-то), и я наблюдал за своим состоянием, — такие вещи, скажу вам! — я до сих пор пьян этими мыслями. Занимаюсь и собственно техникой, применительно к работе над своей ролью. (Мне в школе приходится делать «Дядю Ваню» Войницкого); но ничего, покамест Гриша дает мне свободу, — вот я и пользуюсь ею, как могу. Приходится натаскивать своих партнеров, чтобы они хоть немного на людей походили. Чем все это кончится — не знаю; стараюсь извлечь из этого пользу для себя, как из упражнения.

Ну, до свиданья! Николай Васильевич, родной, крепко вас целую и всячески желаю бодрости (хоть по возможности). До свиданья. Привет Галинишне и всем нашим. Всегда ваш Володя.

Н. В. Демидов к В. Н. Богачеву в Москву

06.06.<1943>

Милый Володя, Вы, вероятно, получили все мои письма, где я высказывал всяческие свои сомнения вашего снятия с учета. Как у вас со всем этим дела? Кухаркову запрос на вас послан. Я в Москву прицеливаюсь попасть числу к 24-му, 25-му.

О покупаемых вами для театра книгах: обязательно везде берите на них счет на имя нашего театра. Иначе трудно оформить оплату.

Если по-английски попадет «Коварство и любовь», «Емилия Галотти» (Лессинга), может быть кое-что иного — берите.

Что вы молчите как зарезанный? Больше 3-х недель от вас ни строчки.

Сейчас в Москве Галина, видели ли вы ее? Отсюда числа 16-го выеду в Беломорск. Туда, в случае чего, и пишите — на театр МузКомедии — Галине (для передачи мне). Оттуда из Комитета я мог бы привезти еще какие вам нужно недостающие бумаги.

«Ревизор» выйдет у вас в марте, а до того времени весь театр будет так загружен, что пока мне там и делать нечего. Если доба-

вить к этому, что и у меня все задержка с книгой — то, пожалуй, и кстати, что так оттягивается мой приезд к вам. <Окопчание письма отсутствует>

Год указывается предположительно, по содержанию.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

25.05.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

На днях (17/V) сюда приехал Суло Туорила. Насовсем. Колосенок предлагал ему 2 недели отдыхать, но он пожелал скорее на работу. Первое впечатление у меня от него приятное. Толковый. Прислушивается. (Последнему, может быть, способствовало то, что все наши актеры «накачивали» его.) Я предложил ему подчитывать на репетициях за недостающих партнеров (все ведь на посевной). Он это делает очень хорошо. Он очень не хотел браться за любовников, но, выслушав мои объяснения, согласился; просил, однако, чтобы его не «похоронили» на этом навечно. Сейчас я дал ему роль Бориса, чтоб примеривался — но репетирую пока с Роутту и, конечно, не сниму его с роли: это можно будет сделать только тогда, когда Туорила будет совершенно крепок и надежен.

Целую. Володя. <на обороте>: Привет Галинишне, Анне Матвеевне, Матреше.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

25.05.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

Вы будете разговаривать с Колобовым. Имейте при этом в виду, что «Так и будет»[******************************] должна выйти к 7/XI, а «Гроза»[††††††††††††††††††††††††††††††] — в декабре. Из этого расчета эскизы и чертежи должны быть готовы по «Так и будет» — в августе, а но «Грозе» — в октябре, желательно в начале октября, чтобы успеть сделать оформление.

Еще насчет Туорила. Я проверяю и обрабатываю с ним переводы «Грозы». Очень много приходится переделывать. И ему это удастся довольно хорошо. Вообще, сейчас к «Грозе» примериваемся. Развернуто можно будет за нее взяться, когда приедут все с посевной, а главное, когда приедет Санни. Поторапливайте ее, чтоб она скорее. Да и сами по возможности не задерживайтесь.

Жду от вас телеграммы о приезде и волнуюсь. Затем жду всяких <на обороте> сообщений. Целую. Ваш Володя. Привет Галиниише, Анне Матвеевне, Матреше.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

04.06.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

Получил вашу открытку от 26/V. Я сейчас репетирую «Грозу» и каждый день занимаюсь с Туорила. Он ничего. Делает успехи и, вообще, толковый. Очень хорошо работают Рикка и Лейла, а также Женя (я попросил ее в отсутствие Санни читать за Катерину).

Николай В<асильевич>! Как нам все-таки быть с песнями для «Грозы»? Здесь мы, конечно, ничего не достанем и не придумаем. Вы говорили, можно попросить напеть Ливанова[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. Может быть, это можно устроить и сделать так, чтобы записать эти мелодии? Словом, подумайте, а то мы можем засесть.

У меня тут по «Грозе» заварены уже первые три акта целиком.

Ну, до свиданья! Привет всем нашим. С нетерпением жду следующих новостей. Мы с Эстой держим кулаки. Володя.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

18.06.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

Получил Ваши открытки и письмо в таком порядке: от 18/V, от 26/V, от 29/V и от 21/V. Жду дальнейших ваших сообщений и приезда Санни. Мои дела идут так: я уже писал, что в отсутствие Санни я дал Кемовой читать за нее. И рад, что так сделал. Во-первых, я не только максимально загрузил и использовал это время (а то бы оно почти пропало), но теперь мне очень много стало ясно в Катерине и в «Грозе» вообще, и я буду приступать уже не с закрытыми глазами. И вообще, оказывается, для того, чтобы как следует понять пьесу — очень полезно попробовать с совершенно разными актрисами. Во-вторых, конечно, большая польза и наука для Кемовой. И дальше с ней будет гораздо легче работать. А в-третьих, я получил большое удовольствие: она очень хорошо работает, все легко берет, и здорово получается. Черт возьми, если

дальше так пойдет, то я не знаю, кто из них будет лучше: Санни или она! Во всяком случае, очень вероятно, что мы будем иметь сразу двух Катерин! <Приписка на обороте:> Ей я, конечно, никаких похвал не говорил, но сказал, что пускай работает: «Если будет получаться, — сыграете». Ну, до свиданья! Ваш Володя.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

17.06.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

В ночь на 13/VI приехала Санни на машине из Петрозаводска. Они приехали вместе с Киуру. 15-го я получил Ваше письмо, переданное с Санни, и копию вашей телеграммы Колосенку. Колосенок спрашивает меня, гарантирую ли я выполнение плана (2 премьеры и 3 концертных программы). «В противном случае мы будем вынуждены отозвать Н. В. Демидова, несмотря на всю нашу заинтересованность в выходе его книги». Это все мне передал Киуру, который должен был сообщить ответ Колосенку по телефону на следующий день. Я сказал ему, что гарантирую и пр., хотя, конечно, волнуюсь сильно.

Насчет «Грозы» пишу Вам. У меня ежедневно 6-8 часов «журнальных» репетиций, но кроме того еще индивидуальные занятия с Туорила, или над переводами, или с Раука — так что фактически я бываю занят с 10 до 10 или 11, за исключением редких дней.

Олонец 17/VI 45 г. (Продолжение) Такой режим у меня установился с тех пор как приехал Туорила (и тогда же вернулась с посевной I бригада). К концу дня сильно тупею, а к концу недели бываю совсем мореный и еле тяну. По выходным дням, и когда только можно, стараюсь записывать самое интересное из того, что было, — такого много. Думаю, что так долго я не выдержу, но хочу, по крайней, мере поскорее заварить пьесы: дальше хоть спокойней тогда будет. Концерты я, конечно, свалил на Тойво, но ведь доделывать-то придется мне. Тойво стал работать серьезнее, пытается ухватить технику, как будто начинает что-то понимать и улавливать. С Дашей у них пошли нелады: он ее упрекает в лени и в отсутствии любви к искусству и пр. и, вообще, запрезирал; она ходит к актрисам плакать на свою несчастную жизнь. Ну, до свиданья! Жду с нетерпением от Вас вестей. Привет Галинишне, Лине Матвеевне, Матреше и всем. Эсту я за вас помял.

Целую. Володя.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

22.06.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

Получил Ваше письмо от 9/VI, но ответить на него все некогда (а хотелось бы написать довольно много), и я пока пишу Вам немножко о текущих делах. Володя Белов прислал Эсте письмо, в котором спрашивает о здешних условиях, просит ее «выяснить и уточнить», что он может здесь «получать в денежном и товарном смысле». Но он не пишет как и в каком смысле он договаривался об этом с Вами, а также не пишет, на каком положении он в Москве. Я его не знаю, не знаю, что он может и какая у него категория в театре, — поэтому я и не знаю, как о нем говорить. Я говорил с Киуру, на какое положение мы вообще можем принять русского актера. Он поговорил вообще о приглашении русских актеров с Колосенком (и о создании такой концертной русской группы в театре). Киуру говорит, что, очевидно, наш московский актер (Белов) не согласится ехать сюда на паек III категории, а чтобы дать ему паек I категории — нужно сделать его актером высшей категории (как Вийтанен и Карпова). Может быть, Колосенок согласится на это. Но я не знаю, Н. В., следует ли приглашать, в таком случае, Белова на это место? Как Вы смотрите <на обороте:> на это? Пишите. Целую. Ваш Володя.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову (открытка) в Москву

05.07.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

На днях получил ваше «туберкулезное» письмо. Вот так да! Вы все-таки сделайте путные исследования и посоветуйтесь с врачами. Я здесь ваши указания стараюсь выполнять: рыбий жир и йод пью; насчет пребывания на свежем воздухе не очень много удается, так как репетирую ежедневно с 10 до 9 ч., но, по мере возможности, стараюсь. Писать сейчас — совсем не пишу ничего — разве только заглавия или перечень пришедших за день мыслей и наблюдений на бумажечках. Волнует меня Санни: она жалуется на слабость и усталость, даже если и не от чего было устать (сама удивляется этому); температура по вечерам 37,1-37,3, по утрам — нормальная. Похудела она — страшно. Я велел ей тоже пить йод и рыбий жир, и мерить температуру регулярно. А сегодня Эста потащила ее к врачу.

Начал работать «Так и будет». «Гроза» идет хорошо. Туорила, правда, не очень Борис: все время стараюсь переваривать и перерабатывать его, чтоб уничтожить его «рассудительность» и чрезмерную амбицию, которая из него так и прыщет. С амбицией, вероятно, хуже всего: она мешает не только в роли, но и в нем <другая открытка> самом, как в актере и человеке. Однако я понимаю, что против этого, как и против ветра, прямо не попрешь. И тут тоже надо лавировать, используя самый ветер, для движения против него. Пытаюсь это делать и, вообще, поменьше дразнить гусей. Кой-как пока удается. Но хуже всего то, что Туорила не проходил занятий этюдами. Чувствуется этот недостаток, — но я устраивать занятия не хочу: боюсь, да и времени нет. Так, налаживаю его тут же, по ходу дела, в репетиции. Правда, чем дальше в работу, и чем меньше я могу уделять времени ему лично, — тем сильнее становится видна в нем другая школа и отсутствие верной. Но ведь это же можно заметить и о многих других, которые хоть и занимались этюдами.

Сегодня Санни получила письмо от Бочарникова, который пишет, между прочим, что вы собираетесь приехать сюда через полтора месяца (в начале августа?). Жду от вас вестей. Может быть, театру дадут отпуск (вышло постановление общесоюзное). В таком случае мы будем просить его в августе (в связи с работой). На днях Киуру узнает, и тогда я вам напишу. Ну, до свиданья! Привет всем. Целую В.<олодя>

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву (открытка 1)

14.07.1945. Олонец КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

Получил вчера ваше письмо от 2/VII и открытку от 5/VII, а перед этим (в понедельник) — письмо от 21/VI.

Я устроил перепечатку «Норы»: засадил Кемову, и она 3 дня ничего кроме этого не делала и за 3 дня все перепечатала. Было мало бумаги, а больше достать ниоткуда не удалось, — поэтому перепечатали только в двух экземплярах и не полностью, а так, как у нас шло, с нашими сокращениями. Я постарался все это сделать скорее, пока сессия еще не разъехалась — чтобы можно было отправить, специально послав в Петрозаводск Туорилу. Но ведь вы знаете, как трудно отсюда выехать: пока он попал, наконец, туда, я боюсь, что там уж все разъехались, и Андрей Иванович уехал. Если так, то не знаю, как вам это переслать: но почте, пожалуй, <на обороте:> не стоит. Ну, до свиданья! Продолжение следует. Ваш Володя.

Дата добавления: 2015-07-26