Докладная записка 5 страница

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву (открытки 2, 3, 4)

15.07.1945. Олонец КФ ССР

Милый Н. В.!

Как вы уже могли понять и почувствовать — на сессию мы не поехали. Дело вышло так. Получив вашу телеграмму, я созвал общее собрание, и мы стали готовиться. Тут же сразу я позвонил в Петрозаводск Старогииу. Он еще ничего не знал — я сказал ему, чтоб он разузнал; потом он звонил мне: «Запросите Н. В.-ча, от кого исходит предложение о вашей поездке, — здесь ничего не знают, но если это исходит, скажем, от Андрея Ивановича, то тогда вы поедете. И пускай сюда сейчас же едет Киуру». Киуру ехать не мог (да и толку от него мало) — мы послали Туорилу. Тут приходит ваша «отбойная» телеграмма. Я звоню Туорила, чтобы он добивался, во что бы то ни стало: отсутствие помещений вовсе не причина, так как почти все наши могут разместиться у знакомых (за исклю <на обороте:> чением 7 человек). Трудности могли быть со сценой (нам нужно было бы делать монтировки, и русскому театру тоже сцена нужна). Перевозку декораций как будто можно было бы организовать сравнительно легко.

<Продолжение> 15/VII. 45. Олонец.

Туорила хорошо знал все эти наши дела, и мы с ним обо всем подробно говорили. Но когда он пришел к Петрову (добиваться разрешения на наш приезд), то тот с ним не стал просто разговаривать: «Из Москвы пришла утвержденная программа на 3 вечера, — вы туда не включены. Значит, всё. Разговоры отпадают». Он ходил и в ЦК, и туда и сюда... напрасно! — «Программа есть, прислана из Москвы — вы туда не включены — всё!» Так он и приехал ни с чем. Говорил, правда со Старогииым и Максимовой, чтобы они с Колосёнком постарались затащить сюда по крайней мере Сюкиляйнена и кого только можно — в Олонец. Я тоже говорил об этом со Старогииым, хотел еще уговорить Колосёнка (потому что Старогин — совсем ни то ни сё), но его не было, а потом связь с Петрозаводском была прервана... и так до сих пор не могу до него дозвониться. Сессия закончилась 12-го. Пока к нам никто не едет. Получив ваше письмо от 5/VII, я надеялся, что они приедут, так как вы там говорили с ними — но пока никого нет. Если Туорила застанет кого-нибудь в Петрозаводске, то он постарается сагитировать, чтоб поехали сюда (я говорил с ним).

<Окончание> 15/VII 45 г. Олонец.

Всё это время я держал «Кражу»[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§] в состоянии готовности, насколько только можно (потому что нужно всё время работать еще над двумя пьесами). Туорила смотрел прогон «Кражи» и был, видимо, приятно поражен. Надо отдать справедливость — Санни в тот раз играла, как никогда еще.

Сейчас у меня уже заварены 2 акта (из 3-х) «Так и будет» и 4 акта «Грозы». (Так что можно уже прогонять по актам). Думаю, в конце месяца сделать первые прогоны той и другой пьес целиком. Кое-что как будто получается уже неплохо. Наши первый раз смотрели первый акт «Грозы» — нравится. Кстати, об этом I акте. Не знаю, как мизаисценировать (я мизансценирую кое-как, временно): если Волга будет нарисована на заднике, то все будут всё время повернуты задом к публике. Я тут повертел и так и сяк, — да и махнул рукой, располагаю пока так, как будто Волга прямо в зрительном зале.

Ну, до свиданья, милый Николай Васильевич! Целую. Привет всем. Володя.

P. S. У Киуру — несчастье: умерла жена в родильном доме, в Сортавале. Он поехал туда, еще не вернулся.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

17.07.1945. Олонец КФ ССР

Милый Н<иколай> В<асильевич>!

Сейчас получил ваше письмо от 11/VII. Очень рад, что Олег будет у нас. Вальтер, вероятно, тоже скоро приедет. Вот бы еще и других наших! Я всё еще никак не могу дозвониться до Петрозаводска. Вчера ночью приехал Киуру. Он выглядит плохо — ему надо бы непременно в санаторий. Переживая свое горе, бодрится, старается не поддаваться, но на него жалко смотреть... Подробности таковы: М. Мат. — ну здешние врачи направили в санаторий, говоря, что родить она должна будет через месяц. Она поехала веселая, бодрая... 10-го Киуру приходит телеграмма: «ваша жена умерла в род. доме 8/VII»... Он выехал туда, в Сортавалу... пошел посмотреть на жену и видит... — у нее в ногах два мальчика! — все, конечно, мертвы. Врач, вошедший с ним, по-видимому, тоже был поражен этой картиной: мальчики родились уже здесь, в покой-

ницкой, куда ее унесли мертвую. Всем это кажется как-то невероятным. Да и эта ошибка олонецких врачей относительно срока родов (на 20 дней). Все наши говорят, что если бы не М. Мат. — то сам Киуру уже несколько раз бы должен умереть: только она его спасала. Так что для него эта потеря вообще ужасна. Ну, до свиданья, Н. В., целую, привет от Эсты. Володя.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

20.07.1945. Олонец КФ ССР

Милый Н<иколай> В<асильевич>!

Вот мой отчет, относительно ваших поручений. Я уже писал, что «Нора» отпечатана в 2-х экземплярах, и что 1 экз. я послал с Туорила в Петрозаводск. Евсеева и Андрея Ивановича там уже не было: они оба уехали еще 11-го (до конца сессии). Но Туорила встретил Эйкия (финский поэт), который в этот день уезжал в Москву. Он взялся передать пакет или прямо вам на квартиру, или через Андрея Ивановича, у которого он все равно должен быть. Он выехал из Петрозаводска 15/VII и давно уже в Москве, так что «Нора» или уже у вас или вы ее получите у Андрея Ивановича.

(продолжение следует).

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

20.07.1945. Олонец КФ ССР

Милый Н<иколай> В<асильевич>!

Сегодня только, наконец, Киуру дозвонился до Колосёнка. Тот обещал приехать 28/VII с Максимовой и постараться притащить и Сюкиляйнена (если только тот сможет), чтобы посмотреть «Кражу». Андрей Иванович никак не мог приехать (он не досидел даже до конца сессии, — но обещал, что приедет в конце осени специально ради театра). Теперь новость.

Театру дают отпуск (в связи с общим постановлением по Союзу) с 1/VII по 1/IX, — чему я, конечно, рад. «Так и будет» мы все равно выпустим к 7/XI, и это нам будет вовсе не трудно, даже если работать все время буду я один. А «Грозу», судя по тому, как она сейчас начинает завариваться, — можно было бы тоже выпустить в срок (в декабре), но я воспользуюсь отпуском как удобным предлогом, чтобы отложить ее выпуск до февраля или марта, что будет, конечно, полезно: спектакль отлежится и утрясется и выйдет в более готовом и зрелом виде. Самый же месячный пе-

рерыв, думаю, не повредит, — потому что я сделаю сейчас первые прогоны — акт за актом, — а там пускай месяц отлеживается. Ну, до свиданья! Володя.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

12.10.1951. Петрозаводск КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

Сегодня Пергамент едет в Москву. Я ему дал Ваш телефон, и он Вам будет звонить. Я сказал ему и Суни, что вы не сможете приехать сейчас в связи с вашими делами по книге. Разумеется, я ничего не говорил о ваших опасениях по поводу ответственности и «экзаменационности» постановки, или о том, что вас вообще не интересуют постановки... — прежде всего потому, что и с вашей стороны подобные опасения имеют лишь временный, преходящий характер. Всё это зависит от времени и условий: в одном случае, действительно, возникнут подобные опасения и нет желания браться за постановку, — а в другой раз все условия сложатся таким образом и так благоприятно, что у вас не будет никаких опасений и желание и работоспособность будут таковы, что просто удержу нет никакого.

По этой же причине я никоим образом не отрицал возможности для вас поставить спектакль за полтора месяца. Я, напротив, говорил, что срок этот возможный, только смотря по тому, какой спектакль ставить, и что вообще вы, конечно, предпочли бы более длительные сроки.

Всё это я говорил в таком духе для того, чтобы не вырывать пропасти между вами и Театром, не ставить раз и навсегда окончательных и непреодолимых преград и ограничений.

Неизвестно, будет ли или не будет возможности Театру приглашать Консультанта, — а может быть через некоторое время вы вполне захотите на приемлемых условиях поставить спектакль.

Вообще, я думаю, Вальтер, так же как и я, хотел бы избежать каких бы то ни было чужих режиссеров — лучше пускай никого не присылают. Пергамент хочет попытаться передоговориться с Евсеевым, чтобы присыл режиссера перенесли на будущий год, имея в виду, что может быть тогда для вас это будет приемлемо. И не следовало бы вам сразу разрушать эти хлопоты своим категорическим отказом.

По приказу Комитета («О деятельности Финского Театра») предусмотрено увеличение режиссуры в этом Театре до трех че-

ловек (!), причем, говорится, что надо дать сюда «квалифицированного режиссера-постановщика с педагогическим опытом».

Поэтому, я думаю, тем более не безразлично, кого пришлют сейчас на постановку: приедет этакий засл. арт. Торский (тот, который повинен в смерти Кисина) — да и присосётся к Театру в качестве этого третьего (вернее: первого) режиссера, станет главным режиссером и т. д. и т. д.

А может быть и совсем не так плохо (и не так страшно!), — если бы удалось перенести этот приезд на будущий год, — выбрать пьесу, спокойно подумать о ней, приготовиться, да и приехать поставить!

Жить и работать здесь это время можно очень хорошо и удобно, с большой приятностью.

Не знаю, успеет ли это письмо к вам до встречи с Пергаментом. Я думал было послать его с ним, но потом решил лучше авиапочтой.

Ну, да может быть вы и сами, без моего письма, займете такую же позицию.

Теперь о себе несколько слов. Мы живем пока в гостинице, так как не могут пока найти для нас частную квартиру. (Однако ищут, и, я думаю, на днях найдут.) В частной квартире мы должны прожить временно, до тех пор, пока будет готов новый дом, где нам обещают квартиру. Этот новый дом должен быть готов к 7 ноября, но, вероятно, будет лишь в декабре.

Гостиница здесь чудесная, чего нельзя сказать о частных домах, виденных нами.

Если вы не приедете на постановку, и если не пришлют никакого другого режиссера, то в ноябре я должен начать (и в декабре — кончить) какую-то новую постановку. Но нужно сейчас же остановиться на пьесе, чтоб отдать ее в перевод. Если же Москва пришлет кого-нибудь — то я начну свою постановку в январе.

До свидания, дорогой Николай Васильевич! Привет Екатерине Александровне. И Эста целует вас обоих.

Ваш В. Богачев

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

28.10.1951. Петрозаводск КФ ССР

Милый Николай Васильевич!

Получил ваше письмо. О Ваших переговорах с Пергаментом мы узнали тогда же от Пергамента (он звонил Суни ночью, я был

у Суни). Суни очень рад возможности пригласить вас в качестве режиссера-консультанта (без нормы постановок) — это, конечно, самая лучшая должность для того, чтобы вы могли делать, что хотите, и строить сами свою работу, не будучи стеснены никакими конкретными и жесткими обязательствами и сроками. Вальтер и раньше думал именно о такого рода должности для вас, но не было согласия Комитета: а затем был получен приказ Комитета с утверждением должности режиссера-педагога...

Теперь же это санкционировано в таком виде, как Пергамент с вами и говорил.

Когда Пергамент сообщил Вальтеру об этом и о вашем согласии стать таким консультантом, то Вальтер сразу же по телефону сказал ему: — «В таком случае, зачем же нам разовый постановщик Петров? Если Комитет санкционирует должность консультанта, который будет оказывать театру постоянную творческую помощь и обеспечит рост театра, — то нужна ли разовая помощь режиссера — другой школы, которая пойдет только в разнобой! А для выполнения репертуарного плана присылать гастролера нет необходимости. По крайней мере это предлог для того, чтобы в Комитете отвести присыл этого гастролёра».

Пергамент обещал еще поговорить об этом в Комитете. В общем, пока это еще не решено. Не дал еще окончательного согласия и Петров. Других режиссеров, чьи кандидатуры обсуждались на этот предмет, не устраивает время приезда: конец года (все заняты как раз).

Насчет ваших опасений о Вальтере. Думаю, что они неосновательны. Он очень, очень мил и по-настоящему серьезен. Не пишет он вам, потому что очень занят: не высыпается, всё на нем, — а тут еще всё время после отпуска, из-за отсутствия Карповой, ему пришлось еще каждый вечер быть диктором-переводчиком... А письмо вам это все-таки не то, что настрочить писульку — долг вежливости — кому-нибудь из родни. Да и по основному пункту вашей договоренности (насчет того, чтоб организовать ваше консультантство и т. п.) — не было еще никакой ясности: не было приказа Комитета, не было в Петрозаводске Мнацаканова и т. д. и т. д.

Продолжаю 2/XI 51 г.

Я приступил, наконец, к работе (пока, конечно, еще не над повой постановкой: текущие дела, дежурство во время спектаклей, занятия с самодеятельной группой). Эста тоже начала работать — уже читает дикторский перевод на спектаклях. И не только без накладок, но многое просто-таки удачно в творческом смысле. Я ей помогаю овладевать финским языком и, первое время, когда

она читает на спектакле, сижу с ней рядом в будке для страховки: вдруг она растеряется и не будет знать, что читать! — тогда указать ей, но помощь моя, правда, ни разу пока не понадобилась, Эста справляется сама.

Наконец, 29-го мы переселились на временную квартиру, которую нам все-таки подыскали, после долгих поисков (три недели с лишком нам пришлось прожить в гостинице). Квартира частная, в деревянном домике деревенского типа. Плохая квартира, но имеет единственное достоинство: близко от театра. Так как комната эта совсем не обставлена, а у нас с собой не было никакой ни мебели — ничего — то мы эти дни сильно завертелись, (почему я и не закончил до сих пор это письмо). Наша постоянная квартира (новый строящийся дом) должна была быть готова к празднику, но, вероятно, не будет раньше Нового Года.

Чтоб закончить о Вальтере. В нем нет ни зазнайства, ничего такого, чего вы опасаетесь. Его можно, вероятно, упрекнуть в известной халатности: так часто люди, даже аккуратные и обязательные, бывают халатны в переписке с близкими, с родными. И вас Вальтер считает, вероятно, человеком настолько близким, что начинает немножко небрежничать с перепиской (т. е. переоценивает прочность этих отношений, надеясь, что они от такой небрежности не пострадают).

Ну, кончаю. О работе пока писать нечего. С группой самодеятельности занимаюсь этюдами. Для меня это очень важная практика. Идет как будто неплохо. Есть люди не без способностей. Но, в общем, группа очень тяжелая, главным образом в силу низкого культурного уровня. До свидания! Привет К. А. Эста тоже передает привет.

Всегда Ваш Володя.

P. S. Извините, что посылаю так, не переписав начисто. Но нет времени, а задерживать письмо еще дольше — не хочется.

Поздравляем Вас и Екатерину Александровну с праздником.

В. Богачев

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

12.01.1952. Петрозаводск

Милый, родной Николай Васильевич! Здравствуйте! Беспокоюсь, что Вы долго молчите. Как Ваше здоровье? Как книга? Я тут разрываюсь и надрываюсь с выпуском «Леса»[*]. Пре-

мьера назначена на 19/1, просмотр — 15/1. Все, конечно, страшно сыро. Позавчера был первый черновой прогон, но, по-настоящему, надо было бы не прогонами заниматься, а репетировать, репетировать, репетировать... (т. е. один-два прогона бы и дать, а затем репетировать еще с месяц по сценам). Но это все лирика; а дело не позволяет никак откладывать спектакль: к Гоголевским дням (4 марта) мы должны выпустить еще «Ревизор». Ставить будут московские режиссер и художник, которые на днях уже должны приехать сюда. Кто они такие — мы не знаем. Комитет выбрал на этот раз без нас. Знаю только фамилию режиссера: Марголин.

Несмотря на общую сырость «Леса», многое многое все-таки в нем радует. Кое-что удалось найти. И основные актеры как будто бы на месте. Но что значит не везет: Суни и так у меня часто отрывали (на всякие общественные дела, партийные и пр.), так что он фактически получил репетиций вдвое меньше, чем другие — мало этого — надо же было ему еще поскользнуться, упасть и ушибить правое плечо так, что его выписали на бюллетень. Он, правда, бюллетень не использовал и ходил на репетиции, но до сих пор не может поднять руки, и всякий поворот причиняет ему боль. Теперь позавчера на репетиции Томберг поскользнулась (ковер поехал). Почувствовала боль в ноге. Мы ее сразу отвезли к хирургу. Тот успокоил, что никаких признаков какого-нибудь перелома или повреждения нет, но на всякий случай послал на рентген. Вчера к вечеру (когда проявили снимок) мы узнали, что все-таки имеется небольшой осколочек от большой берцовой кости (от «щиколотки»), и ей надо лежать и делать процедуры. Гипс, правда, ей класть не стали. Делают парафин и светолечение, рассчитывают, что так скорей пройдет. Пользуюсь ее отсутствием и некоторой оттяжкой, чтоб репетировать сцены Суни. Он, по-видимому, может быть очень хорош, хотя сейчас еще роль у него еще чрезвычайно сыра. Вообще, очень и очень не хватает репетиций. Здесь месяц оказывается значительно меньше (в смысле репетиционного времени), чем на Сахалине: почти каждый вечер спектакли, и почти в каждом спектакле заняты буквально все — так что не остается никого на репетиции, ни одной сцены не выкроишь.

Ну, я кончаю, время подгоняет; простите, что посылаю так, не переписав, хоть получилось грязно и неразборчиво из-за спешки.

О своей жизни мне писать нечего больше. Бытовая сторона по-прежпему еще не налажена: наш дом всё еще строится (обещали к 7/XI, потом к Новому году, теперь — к весне), и мы живем на частной квартире, в довольно скверных условиях. Единственно, пожалуй, что хорошо, так это то, что близко, минут 10 от театра.

О Вас пока тоже ничего не могу сказать. Суни хлопотал что-то, но еще не всё, всё что-то тянется, и нет никаких определенных результатов. Да если будет, то я, конечно, сразу напишу, если Суни меня не опередит.

Олег уехал отсюда под новый год и так ни разу и не зашел. Я видел его на демонстрации 7/XI, тащил его к нам, тащил его к Роутту, но он не пошел ни тогда ни потом не пришел, хотя и обещал зайти, а уж во всяком случае зайти перед отъездом. Ну, да бог с ним.

До свиданья, Николай Васильевич! Привет Катерине Александровне. Эста тоже велела передать привет.

Всегда Ваш В. Богачев.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

27.01.1952. Петрозаводск

Милый, родной Николай Васильевич!

Я писал Вам, что случилось с Томберг. Конечно, это оказалось дело нешуточное и довольно длительное. Ей наложили гипс и говорят, что снимут к 1-му февраля. В связи с этим, так как ни о какой замене думать не приходится, «Лес» пришлось законсервировать, с тем, чтобы выпускать по выздоровлении Томберг, дав еще три прогона. Тем временем постановочная часть закончила всё оформление и костюмы. Проделаны монтировки. В это время репетировались вводы в некоторые старые спектакли, чтоб театр мог что-нибудь играть во время болезни Томберг. Я за это время занимался несколько раз этюдами с самодеятельным коллективом (во время гонки «Леса» эти занятия были, разумеется, прерваны). Самодеятельный коллектив этот состоит сейчас из 20 человек. Раньше было больше, но многие отсеялись. Остались те, кто более серьезно относится к театру и к нашим занятиям. Однако и эти оставшиеся оставляют желать лучшего в смысле общей культуры и специальной актерской одаренности. Почти всё это народ настолько серый по культуре, по общему развитию и по пониманию искусства, что просто руками разведешь. Даже и сравнить не с чем. Помните, я когда-то занимался с Эриком (сыном Раутио) и пр.? Я тогда приходил в отчаяние, что они абсолютно не понимают, к чему их ведешь, и не представляют себе, что же такое актер вообще. Вот и здесь, что-то такое, может быть, еще в большей степени. То есть, если в нашем задании в этюдах всегда имеется и содержится момент того, что «я — актер, буду сейчас играть

этюд...» — то у них в задании на этом месте получается почти полный пробел, из-за того, что всё это для них китайская грамота.

Да еще общая грубость и примитивность всяких чувств...

И вот, представьте себе, с этим народом — все-таки, — что-то начинает получаться. Понемногу. Медленно. Но постепенно успехи становятся все заметнее и заметнее! Как-то Эста зашла на занятие — так она была поражена; говорит, что их невозможно узнать.

Конечно, вряд ли из них выйдут актеры. Человека три, впрочем, заслуживают внимания. Но для меня это большой и важный опыт и проверка техники и моих сил. Особенно же радует и обнадеживает меня здесь то, что я пытался действовать и говорить всё в свете наших последних мыслей, избегал не только, какой бы то ни было «мистики», но и всевозможных «педагогических приемов» и выражений, упрощающих и искажающих принципиальную суть дела. Хоть я и не пытался мучить и сушить их какой-нибудь философией или научной терминологией, однако нигде ни разу не отходил от материалистической терминологии и материалистического, научного по сути объяснения — пусть в популярной форме, пустьне полного (о многом я говорю: этого пока вам объяснить не могу — это для вас слишком сложно, но могу только сказать: это так и так), — но без упрощения. И вот, они делают этюды, и довольно сложные, и порой довольно сильно!

На днях сюда приехал Марголин (я писал Вам о нем — на постановку «Ревизора») и с ним художник — Трояновский. Марголин говорит, что знает вас. Он был в оперной студии. Был у Вахтангова. О вас отзывается с уважением. Говорит, что видел «Последние», когда мы играли в МГУ.

Сегодня он первый раз говорил с коллективом, говорил о Гоголе и о «Ревизоре». Говорит интересно. Большой эрудит и играет на этом. Но мыслит довольно поверхностно, как мне показалось.

Ну, до свиданья! Крепко целую вас. Простите, что грязно и не переписал.

Привет от Эсты. Кланяйтесь Катерине Александровне.

Всегда Ваш В. Богачев.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

02.02.1952. Петрозаводск

Здравствуйте, милый Николай Васильевич! Получил сейчас ваше письмо.

У нас сейчас идут репетиции «Ревизора». Городничего играет Вальтер. Марголин настоял; мы предлагали (особенно Вальтер)

занять в этой роли Ромпайнена, но Марголин, — посмотрев «Зеленую улицу», где Ромпайнен довольно-таки плохо, резонерски играет роль Рубцова, — настоял чтобы играл Вальтер. Я тоже, конечно, был за Вальтера. И он сейчас хорошо репетирует. Однако вряд ли это «на данном этапе» хорошо для «Леса». Я ведь Вам писал, что выпуск спектакля отложен на неопределенное время из-за ноги Томберг. Теперь Вальтер, конечно, Несчастливцева совсем забросил, и, вероятно, придется вообще выпускать «Лес» после «Ревизора». Причина, правда, не в одном Вальтере: Ланкинен каким-то образом простудил лицевой нерв, и у него от этого половина лица потеряла движение и все лицо перекосилось. Говорят, что это может быть длительное нарушение. Вообще, сейчас как какая-то напасть на театр: пошли сплошные заболевания.

Насчет моего актерства. После столь удачного дебюта, мне Вальтер и директор сказали, что играть мне теперь не миновать. Да при таком недостатке финских актеров, особенно мужчин, — действительно, странно было бы, если бы меня не использовали. Вальтер сказал, что надо сейчас исподволь тренироваться на небольших и менее ответственных ролях, с тем, чтобы потом, когда освоюсь с языком, можно было играть что угодно. Он посоветовал мне в «Лесе» подготовить (вторым составом) роль Бодаева, что я и исполнил. Сейчас в «Ревизоре» мне дали Осипа в параллель с Ланкиненом. Но так как его перекосило, то репетирую пока я один. Рано еще что-нибудь говорить о результатах. Пока роль только начинает нащупываться и оживать местами; во всех сценах, кроме монолога. С монологом пока ничего не получается. Работаю с Марголиным, и приходится довольно трудно: он все время тянет на «активное действие» Но, вообще, он действительно, как будто бы человек «не вредный» и, если меня не слушает, то сегодня сам спрашивал мнения и совета у Вальтера — и его послушал, и согласился.

Продолжаю 15 февраля. Репетиции «Ревизора» идут полным ходом. С монологом я вскоре после того справился, и он идет интересно, по-живому, каждый раз по-разному, и хорошо слушается. Затор был из-за языка: когда не владеешь текстом и боишься сбиться, сказать что-нибудь неправильное и нелепое до чудовищности, и когда, забыв текст, не можешь сказать «своими словами», — то, конечно, ни о какой свободе не может быть и речи. А тут монолог, длящийся восемь минут... Но теперь я это преодолел.

Как будто получается. Вообще хвалят. Теперь бы, конечно, надо как можно больше репетировать — но Ланкинен выздоровел... и, конечно, репетирует он, так как ему надо наверстывать.

Томберг тоже выздоровела. Но зато заболела Санни (воспаление среднего уха), — сейчас поправляется. И наконец Суни свалился: травматический плеврит, как следствие ушиба при падении тогда в декабре. Чтобы как-то продолжать репетиции во время его болезни, роль городничего будет читать Ланкинен. «Ревизора» мы должны выпустить к 1-му марта. Очень много труда и времени требуют массовые сцены, где у нас занята самодеятельность.

Туго идет Хлестаков у Хумипи. Он вообще ведь тугой, да и по-русски не понимает ничего, — а тут еще на Марголина попал. Тот его заговаривает, и тормошит, и интонации показывает... И как только у Хумипи что-нибудь не выходит — так Марголин «растекается мыслью по древу» (вот уж ведь бесполезное применение красноречия!) — этак на целый час! Или же начинает показывать. Показывает плохо, неубедительно. Разговаривать он любит чрезвычайно. Каждая репетиция, по крайней мере, на ³/₄ занята его речами. Вообще, режиссер весьма поверхностный.

После «Ревизора» я выпущу «Лес». Мне обещают дать на это дней пять. А потом сразу начну ставить следующий спектакль: «У нас уже утро» Чаковского (инсценировка одноименного романа) — о Южном Сахалине. Пьеса как будто не плохая.

Ну, до свиданья, Николай Васильевич! Кончаю. Кланяюсь Катерине Александровне. Привет также и от Эсты.

Всегда Ваш В. Богачев.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

03.03.1952. Петрозаводск

Здравствуйте, милый Николай Васильевич!

Пишу Вам с одра болезни, только-только от этого самого одра отодравшись: сегодня первый день нормальная температура, после того, как с 26 февраля все время держалась между 38° и 39°, по ночам поднимаясь еще выше. Это меня настигла эпидемия того, модного нынче, «особого» гриппа, от которого я счастливо «уклонился» на острове Итуруп, где тяжело переболел весь наш Сахалинский театр. Здесь также перехворало больше половины труппы, но все уже вернулись на работу, а я задержался дольше всех.

У нас 28-го февраля должен был состояться просмотр «Ревизора», а 1-го марта — премьера. Но, так как 26-27-го вдруг все позаболевали, и не то что какого-нибудь спектакля или прогона

нельзя было назначить, но даже ни одной сцены репетировать невозможно, то дирекция объявила... выходные дни. К счастью, у всех температура скоро спала и 1-го утром все-таки устроили генеральную (для чего еле живых актеров привезли в театр на машине), а вечером того же дня — сдачу спектакля. 2-го должна была состояться премьера, о чем дали уже все объявления, но комиссия сделала по спектаклю какие-то замечания-пожелания доделок — в связи с чем премьера отложена на 5-е.

Марголин оказался таким точно, как Вы обрисовали его. Начал с того, что очень интересно прочел лекцию о Гоголе и о «Ревизоре». Все слушали с огромным вниманием (а ведь финны, языка не знают!). На первых застольных репетициях все (или большинство) еще оставались под тем же впечатлением от первой лекции, а затем понемногу стало доходить до каждого, что с актером он работать не умеет совершенно. Удивительно, как много он болтает на репетициях. И не то, чтоб на какие-нибудь «посторонние темы», — всё о том, что он считает нужным, чтобы было в этой сцене, в этом месте. Он-то, бедняга, уверен, что это и есть работа с актером. И не замечает, что у актера нет времени порепетировать сцену: только начнут что-нибудь — вдруг Марголин останавливает и начинает говорить... говорит, говорит полчаса, — пошли дальше, — но не успели актеры сказать трех слов, как у Марголина опять фонтан забил... Ни одной сцены почти и не провели целиком до прогонов, а некоторые сцены только на генеральной впервые прошли без остановок. В общем, говорят: «Вот он уедет, тогда можно будет что-то делать, искать, играть...» Ну, да бог с ним совсем! А так он, действительно, вроде как не «вредный». Только очень грубый. Нет-нет, да вылезет это из него, помимо всякого желания, в той или другой форме.

Что-то ведь я хотел написать Вам серьезное, а эти все печальные истории завел лишь как бы в виде предисловия... «Но час настал — и ничего не помню», — да, пожалуй, если и вспомню в таком состоянии, то вряд ли сумею хорошо написать: слабость одолевает и голова работает плохо. Лучше отложить до следующего раза.

Как вы, Николай Васильевич, живете? Как ваше здоровье и все ваши дела? Что с книгой?

До свиданья! Целую Вас

Ваш Володя.

Передайте мой поклон Катерине Александровне. И Эста целует вас обоих.

В. Н. Богачев к Н. В. Демидову в Москву

17.06.1952. Петрозаводск

Здравствуйте, милый Николай Васильевич!

Ваше письмо от 9-го июня пришло, когда я был в командировке. (Ездил в районы Республики отыскивать молодежь для Театра). Сегодня приехал домой.

Очень огорчают меня ваши мытарства с Анной Матвеевной[†] и особенно то, какое действие оказывает на вас вся эта история. Я рассчитывал, что ваш, хотя бы временный, приезд сюда послужит и в этом отношении на пользу: будет некоторой разрядкой, как для вас, так и для вашей мучительницы. Сейчас, в конце концов, дело затянулось настолько, что такой ваш приезд становится невозможным пока, по крайней мере до будущего сезона. Правда, Вальтер старается устроить так, чтобы вы могли приезжать для консультаций, разово, — но не знаю, что еще в этом направлении удастся. Сейчас пока у нас надвигается отпуск (с 15-го июля) а затем — гастроли (до октября, а может быть частично и октябрь).

Дата добавления: 2015-07-26