Докладная записка 7 страница

2) Насчет сына Ирьи[§§] вы меня не спрашивали и не писали ничего. Он занимается в моей группе. Пока никак ничем не блещет. Но он еще, конечно, слишком молод. Довольно шелопаистый, вообще, парень...

3) Вийтанен — девушка, финка, привезенная родителями из Канады. Вообще, не без способностей. У меня была всего раза два

на занятиях в кружке в прошлом году (до отпуска), а с осени поступила учиться в Ленинград, в Карело-Финскую студию. Получает там по мастерству пятерки. Курсом у них руководит, как вы знаете, Тиме.

Относительно Отто Вильгельмовича я ничего не знаю, кроме того, что в республике он остается на том же месте. То, что он не вошел в суженный новый центр — очевидно, не означает какой-то опалы, а просто является проявлением этой большей концентрации руководства. Он должен быть сейчас, я думаю, очень занят в связи с работой над программой партии.

Повторностыо этюдов я занимаюсь, по мере возможности, уже давно. Стараюсь и дальше заниматься. Но препятствием является серость моей студии. Только когда их подогреваешь, развлекаешь, увлекаешь всячески — тогда они кое-как проявляют признаки живости, фантазии и пр. А стоит только-только убрать «подогрев» — как они сразу превращаются в какую-то непрозрачную массу. Поэтому всё время приходится больше разнообразить тексты, давать обстоятельства, которые бы тащили их, выводили из привычного оцепенения, будили бы мысль, чувство.

Вышла ли Ваша книга уже из «пасти льва» или всё еще там жуется?[***] Не стало бы это дело опять затягиваться да отводиться. Пожалуй, сейчас такой момент, когда это дело надо снова подтолкнуть: написать письмо Н. С. Хрущеву. Надо чтобы вы написали, и чтобы это было очень коротенькое письмо, примерно такое: «Я режиссер и театральный педагог, являюсь учеником К. С. Станиславского и в течение 30 лет был одним из ближайших его сотрудников по разработке и проведению в жизнь его Системы. Мною написана книга об актерском мастерстве, являющаяся итогом последних 25 лет моей преподавательской деятельности. Эта книга самобытна и, в частности, она существенно отличается от того направления, в котором ведут свои поиски нынешние преемники Станиславского в Художественном театре. Из-за этого мне долго не удавалось продвинуть мою книгу для издания. Наконец, в 1950 году несколько моих учеников написали обо мне и о моем труде письмо тов. Маленкову, после чего отношение ко мне несколько изменилось, представители Комитета по делам искусств проявили внимание ко мне и также к моей книге. Рукопись у меня взяли для прочтения. Но дальше дело стало очень затягиваться. Рукопись по нескольку месяцев лежит то у одного, то у другого товарища. В настоящее время она находится у В. О. Топоркова, которому передана тоже уже давно. И вот прошло уже три года, а дело никак не двигается, и я даже не знаю,

читали ли книгу те товарищи, у которых она находилась в руках, потому что высказываний до сих пор нет никаких. Но мне 68 лет — и я не могу ждать по 3 года. Поэтому я прошу Вас вмешаться и ускорить это дело. Я прошу решить вопрос об издании моей книги в ближайшее время, без лишнего откладывания и затягивания», — или, может быть, даже еще короче.

P. S. Вот еще задержал это письмо с отправкой, чтобы на свободе просмотреть еще раз текст предлагаемого варианта письма. Нельзя ли сказать лучше и короче. Но и перечитывая сегодня, других мыслей не нашел. Чтобы еще дольше не затягивать отправку — посылаю не переписывая. Посоветуйтесь по этому вопросу с Федором Андреевичем или с Федором Васильевичем[†††]. Мне кажется, что сейчас такое письмо Ваше было бы своевременным, и оно было бы быстро рассмотрено и получило бы решение. Да и что, в самом деле, за причина — затягивать дело с изданием этой книги? Книга не идеологическая, а технологическая. Она не содержит никаких моментов чуждой идеологии. Но если бы были к ней какие-нибудь замечания и претензии по линии идеологии — то соответствующие поправки можно было бы внести в процессе редактирования, и вы бы ничего, разумеется, не имели против этого. Что же касается специального содержания книги — то что долго тянуть? И какие отзывы и суждения тут нужны? Книга рождена богатой практикой и несомненно имеет ценное содержание. Если в ней есть мысли и приемы спорные и дискуссионные — то пусть спорят и дискуссируют после опубликования книги. Вообще же работ в этой области так мало, что можно все перечесть по пальцам, начиная с «Работы актера» и кончая книгами Горчакова и Топоркова (имеющими в значительной степени мемуарный характер).

Все это, по-моему, делает вполне возможным даже немедленное опубликование Вашей книги, какова она есть, без всяких «отзывов специалистов». Пусть будет дискуссия после. Но даже если такого решения и не последует, а все-таки сочтут нужными предварительные отзывы, то, во всяком случае, я думаю, будет дан соответствующий толчок и все необходимые «отзывы» и пр. — явятся в самом скором времени.

Несколько слов о моих делах. Финский театр должен сейчас начать работу над двумя пьесами параллельно. Поскольку Суни уезжает на лечение, то необходимо приглашение режиссера на постановку одной из этих пьес. Театр приглашает меня (на «Наследники Рабурдена» Э. Золя). Когда я шел работать в Управление, у меня была договоренность с Мнацакановым, что такие разовые постановки (по крайней мере, спектакль в год) мне будут

даны. Потом эта договоренность была подтверждена и новым начальником Управления Цветковым (хоть и в не специальном, а в «беглом» разговоре). Но теперь еще свалилась реорганизация: образуется министерство Культуры, кто будет начальником Управления — до сих пор еще неизвестно (Цветков стал министром) — в общем, пока до выяснения, меня не пускают. Говорят, что ответственный момент, работа в Управлении будет требовать особого напряжения — и пр. И все это, конечно, верно, но это относится и не только к данному моменту, а к любому. С другой стороны, в театре возможность приглашения режиссера на постановку, вероятно, в этом году больше не повторится. Мне же не хочется отказываться от возможности режиссерской работы. Ну да посмотрим. Вот, очевидно, завтра Цветков должен вернуться из Москвы с какими-то новостями.

До свиданья! Целую Вас. Привет Катерине Александровне и всем друзьям. Эста тоже шлет всем приветы. Володя.

ИЗ ПИСЕМ Н. В. ДЕМИДОВА к О. В. КУУСИНЕНУ

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Москву

<Анрель 1945 г. Олонец>

Глубокоуважаемый и дорогой Отто Вильгельмович!

Книгу кончил[‡‡‡]. Осталось только написать небольшое предисловие. Посылаю Вам более или менее подробный ее план.

Некоторые названия глав непонятны, как, например: «Царь Максимилиан», «Триумфы», «Пепельный свет», «Тррр», «Дви-

гательная буря», «Разбитая скорлупка». Но менять их, думаю, что не следует. Вероятно, эти слова войдут в обиход театра и превратятся в очень понятные для всех термины.

Думал немедленно по окончании ехать к вам в Москву, но рукопись еще не перепечатана и неудобочитаема. Правда, перепечатку можно сделать в Москве, но боюсь, на это пойдет много времени и мое длительное отсутствие отсюда вредно отзовется на Финском театре. Хотя помощник мой, Богачев, и хорошо со всем справляется. Во всяком случае пытаюсь организовать здесь перепечатку. Если дело с этим пойдет плохо (очень неграмотны машинистки), то поеду в Москву.

Не отдавал раньше частями в перепечатку, потому что все скраивал и переделывал... Да и сейчас кое-чем доволен, а кое-что кажется скучным и невнятным.

Но тянуть больше нельзя. Следующие книги легче. Они почти написаны. А эту всю целиком я написал за эти 12-15 месяцев. Очень устал. Да еще, к тому же, выпустил на днях «Murtovarcaus»[§§§].

Видел Г. Н. Куприянов. Хвалил... Но... ведь актеров-то, даровитых-то, подлинных-то — их ведь пока нет?.. Увы! Вийтанен нет, Салми нет, Суни нет... Играют не актеры, а режиссерские ухищрения, разные «трюки» и... дрессировка... Зрители в этом не разбираются, обмана не видят; довольны. Но от подлинного искусства театра это очень далеко.

От всего вместе взятого, по-видимому, попереутомился. Приливы к голове и самопроизвольные кровотечения из иоса. Но это все не смертное — пройдет. Кстати, месяца 4 назад уже стукнуло 60 лет. При моей «резвости» это возраст почтенный. И кровь из носа, может быть, подходит как нельзя лучше — вместо пиявок...

Глубокоуважающий вас Демидов.

P. S. Величину книги точно определить пока не могу. Думаю, что приблизительно 20 печатных листов или несколько больше.

От жены знаю, что Вы торопили меня с книгой — очевидно, имели серьезные на то основания. Надеюсь в мае быть в Москве и привезти вам ее. Еще не опоздал? Или ехать сейчас, немедля?

Писать <мне> Вам, конечно, нет времени (и не стоит) — в Петрозаводск об этом могут позвонить из Представительства.

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Москву

<1946> Москва

Д<орогой> и Г<лубокоуважаемый> О<тто> В<ильгельмович>,

Пересмотрена и переделана вся книга[****], почти каждая страница. Изменен весь ее план, заменены этюды, тематика которых могла вызвать упрек в несовременности. Некоторые главы, критически рассматривающие кое-что из «Системы Станиславского» — выпущены совсем.

Расширен и углублен теоретический анализ творческого процесса.

«Предварительные замечания» и почти вся «первая часть» (до 86 стр.) написаны вновь.

Неизмененными остались только несколько страниц в середине 3-й главы «Первые шаги».

Вторая часть, в общем, осталась прежней, за исключением выше охарактеризованных изменений. В ней не откажите прочесть две странички (97 и 98) (о «делается») и «о значении этюдов» стр. 212-229 — они новые и о главном.

В III-й части описаны основные приемы и принципы работы над воспитанием процесса творчества, как «Порог» (231-240), «автоматические движения» (254-269), «Наигрыш» (304-314), «Восприятие» (315-342), «Пусканье» (343-387), «Торможеиье» (388-406) и «Физиологичиость» (431-456). Эта глава иаписаиа вновь, и очень прошу с ней познакомиться. Другие же в главном остались теми же, какие Вы знали.

В IV-й части тоже основные приемы и принципы работы. Наиболее значительные страницы, говорящие о новом подходе: с 513 до 560.

В Дополнении прошу Вас познакомиться с «Опрощенчеством» (стр 600-606) и, главное, с вновь написанным «Заключительным пожеланием» (608-612).

Смущает заглавие. Может быть, лучше: «О воспитании творческого процесса актера». Я хочу убрать слово «переживание».

С Вашего разрешения буду звонить Вам во вторник 10-го.

Дорогой О<тто> В<ильгельмович>, понимаю всю Вашу занятость, да еще после тяжелой болезни и не нахожу слов, чтобы выразить Вам свою благодарность за Ваше отношение ко мне и помощь.

Уважающий Вас и благодарный —

Демидов.

Недатированный черновик. Датируется по содержанию.

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Петрозаводск

<1946, декабрь> Москва

Ну вот, дорогой Отто Вильгельмович, я и «разоблачен», все мои преступления и невежества вскрыты[††††]. Остается только послушать совета высокопросвещенного специалиста-профессора, доктора искусств<оведческих> наук «оперативно вмешаться и прекратить» педагогическую и режиссерскую деятельность вредоносного Демидова — и дело доведено до разумного конца.

И так все последние 15 и, пожалуй, даже 20 лет.

Одни это делают потому, что по ограниченности своей ничего не могут понять; другие — потому что по лени и равнодушию не желают понимать; третьи — потому что слишком хорошо понимают и предвидят серьезную опасность своему благополучию.

Досаднее всего, что Вы, которого так беспредельно ценю и уважаю — втянуты в эту неприятную и унизительную кутерьму. Чтобы не пала на Вас несправедливая тень — прилагаю к этому письму записку с опровержениями рецензии профессора Аршаруни и ряд документальных подтверждений его голословности и клеветы.

Сам я по причине чрезмерной усталости (да может быть и этой неприятности) чувствую себя очень плохо и — чтобы хоть немного отдышаться — еду с театром в Южный Сахалин.

Думал дождаться Вас, но, во-первых, ждать пришлось бы целый месяц, во-вторых— в том виде, в каком я нахожусь — я не годен ни к какому, даже кратковременному напряжению (если бы пришлось, например, перерабатывать книгу). Театр возвратится в Москву по всем данным не раньше февраля. Я же, если это будет нужно, могу выехать оттуда, когда угодно раньше — вместо меня останутся там другие режиссеры, мои помощники.

Так что, если в этом будет какая либо необходимость, сообщите письменно или телеграфно, и я немедленно выеду.

<Копец письма отсутствует. — Ред>

Недатированный черновик. Датируется но содержанию.

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Москву

<1 мая 1947 г.> Южно-Сахалинск

Дорогой Отто Вильгельмович!

4¹/₂ месяца, как я уехал из Москвы, ровно месяц ушел на переезд сюда (с двухнедельным ожиданием парохода во Владивостоке). И вот уже 3¹/₂ месяца, как мы здесь.

Чтобы не отнимать у Вас много времени, не буду останавливаться на разных особенностях и деталях здешней нашей жизни и работы, хоть и там и тут немало интересных подробностей. Начиная, например, с того, что нередко бывали дни, когда не могли выйти из дома из-за сильного ветра, который (без всякого преувеличения) валил с ног, а снежная пурга наносила непролазные сугробы в человеческий рост. Эти сюрпризы не были бы такими неприятными, если бы при этом они не осложнялись тягостным физическим самочувствием разбитости и какой-то душевной тупости.

Климат здесь вообще своеобразный, для нас совершенно необычный, и все без исключения акклиматизируются пока очень плохо. Беспрерывные гриппы, усталость и нарушение сердечной деятельности. Это зимой. Что будет дальше — не знаю, может быть, все это как рукой снимет. <Зачеркнуто: Сегодня у нас еще все зима (1-е мая)> Но говорят, что летом — огромное количество дождей и сырость.

С питанием более или менее удовлетворительно, с жилищем тоже.

Хоть я лично все здешние невзгоды переношу и несколько хуже других, но хочу надеяться, что это временно — как период приспособления организма к климату — и может быть обойдется.

Зато с тем, ради чего мы, собственно, только и ехали сюда, дело значительно хуже.

Коротко сказать: никакого искусства и совершенства здесь не нужно, а пеки как блины спектакли, выпускай каждый месяц по новому, иначе ты бездельник, тунеядец и должно быть опасный «служитель искусству для искусства». В Москве обещали одно, а здесь — все наоборот. В Москве обещали дать возможность создать «первоклассный театр», а здесь требуют только заурядной провинциальной ремесленной игры «с апломбом». В Москве говорили, что не потребуют более 5-ти новых постановок в год, а здесь возмущаются, если говоришь о какой бы то ни было доработке. Конечно, не возражают, если получается хорошо, но откуда и как получается это хорошо — и не знают, и знать не хотят.

Ни о каком серьезном воспитании актеров, ни о каком создании здесь серьезного театра и речи быть не может. Явись сюда сам Станиславский вместе с Немировичем, — и к ним были бы предъявлены те же требования.

Все мои попытки договориться до дела не привели ни к чему.

Иногда находишь в себе силы отнестись ко всему этому юмористически... тогда, предвидя ясно все перспективы своей работы, думаешь: ну и пусть — буду практиковаться в набросках, в театральных эскизах, буду делать скоростные выпуски спектаклей и тренировать в этом своих помощников-режиссеров. Как временная мера — это даже и не лишено некоторой занятности...

И вот, за это время мною выпущено: «Последние», «Сутки лейтенанта Смирнова», «За тех, кто в море» Лавренева, «Русский вопрос», в конце мая будет «Слуга» и в середине июня «П. Л.»[‡‡‡‡]. При таком спешном выпуске (а актеры, кроме немногих своих — все чуждых толков и неумело делают то, что нужно) приходится работать беспрерывно целые дни и вечера до поздней ночи и без всяких «выходных», к тому же еще идут и спектакли — то здесь, то выездные, но это не освобождает от репетиций, а только затрудняет и усложняет их. Что касается моей литературной работы, — на нее не остается ни времени, ни сил. С огорчением признаюсь, что до сих пор в этом отношении не сделано ничего.

Я взял сюда следующие свои 2 книги (о «Типах» и «Программную книгу», которую вы знаете), взял с тем, чтобы подготовить и их к печати, но до сих пор до них, не дотрагивался.

Даже не приступал к поправкам и первой книги (которая сейчас у тов. Александрова)...

Ограничиваюсь лишь краткими записками в несколько строк некоторых новых мыслей, возникающих по ходу ежедневных практических работ. Записываю на отдельных листочках, наспех и на ходу, чтобы не растерять, чтобы не прошли бесследно. И складываю их, даже не сортируя — в отдельную папочку под названием «подорожные находки». Вот и все. Похвастаться нечем.

Летом, как видно, придется поехать со спектаклями на Камчатку. Сам я мог бы, может быть, и не ехать, но пускать театр без себя — очень опасно — коллектив в поездках обычно разлагается, и если его оставить без присмотра — возвращается разболтанным.

Очень сокрушаюсь, что время течет зря — проходит в грубой и недостойной работе, в примитивной борьбе с невежеством. Я чувствую себя скрипкой, которой сам я, по собственному при-

казу вместо молотка заколачиваю гвозди. И гвоздь заколочен плохо, и скрипка вот-вот развалится. А кто будет проводить в жизнь то, что найдено? Ведь это не чертеж машины — взял его, построил по нему и дело кончено! Или не химический рецепт. Это дело с людьми, да еще с их творчеством.

Все может пропасть... Неужели так нужно!?

С моим проектом — побывать летом в Москве тоже едва ли что выйдет: путь и труден, и долог, и дорог. Разве что сдвинется с места просмотр моей книги в отделе пропаганды, и я там понадоблюсь, а так — надо сидеть здесь и ждать конца договора — т. е. еще 1 ¹/₂ года.

Имею сведения от Окулевича (он ведь остался в Москве) — продолжает работать над Бруно. Кроме того, пишет современную пьесу[§§§§].

Большое удовлетворение доставило мне письмо от одного из актеров Карело-Финского театра (Роутту). С большой похвалой он пишет о Супи и говорит, что Суни полностью нашел себя в режиссерской работе, и театр сейчас на хорошей и твердой дороге.

Глубоко признательный Вам

Ваш Н. Д.

Недатированный черновик. Год установлен по содержанию.

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Москву

01.02. < 1949 г> Улан-Удэ

Дорогой и родной мой О<тто> В<ильгельмович>!

По приезде в Ул<ан>Удэ первое время я чувствовал себя очень неплохо. Устроился хорошо, работал еще лучше. Кроме своей обычной работы, — перечитал свою книгу и сразу открыл одну очень крупную ошибку, которую никак нельзя так оставить, — она может испортить все дело.

Тематика этюдов, когда читаешь все подряд, получается чрезвычайно грубой, неприятной и никак не годной для школы — все

565»

какая-то неблаговидная и однообразная специфика: флирт, ухаживания, ревность, измена и т. под., хоть в одном месте это и оговорено и как будто удовлетворительно разъяснены причины этого, но все же это мало.

И вот, плотно засев за это дело, дней в 10 я как будто вполне справился с этой бедой: и по мелочам, и в крупном переделал все эти вызывающие сомнения этюды, и получилось приемлемо.

Кроме того, в первой главе книги — «Вместо предисловия» — была запутанность и непоследовательность — исправил как будто бы удовлетворительно и это.

Но тут начались неприятности с моим здоровьем: спазмы аорты стали все усиливаться, усиливаться и доходили до тяжелых припадков — сначала во время ходьбы и движений, а потом уже на всю ночь.

Пришлось лечь в постель. Но все равно лучше не стало. Отвезли меня в больницу. Как дома, так и там дело не поправлялось — лежать нельзя — боли, спал только сидя, да и то часа 2 — под утро, намучившись за ночь. Мысли, как Вы, конечно, понимаете, стали появляться самые беспросветные.

Принимался несколько раз писать Вам, но дальше 2-х—3-х строчек дело не шло...

Все врачебные мероприятия ни к чему не приводили — против этой «новой» болезни (гипертонию ведь стали определять только лет 10-15 — хоть была она, конечно, вероятно всегда) — против этой болезни еще никаких серьезных мероприятий не найдено.

Между всякими другими мерами, не имевшими никакого успеха, предложили мне «медовое лечение» — т. е. съедать грамм 200-300 меда в день. От этого поднялись такие боли и такие припадки, что стало совсем худо. Я бросил мед, и стало легче. Тут я припомнил, что как будто сладкое вообще обостряет мою стенокардию (спазмы), (а я ведь вообще сластена), и я решительно изъял сахар — ни капли ни в каком виде — Понемногу, понемногу стало лучше; только от всех этих тяжелых припадков так раскачалось сердце и такая наступила слабость, что начались сердечные инфаркты (последствия закупорки в нем сосудов), сначала, по-видимому, маленькие, микроскопические, а потом, когда переправляли меня домой (все равно ведь от пребывания в больнице толку не было), то от общего ослабления, от воздуха, от тряски в машине случился инфаркт более значительный с последующей температурой около 39° и с общей крайней, предельной слабостью. Но, как видно, из-за отсутствия сахара — припадки мои меня

все-таки понемногу оставили, и, кроме того, махнув рукой на все эти аллопатические диуретики, люминалы, папаверипы и пантопоны — я возвратился к гомеопатии. И вот под влиянием аконита, брионии, арники, спигеми, а также и отсутствия сахара — прошло две недели, как я дома — и я уже поправляюсь — врачи (которых я не посвящаю в свою терапию) ничего не понимают, только удивляются, говорят: должно быть у вас могучий организм. Они смотрели на мое положение, как на крайне тяжелое и после последнего инфаркта все убеждали ехать обратно в больницу, а теперь говорят, что очевидно недели через две я уже могу выходить и приступать к своей служебной работе.

Конечно, еще чувствую большую слабость, но мрачные мысли и безнадежность совсем покинули меня и только жаль потерянных 2-х, почти 3-х месяцев.

Не знаю, как будет развиваться дело дальше — думаю все же, что климат здешний для меня едва ли годен, и надо будет прочно возвращаться в Москву. Самое позднее собираюсь в Москву в июне, а если понадобится (по состоянию здоровья или по чему другому), то и раньше.

Вот, дорогой О<тто> В<ильгельмович>, главное, почему я не писал Вам, не сообщал о ходе всех моих дел здесь.

К XI-му съезду Комсомола в Москву отсюда поедут. Думаю воспользоваться этим и переправить Вам с одной из здешних моих учениц, (посылаемой в Москву как представительницу отсюда) — все поправленные мною главы книги[*****].

Теперь, воспрянув и телом и душой после всех моих последних испытаний, я опять жадно схватился за просмотр книги. Очень много думаю и гадаю о том, что происходит с ней там, в Москве. Конечно, исправления понадобятся. (Да я их частично и делаю.) Но главное-то, оно-то находит сейчас понимание и отклик — или нет?

Если у Вас будет возможность, не откажите черкнуть об этом хоть два-три слова.

Искренне преданный Вам

Ваш Н. Д.

Прошу Вас передать мой привет М. <Георгиевне>. Ее как врача могут заинтересовать мои медицинские наблюдения в области лечения гипертонии.

Год устанавливается по содержанию.

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Москву

<февраль 1949 г.> Улан-Удэ

Дорогой Отто Вильгсльмович!

XI-й съезд Комсомола в Москве перенесен на 27 марта. Поэтому отъезд отсюда Найдаковой с поправками к моей книге на месяц откладывается.

Не знаю, может быть, они пока и не нужны. Может быть, с поправками или без них, все равно книга моя сейчас пока не своевременна и, следовательно, о выпуске ее не может быть речи.

Во всяком случае, если от вас до ее отъезда не будет никаких известий — эти поправки и замены пошлю с ней.

Под действием всех моих новых мероприятий здоровье мое налаживается, и вот я, хоть и не выхожу (живу в доме училища), но уже целая неделя, как я приступил к занятиям с учениками.

Если в Москве пока мое присутствие не нужно (для продвижения книги), то до июня, до конца учебного года, пробуду здесь. Если же попадоблюсь в Москве <раньше?>, то с директором договорился так, что выехать могу в любое время и если нужно — то на время, если нужно — то и совсем.

Глубоко уважающий Вас

Ваш Н. Демидов.

Прошу Вас передать привет Марии Георгиевне.

Датируется по содержанию.

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Москву

<18.03.1949> Улан-Удэ

Дорогой Отто Вильгельмович!

Примите мое искреннейшее, от всей души поздравление с высоким доверием, оказанным Вам Правительством, и высокой честью, которой Вы удостоены.

Мое горячее пожелание Вам здоровья, сил и еще многих лет дальнейшего плодотворного государственного труда.

Очень сожалею, что не мог написать раньше. Все это время я тяжело болел.

Посылаю Вам, как я уже писал, отправляемую отсюда на ХI-й съезд Комсомола мою ученицу — выпускницу Найдакову. Она везет с собой некоторые поправки к моей книге.

Если книга у Вас, то она может (если Вы найдете это нужным и разрешите) заменить там некоторые главы и отдельные листы и, кроме того, от руки сделать некоторые небольшие поправки, а также вновь перенумерует страницы (ей все объяснено).

Если же книги у Вас нет, — то Найдакова оставит Вам всю папку с заменениями и объяснениями поправок.

В случае надобности сделать это спешно, — все объяснения, как заменять (главы и отдельные листы) и какие делать правки — при папке приложены. Так что, если понадобится, — выполнить их можно всегда потом. Они изложены и построены так ясно, что по вашему поручению сделать это может всякий грамотный человек.

Если же спешно этого делать не надо будет — я сам это сделаю по приезде.

Приехать в Москву, как я уже писал Вам, собираюсь (если я там не нужен раньше из-за книги) — в июне, закончив здесь свою работу с учениками.

Здоровье мое значительно укрепляется; симптомы моей гипертонии понемногу гаснут; инфаркт сердца почти совсем рассосался и знать себя не дает; кровяное давление вместо 200, — теперь — 155, — чего не было за все последние 3 года. И всё это: отсутствие сахара и моя гомеопатия (чем я, как видите, очень горд!). Климат здесь для гипертоников все-таки явно неподходящей (высота 900 м., сухость и континентальная резкость). И гипертония здесь явление очень частое, во всех возрастах (далее у бурятов).

Если Вы найдете нужным что-то сообщить мне через Найдакову — она это выполнит. Возвращается она сюда в конце апреля.

Уважающий Вас и благодарный Вам

Ваш Н. Демидов.

Прошу передать мой привет Марии Георгиевне.

P. S. Если же книгу из ЦК возвратили и сказали, что она вообще не нужна, не смотря ни на какие поправки, — то пускай она до моего приезда будет у Вас. Пересылать сюда ее опасно и не стоит — У меня ведь пока есть экземпляр.

P. P. S. В связи с последним направлением, не одобряющим космополитизм — в книге есть только одно сомнительное место: отзыв А. П. Чехова о Дузе. Место это можно, конечно, и выпустить, или заменить подходящим хотя бы о Ермоловой.

Датируется но содержанию.

Н. В. Демидов к О. В. Куусинену в Москву

<конец марта — апрель 1949 г.> Улан-Удэ

Дорогой Отто Вильгельмович!

Завтра-послезавтра посылаю Вам обновленное «Вместо предисловия», которым прошу Вас заменить прежнее.

Что касается «Вступления», — там хоть и есть кое-какие мелкие новые поправки, но пока прошу Вас сделать только три:

I. Вынуть всю 2-ю главу «Вступления», называемую «Последствия увлечения постановкой», и вместо нее вложить новую, только что написанную.

II. В 3-й главе «Вступления» («Неуловимость в творчестве актера») вместо последней страницы этой главы (16-й) вставить новую вновь присланную.

III. В последней главе «Вступления» («Кое-что о путях прогресса») вместо последней страницы этой главы (31-й стр.) вставить вновь присланную.

19 марта 1949 г. в Москве вышел приказ Министра Высшего образования СССР и председателя Комитета по делам искусств при Совете министров союза ССР за № 337/189.

§ II этого приказа таков: Поручить директору школы-студии при Московском Художественном театре и кафедре актерского мастерства школы-студии подготовить и издать в 1950 году учебное пособие по актерскому мастерству.

Подписан приказ министром высшего образования СССР С. Кафтановым и Председателем Комитета по делам Искусств П. Лебедевым.

Пишу Вам это для того, что на этот приказ, может быть, следует сослаться.

В приказе предложено написать в несколько месяцев руководство. Я не думаю, чтобы так скоро можно было бы написать что-нибудь обстоятельное и серьезное.

Кроме того, — (этого, впрочем, может быть, говорить и не следует) — ведь все они там работают «по старинке», как работали лет 25 назад — с разложением на «элементы» по императивно-рассудочным методам.

Но это уже описано у Станиславского в его книге «Работа актера над собой» и повторять это едва ли стоит!

Здоровье мое хоть и не блестяще, но пока работаю и думаю все удовлетворительно закончить в июне, и в конце его или в начале июля быть уже в Москве.

Здесь я живу главным образом мыслью о книге. И думаю, что очень виноват перед Вами тем, что отсутствую.

Другое дело, когда я буду близко, в полной готовности своевременно улаживать все возникающие по поводу ее недоумения и сомнения.

Дата добавления: 2015-07-26