Читайте также:
|
|
Идет дождь. Висит картина Рембрандта. Лежит на столе фотографическая карточка.
Вот факты. Но факт — это далеко не всё. Самое важное — что для нас значит этот факт, каким он нам кажется.
Идет дождь. А вот надо идти, и идти именно сейчас, и идти далеко... Ничего приятного нет в том, что вымочит до нитки!
У земледельца, у огородника, у садовника наоборот — праздник: после такого дождя так все пойдет расти!
«Блудный сын» Рембрандта. Для одного это целое откровение, для другого — размалеванная тряпка, потому что он слеп, глух ко всему и не культурен.
Фотографическая карточка. Для всех других это совершенно неинтересная и чужая физиономия, для меня это всё, что осталось от моего отца. Я могу часами смотреть на нее и... видеть его живого...
Но и этого всего мало. Для чересчур трезвого ума факт все-таки есть факт. А между тем: загипнотизированный ест лимон, блаженно улыбается и говорит, что он ест сладкое яблоко. Индейцев пытали, а они пели свои героические песни.
Есть что-то и посильнее факта.
Человека привязали к «столбу пыток», он прекрасно знает, что его ожидает, и начинает свою последнюю предсмертную песнь. О славной «стране Духа», куда направляется храбрый воин, об удачных охотах, о совершённых подвигах, о десятках убитых врагов, о снятых скальпах... Его колют, режут, жгут — ничего не чувствует — он уже там, в этой счастливой стране, где его встречают все храбрецы и герои племени, где он ест сочное горячее мясо, пьет самые
лучшие напитки и наслаждается упоительными битвами... он весь в своем видении-галлюцинации... уходит от нас всё дальше и дальше и, вздохнув последний раз, покидает нас навечно.
Может что-нибудь быть реальнее жизни? фактов? Всего того, что мы можем обонять, видеть, слышать? Как будто бы ничего, а между тем...
Фантазии, грезы, мечты, сновидения... Человек живет в воображаемом, им самим созданном мире, с воображаемыми реальностями. Творит жизнь.
И воображаемое, бывает, заслоняет собой действительность; воображаемое становится реальнее самого факта. А разве с нами, не с индейцами, а с нами не случается ежедневно чего-нибудь, хоть отдаленно напоминающего это?
Что касается людей более простых и непосредственных — для них сказка, песня всегда имела громадную силу. А когда они смотрели какое-нибудь хотя бы примитивнейшее из примитивных лицедейств, вроде «Царя Максимилиана» — увлекались как малые дети. Если бы вы видели эти представления![§]
Теперь о самом художнике. Что делает с ним его собственная фантазия?
Начнем с ребенка. Ведь его игра — это его творчество. Посмотрите: он ездит верхом на палочке, понукает ее, подхлестывает, повертывает и вообще обращается как с лошадью.
Не то же ли самое в творчестве актера? Недаром существует выражение: «играть роль», «играть на сцене».
Разве не та же палочка — все эти декорации, гримы, костюмы? Разве не живу я и действую в воображаемом, мною созданном мире, с воображаемыми людьми и предметами, в воображаемое время, в воображаемом месте? И сам я — не совсем я, а тоже измененный моим воображением. Всё — вымысел, и, зная, что вымысел, я всё-таки в нем с упоением
и как бы реально живу. Да что «живу»[ Я — горю] Час, два стоят десяти моих спокойных скучных лет. Люблю, ненавижу — как не умею в жизни. Волнуюсь, страдаю... Сердце колотится — разорваться хочет. Я ли это? Почему ручьями льются слезы, <когда обычно> я так скуп на них?
(Прим. Н. Д. — Для начала это, конечно, слабо. Это не фантазия, а особое восприятие мира — пралогическое. Но пока надо оставить так, пусть фантазия, а дальше показать, что фантазия-то есть остаток пралогичности.)
Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Различные ступени художественного синтеза | | | Специально актерское искусство. Бороро — Арара. Художественное творчество есть явление пралогическое |