Письмо 170

От госпожи де Воланж к госпоже де Розмонд Я перехожу, дорогой друг мой, от неожиданности к неожиданности, от горяк горю. Нужно быть матерью для того, чтобы представить себе, что явыстрадала в течение вчерашнего утра. И хоть самая острая тревога моя с техпор улеглась, я все же нахожусь в сильнейшем волнении и не вижу ему конца. Вчера, около десяти часов утра, удивленная тем, что дочь моя еще непоявляется, я послала свою горничную выяснить, что означает это опоздание.Через минуту она возвратилась крайне испуганная и еще больше напугала меня,сообщив, что дочери моей нет в ее комнате и что горничная тоже не нашла еетам рано утром. Представьте себе мое состояние! Я призвала всех своих слуг ипрежде всего швейцара; все поклялись мне, что им ничего не известно и чтоони ничего не могут сообщить мне по поводу случившегося. Я тотчас женаправилась в комнату дочери. По царившему там беспорядку мне стало ясно,что она покинула ее лишь утром, но никаких других указаний я не обнаружила.Я осмотрела ее шкафы, ящики секретера - все оказалось на месте, все ееплатья, кроме одного, в котором она ушла. Она не взяла даже той небольшойсуммы денег, которая у нее была. Так как она лишь вчера узнала обо всем, что говорят о госпоже деМертей, так как она к ней сильно привязана, - настолько, что весь вчерашнийдень проплакала, - и так как, кроме того, я вспомнила, что она не знала оботъезде госпожи де Мертей в деревню, мне прежде всего пришло в голову, чтоона пожелала увидеть свою приятельницу и по своему легкомыслию отправилась кней одна. Но время шло, она не возвращалась, и мною вновь овладела тревога.С каждым мгновением муки мои усиливались, я изнывала от неизвестности и,однако, не решалась наводить какие-либо справки из опасения придатьгласности поступок, который впоследствии, может быть, захочу от всех скрыть.Нет, никогда в своей жизни я так не страдала! Наконец, только после двух часов дня я получила сразу два письма: одноот дочери, другое от настоятельницы ***ского монастыря. В письме дочериговорилось только, что она опасалась, как бы я не воспротивилась еепризванию стать монахиней, и что поэтому не осмеливалась со мной об этомзаговорить. Далее она пространно извинялась, что без моего согласия принялаэто решение, которое, добавляла она, я, наверно, могла бы лишь одобрить,если бы знала причины его, о которых тем не менее она меня просила неспрашивать ее. Настоятельница сообщала, что, так как молодая девушка приехала одна,она сначала отказалась принять ее. Но, расспросив незнакомку и узнав, ктоона такая, она решила, что окажет мне услугу, если прежде всего предоставитмоей дочери убежище, чтобы не принудить ее ехать дальше, на что та,по-видимому, твердо решилась. Предлагая, разумеется, вернуть мне дочь, еслия потребую ее возвращения, настоятельница, как это и подобает в ееположении, советует мне не препятствовать призванию, которое она называетбесповоротным. Она пишет также, что не известила меня об этом событиираньше, ибо ей стоило большого труда заставить мою дочь написать мне: тахотела, чтобы никто не знал, куда она удалилась. Какая жестокая вещь -безрассудство детей! Я тотчас же отправилась в этот монастырь. Переговорив снастоятельницей, я сказала, что хочу видеть свою дочь; та пришла оченьнеохотно и вся дрожала. Я говорила с ней в присутствии монахинь, говорила инаедине. Она все время обливалась слезами, и единственное, чего я от неедобилась, это то, что она может быть счастлива только в монастыре. Мнепришлось позволить ей остаться там, но еще не в качестве послушницы, как онахотела. Боюсь, что смерть госпожи де Турвель и господина де Вальмоначересчур взволновала ее юную голову. Как ни чту я монашеское призвание, мневсе же было бы мучительно и даже страшно видеть, как моя дочь принимаетсхиму. Мне кажется, что у нас и без того довольно обязанностей и незачемналагать на себя новые, не говоря уже о том, что в столь юном возрасте мы неможем знать, что нам больше подходит. Замешательство мое еще усиливается из-за предстоящего возвращениягосподина де Жеркура. Неужели столь выгодный брак должен расстроиться? Какже нам создавать счастье детей, раз недостаточно желать этого и прилагатьвсе свои усилия? Вы оказали бы мне огромную услугу, если бы написали, как бывы поступили на моем месте. Я же ни на чем не могу остановиться: самоестрашное - решать судьбу других, и в данном случае я одинаково боюсьпроявить и строгость судьи, и слабость матери. Беспрестанно укоряю я себя за то, что увеличиваю ваши горести, донимаявас своими. Но я знаю ваше сердце: самое большое для вас утешение - то,которое вы можете дать другим. Прощайте, мой дорогой и достойный друг; с нетерпением жду вашего ответана оба мои вопроса. Париж, 13 декабря 17...

Дата добавления: 2015-07-18