Письмо 85

От маркизы де Мертей к виконту де Вальмону Наконец-то вы успокоитесь, а главное - отдадите мне должное. Слушайтеже и не смешивайте меня с другими женщинами. Я довела до конца своеприключение с Преваном. До конца! - понимаете ли вы, что это значит? Теперьвы сможете рассудить, кто же из нас - он или я - имеет право хвалиться.Рассказ об этом будет не так забавен, как сама история. Но было бы даженесправедливо, если бы вы, только рассуждавший - удачно или неудачно - обовсем этом, получили такое же удовольствие, как я, отдавшая этому делустолько времени и стараний. Впрочем, если вы задумали какое-нибудь большое предприятие, если вынамереваетесь осуществить какой-нибудь замысел, при котором вы имели быоснование опасаться этого соперника, приезжайте. Он оставил вам открытымполе битвы, во всяком случае, на некоторое время. А может быть, он и никогдане оправится от удара, который я ему нанесла. Как повезло вам, что вы имеете такого друга, как я! Я для вас добраяфея. Вы томитесь вдали от прельстившей вас красавицы - я произношу однослово, и вот вы уже подле нее. Вы хотите отомстить женщине, которая вамвредит, - я указываю, куда нанести удар, и отдаю ее в полную вашу власть.Наконец, когда вам нужно удалить с ристалища опасного соперника, вы взываетеко мне же, и я снисхожу. Право же, если вы не благодарите меня всю своюжизнь, значит, вам чужда признательность. Но возвращаюсь к своемуприключению и расскажу о нем с самого начала. Свидание, назначенное так громко при выходе из Оперы4, было принято.Преван явился, и когда маршальша любезно сказала ему, что она очень радавидеть его два раза подряд в свои приемные дни, он не преминул ответить, чтосо вторника он только и делал, что перетасовывал часы своих визитов, чтобыосвободить себе сегодняшний вечер. Имеющий уши да слышит! Так как мнехотелось с полной точностью знать, являюсь ли именно я объектом этоголестного усердия, я решила заставить нового воздыхателя сделать выбор междумною и его главной страстью и заявила, что не стану играть. И действительно,он, со своей стороны, нашел тысячи предлогов, чтобы тоже не играть, и, такимобразом, первая победа одержана была мною над ландскнехтом5. Для разговора я завладела епископом ***ским. Выбор мой остановился нанем из-за близости его с героем дня, которому я всячески старалась облегчитьвозможность подойти ко мне. Мне также очень удобно было иметь уважаемоговсеми свидетеля, который в случае необходимости мог бы дать показания о моемповедении и речах. Все устроилось отлично. После первых неопределенных иобычных фраз Преван вскоре завладел разговором и стал придавать ему то один,то другой тон, ища того, который бы мне понравился. Я отказалась отчувствительного тона, заявив, что не верю в чувства, и серьезностью своейсдержала его веселость, показавшуюся мне для начала слишком легкомысленной.Тогда он ударился в заботливо-дружеский тон, и под этим затрепанным знаменемначали мы вести атаку друг против друга. Ужинать епископ не пошел. Руку мне, следовательно, предложил Преван,который, естественно, очутился и за столом рядом со мной. Надо отдать емусправедливость, он с большим искусством поддерживал наш с ним частныйразговор, делая в то же время вид, будто занят лишь общей беседой и вдобавокпринимает в ней главное участие. За десертом зашла речь о новой пьесе,которую должны были давать в ближайший понедельник во Французском театре. Явысказала некоторое сожаление, что у меня там нет ложи. Он предложил мнесвою, от чего я, как принято, сперва отказалась. На это он довольно забавноответил, что я его не поняла, что он не пожертвовал бы своей ложей лицумалознакомому, а только хотел предупредить меня, что ею будет располагатьмаршальша. Она благосклонно приняла эту шутку, и я согласилась. Когда все снова поднялись в гостиную, он, как вы сами понимаете,попросил и для себя место в ложе. Маршальша, которая всегда очень добра кнему, обещала допустить его, если он будет умником. Он ухватился за этислова и завел одну из тех двусмысленных бесед, за блестящую способность ккоторым вы его так хвалили. Действительно, примостившись у ее колен, какпослушный мальчик, по его собственному выражению - для того, чтобыспрашивать у нее советов и умолять о наставлениях, - он наговорил кучулестных вещей, не лишенных и нежности; мне нетрудно было принять их на свойсчет. Так как после ужина кое-кто перестал участвовать в игре, разговор сталболее общим и менее для нас интересным. Зато глаза наши говорили весьмакрасноречиво. Я говорю - наши глаза, но должна была бы сказать - его, ибомои выражали только одно - удивление. По-видимому, он думал, что яудивлялась ему и поглощена была исключительно произведенным им на менянеобычайным впечатлением. Кажется, он остался вполне удовлетворен. Я была неменее довольна. В следующий понедельник я, как и было условлено, отправилась воФранцузский театр. Хотя вы и увлекаетесь литературой, я ничего не могусказать вам о представлении, кроме того, что у Превана необычайное искусствоулещивать и что пьеса провалилась. Вот все, что я узнала в театре. Мне жальбыло, что этот вечер, который мне так понравился, идет к концу, и, чтобыпродолжить его, предложила маршальше поужинать у меня, что дало мневозможность предложить то же самое любезному льстецу, который попросилтолько дать ему время съездить к графине де П*** [См. письмо 70.] иосвободиться от обещания быть у них. Когда он произнес это имя, меня вновьохватил гнев. Я сразу сообразила, что он начнет свои признания, ноприпомнила ваши мудрые советы и дала себе слово... продолжать приключение вполной уверенности, что излечу его от этой опасной нескромности. В собравшемся у меня обществе, в этот вечер немногочисленном, он былчужим и должен был оказывать мне обычные знаки внимания. Поэтому, когдапошли ужинать, он предложил мне руку. Принимая ее, я имела коварствопостараться, чтобы моя рука слегка дрогнула, и идти рядом с ним, опустивглаза и глубоко вздыхая. Я напустила на себя такой вид, будто предчувствуюсвое поражение и опасаюсь победителя. Он это отлично заметил, предатель, итотчас же изменил тон и манеру себя держать. Он был любезным, а теперь сталнежным. Не в том дело, что речи наши сколько-нибудь заметно изменились - вданных обстоятельствах это было бы невозможно, - но взгляд его, сделавшисьменее живым, стал более ласкающим, голос приобрел мягкость, улыбка изпроницательной превратилась в удовлетворенную. Наконец, и в речах его огоньнасмешки, остроумие уступили место чувствительности. Скажите мне, можно либыло действовать лучше? Я со своей стороны впала в задумчивость, и притом настолько, чтоокружающие это заметили. Когда же меня в этом упрекнули, я имела ловкостьзащищаться довольно неловко и бросить на Превана взгляд быстрый, но робкий ирастерянный - так, чтобы он подумал, что боюсь я только одного: как бы он неразгадал причину моего смущения. После ужина, воспользовавшись тем, что добрая маршальша началарассказывать одну из своих вечных историй, я раскинулась на оттоманке внебрежной позе, свойственной нежной мечтательности. Я ничего не имела противтого, чтобы Преван увидел меня в таком положении, и он действительноудостоил меня особым вниманием. Вы сами понимаете, что робкие мои взоры неосмеливались встречаться с глазами моего победителя. Но когда я обратила ихк нему более смиренным образом, они вскоре открыли мне, что я добиласьвпечатления, которое хотела произвести. Оставалось еще убедить его, что и яразделяю это впечатление. Поэтому, когда маршальша объявила, что собираетсяуезжать, я воскликнула мягким и нежным голоском: "Ах, боже мой, мне былоздесь так хорошо!" Все же я встала, но, прежде чем расстаться с ней,спросила о ее планах на ближайшие дни, чтобы иметь предлог поговорить о моихи оповестить кого следует, что послезавтра буду находиться дома. На этом всеразошлись. Тут я принялась размышлять. Я не сомневалась в том, что Преванобязательно воспользуется свиданием, которое я ему вроде как бы назначила,что он явится достаточно рано, чтобы застать меня одну, и что нападениебудет энергичным. Но я была также уверена, что благодаря моей репутации онне будет вести себя с тем легкомыслием, которое человек мало-мальскивоспитанный позволяет себе лишь с искательницами приключений и женщинамисовершенно неопытными, и успех казался мне обеспеченным, если он произнесетслово "любовь" и в особенности если он станет добиваться, чтобы егопроизнесла я. Как удобно иметь дело с вами, людьми, у которых есть твердовыработанные правила поведения! Порой какой-нибудь сумасбродный поклонник тосмутит своей робостью, то приведет в замешательство своим бурным пылом - этоведь своего рода лихорадка с ознобом, жаром, имеющая иногда и другиесимптомы. Но ваши размеренные шаги так легко угадать! Появление, манерудержаться, тон, разговоры - я все знала еще накануне. Поэтому не станупередавать вам нашей беседы - вы ее легко воссоздадите. Отметьте только,что, изображая сопротивление, я помогала ему изо всех сил: терялась, чтобыон мог разговориться, приводила жалкие доводы, чтобы их было легкоопровергнуть, проявляла страх и подозрительность, чтобы слышатьбеспрестанные заверения. А неизменный его припев: "Я прошу у вас толькоодного слова", и мое молчание, которое как будто заставляло его выжидатьлишь для того, чтобы он сильнее ощутил желание, и в продолжение всего этого- рука моя, которую он сто раз хватает и которую я столько же раз вырываю,не отказывая в ней по-настоящему... Так можно провести целый день. Мыпровели один смертельно скучный час и, может быть, еще и теперь занималисьбы тем же самым, если бы не услышали, как ко мне во двор въезжает карета.Эта своевременная помеха, естественно, сделала его настойчивее, я же, видя,чти наступает момент, когда меня уже нельзя будет поймать врасплох, глубоковздохнула в качестве подготовки, а затем обронила драгоценное слово. Пришлидоложить о гостях, и вскоре у меня собрался довольно многочисленный кругзнакомых. Преван попросил разрешения прийти завтра утром, и я дала согласие, но,позаботившись о защите, велела горничной в продолжение всего его визитаоставаться в моей спальне, откуда, как вы знаете, видно все, что происходитв туалетной, а приняла я его именно там. Имея возможность вполне свободноговорить и охваченные оба одним и тем же желанием, мы скоро пришли к полномусогласию, но надо было избавиться от докучливой свидетельницы, и тут-то яего и подстерегла. Нарисовав ему на свой лад картину моей домашней жизни, я без трудаубедила его, что мы никогда не найдем свободной минутки и что та, которой мывоспользовались вчера, была настоящим чудом, да и тогда мне, в сущности,нельзя было подвергаться такой опасности - ведь ко мне в гостиную в любоймиг кто-нибудь мог войти. Не преминула я и добавить, что все эти порядкиустановились оттого, что до последнего времени они мне нисколько не мешали,и настаивала на полной невозможности изменить их, не скомпрометировав себя вглазах моих слуг. Он попробовал напустить на себя скорбный вид, сердиться,говорить мне, что я мало его люблю, и вы сами понимаете, как меня это всеужасно трогало. Но тут, желая нанести решительный удар, я призвала на помощьслезы. Ну, в точности - "Вы плачете, Заира?"6 Власть надо мной, которой он всвоем воображении обладал, и надежда, пользуясь этой властью, погубить меняв любой миг, заменили ему всю любовь Оросмана7. Разыграв эту сцену, мы вернулись к вопросу, как же нам быть. Так какднем мы располагать не могли, то обратились к ночи. Но тут непреодолимымпрепятствием оказался мой швейцар, а попытаться подкупить его я неразрешала. Он предложил воспользоваться калиткой моего сада, но, предвидяэто, я придумала собаку, которая днем вела себя спокойно и не лаяла, затоночью превращалась в настоящего демона. Я входила во все эти подробности такохотно, что он совсем осмелел и предложил мне самый нелепый из способов. Нанего-то я и согласилась. Прежде всего он заявил, что на слугу его можно положиться, как на негосамого. Тут он говорил правду - один другого стоит. Я собираю гостей названый ужин, он на нем присутствует и устраивается так, чтобы уйти водиночестве. Находчивый и верный слуга позовет карету, откроет дверцу, а он,Преван, вместо того чтобы войти в карету, ловко улизнет. Кучер не имел быникакой возможности заметить это. Таким образом, для всех он удалился бы отменя, на самом же деле остался бы, и теперь надо было только решить, как емупробраться в мою спальню. Признаюсь, что сперва я затруднялась, как мневыдвинуть против этого плана доводы достаточно нелепые, чтобы он несомневался, что успешно опроверг их. Он возражал, приводя примеры. Послушатьего, так это было самое обычное средство: и сам он им часто пользовался,даже чаще всего как наименее опасным! Покоренная его неопровержимыми доводами, я чистосердечно призналась,что у меня в доме очень близко от моего будуара есть потайная лестница; ямогу оставить в дверях будуара ключ, а ему легко будет запереться там иждать, не подвергая себя особому риску, пока мои горничные уйдут спать.Затем, чтобы мое согласие показалось более правдоподобным, я через минутупошла на попятный и вновь согласилась лишь под условием полнейшей покорностис его стороны, благоразумия... Ах, такого благоразумия! Словом, доказать емусвою любовь я соглашалась, но так, чтобы не удовлетворить его любви. Забыла сказать вам, что уйти от меня он должен был через садовуюкалитку. Надо было лишь дождаться рассвета: тогда цербер и не пикнет. В этотчас никто не входит и не выходит, люди мои спят мертвым сном. Если васудивит эта куча бессмыслиц, то вспомните о наших с ним настоящихвзаимоотношениях. Зачем нам было рассуждать умнее? Он только и хотел, чтобывсе об этом узнали, я же была уверена, что никто ничего не узнает. Свиданиеназначено было через день. Заметьте, что дело наше уже совсем налажено, а между тем никто не виделПревана в моем обществе. Я встречаюсь с ним за ужином у одной из своихприятельниц, он предлагает ей воспользоваться его ложей на представленииновой пьесы, а я принимаю ее приглашение в эту ложу. Затем я со своейстороны приглашаю ее отужинать у меня, приглашаю во время спектакля и вприсутствии Превана, так что даже как будто нельзя не пригласить и его. Онпринимает мое приглашение, а затем через два дня наносит мне, как принято вобществе, визит. Правда, он приехал ко мне и на следующее утро. Но,во-первых, утренние визиты не считаются, а во-вторых, лишь от меня зависитсчесть это излишней вольностью, и действительно я причисляю Превана к кругулиц, не слишком со мной близких, ибо посылаю ему письменное приглашение названый ужин. Я могу сказать, как Аннетта: "Вот, однако, и все!"8 Наступил роковой день, день, когда мне предстояло потерять своюдобродетель и репутацию. Я дала все указания своей верной Виктуар, и, как высейчас увидите, она их выполнила. Настал вечер. У меня собралось уже много народа, когда доложили оПреване. Я приняла его с подчеркнутой учтивостью, явно свидетельствующей,как мало мы с ним связаны, и усадила за игру вместе с маршальшей, как той,через кого я с ним познакомилась. В течение вечера не произошло ничегоособенного, кроме разве того, что осторожный поклонник изловчился передатьмне записку, которую я по своей привычке сожгла. В ней говорилось, что ямогу на него рассчитывать, и это существенное сообщение было окружено ничегоне значащими словами насчет любви, счастья и т.п.; слова эти в подобныхторжественных случаях никогда не заставляют себя ждать. В полночь, когда игра за всеми столами кончилась, я предложилакоротенький маседуан9. При этом у меня была двойная цель: дать возможностьПревану ускользнуть и сделать так, чтобы это было замечено, что обязательнодолжно было случиться, принимая во внимание его репутацию игрока. Меня такжеочень устраивало, чтобы все могли в случае необходимости припомнить, что яотнюдь не торопилась остаться одна. Игра затянулась дольше, чем я рассчитывала. Бес искушал меня, и я едване поддалась желанию поскорее утешить нетерпеливого пленника. И я уже шланавстречу гибели, как вдруг меня осенило, что, раз отдавшись ему, я уженастолько потеряю над ним власть, что не смогу принудить его оставаться всевремя одетым по всем правилам приличия, а для моих планов это былосовершенно необходимо. Я уже было поднялась, но тут не без раздражения сновазаняла свое место за этой нескончаемой игрой. Однако вот она и кончилась, ивсе разошлись. Я позвонила своим служанкам, поскорее разделась и быстроотослала их. Представляете вы себе, виконт, меня в легком ночном туалете, идущейробкими, осторожными шагами открыть дрожащей рукой дверь своему победителю?Он увидел меня - удар молнии не бывает стремительнее! Что вам сказать? Ябыла побеждена, совсем побеждена, не успела и слова сказать, чтобыостановить его и защититься. Затем он пожелал устроиться более удобным иподходящим к случаю образом. Он проклинал, свое одеяние, которое, как онуверял, отдаляло его от меня. Он хотел сразиться со мною равным оружием, номоя крайняя робость воспротивилась этому, а нежные мои ласки не дали емувремени. Он занялся другим. Теперь права его удвоились и притязания тоже возобновились. Но тут япроизнесла: "Послушайте-ка, что я вам скажу: до сих пор вы могли бырассказать обеим графиням де П*** и еще многим другим очень занятнуюисторию. Но мне любопытно знать, как вы станете рассказывать конецприключения?" И с этими словами я принялась изо всех сил звонить. Теперьнастала моя очередь, и действия мои были быстрее его слов. Он еще толькобормотал что-то, когда я услышала, как ко мне бежит Виктуар, громко скликаяслуг, которых она собрала у себя, как я ей велела. Тогда, возвысив голос, япродолжала тоном королевы: "Выйдите вон, сударь, и никогда больше непоказывайтесь мне на глаза!" Как раз в этот момент и вошла толпа моих слуг. Бедняга Преван потерял голову и, сочтя западней то, что, в сущности,было не более чем шуткой, схватился за шпагу. Но сделал это на свою беду,ибо мой лакей, храбрый и сильный парень, охватил его поперек туловища иповалил. Тут я, признаюсь, смертельно перепугалась. Я закричала, чтобы емуне причиняли вреда, дали свободно уйти, но только убедились бы, что он ушелиз дома. Слуги повиновались, но между ними поднялся ропот: они возмущеныбыли, что кто-то осмелился покуситься на их добродетельную госпожу. Все, какя и хотела, пошли с шумом и угрозами выпроваживать злосчастного кавалера. Сомной осталась одна Виктуар, и мы поспешили привести в порядок мою постель.Слуги снова поднялись ко мне, продолжая шумно возмущаться, а я, все ещевзволнованная, стала расспрашивать их, каким чудом оказалось, что они еще неспали, и Виктуар сообщила мне, что она пригласила к ужину двух приятельниц,они у нее засиделись, словом, все то, о чем мы с ней заранее условились. Япоблагодарила их всех и велела им идти спать, послав, однако, одного из нихпривести немедленно врача. Я решила, что имею основание опасатьсяпоследствий своего смертельного испуга, и к тому же это был верный способдать новости шумную и широкую огласку. Врач явился, весьма посочувствовал мне и прописал отдых. Я же вдобавоквелела Виктуар с самого раннего утра судачить о случившемся по соседству. Все так превосходно удалось, что еще до полудня и как только у меня вдоме начался день, моя набожная соседка уже сидела у моего изголовья, чтобыузнать всю правду об этом приключении и все его подробности. Битый час былая вынуждена сокрушаться вместе с нею об испорченности нашего века. Черезминуту мне принесли записку от маршальши, которую я прилагаю к этому письму.Наконец, около пяти часов, к моему великому изумлению, появился М***10. Поего словам, он приехал извиниться за то, что офицер, служащий под егоначальством, осмелился так оскорбить меня. Он узнал об этом только на обедеу маршальши и тотчас же послал Превану приказание находиться под арестом. Ястала просить о его помиловании, но мне было в этом отказано. Тогда ярешила, что в качестве сообщницы сама должна наложить на себя наказание ихотя бы пребывать в строгом заключении. Я велела никого не принимать и всемговорить, что больна. Этим длинным письмом вы как раз и обязаны моему одиночеству. Я напишутакже госпоже де Воланж. Она, конечно, прочтет письмо мое вслух, и выпознакомитесь с этой историей в том виде, в каком ее следует рассказывать. Забыла сказать вам, что Бельрош считает себя тоже оскорбленным и во чтобы то ни стало хочет драться с Преваном. Бедняга! К. счастью, у меня будетвремя успокоить его горячую голову. Пока же я дам отдых своей голове,уставшей от писания. Прощайте, виконт. Из замка***, 25 сентября 17.., вечером.

Дата добавления: 2015-07-18