Письмо 76

От виконта де Вальмона к маркизе де Мертей Либо письмо ваше насмешка, которого я не понял, либо вы писали его,находясь в состоянии пагубного безумия. Если бы я знал вас не так хорошо,прелестный мой друг, то и впрямь очень испугался бы, хотя, что бы вы там ниговорили, я не из пугливых. Читаю ваше письмо, перечитываю, но это не продвигает меня ни на шаг,ибо понять его в буквальном смысле просто невозможно. Что же вы все-такихотели сказать? Только ли, что не стоит тратить таких усилий против столь неопасноговрага? Но в данном случае вы, может быть, ошибаетесь. Преван действительнообаятелен - более, чем вы думаете. Он прежде всего обладает весьма выгоднымдля себя даром привлекать к своей любви внимание ее предмета, так как оченьловко умеет воспользоваться любой беседой - и в узком кругу, и в большомобществе, - чтобы о ней заговорить. Мало таких женщин, которые не попали быв эту западню и удержались от ответа, ибо все притязают на тонкость ума, ини одна не захочет упустить случая проявить ее. А вы достаточно хорошазнаете, что женщина, согласившаяся говорить о любви, вскоре кончает тем, чтозаражается любовью или, по крайней мере, ведет себя так, как если бы былаувлечена. Этим способом, который доведен им до подлинного совершенства, ондостигает и того, что ему часто удается заставить самих женщинсвидетельствовать об их собственном поражении. Говорю так, ибо сам этонаблюдал. Я был осведомлен о его секрете лишь из вторых рук, так как никогда небыл близок с Преваном. Но вот однажды мы сидели вшестером, и графиня деП***, считая, что говорит очень тонко, и действительно производя нанепосвященных такое впечатление, будто она ведет общий разговор, рассказаланам со всеми подробностями, как она отдалась Превану и все, что между нимипроизошло. Она говорила с такой уверенностью, что ее не смутила даже улыбка,появившаяся на губах у всех нас одновременно. И я никогда не забуду, какодин из нас в виде оправдания прикинулся, будто то, что она говорит, или,вернее, то, что она якобы говорит, вызвало у нас сомнение, а она самымсерьезным образом возразила, что уж, наверно, никто из нас не осведомленлучше ее, и даже не постеснялась обратиться к Превану и спросить его,ошиблась ли она хоть в чем-либо. Поэтому я мог считать этого человека опасным для всех. Но разве вам,маркиза, недостаточно того, чтобы он был красив, очень красив, как вы самиговорите, или, чтобы он повел одну из тех атак, которые вам угодновознаграждать лишь по той единственной причине, что уж очень они былиискусны, или чтобы вы нашли забавным отдаться по какому-либо иномуслучайному поводу, или... да откуда мне знать? Могу ли я угадать тысячивсевозможных причуд, которые царят в голове у женщин и лишь благодарякоторым вы все же являетесь представительницей своего пола? Теперь, когда выпредупреждены об опасности, я не сомневаюсь в том, что вы легко убережетесь,но ведь надо же было вас предостеречь. Однако возвращаюсь к своей главнойтеме: что, собственно, хотели вы сказать? Если это насмешка над Преваном, то она не только слишком громоздка, нои высмеивать его передо мной не стоит: надо, чтобы он оказался смешным вглазах света, и я вновь обращаюсь к вам с просьбой об этом позаботиться. Ах, я, кажется, нашел разгадку! Ваше письмо - предсказание не того, каквы поступите на самом деле, а того, на что он будет считать вас готовой вминуту, когда именно его постигнет крах, который вы ему подготовляете. Я,пожалуй, одобрил бы этот план. Он, однако, требует величайшейосмотрительности. Вы не хуже меня знаете, что для общественного мнения иметьлюбовника или только принимать чьи-то ухаживания - это совершенно одно и тоже, если, конечно, мужчина не дурак, а уж Преван-то далеко не таков! Если ондобьется хотя бы видимости, то начнет хвастать, а этого будет достаточно.Глупцы поверят, недоброжелатели сделают вид, что поверили. А вы что станетеделать? Знаете, я боюсь. Не то чтобы я усомнился в вашей ловкости. Но ведьименно хорошие пловцы и тонут. Я не считаю себя глупее других. Я находил сотни, тысячи способовобесчестить женщину, но когда задумался над тем, как бы она могла избежатьбеды, то не мог усмотреть никакой возможности. Даже относительно вас, мояпрелестница, ведущей себя с таким безупречным искусством, я очень частосчитал, что вы не столько умело играли, сколько вам везло. Но в конце концов я, быть может, ищу какого-то особого смысла там, гдеего вовсе и нет. Даже забавно, как это я уже битый час всерьез обсуждаю то,что, наверно, только шутка с вашей стороны. Вы станете надо мной смеяться!Что ж, пусть так. Но торопитесь, и поговорим о другом. О другом! Нет, яошибаюсь. Всегда об одном и том же: как овладеть женщиной или как еепогубить, а нередко и о том и о другом вместе. Здесь, как вы вполне правильно заметили, у меня есть возможностьпроявить себя на обоих поприщах, однако же не с равной легкостью. Предвижу,что с мщением дело пойдет скорее, чем с любовью. Маленькая Воланж сдалась, яза это ручаюсь. Понадобится теперь только подходящий случай, и я берусь ейего предоставить. Но с госпожой де Турвель обстоит иначе. Эта женщина можетпривести в отчаяние, ее просто не поймешь. У меня сотни доказательств еелюбви и вместе с тем тысячи - ее упорства. Я и впрямь опасаюсь, что она отменя ускользнет. Первое впечатление, произведенное на нее моим возвращением, позволялонадеяться на лучшее. Вы догадываетесь, что я хотел сам обо всем судить и,чтобы наверняка уловить первые же порывы ее души, никого не посылалпредупредить о себе и так рассчитал время в пути, чтобы явиться как разтогда, когда все будут за столом. Я действительно упал с неба, как оперноебожество в финале спектакля. Наделав достаточно шуму, чтобы привлечь все взоры, я с одного взглядауловил радость моей старой тетушки, досаду госпожи де Воланж и радостноесмущение ее дочери. Моя прелестница сидела спиной к двери. В этот момент онаразрезала что-то на тарелке и даже не повернула головы, но я заговорил сгоспожой де Розмонд, и при первом же слове чувствительная святоша узнала мойголос, и у нее вырвался крик, в котором, как мне почудилось, было большелюбви, чем удивления и страха. Тогда я приблизился настолько, что могувидеть ее лицо: смятение души, борьба чувств и помыслов отражались на немна самый различный лад! Я сел за стол рядом с нею: она в полном смысле словане отдавала себе отчета в том, что делала и что говорила. Попыталасьпродолжать есть и не в состоянии была это сделать. Наконец, не прошло ичетверти часа, как, не в силах будучи совладать с радостью и смятением, онане придумала ничего удачнее, чем попросить позволения выйти из-за стола, иубежала в парк под предлогом, что ей надо подышать воздухом. Госпожа деВоланж хотела сопровождать ее. Нежная недотрога воспротивилась этому:наверно, она была счастлива найти предлог, чтобы остаться одной ибеспрепятственно отдаться сладостному волнению сердца. Я старался, как только мог, чтобы обед поскорее кончился. Не успелиподать десерт, как эта дьявольская Воланж, явно торопясь навредить мне,встала с места, чтобы идти к прелестной больной. Но я предвидел этот замысели расстроил его. Я притворился, будто понял сделанное ею одной движение -как общее, и поднялся одновременно с нею, а нашему двойному примерупоследовали малютка Воланж и местный кюре, так что госпожа де Розмондосталась за столом одна со старым командором де Т***; тогда и они решиливстать. Итак, мы все отправились вслед за моей прелестницей, которую нашли вбоскете неподалеку от замка. А так как она нуждалась в одиночестве, а не впрогулке, то ей уже было безразлично, вернуться с нами в дом или сидеть снами в саду. Убедившись, что госпоже де Воланж не удастся поговорить с нею наедине,я решил, что надо приняться за выполнение ваших поручений, и занялся деламивашей подопечной. Как только выпили кофе, я поднялся к себе, но зашел и кдругим, дабы произвести разведку. Я принял меры, чтобы обеспечить малюткевозможность вести переписку, и, совершив это первое благодеяние, написал ейпару слов, чтобы уведомить об этом и попросить доверия ко мне: записку своюя приложил к письму Дансени. Затем я вернулся в гостиную. Прелестницу свою язастал полулежащей в шезлонге в пленительно-непринужденной позе. Зрелище это пробудило во мне желание и оживило мой взор. Япочувствовал, что он становится нежным и настойчивым, и сел так, чтобы емуне пришлось пропасть даром. Первое его действие выразилось в том, что онзаставил опуститься непорочные очи божественной недотроги. Некоторое время ясозерцал ее ангельское лицо, а затем, окинув взглядом всю ее фигуру, сталзабавляться угадыванием очертаний и форм сквозь легкое, но, как всегда,докучное одеяние. Спустившись от головы к ногам, я стал подыматься от ног доголовы... Прелестный друг мой, на меня устремлен был нежный взор. Он тотчасже опустился, но, желая способствовать его возвращению, я поглядел всторону. И тут между нами установилось то молчаливое соглашение, тот первыйдоговор еще робкой любви, который, удовлетворяя обоюдную потребность видетьдруг друга, дает взглядам чередоваться в ожидании, пока им дано будетслиться. Убедившись, что моя прелестница целиком поглощена этой новой утехой, явзял на себя заботу о нашей с нею безопасности. Но, удостоверившись в том,что общая довольно оживленная беседа отвлекает от нас внимание собравшихся,я стал добиваться, чтобы глаза ее заговорили откровенным языком. Для этого ясперва поймал несколько взглядов, но был при этом так сдержан, что никакаяскромность не могла бы этим оскорбиться, а чтобы эта робкая особапочувствовала себя непринужденнее, я прикинулся таким же смущенным, как иона. Мало-помалу наши глаза, привыкнув встречаться, стали реже отрыватьсядруг от друга, а под конец уже не расставались, и я заметил в ее глазахсладостную томность, счастливый знак любви и желания, но это длилось лишьмгновение, - вскоре она пришла в себя и, слегка застыдившись, изменила своюпозу и взгляд. Не желая, чтобы она усомнилась в том, что я заметил смену еенастроений, я сразу вскочил и с испуганным видом спросил, не почувствовалали она себя плохо. Тотчас же все ее окружили. Я пропустил их всех мимо себя,а так как малютке Воланж, занятой у окна вышиванием, потребовалось время,чтобы оставить свои пяльцы, я воспользовался этим моментом и передал ейписьмо Дансени. Я находился не слишком близко от нее и потому бросил послание ей наколени. Она, правду сказать, не знала, что ей с ним делать. Вы бы со смехупокатились, увидев ее удивление и растерянность. Мне, однако, было не досмеха - очень уж я опасался, чтобы такая несообразительность нас не выдала.Но один мой взгляд и выразительный жест заставили ее, наконец, понять, чтопакет надо сунуть в карман. Остаток дня не представлял никакого интереса. То, что произошло затем,повлечет за собою, может быть, события, которые вас порадуют, - во всякомслучае, в отношении вашей подопечной. Но лучше употреблять время навыполнение замыслов, чем на разговор о них. К тому же я кончаю уже восьмуюстраницу и устал от писания. Поэтому - прощайте. Вы и без моих слов догадаетесь, что малютка ответила Дансени9. От своейпрелестницы, которой написал на другой же день по приезде, я тоже получилответ. Посылаю вам оба письма. Прочтите их или не читайте, ибо этобеспрерывное переливание из пустого в порожнее, которое и меня-то не слишкомзабавляет, должно казаться несносным всякому постороннему. Еще раз - прощайте. Я по-прежнему очень вас люблю. Но прошу, если вы ив дальнейшем будете говорить со мной о Преване, постарайтесь сделать так,чтобы я вас понял. Из замка ***, 17 сентября 17...

Дата добавления: 2015-07-18