Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Горжевая казарма главного вала. Вероятно, это гаражи 44 сп 5 страница

Читайте также:
  1. Administrative Law Review. 1983. № 2. P. 154. 1 страница
  2. Administrative Law Review. 1983. № 2. P. 154. 10 страница
  3. Administrative Law Review. 1983. № 2. P. 154. 11 страница
  4. Administrative Law Review. 1983. № 2. P. 154. 12 страница
  5. Administrative Law Review. 1983. № 2. P. 154. 13 страница
  6. Administrative Law Review. 1983. № 2. P. 154. 2 страница
  7. Administrative Law Review. 1983. № 2. P. 154. 3 страница

В исследовании при описании каких-либо событий в качестве наиболее достоверного источника использовались донесения из частей, непосредственно ведущих бой. Конечно, в них могут быть неточности, вызванные неясным пониманием обстановки, затем уточняемой в телефонном разговоре[1378] – однако именно донесения из частей являются информацией, наиболее приближенной к реальным событиям, создаваемой сразу по горячим следам.

Именно на их основе вырабатывался план действий как самой части, так и всей дивизии. Эта группа источников – наиболее объективна. Командирам полков и батальонов незачем было скрывать трудности, скорее, пожалуй, немного их преувеличивать – для получения резервов. Ошибки командиров частей командование дивизии видело и без донесений. Главный недостаток источников этого уровня – их лаконичность: собственно говоря, они и нужны-то были лишь для перевода всего того, о чем велись нескончаемые обсуждения по телефону на «официальный уровень» – основываясь именно на донесениях из частей, командование дивизии составляло донесение в штаб корпуса и при каких-либо претензиях сверху вполне могло сослаться на соответствующее донесение снизу. Отсюда – некоторая небрежность в подаче в них информации. Наконец – понятно, что все извивы и перипетии боя эта группа источников отражала в большей степени, но (фиксируя их лишь трижды в день) далеко не полностью. Связной от командира роты, погибающей под огнем русских пулеметов, едва живой достигнет КП батальона, но в донесении, ушедшем на КП полка, драма роты займет лишь половину листка – остальное перечень необходимых боеприпасов, потери и т. п. А там уже сам господин полковник вовсе не упомянет роту – лишь хладнокровно отметив, что «бой достаточно напряженный», основное место на листке уделив обещанным дивизией орудиям ПТО, застрявшим где-то в грязи и так и не пришедшим к переправе, место на которой пытается занять другая часть. И будет по-своему прав, но на полноте картины, конечно, это отразится отрицательно.

Письменные донесения в штаб дивизии при наличии бесперебойно работающей связи можно как-то сравнить с росписью сотрудника той или иной организации о том, что он «ознакомился с правилами техники безопасности». Ясно, что никакого инструктажа никем не проводилось, да он и бессмыслен, и все это знают, но порядок есть порядок.

Второй уровень – дивизионный. Как уже говорилось, KTB заполнялся позднее, информация, поступающая в него, проходила некий фильтр. Лишь записи за 22 июня передают все напряжение боя. Отчеты дивизии в корпус содержат, как правило, общую информацию, продублированную в донесениях и KTB. Они интересны прежде всего как свидетельство оценки обстановки командованием дивизии. И надо сказать – этот уровень источников один из самых необъективных. Одна из причин – специфика ситуации в Бресте. Начиная с 24 июня 45-я дивизия пыталась уйти из города, и поэтому ее командование было заинтересовано в создании представления о том, что все уже решено, победа достигнута и необходимо как можно скорее вести дивизию вперед, на ее место введя какую-либо охранную часть.

Тем не менее этот уровень источников интересен тем, что именно здесь создается некая оценка ситуации.

Третий уровень – высшие командные инстанции (прежде всего корпус). Хотя KTB XII А.К., как правило, дублирует информацию из дивизионных донесений, однако он ценен и тем, что дает и общее представление о ситуации в полосе корпуса. К тому же в нем немало информации, поступившей в штаб корпуса в устной форме и не отраженной в документах или находившейся в документах, не найденных на сей день.

В фонде XII А.К. находятся и отчеты некоторых частей резерва ОКХ, придаваемых его соединениям и принявших участие в боях за Брест (Entg.Abt.105, 3/Flak Rgt.26).

Ситуацию в полосе дивизии корпус оценивает достаточно объективно. Хотя ее положение описывается настолько кратко, что не дает почвы для каких-либо искажений.

Несколько документов, привлекаемых к исследованию, взято из фонда А.О.К.4 (штаба 4-й армии). Однако бои у Бреста, разумеется, описываются в них не столь подробно, как в нижестоящих инстанциях. В этом фонде интересны скорее отдельные находки – например, текст радиообращения к защитникам Брестской крепости и т. п. Надо отметить огромный объем документов фонда – вполне возможно, что там сокрыто еще немало интересного[1379].

Документы PzGr.2 не просматривались.

Четвертый уровень – документы, созданные спустя некоторое время после описываемых событий. Среди них особое место занимает «Отчет[1380] о взятии Брест-Литовска» от 8 июля 1941 г.

Созданный командованием дивизии для объяснения причин больших потерь и затянувшегося штурма, именно он послужил основой для большинства исследовательских работ. Документ интересен прежде всего тем, что приводит «версию Шлипера» – оценку самого командования дивизии. Есть в нем и немало фактов, не встречающихся в других документах. Однако этот источник, во-первых, достаточно субъективен, ибо его задача доказать безошибочность действий дивизии. Нет в нем и конкретного указания на каких-либо виновников неудавшегося штурма с немецкой стороны (на высшем или нижнем уровнях). Главное объяснение случившемуся – это героизм красноармейцев, толщина стен укреплений и нехватка тяжелой артиллерии. При всей очевидности вышеуказанного – это не полный список причин, заставивших дивизию целую неделю сражаться с двумя-тремя тысячами защитников.

Отдельная группа источников с немецкой стороны – воспоминания самих участников боев как взятые из вспомогательного фонда Федерального военного архива, так и опубликованные либо в периодической печати тех лет («Die Wehrmacht»), или после войны (книга Рудольфа Гшопфа «Mein Weg mit der 45 Infanterie Division»), Среди их авторов – почти все группы военнослужащих: от фельдфебеля, командира пулеметного отделения (Лозерт) до полковника, командира полка (Йон).

Дивизионный священник Рудольф Гшопф, на чьих записках практически полностью основано начало книги, – реваншист. Хотя это широко использовавшееся в 60-х гг. определение вряд ли точно. Он не призывает к реваншу, а лишь не скрывает того, что не смирился с поражением. Многие моменты книги Гшопфа интересны с позиций не военной, а скорее с политической истории. Гшопф, говоря о своей книге, подчеркивает, что перед нами еще одни «записки солдата». Нет, его книга – записки именно офицера. Наслаждающегося вином Франции, фиксирующего, в подтверждение германской пропаганды, польский и советский террор, помощь вермахта французским крестьянам и советским раненым. Гшопф осматривает памятники культуры, море, могилы Первой мировой. Говоря о целях войны, он не испытывает сомнения – скорее страх перед будущим, сожаление о том, что все-таки она началась. Его точка зрения тем и интересна, и цитируется Гшопф столь полно потому, что его (исподволь подаваемые, впрочем) взгляды – это взгляды офицеров 45-й дивизии. Книга писалась, чувствуется, в тесном содружестве со многими, кто был в Июне в Бресте – генерал-лейтенантом (в 1941-м – полковником, командиром I.R.133) Кюлвайном, майорами Квизда, Лерцером, Орбесом и т. д. С ними, вероятно, согласовывалась и тональность книги, и приводимые в ней факты. И прочтя ее ясно – они знали, куда и зачем шли и не испытывали сомнений. Книга Гшопфа – как коллективное заявление 45-й дивизии.

Напротив, против кого он воюет и зачем, практически не занимает Лео Лозерта. Лозерт – настоящий немецкий пулеметчик, чуть сощурясь, он нажимает на гашетку, и его лицо при этом не меняется. Он аккуратно носит каску и чистит сапоги.

Лозерт – прежде всего фельдфебель. Образец для солдат. Убивают его, убивает ли он – M.G.34 фельдфебеля Лозерта ведет огонь одинаково ровно, кажется, не замечая ничего вокруг. С тем же выражением он тщательно смывает копоть и берет котелок с картошкой, чуть оживляясь, лишь найдя сапоги или лошадь. Ему не до красот природы и огневой бури – чуть иронично называемой им фейерверком. Долбит из пулемета, принимает от подносчиков боеприпасы и еду. Добровольно вызывается в опасные предприятия, при этом не испытывая какого-то страстного желания победы над врагом – скорее отличиться самому. Однако гораздо тщательнее, чем получение Железного креста II ст., он отмечает количество часов, что удалось поспать. Ему не до политики, рассуждать некогда – над Цитаделью дым, в воздухе трупный смрад, где-то на Западном скрываются пограничники… А пулеметчики купаются в одних плавках, обслуживая пулеметы после тяжелой работы.

Лозерт пишет только о том, чему сам был свидетелем. В его заметках нет скромности, но нет и хвастовства. Да, он стал аккуратным пулеметчиком, но был бы и столь же аккуратным каменщиком или учителем, с острозаточенным карандашом. Конечно, при прочтении его воспоминаний может сложиться впечатление, что Лозерт в одиночку захватил Брестскую крепость, но это оттого, что, опять же, пытаясь писать максимально объективно, Лозерт писал только о том, что хорошо знал, т. е. – о себе.

«Военный дневник» Лозерта – к сожалению, также отнюдь не одновременно с событиями ведущиеся записи. Судя по всему, к моменту создания документа у фельдфебеля имелась некая сохранившаяся с 1941 г. записная книжка, в которую действительно вносились записи либо одновременно с событиями, либо вскоре после них. Но записи, как это и обычно бывает в записных книжках, даже самых пунктуальных людей, вносились впопыхах, без датировки, в нескольких коротких фразах пытаясь объять какое-либо грандиозное событие. После войны Лозерт развил наброски, датировав те или иные случаи, полагаясь на свою память, сделал ряд ретроспективных вставок. В итоге действительно в дневнике Лозерта, содержащем практически только достоверные детали, страдает как датировка, так и показ нам Лозерта образца 1941 г., а не послевоенного, готовящего воспоминания для Федерального военного архива.

Да, хвастовства незаметно в записках Лозерта – однако непонятно, как (если он и дальше был столь лихим парнем) фельдфебель Лозерт остался без Рыцарского креста.

…Рыцарский крест получил Вальтер Лоос[1381] – в 1941-м офицер I.R.130. Помимо Рыцарского, Лоос получил и могильный – хотя насчет последнего можно усомниться, в Венгрии декабря 1944 г. все чаще было не до крестов. Зачем, если наступающие русские вряд ли оставят их? А в том, что русские придут, в 1944 г. не сомневался уже никто. Может быть, и поэтому записки Лооса (хотя точная их дата неизвестна – вероятно, лето 1943 г., впрочем, и тогда уже многое стало несомненным) проникнуты какой-то грустью и безнадежностью. Кавалер Рыцарского креста не проявляет должного оптимизма даже в рассказе о штурме Бреста – напротив, сквозит острое сожаление о том, что восточный поход все-таки начался.

Вымученный рассказ Лооса пропитан апатией, усталостью и разочарованием. Упоминаемые в нем офицеры – погибли, Лоос, вероятно, и сам предчувствует свою судьбу.

Ефрейтору 10-й роты I.R.135 Хансу Тойчлеру повезло – он выжил в самом пекле сражения за Цитадель. Послевоенный школьный учитель, Тойчлер рассказывает о событиях с некоторой иронией – все позади. Бои у церкви Центрального острова, ужас артналета 22 июня – уже не более чем красочные воспоминания за доброй порцией пива: «А помните, как тогда, на цитадели, мы более двух дней были без воды?» – «Но главное – без пива!» – хохочут сорокалетние ветераны за столиком… И за стенами полуподвального, со сводчатыми потолками кабачка – клаксоны и топот каблучков Австрии 50 гг….

…Военный корреспондент «Die Wehrmacht» Герд Хабеданк – отличный фронтовой журналист. Его репортажи написаны хорошим слогом, полностью создающим эффект присутствия. Показ подвигов германских солдат, основная задача Хабеданка – налицо. Однако материалы Герда – это прежде всего пропаганда. Что там было в действительности? Исчезал ли Герд в самый опасный момент, прогоняли ли его – неизвестно. Опасные моменты в его творчестве не отражены. Возможно, постаралась редактура. Судя по тексту, Герд, идущий с передовыми группами батальона Праксы, мог быть в Цитадели в момент, когда русские нанесли ответный удар, сорвавший ее штурм. Но – увы! Этих драматических подробностей в тексте Хабеданка нет.

Рассказы остальных ветеранов дивизии – полковника Йона, рядовых солдат и унтер-офицеров, приводятся в переводе с английского, вероятно отразившего не все оттенки их переживаний. Заметно, что их объединяет сожаление о событиях 1941 г., уважение к защитникам Бреста, надежда на долгий мир между нашими народами. Или, по крайней мере, в этом духе они давали интервью телевидению или исследователям.

Нетрудно отметить, что записи в дневниках противоречат документам, документы дивизии – документам корпуса. Это обычная ситуация – те, кто следил за войной США в Ираке, наверняка обратили внимание, сколько раз «брали» тот или иной населенный пункт[1382]. Это происходит не только оттого, что часть спешит о взятии как о собственном успехе сообщить несколько преждевременно, но и потому что взятие часто оказывается не таким безусловным понятием – например, «взявшее пункт» подразделение обнаруживает, что в самом пункте все еще немало войск противника, вовсе не собирающихся его покидать. Или потому, что на уже взятый пункт начинается атака противника, его приходится оставить, через 10 минут – удается взять вновь и т. д. Часто об оставлении сообщают по телефону напрямую командиру соединения, а о взятии – письменно. Если KTB ведется не минута в минуту, то все эти перипетии лишь частично найдут отражение на его страницах, создав некую путаницу.

Все это четко проявилось и при боях в Бресте – нетрудно заметить, что некоторые пункты захватывались дважды-трижды, причем об их оставлении не сообщалось. А может, и не оставляли – ведь что считать захватом? Одно дело – пара солдат, пробегая мимо, кинет в каземат пару гранат, ворвавшись, постреляет в пару темных углов и, посчитав дело сделанным, побежит дальше. А внизу, в подвале под казематом – сотни две русских…

Другое дело – если в тот же каземат ворвется уже взвод, опытный и озлобленный потерями – и не только выжжет все, что можно, последним огнеметом, закидает М-24 даже в самые невероятные места, но и займет оборону до утра. Именно поэтому источники, тем более не в самом полном составе, вряд ли помогут установить некую конечную истину. Скорее – подняться на следующую ступеньку в ее достижении.

Один из принципов исследования – максимально полное ознакомление с источниками. В связи с этим записи приводятся подробно, их противоречия часто не комментируются, в том случае, если причина противоречия налицо (как правило, это быстрое изменение обстановки или долгое отсутствие связи – в результате чего события отражаются с запозданием).

Обильное цитирование источников вызвано не только стремлением ввести в оборот как можно больше данных, пусть и утяжеляя текст. Еще в 1993 г., впервые работая в архиве, я обратил внимание на то, как отличается восприятие события при знакомстве с ним по архивным данным от впечатления, полученного при прочтении исследования, пусть и достаточно квалифицированного. И дело не в «суровой правде». Конечно, ее многие факты способны изменить представление о событиях, но сейчас речь о другом – большинство исследований производят сильный и достаточно субъективный отсев второстепенных фактов, как не относящихся к теме или (по их мнению) не имеющих значения. К чему это приводит? Вот условный пример – январь 1942 г. Полк Красной Армии ведет бой за Химино. Тяжелый, кровавый и долгий. Взята деревня – и факт освобождения села заносится в спонсируемую администрацией района книгу. Но, взяв архивное дело, можно выяснить детали – за Химино билась рота полка, все остальные – делали дорогу где-то километрах в десяти, там же и командование дивизии… И вообще – о Химино – пара листков, о дороге, решавшей судьбу наступления в полосе армии, – почти вся папка, и видно было, что и в штабе фронта за дорогой следили, а о Химино справлялся лишь комполка в перерыве от строительства. Но в книгу «Освобождение…щины» войдет именно Химино, а о дороге – ни слова. Таким образом, пренебрежение второстепенными деталями, стремление промчаться галопом по долгому подготовительному периоду какой-либо операции, приводит к тому, что картина события, атмосфера тех дней, цели и представления людей о ситуации существенно искажаются. Именно поэтому, наряду с боями в данном исследовании – и бесконечное улучшение дорог саперами (попытки победить песок и болота), и забитые шоссе, ставшие кошмаром для служб подвоза, и постоянное мелькание туда-сюда их машин, под аккомпанемент отдаленных выстрелов.

Полевые колодцы, титаны-кипятильники, медоборудование и рационы, химзащита – все это детали, без которых не представить Июнь у Буга.

Конечно, многое пришлось опустить – например, командование и дивизии и корпуса, а особенно танковой группы, беспокоил вопрос, как ввести войска в прорыв, избегая дорожных пробок, учитывая и неразвитую дорожную сеть Белоруссии, и возможные бомбежки и проблемы с переправами и т. п. В какой-то момент это стало опасностью посерьезнее, чем приграничные советские части, явно не собирающиеся готовиться к войне.

Но поскольку это все-таки больше проблема танковой группы, чем пехотной дивизии, о разработке плана дорожного движения в полосе дивизии упомянуто вскользь. Но конечно, влияние на событие это оказало – например, 45-я дивизия из-за «междоусобицы на переправах» не смогла своевременно перевести через Буг противотанковую артиллерию.

Вторая проблема, судя по объему документации занимавшая дивизию не меньше, – выделение личного состава и автотранспорта в передовой отряд как корпуса, так и дивизии. Ясно, что это ослабляло ударные части дивизии, но об этом событии, не оказавшем практически никакого влияния на штурм Бреста, упоминается лишь косвенно, в той степени, в какой эта проблема затрагивалась уже после начала боя.

Опущены и некоторые не в столь обширном объеме, но встречающиеся факты – например надзорные акты всевозможных санитарных ровиков (попросту говоря – отхожих мест) в расположении частей и т. п. Несмотря на то что тема химической войны, готовности к ней, достаточно часто упоминается, в исследование вошли далеко не все касающиеся этой «фобии» документы. Да, Германия предполагала, что война будет и химической – и готовилась, в надежде, что все-таки обойдется.

…Историография о действиях 45-й дивизии в Бресте достаточно скудная. Самое известное произведение – «Mein Weg mit der 45 Infanterie Division», учитывая участие в них его автора, Гшопфа, относится скорее к источникам. Рассказывая о событиях, Гшопф не выходит за рамки выводов, сделанных в «Отчете о взятии Брест-Литовска» – основном документе, отражающем позицию командования 45-й дивизии. Некритичность Гшопфа связана, как уже упоминалось, с тем, что книга – некий коллективный взгляд, и заниматься самобичеванием (помимо традиционного «обличения милитаризма») никто не стал бы – это обычная черта всех мемуаров.

Гшопф не привлекал к своей работе никаких советских источников – к тому времени о подвиге Бреста знали больше в Австрии или Германии, чем в СССР.

Единственная из найденных мною работа, достаточно полно отразившая действия 45-й дивизии «War without Garlands. Operation „Barbarossa“ 1941/42» (Shepperton 2000) Роберта Кершоу (Kershaw). Автор не только ввел в оборот достаточно много новой информации, но и подошел к подбору источников со свойственной ему тщательностью. Помимо материалов NARA (использованы KTB XII А.К., А.О.К.4, приложения к KTB группы управления штаба 45-й дивизии) он привлек и малоизвестные материалы (например, из периодического издания ветеранов 45-й дивизии) и лично проинтервьюировал одного из участников событий – бывшего командира 5-й роты I.R.133 Михаэля Вехтлера.

В то же время работа Кершоу имеет ряд недочетов, обусловленных прежде всего тем, что главной задачей автора был рассказ о событиях всей операции «Барбаросса», а не только штурма Брест-Литовска. Поэтому события в Бресте он описывает несколькими яркими эпизодами, не давая целостной картины событий[1383]. Второе – автор не сопоставлял немецкие источники с советскими. В итоге, например, говоря, что немцы так и не нашли командира или комиссара Восточного форта, считая, что они застрелились, он не упоминает о том, что командир Восточного форта (майор Гаврилов) выжил и после войны получил заслуженное признание. Или же, полагаясь на немецкие источники, утверждает, что «сорок пятая» разгромила в цитадели Бреста две советских дивизии – хотя в действительности основные силы и 6 сд и 42 сд размещались вне ее полосы наступления, а главное достижение «сорок пятой» – это скорее захват складов в Брестской крепости и мостов на Мухавце (препятствуя выводу техники 22 тд (из Южного городка).

В принципе для рассказа о Бресте 1941 г., как одного из сражений «Барбароссы», и сделанного Кершоу, более чем достаточно.

Выводы Кершоу о действиях дивизии повторяют содержащиеся в «Отчете о взятии Брест-Литовска». В то же время, отмечая и большое количество захваченных в Бресте трофеев, он называет немецкую победу после столь продолжительных боев «психологически опустошительной». Есть в выводах Кершоу и неточности – он связывает начало движения автоколонн вермахта по танковой магистрали № 1 с окончанием сопротивления в крепости, тем самым преувеличивая значение событий[1384]. На самом деле движение по ней началось уже через несколько часов после вторжения в СССР. Кершоу, отмечая большие потери дивизии в Бресте и сравнивая их с кампанией на Западе, называет их «отрезвляющими».

Помимо Кершоу, в исследовании использован и ряд других работ, пусть и косвенно затрагивающих бои в Бресте, но приводящих о них немало интересных фактов (прежде всего следует отметить Jentz Thomas L. «Bertha…s Big Brother Karl Gerät (60 cm) and (54 cm)». (MD 2001).

Нетрудно заметить, что, рассказывая о действиях 45-й дивизии, и авторы мемуаров, и Кершоу практически не используют советские источники, что делает их работы несколько однобокими. Хотя, конечно, иного нельзя ожидать и от ветеранов дивизии, писавших свои заметки либо в военные, либо в первые послевоенные годы, или тогда, когда о брестских событиях еще знал мало кто в СССР. Что же касается Кершоу, то, посвятив свою работу, во-первых, «Барбароссе», во-вторых – «взгляду с западного берега Буга», он использовал советские источники пропорционально их значению – лишь для иллюстрации текста.

В исследовании, учитывая его задачу, советские источники приводятся достаточно широко. Однако при этом нужно сделать существенное уточнение – «единой правды» о тех событиях не будет. Она может быть польская, советская, немецкая – но не универсальная. Поскольку здесь немецкий взгляд, то соответственно советские источники играют роль некоего вспомогательного материала, с одной стороны, помогая воссоздавать саму атмосферу событий (например, действия как небольших групп, так и отдельных людей, что оживляет повествование), с другой – позволяя незначительно корректировать выводы, содержащиеся в немецких источниках.

Говоря об источниках с советской стороны, нужно отметить две существенные особенности – во-первых, их несоизмеримо больше, что позволяет рассмотреть многие аспекты сражения достаточно подробно. Во-вторых – практически все они представляют, в противоположность немецкой стороне, не документы, а воспоминания, самые ранние из которых относятся к 1951 г[1385]. Существенным помимо достаточно долгого времени, прошедшего с момента событий, является то обстоятельство, что большинство воспоминаний созданы рядовыми участниками. Они не могут претендовать на объективное изложение событий в силу неосведомленности их авторов как о реальных причинах каких-либо событий, так и о происходившем вне их поля зрения.

Это могли бы сделать документы – но их практически нет.

Говоря об используемых в работе над исследованием документах советской стороны, их можно разделить на две группы – созданные до и после начала войны. Кроме того, ряд документов приводится для показа общей ситуации – скорее в т. н. «фоновом режиме».

Цель привлечения документов довоенной группы – показать причины, приведшие к ожесточенному сражению за Брест (численность и размещение частей в городе и крепости, предполагаемые действия по боевой тревоге). К ним относятся находящиеся в ЦАМО и РГВА документы из фондов соединений, размещавшихся в Бресте, – 42 сд и 6 сд. Фонды их частей документов за интересующий период не содержат.

22 июня 1941 г. при авианалете на штаб 4-й армии (куда входили 6 и 42 сд) сгорели и довоенные документы армейского управления.

В итоге, как и следовало ожидать, довоенных документов (мая-июня 1941 г.) сохранилось крайне мало. Помимо бомбежек и обстрелов они были сожжены либо при отступлении, либо – уже захваченные противником, как ненужные, или, наоборот, тщательно хранимые, сгорели в Потсдаме вместе с немецкими. Многие из тех, что сохранились, побывали в немецких руках. Содержащие в основном второстепенную информацию (заседания парткомиссий, соревнования снайперов, учеба командиров…), они тем не менее служат исследованию ценным подспорьем.

Вторая группа (документы военного времени) еще более скудна и немногочисленна. Известные документы штабов 6 и 42 сд, 28 ск содержат лишь предположительную информацию о событиях в Бресте. Приводимый в исследовании журнал боевых действий (ЖБД) 4-й армии написан гораздо позднее, постфактум. Судя по всему, в распоряжении его составителей имелись буквально единицы документов. Впрочем, документы штабов частей и соединений военного времени к теме практически не имеют отношения – уже через несколько часов Брест был захвачен и происходящее в нем советской стороной никак документально не фиксировалось. Цель ее привлечения – скорее показ обстановки у Бреста в первые дни войны.

Среди документов военного времени главную ценность имеют те, что были найдены уже после войны (в 1951 г.) в развалинах крепости в полевой сумке неизвестного командира Красной Армии. Среди них – приказ № 1 (об объединении нескольких боевых групп защитников), списки раненых и бойцов одного из подразделений, заметки, сделанные, очевидно, на одном из совещаний командиров обороны этого участка[1386].

При всей их краткости они позволяют безупречно определить руководителей обороны, планируемые действия защитников, стать основой для многих важных выводов.

Интересную информацию о событиях в Бресте содержат документы (записки работников аппарата Брестского обкома ВКП(б), содержащиеся в недавно изданном Национальным архивом Республики Беларусь сборнике «Беларусь в первые месяцы Великой Отечественной войны 22 июня – август 1941 года»[1387].

Большую помощь исследованию оказали документы, собранные в совместном капитальном труде Института военной истории МО РФ и Военно-научного управления ВС РБ «На земле Беларуси: канун и начало войны»[1388].

Как уже сказано, основным источником для изучения истории брестских событий с советской стороны являются воспоминания – прежде всего защитников крепости. Их большое количество объясняется в первую очередь работой Музея героической обороны Брестской крепости, открытого 8 ноября 1956 г. при гарнизонном доме офицеров. Созданному на базе Комнаты Славы размещавшегося в крепости саперного батальона музею уже к концу пятидесятых годов удалось собрать внушительную коллекцию воспоминаний защитников Бреста и крепости. Этому способствовала начавшаяся в то время кампания по возвеличиванию подвига Брестской крепости, приуроченная и к 15-летию с начала войны, и к пропагандистскому обеспечению принятого 29 июня постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об устранении последствий и грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей».

Защитники крепости, прошедшие плен, стали присылать в музей свои материалы (воспоминания, предвоенные письма и фотографии). В итоге в 1961 г. вышло уникальное издание – сборник воспоминаний об обороне Брестской крепости «Героическая оборона».

Его уникальность – в предоставляемой возможности для исследователя вести самостоятельную работу. Благодаря тому, что в сборнике собраны свидетельства десятков защитников крепости, практически всех наиболее активных участков обороны, можно составить представление об обороне в целом. Воспоминания (по крайней мере, в первом издании сборника) в минимальной степени подверглись редакторской правке, что позволяет как-то анализировать сам текст. В-третьих – благодаря тому, что о том или ином событии рассказывает сразу несколько человек, можно получить наиболее полное о нем представление. Издание сборника – случай во многом небывалый в советской историографии истории Великой Отечественной войны, учитывая ее стремление к унификации всех свидетельств. Из «Героической обороны» же любой может создать свое представление о событиях.

Сборник выдержал четыре издания. Несмотря на то что к его авторам добавлялись все новые, каждое последующее («исправленное и дополненное») становилось все более худым – если первое (1961 г.) – 603 страницы, то последнее (1971 г.) – 414 страниц. С тех пор он стал библиографической редкостью. Например, все мои попытки найти сборник в Москве (где можно найти все) окончились безуспешно, несмотря на объявления в газеты, Интернет, базы данных букинистических магазинов. Используемый мной при работе, выданный на время товарищем, экземпляр «Героической обороны» настолько зачитан, что, кажется, вот-вот рассыплется в руках.

Почему худела и как изменялась «Героическая оборона»? Помимо исправлений, которые можно как-то объяснить («русский солдат» заменялось на «советский солдат»), из сборника удалялись и наиболее неправдоподобные эпизоды (например, о закапывании немцами советских пленных по шею в землю, с последующим расстрелом). По неясной причине из состава авторов исключались и некоторые защитники – без каких-либо комментариев. Наконец – ряд воспоминаний (например, A. A. Виноградова) подверглись необъяснимой правке[1389]. О чем на самом деле вспоминал ветеран – можно только предполагать. Впрочем, судя по имеющимся у автора копиям неправленых воспоминаний, хранящихся в ОФ МК БКГ, уже на этапе подготовки воспоминаний к печати из них удалялась и вся «суровая правда войны» (перебежчики[1390], расстрел немецких пленных и нестойких защитников и проч.)


Дата добавления: 2015-07-17; просмотров: 86 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Советский командир не выглядит испуганным, растерянным или сломленным. Вероятно, так же выглядели и Акимочкин с Шабловским в свои последние минуты 1 страница | Советский командир не выглядит испуганным, растерянным или сломленным. Вероятно, так же выглядели и Акимочкин с Шабловским в свои последние минуты 2 страница | Советский командир не выглядит испуганным, растерянным или сломленным. Вероятно, так же выглядели и Акимочкин с Шабловским в свои последние минуты 3 страница | Советский командир не выглядит испуганным, растерянным или сломленным. Вероятно, так же выглядели и Акимочкин с Шабловским в свои последние минуты 4 страница | Глава 3 Восточный форт | Перебежка автоматчика перед Восточным фортом. Единственный снимок, позволяющий разглядеть детали укрепления. Справа – мертвая лошадь, за белыми воротами, похоже, – мертвый человек | Ганс Хартнак | Горжевая казарма главного вала. Вероятно, это гаражи 44 сп 1 страница | Горжевая казарма главного вала. Вероятно, это гаражи 44 сп 2 страница | Горжевая казарма главного вала. Вероятно, это гаражи 44 сп 3 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Горжевая казарма главного вала. Вероятно, это гаражи 44 сп 4 страница| Горжевая казарма главного вала. Вероятно, это гаражи 44 сп 6 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)