Ирвинг Ялом. ние лидером собственных чувств является неоценимой час- тью его инструментария

ние лидером собственных чувств является неоценимой час-
тью его инструментария. <...>

Пример. В одной группе терапевт, который хотел ка-
заться всеведущим, должен был уехать из города на время
следующей встречи. Он предложил группе, чтобы они
встретились без него и записали встречу на магнитофон
обещая прослушать кассету перед следующей их встречей.
Он забыл прослушать кассету, но, поскольку претендовал
на непогрешимость, не смог признаться в этом группе.
Вследствие этого на очередной встрече он попытался бле-
фовать, избегая упоминаний о предыдущей встрече, про-
шедшей в его отсутствие, но правда проявилась, и встреча
стала бесцельной, путаной и разочаровывающей.

Другой пример привел новоиспеченный терапевт со
схожими потребностями. Пациент стал критиковать его,
обвиняя в том, что тот говорит слишком долго, сбивчиво и
бессвязно. Поскольку это была первая конфронтация не-
давно созданной группы с терапевтом, ее участники были
напряжены и уселись на спинки своих кресел. Терапевт от-
ветил с удивлением: не напоминает ли он пациенту кого-то
из его прошлого? Критикующий ухватился за это предпо-
ложение и в качестве такого человека сам назвал своего
отца; кризис миновал, и члены группы уселись на свои
места. Однако так случилось, что ранее этот терапевт сам
участвовал в групповой работе (в психиатрической клини-
ке) и его коллеги постоянно обращали внимание на его
склонность давать растянутые, скомканные, бессвязные
комментарии. В реальности проявилось то, что пациент
смотрел на терапевта вполне корректно, но оказался во
власти своих впечатлений. Если одна из целей терапии —
помогать пациенту проверять реальность и прояснять соб-
ственные отношения с другими людьми, то эта трансакция
была явно антитерапевтической. (Это иллюстрация к тому
же, о чем мы говорили выше, — о «воспроизведении роди-
тельской семьи» как о лечебном факторе: слишком силь-

Случаи из терапевтической практики

ный акцент на прошлое может послужить отрицанием ре-
альности группы в настоящем.)

Когда терапевт бывает слишком осторожен в своих вы-
сказываниях, из его потребности быть совершенным выте-
кают другие последствия. Чтобы не сделать ошибки, он
взвешивает свои слова так тщательно, настолько контроли-
рует свои взаимодействия, так однообразно распределяет
время, что жертвует спонтанностью и может вести группу
чопорно и скучно. Часто терапевт, претендующий на роль
«всемогущего», говорит группе: «Делайте что хотите, вы не
можете ни повредить мне, ни научить меня». Такая пози-
ция может вызвать у пациентов нежелательный эффект
возрастающего чувства неспособности к действиям. Это,
очевидно, только ухудшает положение, поскольку одной из
важных норм эффективной групповой терапии является
то, что пациенты воспринимают очень серьезно слова каж-
дого о других.

В одной группе пациент по имени Лез, молодой мужчи-
на, продвинулся очень мало за месяцы энергичных усилий
лидера. Фактически каждую встречу лидер пытался втянуть
Леза в обсуждение, но безуспешно. Вместо этого Лез стал
вести себя более вызывающе и еще больше замкнулся, в ре-
зультате чего терапевт стал с ним еще более активным и на-
стойчивым. В конце концов Джоан, другая участница груп-
пы, высказала терапевту свое мнение о том, что он ведет
себя как упрямый отец, который воспитывает Леза, упря-
мого сына, и что он заставляет и вынуждает Леза изменять-
ся. При этом Леза привлекала роль мятежного сына, судь-
бой которого была борьба с отцом. Терапевт воспринял это
мнение как истинное; оно перекликалось с его внутренним
опытом, и он информировал об этом группу, поблагодарив
Джоан за комментарии. Поведение терапевта в этом случае
было чрезвычайно важным для группы. В добавление он
сказал: «Я ценю вас (пациентов), эту группу и способ обу-
чения». Более того, он подкрепил нормы самоизучения,
способа интерпретации, искренности и конфронтации с

Ирвинг Ялом

терапевтом. Этот случай был полезен и для терапевта (тера-
певт, который не может узнать о себе нечто новое в процес-
се собственной терапевтической работы, — неудачник), и
для Леза, который сполна проанализировал то удовольст-
вие, которое он получал от вызывающего и фрустрирующе-
го терапевта поведения.

С самого начала существования группы я пытаюсь
перенести ответственность группы на ее членов. Напри-
мер, на одной из первых встреч группы я могу остановить
обсуждение и сказать: «Я вижу, что прошел час, и я бы хо-
тел спросить, как прошло сегодняшнее занятие? Удовле-
творены ли вы им? А по сравнению со встречей, которая
была на прошлой неделе? Что было самым увлекательным
сегодня? Наименее интересным?» Главное, я пытаюсь
перевести оценочную функцию с себя самого на пациен-
тов. Я говорю им в результате: «Вы в состоянии определить,
когда эта группа работает эффективно, а когда она теряет
время».

Если участники жалуются, например, на то, что «толь-
ко первые десять минут занятия были увлекательны, затем
мы просто болтали в течение сорока пяти минут», моя от-
ветная реакция такова: «В таком случае почему вы допусти-
ли это? Каким образом вы могли это остановить?» Или:

«Кажется, вы все знали об этом. Что удержало вас от вы-
ступления? Почему я должен всегда делать то, что можете
сделать вы сами?» Возникает понимание полезности дости-
жения общего согласия в оценке продуктивности или не-
продуктивности работы группы. (И это почти всегда отно-
сится к присутствию или отсутствию сосредоточенности на
происходящем здесь и сейчас, о чем мы расскажем очень
коротко.) Если встреча оказалась особенно эффективной, я
часто отмечаю это и помогаю пациентам сделать то же
самое. Такие встречи служат отправным пунктом для срав-
нения с ними других встреч.

Случаи из терапевтической практики

Самораскрытие. <...> Я предпочитаю вести группы, в
нормах которых признается, что самораскрытие — это
важно, что это не опасно и что это ускоряет работу группы.
Во время догрупповых индивидуальных встреч я разъясняю
эти моменты пациентам. Если у пациента есть важный
«секрет», который затрагивает центральные аспекты его
жизни, например, гомосексуальность, алкоголизм или
трансвестизм, — я сообщаю ему, что рано или поздно он
должен будет поделиться этим с группой.

Однако из этого не следует, что интенсивное саморас-
крытие в любое время и всегда полезно в терапевтической
группе. Группа — это не вынуждающая исповедальня. Я пред-
почитаю такие нормы, которые позволяют, в определенных
рамках, участникам устанавливать собственный темп само-
раскрытия. Если пациент зажат и молчалив на первых
встречах, я пытаюсь пригласить его принять участие в
общем обсуждении, а позже спрашиваю, что он почувство-
вал в отношении моего приглашения. Я делюсь с ним своей
дилеммой между нежеланием быть слишком навязчивым и
желанием продолжать подталкивать его к участию.

Часто самораскрытие может усилиться при помощи
расспросов на тему метараскрытия — раскрытия о раскры-
тии. Например, я могу сказать: «Джон, вы рассказали нам
сегодня о себе, о чем-то, что вам было очень трудно выска-
зать вслух. Что вы чувствовали, когда рассказывали? О чем
было труднее всего рассказать? Что вы почувствовали, вос-
приняв реакцию группы?» Если на пациента было оказано
слишком сильное давление, вынудившее его пойти на
самораскрытие, я, учитывая проблемы конкретного паци-
ента и его терапевтический стаж, отвечаю, прибегая к одно-
му из нескольких способов. Например, я могу ослабить на-
пряжение, сказав: «Очевидно, существуют некоторые мо-
менты, которыми Джон еще пока не готов поделиться;

группа стремится принять Джона на борт, в то время как он
пока еще не чувствует себя в безопасности или ощущает
дискомфорт». (Слово «пока» важное, так как оно передает

Ирвинг Ядом

определенные ожидания.) В других случаях я могу сместить
акцент группы с «выжимания» из пациента его раскрытия
на исследование препятствий для этого. Чего он боится?
Каковы последствия страшных предчувствий? От кого из
группы может исходить неодобрение?

Пациент никогда не должен быть наказан за саморас-
крытие. Одним из самых деструктивных событий, которые
могут случиться в группе, является то, когда кто-то из
участников использует чей-то материал, ставший ему из-
вестным во время самораскрытия, во время конфликтных
ситуаций. Терапевт должен жестко вмешаться, поскольку
это не только является запрещенным приемом в борьбе, но
и подрывает некоторые важные групповые нормы. Это
«жесткое вмешательство» может иметь много форм. Тем
или иным способом он должен привлечь внимание группы
к насилию над доверием. Часто я просто останавливаю,
прерываю конфликт и заявляю, что в группе произошло
нечто важное. Я спрашиваю атакующего участника о его
чувствах в отношении инцидента, спрашиваю других об их
чувствах, спрашиваю, имеют ли другие участники сходные
чувства, отмечаю, как это усложнит другим дорогу к само-
раскрытию и т. д. Вся другая работа в группе временно от-
кладывается; важной является трактовка данного инциден-
та, подкрепляющая норму самораскрытия как не только
важную, но спасительную.

Общение в группе должно быть неструктурированным,
спонтанным, основанным на свободном взаимодействии.
Временами группы сползают к ограничивающей интерак-
тивной модели. Например, группа может посвятить целую
встречу каждому из ее членов по очереди. Встречи могут
принять такой оборот, что, например, первый, кто должен
говорить, будет в течение встречи добиваться того, чтобы
поставить группу в тупик, или речь пойдет о ком-то, у кого
произошел самый тяжелый кризис за прошедшую неделю.

Дата добавления: 2015-07-16