Свобода совести 4 страница

Но ведь он планировал в ближайшем будущем вводить меня в суть дела, может, это оно и есть? Может, мы как раз и идем знакомиться с деталями?

И это вполне вероятно. Когда нужно донести какую-то идею, Ангел говорит. Сейчас он молчит. Значит, на то есть причины. Но какие?

- Как думаешь, куда идем? – вдруг спрашивает Ангел.

Егор слегка вздрагивает; на мгновение ему кажется, что Ангел все-таки умеет читать мысли.

- Даже не представляю, - не задумываясь, отвечает Егор и внимательно наблюдает за мимикой учителя.

- Помнишь, я говорил, что жизнь бывает разной и нужно быть в состоянии реагировать на ситуацию адекватно? – спрашивает Ангел и взгляд его полон какой-то необычной сосредоточенности.

Решимости, проносится мысль, и у Егора холодеет спина.

- Помню конечно, - негромко отвечает он.

- Сейчас твой экзамен. Тест на соответствие, если можно так выразиться. По-хорошему, сделать бы это иначе, но жизнь диктует правила, и чтобы иметь шансы, нужно уметь к этим правилам адаптироваться. Мы круто замахнулись, и планка очень высоко, так что, мил друг, яйца в кулак, сегодня ты принимаешь бой.

Егор чувствует, как от выброса адреналина все, что улавливает периферическое зрение, плывет. Сердце заходится так, что от подскочившего давления сбивается дыхание. Но мозг, что удивительно, не теряет способность мыслить. И это радует. Егор чувствует такую тяжесть ответственности, о которой до этого даже не фантазировал. Но он готов принять вызов! Он способен! Эта мысль накидывает петлю из колючей проволоки на мохнатую шею огромного, бушующего внутри хищника по имени страх, и обращает его в союзника. Теперь тело пребывает в состоянии боевой готовности, а не размякло от ужаса. С точки зрения химии – одно и то же состояние, разница лишь в возможности управлять организмом осознанно. То есть, в возможности победить. Пройти тест, перемахнуть через планку, называй это как угодно, суть останется та же – в возможности соответствовать той роли, которую тебе предложила жизнь.

Ангел рассказывает историю девушки по имени Ольга. Это помогает Егору выстроить прочный фундамент под точкой зрения на то, хорошо или плохо предполагаемое действие.

Внезапно Петербург превращается из мегаполиса едва ли не в поселок городского типа, созданный вокруг какого-то предприятия. Многоэтажные дома остаются позади, по обе стороны дороги все больше промышленные здания, да низенькие, ветхие домишки. Второй час ночи, небо черной массой давит на медленно остывающую землю. Вокруг деревья, под ногами – трава и мусор. Где-то там, в черноте, слышны приглушенные звуки музыки; невысоко над землей мелькают огоньки.

Ангел сообщает, что путь их лежит именно туда, потому как там будет Шмыга. Метров за двести до здания учитель останавливается и открывает рюкзак. Достает две маски, два пистолета, две пары черных кожаных перчаток. Егор уже неплохо научился обращаться с пистолетом, но то было в тире. Сейчас холодная сталь обладает какой-то странной тяжестью, такое ощущение, что у тебя в руке не просто механизм из металла, но некая сущность, обладающая своей собственной волей, сущность опасная и враждебная. Но время фантазий и забав прошло, сейчас время действовать! Егор уверенными движениями проверяет магазин, досылает патрон в патронник, и получив одобрение в виде кивка он наставника, ставит оружие на предохранитель; запихивает под ремень. Перчатки так же необычно тяжелы; когда одевает, на костяшках чувствуется плотная защита где-то сантиметр толщиной. Ангел объясняет, что это своеобразный аналог кастета. Силикон, и металлорезина. Потому что стволы – на крайний случай – они оставляют следы.

- Ты, я смотрю, даже не прочь поиграть во взрослые игры, - с улыбкой произносит Ангел, и хлопает юношу по плечу.

- А то, - подняв на учителя чуть шальной взгляд, отвечает Егор и хищно ухмыляется.

- Ты впереди. Я рядом. Как будешь действовать, решаешь сам, я страхую. Шмыга будет не один, так что работаем наверняка. Шутки кончились, сейчас всё серьезно. Помни это.

Ангел одевает рюкзак, затягивает лямки так, чтобы не болтался. Егор мысленно прогоняет всё, чему его успели научить за два года, и решительным, упругим шагом направляется к зданию. Учитель тенью следует на расстоянии метра.

План простой – войти, найти человека с внешностью, как на фото, что в телефоне учителя, восстановить справедливость, забрать женщину и уйти. В идеале быстро и бесшумно. Правда, о том, как именно будет восстановлена справедливость, не было сказано ни слова, и где-то в глубине сознания страх уже создал эскиз чего-то нелицеприятного.

- Обрати внимание на то, во что превращается человек, когда умирает воля, - наклонившись к уху юноши, шепотом произносит Ангел, когда они перескакивают через заросшую травой секцию забора и оказываются перед зданием.

Внутри царят блуд и злоупотребление. Как таковой музыки практически нет, есть шум, в который сливаются звуки, доносящиеся из множества черных четырехугольных дыр в стене. Такое ощущение, что тут в каждом помещении своя компания, не желающая ничего знать о других. Худощавые фигуры, напоминающие утопленников, поднявшихся со дна болота, периодически мелькают в желтых кругах, нарисованных на стенах свечами и фонарями. Воздух пропитан запахом химикатов, гари, дерьма и блевотины. В узких коридорах на ложах из картона валяются худющие, грязные особи, пол которых порой невозможно определить. В одной из куч мусора желтый свет выхватывает тощую задницу, двигающуюся вверх-вниз между грязных, худых ног. Егор с отвращением фыркает и с трудом перебарывает желание отвесить ловеласу мощного пинка. Рядом, шагах в пяти, опершись спиной на груду кирпичей, сидит девушка. Это можно понять по длинным, спутанным волосам и черному бюстгальтеру, висящему на иссохшем теле. Расслабленная шея едва удерживает склоняющуюся к земле голову, ноги сведены в коленях, одна рука прижата к животу, другая веревкой лежит на бетоне. Бицепс пережат жгутом. Рядом с девушкой запах дерьма усиливается до невозможности, и Егор, проходя мимо, громко матерится. Желание причинять этим людям вред растет с каждой секундой, но парень пока не дает волю инстинктам.

Когда из очередного черного провала, подготовленного под дверь, вываливается тело в полуобморочном состоянии и Ангел жестким ударом локтя убирает его с дороги, Егор решает сделать нечто подобное. Но на пути никого больше не попадается. Они поднялись на третий этаж и движутся из середины к концу здания.

За очередным поворотом красноватый свет светодиодной гирлянды выхватывает из темноты ширму из непрозрачного полиэтилена. Её явно принесли специально, чтобы оградить определенную публику от того отрепья, что слоняется тут в надежде урвать кайфа нахаляву. Рядом, у стены на стуле сидит мужик. Голова обрита, на коже яркий красный блик, руки скрещены на груди. Немаленький, решает Егор, осмотрев руки и тело возможного препятствия.

- Маску опусти, - напряженным шепотом командует Ангел.

Егор моментально выполняет приказ. Если бы где-то в организме был встроен датчик внутреннего напряжения, стрелка сейчас бы рванулась на красную зону. Адреналина столько, что кажется, будто мышцы наполнены раствором бетона, и он постепенно затвердевает. Лучшее лекарство против оцепенения – действие. Егор выхватывает пистолет и устремляется к охраннику.

Когда незваные гости приближаются, мужик лениво поднимается, но заметив красный блик на дуле пистолета, разводит руки по сторонам и резко подается к стене, опрокидывая стул.

- Шмыга там? – спрашивает Егор, уперев дуло пистолета человеку в щеку.

Голос его холоден и суров. Движения резкие, уверенные. Ничто не выдает происходящего внутри.

- Не знаю, кто это, - негромко отвечает мужик, и слегка присвистывает в конце.

- Ты хочешь умереть, защищая это дерьмо? Я прострелю тебе голову и всё равно пройду туда и найду его. Тем не менее, ты можешь сохранить себе жизнь.

Егор сглатывает в конце фразы, удивляясь тому, что сумел заставить еле ворочающийся язык без ошибок произнести столько слов. Хорошо что тут темно и есть маска, думается ему, иначе он бы всё понял, увидев бледную кожу и пот. Как раз в этот момент под тканью балаклавы от виска по щеке скатывается холодная капля.

- Шмыга, - мужик сглатывает, - в конце коридора. Налево.

- Сколько с ним? – Егор подкрепляет вопрос тем, что сильнее вжимает дуло в лицо охранника.

- Четверо, - шепотом отвечает тот. – Пощадите.

Егор ловит себя на мысли, что не уверен, как поступить дальше. Но Ангел берет инициативу в свои руки. Он делает шаг вперед, отстраняя Егора, хватает мужика за плечо, и развернув лицом к стене, бьет кулаком в затылок. Верзила щелкает лбом о стену, и обваливается, как тряпичная кукла.

- С предохранителя пока не снимай, - шепчет Ангел и кивает на ширму.

Егор понимает, что учитель четко отслеживает его состояние и это слегка снижает внутреннюю напряженность. Но лишь на мгновение. Стоило парню коснуться полиэтилена, воображение взрывается разнообразными фантазиями, как бочка с горючим. Тело едва улавливает постепенно затухающие импульсы разума. Егору кажется, что еще немного, и он просто потеряет сознание от страха.

- Я здесь. Чтобы ни случилось, помни – я рядом, - голос Ангела доносится, будто издалека.

Слова учителя выводят из прострации. Возвращают активность в парализованное сознание, как глоток кислорода из протянутой товарищем маски, возвращает жизнь в тело тонущего ныряльщика. Егор шумно переводит дух и нетвердым шагом направляется по коридору.

К счастью ширма отгораживает не так уж и много пространства, и в ближайших комнатах никого не оказывается. Остается одна, отгороженная тряпкой. Тусклый желтый свет просачивается через тяжелую материю, вслед за ним в коридор вырываются мужские голоса и женский смех. За пару шагов Ангел останавливает Егора за плечо. Молча поднимает пистолет на уровень глаз юноши и плавно снимает с предохранителя. Парень делает то же самое. Ангел подступает к самому порогу и аккуратно пальцем отодвигает ткань. Изучив обстановку, поворачивается к ученику и кивает. Егор сглатывает. Кивок означает, что Шмыга там. А это означает, что сейчас время финального действа и медлить нельзя. Нужно входить. Но как? Неуверенность парализует. Парень осознает, что понятия не имеет, как себя вести в таких ситуациях, потому что никогда до этого ни в чем подобном не участвовал.

- Два слева твои, два справа - мои. Понял?

Егор смотрит на два желтых блика в зрачках учителя и пытается заставить себя кивнуть. Страх обрел такие размеры, что его уже не в состоянии удержать ни одна мысль. Он разрывает в клочья все доводы, ревет, как безумный, всеми силами стараясь заставить повернуть обратно, бежать.

- Понял? – переспрашивает Ангел.

Егор кивает.

Ни слова не говоря, Ангел резким движением откидывает ткань и влетает в помещение. Егор точно проваливается под лед и стремительно уходит на глубину.

Способность размышлять возвращается, и юноша находит себя стоящим в центре помещения с пистолетом в руке. Рядом у его ног лицом вниз лежит человек с голым торсом. Еще один лежит, свернувшись калачиком у самой стены; лицо его залито кровью. Ангел стоит чуть позади, уперев дуло пистолета в макушку третьего мужика; тот стоит на коленях и дрожащими, окровавленными пальцами скребет по вискам, не в силах решиться прикоснуться к оружию. Четвертый лежит на спине, раскинув руки у самого входа; челюсть его неестественно сдвинута в сторону, под щекой на бетоне кровь собралась в лужу. Егор чувствует, что недавно его кулаки со страшной силой врезались во что-то твердое.

Шмыга сидит в углу и округлевшими от страха глазами смотрит то на Егора, то на Ангела. Ему, судя по глубокой сечке на переносице и размозженной губе, тоже досталось немало. Что произошло для того, чтобы все оказались в тех позициях, в которых находятся, Егор вспомнить не может. Внутреннее состояние изменилось – страх переродился в странный огонь, стремительно выжигающий энергию из тела.

- Доводи до конца, - хладнокровно командует Ангел. – Эта тварь не заслуживает жизни.

- Но, - выдавливает Егор, - так нельзя…

- Вина его не требует доказательства. Приведи приговор в исполнение. Восстанови справедливость.

- Пожа, - присвистывая через выбитый зуб, начинает Шмыга.

Ангел реагирует моментально – кроссовок с глухим хлопком врезается в лицо Шмыги.

- Издашь еще хоть звук, падаль, я тебя живьем сожгу, - с нескрываемой ненавистью в голосе рычит Ангел и поворачивается к Егору. – Доводи до конца!

Юноша поднимает оружие и наводит на Шмыгу. Пистолет, кажется, весит килограмм двадцать. Мускулы дрожат, и оружие начинает пляску.

Внутри парня идет яростное противоборство двух сущностей. Все привитые с детства поведенческие стереотипы, воспитанные нормы морали и элементы системы ценностей, объединившись, пытаются задавить разум. Разум же призывает к очевидному – этот человек сознательно выбрал такой путь. Он отверг все законы общества, соответственно на него они не распространяются. Он утратил права, впервые отняв их у другого. Он загубил немало жизней, и совершенно точно загубит еще… если ничего не сделать. Но, тем не менее, он ведь человек.

- До конца, - не отступается Ангел.

Внутренне давление достигает предела. Нервы подвывают от напряжения, как оснастка судна в шторм. Мысли постепенно сбиваются в неразборчивую кучу, в ней уже невозможно разобрать нечто конкретное. Остаются лишь ощущения. Но и те постепенно отходят на второй план, опустошая окружающий мир. Тело будто бы оказывается в вакууме, где нет ничего. Ни звуков, ни запаха, ни тепла или холода, только давление. Пустота давит на тело, как толща воды. Вся вселенная концентрируется на подушечке указательного пальца. Какой-то частью сознания Егор понимает, что оказался между молотом и наковальней и что деваться некуда. Но принять решение всё же не получается. Всё тяжелее и тяжелее становится пистолет. Вот дуло уже поплыло вниз; вот смотрит оно на живот Шмыги; еще мгновение и смотрит в землю.

Внезапно что-то внутри надламывается. Волна злости и презрения прокатывается по телу, от затылка до кончиков пальцев рук и ног. Егор вскидывает оружие и дергает спусковой крючок.

Грохот выстрела бьет по ушам, Егор вздрагивает. Голову Шмыги бросает назад. Он ударяется затылком о бетонную стену и начинает медленно сползать вниз, постепенно принимая всё более и более неестественную позу. Егор сглатывает и жмет на курок еще раз. На щеке Шмыги остается черная точка, голова дергается в сторону, но тело остается неподвижным.

Ангел спускает курок; под гром разорвавшегося порохового заряда мужик стукается лбом об пол и грузно заваливается набок. На серый пыльный камень соскальзывает красная струйка. Учитель хладнокровно казнит остальных и подходит к сжавшейся в комок в ближнем к входу углу женщине. Только сейчас Егор обращает на неё внимание. Смотрит, как Ангел опускается на колено и вытаскивает из нагрудного кармана коробочку, как извлекает оттуда шприц, делает укол.

Ольга, похоже, уже была вмазана до их появления, потому как практически не реагирует на внешние раздражители. Она вяло шевелится, периодически лениво посмеиваясь и роняя голову то на одну сторону, то на другую.

Егор опускает взгляд. Лужа крови доползла уже до его кроссовок. Парень отступает на шаг и смотрит на искривленное дикой гримасой лицо Шмыги, на его вытаращенные остекленевшие глаза. Все вокруг вздрагивает, отвратительная слабость начинает разъедать мышцы; становится трудно дышать, будто воздух насыщается ядовитым газом. Мышечный спазм скручивает живот. Егор с хрипом сгибается, роняя пистолет; падает на колени. Рука, точно чужая, с трудом справляется с тем, чтобы закатать маску, и очередной спазм выдавливает наружу содержимое желудка.

Окружающий мир неторопливо вращается, будто Егор лежит на дне лодки, затягиваемой в водоворот. Вдруг твердое, как камень плечо учителя. Ни в коем случае нельзя его отпускать! Прохладный ночной воздух остужает раскаленную кожу. Становится легче, будто вместе с жаром ветер выдувает ядовитую слабость. Ноги уже в состоянии держать вес тела.

Ангел идет впереди, поддерживая за талию Ольгу. Юноша плетется следом, точно пьяный, раскачиваясь, цепляясь носками кроссовок за корни и кочки. Идут вдоль обочины. Из темноты доносится рычание двигателя, и через несколько секунд троицу нагоняет черный седан с выключенными фарами. Следом подъезжает еще один. Один из водителей подхватывает Ольгу под руки и аккуратно укладывает на заднее сиденье. Ангел перекидывается с ним парой фраз, затем оба садятся в машину, и исчезают во тьме.

- Кто это был? – собравшись с силами, спрашивает Егор.

- Один мой товарищ, - отвечает Ангел, помогая юноше оказаться в кабине.

Сиденье мягкое, пахнет так же, как в моем «Опеле», проносится в голове у Егора, когда Ангел захлопывает за ним дверь.

- А почему они в масках? – вперив взгляд в потолок, интересуется парень.

- Скажем так, мой товарищ не хочет, чтобы его лицо лишний раз видели.

Вибрация от двигателя отдается во всем теле. Слегка вдавливает в спинку, покачивает.

- Куда мы едем? – еле ворочая губами, спрашивает Егор, чтобы хоть немного еще побороться с дремой.

- Домой.

Учитель говорит что-то еще, но смысл растворяется, не дойдя до сознания. Юноша отключается.

Из небытия глубокого сна вытаскивает испуг – где-то недалеко звучит до невозможности знакомая музыка. Должно быть, приснилось, решает Егор, но тут же мелодия главного меню Доты доносится до уха опять. Тело, вроде бы не подвергалось запредельным нагрузкам, но ощущения такие, будто всю прошлую неделю провел в зале. Юноша с трудом заставляет налитые усталостью мышцы повиноваться и отбрасывает одеяло. Опускает ноги на холодный линолеум, но вставать с кровати не торопится. За окном темно, поблизости часов нет, потому непонятно ночь сейчас или утро. Через просвет приоткрытой двери в комнату проникает теплый желтоватый свет. Егор осматривает помещение с недоумением – учитель сказал, что едем «домой» - но интерьер незнаком.

Внутри, как клубок змей шевелится тягостное ощущение вины за совершенное злодеяние. Полной картины вспомнить не удается. События мелькают обрывками с нечеткими контурами образов, слов, эмоций. Убийство. Теперь я убийца, с замиранием сердца думает юноша. Меня обязательно найдут и будут судить... Что скажут родители, когда узнают? Воображение уже перенесло Егора в зал суда, где он, опустив голову, стоит в небольшой четырехугольной клетке и заслушивает приговор. Слово "виновен" ледяным кинжалом пронзает грудь, краем уха юноша слышит, как плачет мать. Но ведь Ангел был рядом и участвовал. Этот факт обрывает безрадостные фантазии, и зал суда вместе с судьей сгорают в огне раздражения. Какого черта?!

С этой мыслью Егор решительно вскакивает с кровати и распахивает дверь. В просторной комнате, наполненной необычно мягким светом, в специально игровом кресле, оборудованном подставкой под ноги, мышку и клавиатуру, сидит Ангел. Перед ним внушительная плазменная панель, на экране знакомая картина.

- Ну ты и спать, Егорище, - не отрываясь от игры, бросает Ангел. - Там на кухне каша осталась, в кофейнике кофе. Будь как дома..

- Что это за место? - чуть помолчав, спрашивает Егор.

- Игровая хата. Я неделю назад купил. Сейчас компов пока что всего два. На днях еще три подвезут. Будете здесь буткемпы проводить. В других комнатах я думаю оборудовать студию, чтобы стримить было удобно. Давай иди каши себе положи. Там я тебе еще витаминов приготовил, чтобы нервную систему восстановить слегка. Потом предлагаю суши заказать.

- А долго я спал? - почесывая затылок, интересуется Егор.

- Если быть точным - двадцать один час сорок две минуты, - посмотрев на часы, отвечает Ангел, смотрит на юношу и улыбается.

- Ого, - Егор присаживается на стул, стоящий возле стены.

- Давай-давай, иди поешь. Потом пабчики покатаем, да обсудим произошедшее.

Егор послушно плетется на кухню. Разогревает кашу, наливает кофе, бросает на поднос подготовленные учителем таблетки и капсулы и шлепает обратно.

- А есть что одеть, а то что-то прохладно? - спрашивает Егор, пройдя к второму игровому креслу и поставив поднос на полку для клавиатуры.

- Твоя одежда возле кровати.

Одевшись, Егор возвращается в кресло и принимается за кашу. Ложка вязнет в серой субстанции, и предплечья еле-еле справляются с работой – тело измождено. Юноше кажется, что если он потеряет концентрацию и задумается о чем-то, организм попросту прекратит работать. Сердце остановится, легкие потеряют возможность раскрываться и втягивать воздух, связь между нейронами ослабнет и мозг превратится в бесформенную массу.

- Ну что, как ощущения? – начинает Ангел сеанс.

- Как-то не очень, - вяло отвечает юноша.

- Довлеет чувство вины, наверное. Предполагаю так же, что тело твое сейчас изнывает от усталости, объяснить которую логически ты не в состоянии. Верно?

- Угу, - чуть оживившись, отвечает Егор и тянется к столику под панелью, где лежит мишка и стоит клавиатура.

Учитель знает детально, что сейчас творится с учеником, значит у него всё под контролем. Стало быть, переживать не о чем, сейчас всё встанет на свои места. Эта мысль заставляет сердце сжаться на мгновение и пустить по телу волну успокаивающего тепла.

- Усталость от пережитого стресса. Если ты помнишь, чтобы защитить нервную систему, нужно огромное количество ресурсов, и организм ставит её в приоритет. Это нормально. Пропьешь витамины, и всё восстановится. Меня больше интересует чувство вины. Расскажи, что, по-твоему, произошло вчера. Позавчера, формально.

- Мы убили пятерых человек, - негромко отвечает Егор и под конец фразы голос его совсем угасает – уж больно дико звучат эти слова.

- И всё? – чуть обернувшись к ученику, интересуется Ангел.

- Нет. Мы спасли женщину.

- От чего?

- От… - Егор заминается, - от смерти?

- От нескольких лет рабства и мучительной смерти. Но, я так понимаю, ты до сих пор сторонник позиции, что отнимать человеческую жизнь недозволенно никому, никогда, ни при каких условиях.

- Наверно, - с колебанием в голосе отвечает юноша.

- Прекрасно. Что такое смертная казнь?

- Но, ведь это общепринятое…

- О-о-о-о, - обрывает Ангел фразу юноши, - общепринятое – блестяще. Но к этому мы еще вернемся. Отвечай на вопрос: что такое смертная казнь?

- Наказание.

- Уже лучше, - Ангел подкрепляет похвалу негромкими овациями. – Наказание. За что?

- За тяжкие преступления.

- За тяжкие преступления, - повторяет Ангел, - а убийство человека можно считать тяжким преступлением?

- Ну, конечно, - отвечает Егор и слегка удивленно косится на наставника.

- Значит ли это, что ветераны великой отечественной войны, убивавшие людей, защищая свою страну, достойны наказания за тяжкое преступление?

- Нет, естественно! – уверенно отвечает Егор и хмурит брови, понимая, что его бессовестно подводят к определенному выводу.

Это бесит, даже, несмотря на то, что вывод-то правильный и не всё так однобоко и однозначно, как зачастую подается. Зачастую, когда это кому-то выгодно.

- А потрудись-ка объяснить мне, почему солдаты, обороняющиеся от внешнего агрессора, посягнувшего на их родину и их жизни, не являются преступниками и это общепринято?

- Ну, ты специально в вопрос ответ заложил, - с печальной улыбкой, говорит Егор.

- Потому что это не вопрос вовсе. Это очевидный факт. Это называется двойные стандарты. С одной стороны, жизнь человека священна и неприкосновенна, но с другой есть целый ряд условий, когда убивать людей и можно и нужно. На самом деле, это одна из наиболее страшных иллюзий, созданных современным обществом – что жизнь человека неприкосновенна и защищена. Для тебя посягать на жизнь другого – табу. Ты же обычный человек, а обычный человек, как известно не Бог, ему не позволено решать, кто будет жить, а кто умирать. Но вот мы погружаемся в рамки социума и тут уже есть такие замечательные вещи, как суд, судьи, присяжные, закон, вина и наказание. И в этих условиях человек, или группа людей уже могут решать, кому жить, а кому умереть. То есть в обществе есть необычные люди, которым разрешено решать чужую судьбу. И это общепринято. Эти необычные люди собираются и постановляют, за что можно убивать людей, а за что нельзя. Ты в принятии этого решения ни коим образом не участвуешь, вывод сообщается, как факт. Причем, факт, который нельзя не принять.

А давай подумаем, что в этих людях такого необычного, что дает им право принимать подобные решения? Они бесконечно умны? Нет. Они наделены каким-то особым даром понимать справедливость? Нет. У них есть сила, чтобы заткнуть любого, кто не согласен с таким положением дел? Да. Именно это они и делают. Ты, нарушив закон, принимаешь наказание. Тот, кто создает закон, нарушив его, улыбается и продолжает нарушать его дальше. Почему? Потому что он контролирует силу, отвечающую за осуществление правосудия. И это общепринято. К сожалению, почти всегда это так. Скоро сам убедишься. Это, что касается «справедливости» общепринятого.

Возвращаемся к обычным людям. Вспоминаем, что правила были созданы для того, чтобы обеспечить комфортные взаимоотношения людей друг с другом. Все соблюдают правила – всем более или менее комфортно. Верно? Верно. Но, как мы знаем, существуют люди, которые эти правила нарушают сознательно. Потому как им не хочется выполнять свою долю обязательств, им комфортнее спрашивать за обязательства с других. К таким применяется наказание. Но что делать, если система не в состоянии применить наказание к тому, кто нарушает правила? Не в состоянии сделать это своевременно, или потому что тот, кто обязан это наказание осуществить, сам должен его понести. Что в этом случае делать нам, гражданам? Людям, у которых нет общепринятых полномочий судить? Сидеть и молча пожимать плечами, оправдываясь фразами типа «а я-то что могу?» Или спокойно принимать смерть от ножа какого-нибудь торчка, который планирует обменять отобранную мобилу на дозу, только потому, что рядом не оказалось полицейского, чтобы помешать злодеянию?

- Не знаю, - задумчиво произносит Егор.

- Вот именно. Этот момент никто не учел. Всех устраивает формулировка – нельзя ни при каких условиях. Устраивает, разумеется, только до тех пор, пока они сами не окажутся в ситуации, когда их жизнь повиснет на волоске, а на помощь придти некому. Но мы же знаем, что люди сейчас живут и верят, что беда приходит только к соседям, поэтому брать на себя ответственность за шаг хоть в какую-то сторону от начерченной прямой, никто не будет. Мы планируем изменить как раз этот факт. Эта тема очень скользкая и неоднозначная. Девяносто девять из ста никогда вслух не скажут, что они согласны с позицией, что гражданин вправе защищать свою жизнь по мере своих сил и возможностей. Даже если в душе они понимают, что это логично. Этому есть незыблемое, по мнению многих, объяснение – если допустить подобное, начнутся злоупотребления.

- Так они ведь начнутся, - отхлебнув из кружки, говорит Егор.

- В современном обществе – да. Но, с другой стороны, они и так происходят. По сути ничего не изменится, просто у обычного гражданина появится дополнительный шанс. Однако, это невыгодно. У обычного гражданина не должно быть никаких возможностей отстаивать свои права и свободы. Иначе он, чего гляди, этой возможностью воспользуется. Ему отведена иная роль – производить и потреблять. Именно поэтому нас с тобой осудили бы за убийство людей. Никто бы не обратил внимания, что мы компенсировали несовершенство системы, рискуя своими жизнями. Внимание было бы сконцентрировано на то, что мы дерзнули нарушить запрет. Потому что это – прецедент. А что такое сила прецедента умеющим думать хорошо известно.

Мы хотим вернуть людям то, что им принадлежит по праву. А это значит, что придется отбирать это у тех, кто считает иначе. И уж эти замечательные господа и дамы не будут сомневаться ни доли мгновения, решая убивать тебя или нет, когда поймут, что есть перспектива что-то потерять по твоей вине. Ни доли мгновения. Они уничтожат тебя, не задумываясь. Критически важно понимать, что те, кто ставят запрет на убийство людей, убивают людей постоянно. Десятками, сотнями, тысячами, изо дня в день, из года в год. Для них люди – ресурс, который они тратят, чтобы достигать цели. А цель одна – власть. Это отвратительно, дико и страшно. Но это так. Это реальность, в которой мы существуем в данный момент. И если мы хотим хоть что-то изменить, первое требование – как раз понимать, что на самом деле происходит вокруг. Без иллюзий. Видеть точную картину. И на основании её планировать действия. Иначе крах и смерть. Мы обязаны быть сильными, чтобы адекватно противостоять бесчеловечной агрессии, и обязаны, когда нужно, быть в состоянии сделать то, что необходимо. А когда враг поджег твой дом и занес топор над твоей головой, сначала нужно быть в состоянии его уничтожить. А уж потом разбираться, откуда он такой взялся.

В любом случае, ты можешь относиться к произошедшему, как к тяжелому преступлению, или можешь воспринимать это, как необходимое в сложившихся условиях зло, послужившее благой цели. Это твой выбор, я тебе не могу и не хочу указывать. Но одно ты должен зарубить у себя на носу – путь не будет легким. Ты обязан быть знаком со смертью лично, чтобы научиться ценить жизнь по-настоящему. И это далеко не самое трудное решение, которое тебе придется принимать, если ты планируешь сделать хоть пару шагов на выбранном нами пути.

Дата добавления: 2015-07-15