Similia similibus curantur 1 страница

Прекрасная ночь.

Город живет привычной жизнью. Тротуары залиты светом витрин, густо натыканные увеселительные заведения приглашают граждан потратить немного денег. Погода располагает к прогулке, и пешеходы тянутся по Невскому проспекту бесконечным потоком. Кто-то прогуливается неспешно, иные торопятся по, как им кажется, важным делам, но никто не обращает внимания на старые «Жигули» шестой модели, припаркованные на одной из улочек, что как рукава от реки отходят от проспекта. Выцветшая серая краска, изъеденная ржавчиной, на двух колесах нет дисков, номера замызганы грязью, издалека цифр не разобрать. Но не доживающий последние годы автомобиль может быть интересен любопытному прохожему. За рулем пережитка прошлого сидит человек. Под тенью черного капюшона поблескивают отраженными фонарями зеркальные солнцезащитные очки, лицо до переносицы скрыто черным воротником свитера. На сидении пассажира черная спортивная сумка, рядом лежит белая маска из светлого гладкого материала, похожего на пластмассу.

К крыльцу ресторана, на которое из салона «Жигулей» прекрасный вид, бесшумно подкатывается огромный черный седан с трех лучевой звездой на капоте и непростым номером: ноль, ноль, один. По ступеням взбегает плечистый мужик в черном строгом костюме, чтобы открыть хозяину дверь. Невысокий мужчина в длинном сером пальто выходит из заведения и вальяжно направляется к своей машине. Круглые щеки, живот похожий на бочонок, создается впечатление, что он не идет, а катится. Бугай распахивает заднюю дверь «Мерседеса» перед господином и помогает ему впихнуть необъятное туловище в салон.

Человек в маске поворачивает ключ, и старенький агрегат начинает сипло фырчать. После очередной попытки жизнь, наконец, возвращается в механизм, и «Жигуль» выкатывается на проспект. Под капотом время, похоже, еще не довело дело до конца – двигатель работает на удивление тихо и ладно. Слежкой происходящее назвать получится едва ли: шестерка без борьбы отпустила элитного собрата и просто следует по тому же маршруту. Водитель прекрасно знает, где именно финальная точка пути. Знает он так же и какова цель поездки.

По мере приближения к границе Петербурга, сложность предстоящей работы дает о себе знать. Закаленная нервная система держится прекрасно, но мысли о том, что всё может пойти не так, прорываются в сознание, пролетают импульсом по нервам и взрываются холодком в области груди. В эти мгновения рука непроизвольно тянется к рукояти пистолета, что в кобуре, пристегнутой к бронежилету чуть ниже сердца. Холод металла не ощущается через кожу перчаток, но его плотность и привычная форма моментально наполняют грудь теплом уверенности.

Под силу ли такое одному человеку? Мысль иглой пронзает реальность, и на какое-то время полоса дороги, вырванная из черноты ночи светом фар, превращается в старый полуразрушенный дом, из черных окон которого доносятся женские крики и плач. Человек в маске достает из бардачка несколько сложенных пополам фотографий. Разворачивает на руле и некоторое время смотрит, чтобы подкрепить свежими образами мотивирующие воспоминания. Будет сложно. Но это война, она не бывает красивой, романтичной или простой. Сдаться без боя сейчас, когда дело почти сделано? Никогда. Победа или смерть.

Тем временем «Мерседес» сворачивает на узкую дорожку, спускающуюся к двухэтажному дому. Припарковавшись у обочины, водитель «Жигулей» убирает очки в бардачок, одевает маску, и перед тем как покинуть автомобиль, несколько секунд смотрит на фотографию женщины. Мутный свет потолочной лампы бликует на глянцевой бумаге, с поверхности которой улыбается молодая блондинка с вульгарно ярким макияжем и неестественно пухлыми губами. Ухоженная и обеспеченная, в двухэтажном доме она ожидает своего богатого любовника, не подозревая, что только что была решена её участь.

Бесплотной тенью человек в маске движется между деревьев. Естественный страх, возникающий, когда приходится рисковать жизнью, опыт превращает в абсолютную сосредоточенность. Нервная система приведена в боевую готовность, гормоны подняли общую работоспособность мускулатуры, в памяти детальная схема дома и близлежащей территории, имена и подробные характеристики всех участников будущей драмы. Прекрасно отлаженная и оснащенная машина начинает работу.

У водительской двери «Мерседеса» стоит здоровенный мужик в костюме с лысым черепом и густой курчавой бородой. Огонек сигареты, когда затягивается, подсвечивает лицо, отчего кожа кажется красной. Один из трех телохранителей, двое внутри, и скоро один вернется на улицу – идеальные условия для начала работы. Негромкий хлопок улетает в тишину ночи. Телохранитель заваливается назад, и с треском обломив зеркало, сползает на землю. Черный силуэт отделяется от кустов и бесшумно движется к седану. Желтоватое свечение окон разливается по стриженому газону, выхватывая из темноты колесо с блестящим диском и лицо, с застывшими вытаращенными глазами и черной точкой на левой щеке. Контрольный выстрел в висок, чтобы не случилось чуда, и нужно поторопиться встретить второго – где-то за дверью уже поскрипывают под тяжестью шагов доски. Человек в маске взбегает на крыльцо и замирает, прижавшись к стене. Переступая порог, телохранитель зовет товарища по имени, но выпущенная в затылок пуля обрывает его жизнь на полуслове. Вторая вгрызается в череп, пока тело летит к ступеням. Глухо стукает кость о дерево, перекатившись по инерции через плечо, труп распластывается на траве.

Дом внутри выглядит вполне типично для такой хозяйки, как на фотографии – обставлен дорого, но безвкусно. Нарочито громко топая, человек в маске идет к лестнице. Последний сторожевой пес, задача которого караулить дверь в комнату, где хозяин развлекается, окликает Ахмеда, верно, решив, что тот забыл что-то и возвращается. «Да, недостает вам профессионализма ребята», думается человеку в маске, когда пуля пробивает голову, свесившуюся через перила, чтобы посмотреть, кто идет. Не соврал источник, когда указывал, что понтов в личной охране братьев больше, нежели реальной угрозы.

Магомедов Иса Исмаилович, младший из трех братьев Магомедовых, известных в определенных кругах, как Махачкалинские волки, за беспощадность и любовь к свободе волеизъявления, как раз собирается открывать бутылку вина, когда дверь, которая без его повеления не должна была открываться, распахивается, и на пороге появляется черная фигура. Блондинка в голубом пушистом халате, раскрытым так, чтобы виднелись соски и черный прямоугольник волос внизу живота, успевает лишь вытаращить и без того огромные бирюзовые глаза, прежде чем получает пулю в горло. Иса испугано вскрикивает, шарахается назад, роняя бутылку на пол, локтем опрокидывая столик с коробкой конфет и тарелкой винограда. Вино льется на длинный белый мех медвежьей шкуры, застилающей пол, красное пятно быстро доползает до тела женщины. Человек в маске тремя стремительными шагами пересекает комнату и с ходу прикладывается пузатому бандиту ногой в голову. Иса успевает поднять руки, и голень врезается в подмышечную впадину, до подбородка достает лишь подъем. Но и этого более чем достаточно – грузное тело моментально теряет связь с мозгом и как мешок песка валится на пол.

Человек в маске еле сдерживает порыв звериной ярости, подобно огненному вихрю наполнивший грудную клетку. Шумно переведя дух, он поворачивается к женщине и старается утолить кровавую жажду зверя, проснувшегося внутри, наблюдая за её агонией. Лицо всё перемазано, сквозь пальцы с хлюпаньем льется темная, тягучая кровь. Мех на шкуре слипся сосульками, почернел. Тщетно пытаясь зажать рану, женщина надрывно хрипит, глотает воздух, но он не доходит до легких, и она катается из стороны в сторону, сгорая в огне кислородного голодания. Дождавшись, когда бирюзовые глаза, покрасневшие, полные слез, застынут навсегда, человек в маске вновь поворачивается к лежащему без сознания ловеласу. Поднимает с пола черный прямоугольник, и на несколько секунд замирает с согнутой рукой, глядя на отражение белой маски с черными провалам глазниц.

Иса приходит в себя после тычка каблуком в бок. Неуклюже, как тюлень, он принимает сидячее положение и помутневшим взглядом осматривает комнату. Когда глаза останавливаются на остывающем теле любовницы, лицо его передергивает судорога, в выражении читаются удивление и гнев.

- Она была виновна и понесла наказание, - металлический голос, звучащий из-под неподвижных губ, разбивает тишину.

- Ты знаешь, кто я? – сурово сдвинув брови, хрипит Иса, с сильным акцентом, и поднимает на убийцу сверкающие ненавистью глаза.

- Сунь-Цзы говорил: если ты не знаешь ни врага, ни себя, в каждом сражении ты будешь разбит, если ты знаешь себя, но не знаешь врага, с каждой победой ты будешь терпеть и поражение, если ты знаешь и себя и врага, то не стоит опасаться за исход любого сражения. Я знаю о тебе, Иса, всё. А вот ты меня видишь впервые и слышал, наверное, только краем уха. Поэтому охрана твоя мертва, сам ты на полу, а я стою с оружием в руках.

- Что тебе нужно? – упавшим голосом, говорит Иса и, морщась, потирает ушибленный подбородок.

- Ты воюешь против моей родины и моего народа. Ты враг, я собираюсь тебя уничтожить. Тебя и твоих братьев.

- Какая война?! Какой враг? Я бизнесмен!

- У вас принято говорить: «ничего личного, это бизнес», но я тебе скажу так: «к черту бизнес, теперь это личное». Мне нужно, чтобы ты прочел на камеру текст.

- Ах, тебе нужно, - Иса хрипло усмехается, и растерянность на его лице сменяется злобой. – Ты и, правда, больной! Тебе башку отрезать нужно, собака бешенная! Пришел меня убивать – давай! – рычит он, стиснув зубы. – Давай! Шакал! Только всё равно ты жить не будешь! Да…

Человек в маске всаживает носок ботинка прямо грубияну в рот, обрывая фразу. Бандит опрокидывается навзничь, стараясь прикоснуться к разбитым губам, но движения получаются вялыми и нелепыми, будто он пытается всплыть.

- Не груби, - человек в маске подходит к огромной кровати, подготовленной для любовных утех, и усаживается на белоснежное шелковое белье. – Все вы твердите одно и то же. Ты знаешь, с кем связался? Да ты представляешь, что тебе потом будет? Мне всегда было любопытно, это страх настолько отупляет, или, находясь у вершины социальной лестницы, человек совершенно теряет связь с реальностью?

Иса фырчит, роняя кровавые слюни на воротник белой рубахи, неуклюже трогает рассеченные губы. Переведя дух, он поднимает глаза, даже вдыхает, чтобы сказать, но в последний момент передумывает и обреченно опускает голову.

- Я серьезно. Взять тебя хотя бы. Я же сказал, что знаю о тебе больше, чем твои родители, жена и дети вместе взятые, больше чем твои друзья, даже больше, чем многие враги. Я перебил твою охрану, как гопников у подъезда. Посмотри на себя – чем ты можешь мне угрожать? Жирный, ленивый дуралей, отупевший от сытости, привыкший, что за тебя всё делают другие. Куда делся волк, который с руками вырывал лакомые куски у всех, кто слабее? Ты же борец. Что стало с чемпионом? Сытость ослабила твое тело, что ты можешь сейчас, кроме того, что валяться здесь, рядом с трупом шлюхи, и молить о милосердии?

- Я никого никогда не умолял, - Иса сплевывает бордовый сгусток, и презрительно приподнимает верхнюю губу.

- И не стоит начинать, - человек в маске поднимается и делает несколько шагов. – Я, как и ты – привык получать то, что мне нужно. Умные люди говорят, что в таком рискованном бизнесе, как торговля наркотиками и людьми не стоит связывать себя никакими узами, однако ты этого совета не послушал. Ты же не хочешь, чтобы я задался целью заставить Махачкалинского волка выть от горя, верно? Мне не составит труда притащить сюда твоих детей и жену и сыграть с ними в инквизицию.

От одной мысли, как его дочери извиваются на белой шкуре, под ножом палача, как от их плача и криков вздрагивают стены, на глаза Исы наворачиваются слезы. Он еле слышно подвывает, стискивает зубы и изо всех сил, аж до дрожи в мускулах, сжимает в кулаках выпачканный кровью мех. Человек в маске довольно улыбается, хоть этого и не видно, - угроза сработала, как и предполагалось. В очередной раз человеческая глупость и самоуверенность сыграла против него самого. Магомедов хотел иметь всё и ничем при этом не пожертвовать, в итоге потеряет всё.

- Твое слово? – человек в маске убирает пистолет в кобуру и направляется к сумке, которую оставил в коридоре.

Иса ничего не говорит. Он шумно вздыхает и опускает голову, признавая поражение.

Он оказался не готов к подобному развитию событий, думал, что такого просто не может случиться. Окутал себя сладкой мыслью о несокрушимости. Иллюзией, за которой, как за занавесом оказалось невидно клинка реальности. Сути мироздания, единственного закона, работающего везде и всегда: при противоборстве сил преобладает большая. И один-единственный удар свалил его, поставил в позицию, в которой он не думал уже никогда оказаться – ниц.

Пока прямо над телом женщины человек в маске монтирует треногу, Магомедов сидит молча, не поднимая головы, не издавая ни звука. По команде он поднимает свернутый вчетверо листок, непослушными пальцами разворачивает его, наполняя комнату хрустом, в абсолютной тишине кажущимся особенно звонким и агрессивным.

- Я, Магомедов Иса Исмаилович, я виновен и должен понести наказание, - Иса запинается, пальцы его начинают мелко дрожать. – Я с помощью силы забирал у слабых то, что хотел, но вскоре насытился и стал беспечным. Я привык, что за меня всё делают другие, и поверил, что меня нельзя остановить. Но сегодня своим примером я докажу, что власть и неприкосновенность – иллюзии, которые может разбить даже один человек. Сейчас, дамы и господа, да свершится правосудие…

Глухой хлопок облетает комнату. На шее Исы, прямо над массивной золотой цепью появляется красная точка. Бесшумно в мех падает гильза. Магомедов вдыхает, но его жизнь начинает трещать, как тонкий лед. Крупная капля соскальзывает с края раны, оставляет на воротнике алую кляксу. Рука, дававшая телу опору, подламывается, и бандит падает, громыхнув локтем об пол. Он хватается за рану, и, что есть силы, хрипит, стараясь втянуть как можно больше воздуха.

- Ты один ничего не изменишь, - свистящим шепотом выдавливает Иса, и кривит лицо подобием улыбки.

Кожа багровеет, на висках и лбу проступает пот. Кровь льется из раны тягучими струями, хлюпает. Человек в маске подступает к умирающему вплотную, и, опустившись на колено, негромко говорит:

- Ты прав, один я ничего не изменю.

Мужчина поднимает маску и наклоняется так, чтобы Иса мог видеть его лицо.

- Но нас будет много, - шепотом произносит он. – Скоро…

Глаза выкатываются, будто во взгляде убийцы Магомедов увидел огни ада. Он тянет к лицу человека измазанную кровью руку, силится что-то сказать, но жизнь трескается, разбивается, и куски её растворяются в черноте. Вместе с черным сгустком крови изо рта Исы вырывается надрывный стон, и некогда сильный мира сего замирает навсегда. Лежит с вытаращенными от ужаса глазами, разинутым ртом, перекошенным на одну сторону, одна рука прижата к горлу, другая вытянута, будто он до сих пор куда-то тянется.

Человек в маске спокойно и методично начинает ликвидировать следы своего присутствия. Он не ощущает ничего, кроме спокойной уверенности. Страдания и смерть проходят мимо, оставляя на душе лишь слабые разводы, как капли дождя на лобовом стекле автомобиля. Воля, подобно дворнику, начищает стекло души до скрипа, и человек продолжает выполнять работу. Работы много. Жизнь так устроена, что смерть, по большому счету, всего лишь инструмент её развития.

В комнате тепло и пахнет дезодорантом.

Егор рассматривает свое тело в зеркале, что висит на внутренней поверхности дверцы шкафа. Желтоватый свет люстры падает под острым углом, отчего тени зрительно увеличивают объемы мышц. Самовлюбленная ухмылка не сходит с лица юноши. Он напрягает четырехглавые, поворачивает бедро влево, вправо. Нарисованные палочки за полгода обросли мясом, теперь они даже похожи на человеческие ноги. Приобрели очертания грудные, широчайшие начали преобразовывать торс в некое подобие перевернутого треугольника. Широкие от природы плечи теперь не создают впечатление вешалки, окрепли руки и не выглядят больше веревками с узелками-суставами. При каждом движении под кожей шевелятся жилы, и Егору кажется, что наблюдать за этим никогда не надоест. Как бы ни хотелось молодому Нарциссу отходить от зеркала, пора одеваться и готовиться к выходу. Сегодня Серега и Саня уходят в армию. Почему это событие повод для праздника, Егор со своими знаниями о службе в вооруженных силах Российской федерации, понять не может. Но так сказал Ангел, значит так и есть.

Учитель обещал заехать, и до его появления остается около получаса. Егор подходит ближе к зеркалу и принимается пальцами придавать волосам правильное положение. В клубе будут девочки, выглядеть нужно соответственно. Разглядывая свое лицо с разных сторон, Егор парит в сладких фантазиях предстоящего. Воображение собирает образы всех предыдущих событий, пережитых в стенах различных увеселительных заведений в компании Ангела, и ткет из них сюрреалистическое полотно возможного будущего. Парню хочется, чтобы ситуация обязательно дала ему возможность продемонстрировать всем окружающим насколько же сильно он изменился за это время. Пусть кто-нибудь окажется резок на язык и скор на руку. Пусть начнется драка и тогда он, Егор, ворвется в представление, как звезда на сцену. Все огни моментально сойдутся на нем, и уж тут он не оплошает. В очередной раз сжимая между пальцами пряди и протягивая их вверх, Егор отправляет воображаемых соперников на пол одного за другим. В конце триумфального выступления, окрыленный выдуманным успехом, он непременно идет заниматься сексом с самой красивой девушкой в заведении. Кровь перенасыщена гормонами, волнующие грезы вынуждают сердце биться чаще, а дикая, необузданная радость заставляет лицевые мышцы растянуть губы в безумную улыбку. Именно в таком виде застает Егора мать, когда волевым движением распахивает дверь в комнату сына.

- Куда опять намылился? – строго спрашивает невысокая женщина с густыми каштановыми волосами, в темно-зеленом поношенном халате и шлепанцах.

- Гулять, - недовольно зыркнув на мать, бросает Егор в ответ.

- А чего вырядился тогда? Опять, небось, по кабакам шляться будешь с мужиками этими?

- Отстань, мам! Тебе какая разница, с кем я пойду?! – грубо отвечает Егор.

Волна раздражения захлестывает тело и подступает к горлу горячим тугим комком. Юноше хочется изо всех сил наорать матом на того, кто вторгся в его личную жизнь и начинает ставить под сомнение самое дорогое и ценное, что в ней есть. Не позволяет воспитание. Пока не позволяет, потому как он прекрасно знает, что мама просто так не сдастся и оставшиеся двадцать минут до выхода превратятся в пытку. Она будет задавать вопросы и не слушать ответы. Её будет бесить то, что сын поступает не так, как она считает, ему должно поступать, и потому будет вымещать злость, поливая грязью всё новое, что появилось в его жизни за последнее время, хваля всё старое. Егор знает это, потому что так происходит каждый раз. На крик подойдет отец и потребует не хамить матери. И, поддерживая друг друга, вместе они будут пытаться доказать глупому, непутевому сыну, что все его взгляды на жизнь неверны. Что ему пора прекратить заниматься дурью и заняться делом. Особенно тяжело переносить во всей этой ситуации будет то, что полгода назад грязью родители поливали то, что теперь расхваливают и к чему призывают вернуться. В эти моменты Егору всегда хочется ощутить в себе супер-способность и улететь к чертям собачим через окно. Унестись туда, где не будет этого вечного осуждения и отчаянного непонимания. Но всё это мечты. Реальность такова, что до приезда Ангела еще двадцать минут, а на пороге комнаты стоит мама и, судя по выражению лица, она готова к бою.

- Что значит, какая мне разница?! – мама возмущенно повышает голос и упирает руки в бока. – Ты мой сын и я хочу, как лучше. Если у тебя своих мозгов нет, так послушай, что тебе говорят!

- А что не так-то?! – взрывается Егор. – Я, между прочим, с этими мужиками спортом занимаюсь. Полугодие в универе без троек закончил! Ты, меду прочим, сама говорила, когда я в компьютер играл вечно, чтобы я вышел погулять! Что теперь-то так не говоришь?

- Ну, да, спортом! В синяках вечно ходишь. Тебе так башку отобьют, на спорте твоем. За лечение кто будет платить, если ты себе шею свернешь? Этот на джипе что ли? И вообще, откуда на самом деле у тебя деньги на зал, на протеины эти? Ты не работаешь, у нас с отцом не просишь?

- Я бесплатно занимаюсь… - кричит Егор, но осекается, так как осознает, что опять совершил эту ошибку.

- Что значит бесплатно?! Что ты врешь-то нагло так, в глаза?! Они тебе голову запудрят, потом уже не выкрутишься. У нас с отцом друзей бандитов нет, чтобы проблемы твои расхлебывать! Никита, да иди ты уже сюда! – взывает мама к помощи, повернувшись в коридор.

- Что у вас тут опять? – недовольным голосом интересуется отец, остановившись у порога, чуть позади супруги.

- Вон, опять в кабак намылился с мужиком этим, на джипе! Говорит, что бесплатно с ним в зале занимается!

- Да, бесплатно! – теряя последние капли терпения, орет Егор. – Не все окружающие всё ради денег делают! Ангел…

- Ах, так он уже для тебя Ангел?! – перекрикивает мама.

- Его зовут Ангел! Ты совсем уже, что ли?! Ангел – это имя. Он, между прочим, знаменитый!

- К тебе-то он чего привязался тогда?! Я больше не могу, - мама поднимает большие зеленые глаза на лицо мужа. – Задурят они ему голову, а потом, не дай Бог, на наркотики посадят и заставят… - она закрывает лицо ладонями и начинает плакать.

- Чего ты мать доводишь? – сурово спрашивает отец, обнимая жену за плечо. – Ну, Лида, хватит, тоже мне!

- Да идите вы в жопу! – во все горло орет Егор в отчаянье.

Этот бой ему не выиграть, нужно срочно бежать. Вырваться из этих стен, из этой тюрьмы. От ненависти и негодования перехватывает дыхание. Перед глазами темнеет, сердце накачивает мускулы кровью, нервная система гудит, дрожит, как ограда периметра под запредельным напряжением. Нужно что-то делать, иначе быть беде. Родители кричат, но Егор ничего не слышит. Все тонет в красноватом тумане, гул, похожий на рев турбины, заглушает все звуки. Юноша дрожащими пальцами завязывает шнурки на ботинках, заталкивает получившиеся петли по бокам и вылетает из квартиры. Бегом по лестнице – чтобы больше не слышать ни одного слова, не видеть их недовольные лица.

На улице душно.

Июньский вечер медленно утаскивает солнце за линию горизонта. Воздух постепенно темнеет, как вода в чашке, куда окунули пакетик чая, но он всё еще теплый и сухой. Егор выбегает из прохладного подъезда, останавливается на секунду, чтобы продышаться. Обида клокочет внутри, хочется что есть мочи заорать, чтобы весь двор услышал. Но вместо этого юноша достает из кармана солнцезащитные очки и скрывает покрасневшие глаза с навернувшимися слезами от взглядов окружающих. Хотя бы этой проблемой теперь меньше. Егор знает, что из окон пятого этажа за ним пристально наблюдают. Ему даже кажется, что это ощущается физически – будто кто-то горячо дышит в затылок. Немалых усилий воли требуется, чтобы не повернуться. Поправив вылезшую во время бега из-под ремня рубашку, Егор направляется к скамейке возле детской площадки, раскинувшийся в тени деревьев в центре двора. Нужно хотя бы попробовать успокоиться – с таким настроем ехать веселиться – пустая трата времени.

Весь негатив вылетает из сознания, как стая испуганных летучих мышей из пещеры, когда на бедре чувствуется вибрация. Егор вспыхивает радостью подобно факелу, губы сами собой расползаются в улыбке, воздух начинает приятно щекотать легкие. Как и положено королю, Ангел приезжает точно в указанный срок. Егор не сомневался в этом ни на секунду, но почему-то отмечать этот факт приятно, как если бы речь шла о нем самом.

Черный джип стремительно и властно, будто это и вправду не автомобиль, но колесница бога, вкатывается во двор, чуть заскочив одним колесом на поребрик. Мельком взглянув на два недовольных родительских лица, светлыми пятнами весящих в темноте окна, Егор торопливо, едва не вприпрыжку, идет к машине. Уже усаживаясь на сидение, он замечает, что мать грозит кулаком, а это плохой знак.

- Отчего смурной? – не глядя на Егора, спрашивает Ангел, и начинает выкручивать руль.

- Да, - Егор неуверенно махает рукой, - ничего. С родителями поругался, - нехотя добавляет он, снимая очки.

- По поводу?

- Да как обычно, - отвернувшись к окну, отвечает юноша после недолгого молчания. – Им не нравится, что я с тобой общаюсь. Мама уверена, что ты плохо на меня влияешь. Бред всякий несет… она дура, хер с ней, - зло добавляет Егор, освежив в памяти эмоции недавнего разговора.

Ангел косится на юношу, презрительно приподняв верхнюю губу.

- Современной молодежи присуща нехорошая особенность не уважать родителей и показывать это неуважение окружающим. Советую тебе начать отучаться прямо сейчас. А то еще, того гляди, ты чьей-нибудь маме привет передашь в непростой ситуации. Уважающие себя люди за это убивают, друг мой. И я не преувеличиваю. Во-первых, твоя мать не дура. Она женщина, чья дальнозоркость притуплена материнским инстинктом. Она искренне волнуется и хочет быть уверена, что тебе не угрожает опасность. Во-вторых, такие вопросы не решаются руганью. Непонимание устраняется переговорами. А в-третьих, я не понимаю, как вообще можно плохо говорить про единственного человека в этом мире, чья любовь к тебе слепа, безгранична и вечна? Еще раз подобную херню услышу – пожалеешь. Понял?

Егор молча смотрит на дорогу. С одной стороны, он и сам думает так же, когда успокаивается, но с другой… а с другой напирают обида и протест, и пока последнее слово остается за ними.

- Понял? – тоном, не терпящим неповиновения, переспрашивает Ангел.

- Да, - вздрогнув, отвечает Егор. – Да, сэр, - добавляет спешно.

- Ты чего как в траур вырядился? – дружелюбно интересуется Ангел, будто предыдущих слов не звучало вовсе.

- Ну не в спортивных же штанах идти. Ты же сказал, мы отмечать будем. А как у тебя кофты я пока себе не могу позволить одеть – стыдно. Кстати всё хотел спросить: в армию же в основном не хотят идти, как так вышло, что мы праздновать собираемся? Это ж целый год из жизни вычеркнуть.

- Целый год пить водку, отлынивать от работы и ходить иногда строем – да, такой год можно вычеркивать. Но армия по сути своей для мужчины вещь необходимая. Когда мой отец был молод, например, сказать, что ты не служил, значило назваться лохом и чмом. Армия приучает к самостоятельности, к дисциплине и целый год ты приобретаешь знания и умения, которые никак не получить иначе. Физическая подготовка, умение обращаться с оружием, умение выживать в непростых условиях дикой природы и суровом климате мужского коллектива. Только в современной армии от этого остались лишь строчки в уставе. Потому в неё никто идти и не хочет. Но, к счастью, эту проблему прекрасно решают деньги. Парни попадут не просто в часть, а в часть, где офицеры представляют интересы нашего коллектива. И вместо того, чтобы в течение года деградировать, они будут в течение трех лет заниматься тем, чем в армии должен заниматься мужчина.

- Круто.

- Ты тоже пойдешь. Как только институт закончишь.

- Родаки против будут, - вяло возражает Егор, мыслями уносясь в воображаемую часть.

- Не думаю, - многозначительно протягивает Ангел.

Егору представляются кадры тренировок американского спецназа, которые так любят смаковать в фильмах про крутых парней. Он воображает себя бегущим с автоматом наперевес, в камуфляже, с ног до головы вымазанным грязью, прорывающимся вглубь обороны врага. Вокруг со свистом проносятся пули, гремят взрывы, на зубах хрустит песок, от дыма слезятся глаза и дерет легкие. Но воля несгибаема, долг превыше всего. Победа или смерть!

Фантазии о физическом и духовном совершенстве и стремлении к ним, возрождают в памяти событие трехдневной давности и острое желание обсудить его с учителем. Но решиться так сразу говорить на скользкую тему обоснованности применения силы непросто. Ангела нельзя обмануть, от него не удастся ничего скрыть, а если он решит, что принятое решение ошибочно, последствия будут. Они обязательно будут. Но перспектива, что учитель узнает об этом от кого-то, пугает юношу сильнее всего. Больше всего на свете он боится увидеть в спокойном властном взгляде наставника разочарование.

- Знаешь, - робко начинает Егор, но голос срывается и приходится откашливаться. – Знаешь, а я три дня назад подрался с Олегом… Ну помнишь, тот, который все время до меня докапывался, типа хотел проверить, чему я там на боксе учусь?

- Судя по твоему внешнему виду, бой удался, - Ангел с любопытством смотрит на юношу.

- Ну да, - Егор начинает ерзать – сидение вдруг становится неудобным. – Ну это…

Но слово застревает в горле, и парень просто замолкает. Волной накатывает тяжесть сожаления, что этот разговор вообще был начат. Как им и положено, иррациональные страхи собираются в сознании в пульсирующий комок взаимоисключающих выводов. Они кормятся несущимися по нервам мыслями, и ни одна не доходит до места, отчего сказать нечего. Страшно. Кажется, что любое слово лишь усугубит ситуацию, но и молчать никак нельзя…

- Ну, - вопросительно взглянув на парня, протягивает Ангел. - Круто, чего, - со смешком выдыхает он, после нескольких секунд тишины, - я ж говорил, что мы свое дело верно знаем.

- Мне казалось, ты будешь недоволен тем, что я побил слабого, - чуть оттаяв, говорит Егор.

- Преподал ценный жизненный урок, будет правильнее. По его же собственной просьбе, скорее всего. Ты же его не убил, не искалечил? Ну вот. Может, теперь одной иллюзией в его жизни будет меньше, и он увидит смысл в том, чтобы начать развиваться. Но подход твой мне нравится. Нечасто встретишь подобное отношение к этому вопросу у нынешней молодежи. Напомнило мне одну ситуацию с Диогеном. Как-то он встретил чемпиона по панкратиону, всего покрытого шрамами, с венком победителя на голове. Диоген спросил: почему на твоей голове венец? Боец ответил, что это символ радости того, что он победил. На это Диоген спросил: ты победил слабых, чему тут радоваться? Боец ответил, что он одолел сильнейших, на что Диоген возразил: если они были сильнее тебя, как же ты смог их победить? После этого боец сорвал венец и бросил его в грязь. Пересказ, конечно, вольный, но суть та же. Молодец, Егорище, если, конечно, ты на самом деле так считаешь, - говорит Ангел, хитро щурясь.

Дата добавления: 2015-07-15