Similia similibus curantur 4 страница

- А совесть-то не мучает? – лукаво спрашивает Дима.

- Я тебя умоляю, Дима. Совесть… совесть – признак слабости. В нашем-то деле, тем более, а?

Ангел снимает куртку, поворачивается к одному из парней:

- На-ка подержи. А ты, Саша, мне ответь на вопрос: ты герычем давно порешься, или после того, как кило у нас скрысятничал, начал?

Небеса обрушиваются для Саши Говоруна. Он чуть приседает, будто под тяжестью того ужаса, что до неузнаваемости кривит его лицо, сжимает кулаки и издает негромкий жалобный писк. Ангел резко подается вперед и бьет Говоруну в лицо. Тот даже не пытается защищаться, лишь вскрикивает, принимая наказание. По инерции отшатывается назад, путается в ногах и с грохотом обваливается на пол. Юноши вздрагивают от такого поворота событий. Вскакивая, один ногой опрокидывает столик.

- Сидеть! – рыкает Дима, отточенным движением приводя оружие в боевую готовность; хватает парня с тоннелями за шею и швыряет на диван. – Рыпнитесь – завалю нахер!

Три тела валятся обратно на диван, с громким скрипом сдвигая его к окну. Ударившись об пол, бонг разлетается вдребезги, прыгает, вращаясь, кружка, расплескивая кофе во все стороны. Юноши замирают, раскинув по сторонам руки. Рты у всех троих разинуты, но не для того, чтобы говорить или кричать, но чтобы шумно и часто глотать воздух, пытаясь задуть огонь ужаса, вспыхнувший в груди. Саша Говорун, тем временем дергано шаркая по линолеуму каблуками, отползает в угол. Перебитая переносица сильно кровит, он постоянно вытирает льющиеся градом слезы, измазывая лицо. Ангел выходит в коридор, возвращается в комнату с полуметровым овальным зеркалом в фигурном бронзовом багете в руках.

- Ангел, умоляю, я не хотел! - вскрикивает Говорун, выставляя перед собой окровавленную ладонь.

Ангел бросает зеркало у стены, металлический узор рассекает линолеум и гулко стукает о бетон. Грозовский смотрит на дрожащего в углу человека, неторопливо закатывая рукава лонгслива.

- Я отдам! Отдам! Всё отдам! С процентами, с любыми! Только не надо! – кричит Саша, едва успевая заглатывать воздух между словами.

Ангел хватает Говоруна за щиколотку и тянет к себе; отбрасывает ногу в сторону, разворачивая его набок, и обрушивается сверху. Кулак звонко щелкает по щеке, оставляя глубокую рану. Тело Говоруна деревенеет, ноги начинают мелко дрожать, от мышечного спазма вздохи превращаются в сопение. Ангел вытаскивает у него ремень, наматывает на руки и несколько раз дергает в разные стороны, проверяя прочность. Когда он накидывает на шею Говоруна петлю, один из юношей бросается к окну. Дима оказывается проворнее – в шаге от стекла, он настигает уже готового к прыжку юнца и точно куклу отшвыривает в угол. Парень с отчаянным криком спиной влетает в небольшой телевизор, стоящий на тумбе, и вместе с ним грохается на пол. Сунув пистолет за пояс, Дима подскакивает к юноше, наваливается на шею коленом и выкручивает руку, так, чтобы тот не мог шевельнуться. Молодец фырчит, пуская на пол слюни, хрипит, трепыхается, как недобитая дичь, но вскоре расслабляется.

Тем временем Ангел поворачивает Говоруна на живот и принимается за дело. Адреналин быстро приводит в сознание, и тот начинает вырываться изо всех сил. Несмотря на тщедушность, вскидывается так, что Ангел с трудом удерживается на ногах. Извивается, как шланг под невероятным давлением, стучит ногами по полу, в стену, судорожно хватает мощные руки, сжимающие ремень. Все это сопровождается нечеловеческим, дребезжащим ревом, в который передавленная гортань превращает вопли. Ангел подобно ковбою на родео удерживает равновесие, все ближе и ближе подтаскивая жертву к зеркалу. Нужно поднажать еще немного и плотная кожа окончательно перекроет кровоток, но Ангел этого не делает. Лицо Говоруна побагровело, кровь из ран тягучими нитями ложится на пол, впитывается в одежду, брызгает на гладкую поверхность зеркала. Парень с тоннелями сползает с дивана на колени, съеживается и блюет себе на шорты. Другой, бледный, как мертвец, не моргая, наблюдает за агонией бывшего начальника.

- Узри ад, падаль, - сквозь зубы рычит Ангел, когда Говорков лбом ударяется о зеркало, и начинает тянуть изо всех сил.

Глаза его сверкают ненавистью, загорелая кожа покрыта каплями пота, волосы растрепались. Как огромный свирепый хищник, он мотает жертву из стороны в сторону, выдавливая из неё остатки жизни. Когда, наконец, Саша Говорков по прозвищу Говорун перестает двигаться, Ангел небрежно отбрасывает труп в сторону. Выпрямляется, шумно дыша, пристально смотрит на застывшие, выпученные глаза, красные из-за полопавшихся капилляров, на свернутую набок челюсть и вываленный синий язык. К запаху дорогого кофе, стоящего в комнате, добавляется едкая вонь дерьма.

- Еще и обосрался, - сухо констатирует Ангел. – Тварь…

Давая выход неистраченной злости, он несколько раз с силой пинает мертвую голову. Вытирает предплечьем мокрый лоб, оставляя на нем смазанный кровавый след, поворачивается к Диме и смотрит исподлобья. Расул, Ангел и Дима некоторое время молча переглядываются, считывая информацию о том, что будет дальше. Дима ставит пистолет на предохранитель и сует под ремень джинсов, Расул следует его примеру и тоже убирает оружие. Ангел окидывает взглядом троих молодых людей и выходит из комнаты.

Теплая вспененная струя с шумом ударяет в гладкую поверхность раковины. Прикосновения её расслабляют, пускают по раскаленной коже приятную дрожь. Ладони щиплет, на них глубокие красные борозды, на тыльных сторонах кожа нежнее и лопнула. Подкрашенный красным водоворот с журчанием бьется из стороны в сторону над блестящей заслонкой в мелкую дырочку, что закрывает трубу. Воображение все еще подменяет реальность последними кадрами гибели Говоруна, потому Ангел просто стоит перед раковиной, держа под струей руки, и смотрит будто бы в пустоту.

Глубокий вдох, медленный, протяжный выдох. Злость постепенно перестает кипеть, и разум вновь обретает способность анализировать. Как же на руку, что ближайшие квартиры пусты! Шуму на деле оказалось куда больше, нежели в теории. Но дело сделано, обратно уже ничего не воротишь. Прелесть событий в том, что они случаются.

С умиротворенной улыбкой, будто он только что посмотрел первое выступление ребенка своего близкого друга в школьном театре, Ангел аккуратно водит под струей предплечьем правой руки. Три красных полосы с белыми ошметками кожи по краям, оставленные ногтями умершего, он рассматривает с радостью, как ученый, изучающий результаты опыта, оправдавшего ожидания. Человек – сильное существо. Ангел смотрит на свое отражение. Набирает пригоршню и плескает в лицо.

В комнате по-прежнему тихо. Усмиренный Димой парень пришел в себя, сидит, покачиваясь, точно пьяный, вялым, шальным взглядом шарит по комнате, стараясь не смотреть на труп. Юноша с тоннелями в ушах пытается очистить шорты, но от пережитого потрясения руки еле двигаются, и получается, что он просто возюкает по одному месту, скатывая блевотину в комки. Третий продолжает смотреть в одну точку. Дима с интересом наблюдает за тем, как психика молодых людей пытается переварить первое столкновение с реальностью. Расул сосредоточено изучает труп, наклоняет голову под разными углами, всматриваясь в изменения, которые внесла смерть.

- Кого ты мочить-то собирался? – голос Ангела нарушает безмолвие.

Он переступает ногу Говоруна и останавливается у заваленного столика. Парень, которому адресован вопрос, бледнеет еще сильнее, начинает дрожать.

- Первый раз, небось, смерть видишь не по телику, мочила? – спрашивает Ангел, ухмыльнувшись. – Слышь, - он поворачивается к юноше, сидящему около телевизора, - окошко открой, проветрить надо. Только прыгать не стоит. Мы тут не по ваши души, как вы уже, наверное, и сами догадались. Догадались ведь?

В памяти молодых людей еще стоит фраза Ангела, что с Говоруном тоже пришли просто поговорить, но после этих слов в них потихоньку начинает возвращаться жизнь. Способность говорить пока не вернулась, но движения уже не такие вялые и заторможенные. Так уж люди устроены – даже в самых безнадежных ситуациях хочется верить в лучшее. Ангел прекрасно понимает, что именно творится с молодежью, и что нужно делать, чтобы получить желаемое.

- Ну, чё зависли, атлеты?! – быстро хлопая в ладоши, кричит Ангел. – Ты – метнулся и открыл окно; ты – бегом в ванну умываться; ты – тащи сюда тряпку, ведро и мешки для мусора!

Голос Грозовского действует подобно дефибриллятору – юноши в мгновение наэлектризовываются чуть ли не до искр, и бегом бросаются выполнять приказ. Как только его воля исполнена, и все трое вновь оказываются в комнате, Ангел продолжает:

- Что сейчас с Говоруном случилось, поняли?

Молодые люди робко переглядываются, косятся на остывающее тело бывшего руководителя.

- За что, поняли? Ты не кивай, а скажи. Скажи это вслух, - приказывает Ангел, пристально глядя на парня с тоннелями.

- За, - юноша сглатывает, облизывает бледные губы, - за то… за то, что крыса.

- За то, что крыса, за то, что торчит, и за то, что попадает в мусарню под кайфом. Сидящий на игле дилер – подарок для ФСКН. В этом деле нет важных и не важных, каждый занимает то место, которое необходимо и выполняет те требования, которые предъявляются. Поэтому система работает. Пытаешься обмануть систему – умираешь. Всё очень просто. Ваш начальник решил, что самый умный, ему показалось, что ему простят мелкие шалости, потому как он приносит кучу денег. Может быть, он полагал, что, если его и захотят наказать, он об этом узнает и успеет что-то предпринять. Не повторяйте его ошибку, следующие смерти уже не будут столь милосердными. И не стоит полагать, что, если ты всего лишь исполнитель, тебя и твои действия не будут воспринимать всерьез. Я никогда не повторяю дважды. Запомните это. Расскажите остальным, что видели здесь.

Ангел извлекает из кармана джинсов флешку и кидает в руки парню с тоннелями.

- Человек существо упрямое. Глупый человек – тем более. Когда приберетесь здесь, посмотрите. От нас нельзя ничего скрыть. Ваши жизни спасло неведение. Знать, что кто-то пытается навредить системе и ничего не сделать – значит предать систему. Расул, проследите с Ромой, чтобы юноши не облажались, мы с Димой поедем постреляем.

- Добро, босс, - хрипит Расул, отделяясь от стены, которую всё время разговоров подпирал своим мощным плечом. – Ну, что стоим? Тащите тело и мешки в ванну, ты давай за тряпку. Сейчас инструменты принесем.

На выходе из парадного Ангел и Дима встречаются с Ромой, который с черной сумкой рабочего на плече, побрякивающей пилами и топорами, направляется помогать ликвидировать следы существования Саши Говоркова в этом мире. Гигант желает товарищам хорошо провести время и с довольной улыбкой начинает неторопливо отмерять ступени.

- Хорошо ты ему «просто голову прострелил», - нарушает Дима молчание, тянувшееся от самого парадного, поворачивая ключ в замке зажигания.

- По-моему, мне удалось мысль донести, - сухо отвечает Ангел, рассматривая царапины на ладони.

- Я тебя всё равно не понимаю: нахрена вписываться в подобные блудняки лично? Устранить этот кусок дерьма мог кто угодно, попросил бы запись, если уж так хотелось. Нахрена ты там драму устроил?

- Ну, - многозначительно протягивает Ангел, - для этого есть конкретные причины. Во-первых, я хочу знать, на что способно это тело. Потому как только оно будет отделять меня от врат ада, куда мы все, разумеется, однажды попадем, когда вот так придут и по мою душу. А подобные знания иначе не добыть. Страх – вещь мощная. Если его выпустить на свободу, он может натворить много бед, но если взять его под контроль, он будет прекрасным инструментом, с помощью которого мы избавимся от кучи различного геморроя. Увидев, что за каким-то Говоруном мы с тобой не гнушаемся приходить лично, молодежь усвоит урок и передаст его остальным очень быстро. Что, в свою очередь, уменьшит количество инцидентов, как с Говоруном. В дополнение к сдерживающему воздействию не ослабевающего страха смертной кары, будет распространяться мысль о нашей справедливости. Не пытайся обмануть систему – и всё у тебя будет замечательно. Информация на флешке удачно довершит образ того, что мы никого не убиваем просто так. Это, во-вторых.

Дима скептически усмехается и качает головой.

- Ты что, Альфа, сам под наркотой что ли? Ты о ком говоришь?! О вонючих торчках с полумертвыми мозгами. Кому какое дело, что они там думают, что считают правильным, а что – нет?! Они, мать их, сраные бегунки, у них нет права на собственно мнение. Или ты полагаешь, что уста этих джентльменов передадут твой посыл правдиво и точно? Нет, я не к тому, что ты не прав. В этом есть здравый смысл, - Дима поднимает одну бровь, смотрит вверх, покачивая головой, будто подсчитывает что-то в уме, - я бы даже сказал, идея неплохая… Но, ты что серьезно?! Ты реально повесил на себя убийство, чтобы сделать вброс для кучки мразей, а не потому что принципиально хотел раздавить это насекомое своими руками?! Это важно, мне нужно понимать, что у тебя в башке творится!

Дима сурово смотрит на друга.

- Хотел. Но есть еще и пункт три. Я не хочу привыкать забирать жизни чужими руками. Просто отдавая приказы. Чувство безнаказанности перерождается в беспечность, а в нашем деле это плохо заканчивается. Сознание штука такая, предположения и факты воспринимает по-разному. Меня это подбадривает…

Ангел вдыхает, чтобы сказать другу то, что давно уже просится наружу, но в последний миг осекается и замолкает. Дима некоторое время косится на него, чуть сощурившись, точно сканирует. Он ничего не говорит, только хмыкает себе под нос и вновь устремляет взгляд на дорогу. На данный момент этого Ангелу более чем достаточно. Придет время объясняться – он это сделает, но сейчас – так лучше.

Тренировка в тире проходит без единого слова. Под оглушительные хлопки разрывающихся пороховых зарядов, мужчины осмысливают произошедшее в квартире одного из домов центрального района Санкт-Петербурга.

Ангел ощущает внутренне давление, засевшее где-то между ребрами. Будто там семечка. Из таких частенько прорастает чувство вины. Грозовский корит себя за то, что не предупредил товарищей о возможности подобной выходки. Он не планировал ничего подобного, просто знал, что это может случиться. Не был уверен, предчувствовал. Всё произошло спонтанно. Слишком уж сильным оказался голос идущего из самого детства страха – страха недостатка контроля – настолько, что воля не смогла его заглушить. Нужно было предпринять нечто, выходящее за рамки размеренной логики, нечто, обладающее сильным тонизирующим эффектом, как прямой укол адреналина в сердце. Нужно было заставить себя сконцентрироваться на чем-то кроме мыслей о позабытых шагах, неучтенных мелочах, не предугаданных последствий, которые, непременно, приведут к краху всего начинания. Жестокое убийство на глазах пятерых человек, шум которого могли слышать еще пара десятков, оказалось в самый раз.

О, да, Ангел давным-давно позабыл, как это потерпеть неудачу. И чем важнее замысел, чем больше надежд возложено, тем четче ему нужно представлять схему развития событий. Ведь только знание, твердый, как гранит факт, рожденный истинной, как сама Вселенная, логикой может дать уверенность. Но знать всё обо всём невозможно, как невозможно и предугадать все варианты развития событий, потому как уравнение насчитывает великое множество неизвестных. Успеха добиваются те, кто несмотря ни на что рискуют. Действуют в соответствии с намеченным планом, и просто работают с последствиями. Ангел прекрасно это понимает, но, как ни старается голос разума, заглушить вопли глубинного страха неудачи, по мере приближения к развязке, становится всё труднее.

Отстреляв по двадцать магазинов, мужчины собираются в зал, удобно расположенный на соседней улице. Там огневую подготовку сменяет подготовка физическая. Ангел и Дима нарабатывают приемы ножевого боя. Работают быстро и жестко, движения давным-давно доведены до автоматизма и не требуют контроля воли, потому мужчины позволяют себе вести беседу. Случившееся в квартире и диалог в машине не упоминаются будто бы нарочно; разговор идет в основном о планах на будущее, об Академии Единоборств, о дальнейшем развитии социального проекта, и о том, как это всё сочетать с их работой. У Ангела имеются на этот счет определенные мысли, но на момент тренировки он ограничивается лишь озвучиванием этого факта, без углубления в детали. Дима с расспросами не настаивает. Он, в свою очередь, высказывает мнение о том, что идеологию необходимо оформить в нечто конкретное, например клуб. Или сообщество. Закрытое сообщество, самодостаточное, неукоснительно идущее к цели, с жесткой системой ценностей и правил, право попасть, в которое, нужно заслужить, и заслужить делом. Пока что есть группа ресурсов в интернете, есть пользователи, объединенные одной деятельностью, есть единая база знания со свободным доступом. Но всё это пока что просто огонь, свет и тепло которого привлекает тех, кто сбился с пути. Нужно идти дальше, потому как всё к этому ведет, в каждой мелочи чувствуется недостача чего-то важного. Нужно увеличить пользу от пылающего костра. Построить над ним систему, чтобы он мог питать её своим теплом, чтобы большая его часть не улетала в пустоту.

После тренировки, Ангел отклоняет предложение Димы довезти его до дома, мотивируя тем, что хочет прогуляться в одиночестве.

Начало первого, летний город даже и не думает засыпать. Людей на улицах немного, но чувствуется, что жизнь еще нескоро возьмет короткую паузу, чтобы через каких-то два-три часа закипеть с новой силой. Искусственный свет мегаполиса подсвечивает небо, отчего оно имеет цвет морской бездны; звезд не видно. Воздух и теплый и прохладный одновременно, что бывает только возле воды. Ангел неторопливо шагает по Приморскому проспекту, вдоль Большой Невки, в направлении Центрального Парка Культуры и Отдыха. Черные волосы его аккуратно зачесаны назад, после душа еще не высохли и поблескивают отраженным светом фонарей проспекта; в карих глазах теплится огонек радостного предвкушения, что случается только в определенные ночи. В ночи, такие, как эта, когда он неспешно прогуливается после тяжелой тренировки по направлению к дому, где его ждут. Ангел сменил одежду, на нем сейчас светло-серый спортивный костюм из плотного материала, белые кеды, на плече, почти под мышкой, черная спортивная сумка.

Мысль Димы по поводу оформления идеи в виде клуба по интересам оказалась идеальным связующим звеном в размышлениях Ангела о том, что он создает последние восемь лет своей жизни и каким видит свое творение в будущем. Сообщество, не ограниченное территориальными границами, члены которого объединены общей идеей, миссией, свято чтящие внутренние устои и правила. Ответственность за поддержание системы в рабочем состоянии в равной мере лежит на каждом, каждый делает всё в его силах, чтобы сообщество развивать, потому как, развивая его, он тем самым развивает самого себя. Всё необходимое почти подготовлено. Есть объединяющая идея, есть средства, собраны статистические данные, позволяющие избежать критических ошибок. Готова так же и система контроля, осталось только расставить на ключевые позиции людей, способных исполнять данную роль, и запустить механизм. Дать ему разогнаться, набрать критическую массу, способную запустить цепную реакцию… и всё, потом машину уже не остановить.

От этой мысли у Ангела радостно щемит сердце, он невольно улыбается и запрокидывает голову. Иссиня-черное небо. Мягкие прикосновения прохладного ветерка, пахнувшего со стороны реки, вслед за которым кожу ласкает теплый воздух города, пахнущий пылью и камнем.

Единственное, чего недостает – знания. Знания, что цель достижима теми средствами, которые определены. И обходится такое знание очень дорого. Но высокая цена не страшит Грозвоского, дрожь по загорелой коже пускают мысли о том, что он мог что-то упустить, что потратил недостаточно времени на анализ данных и подготовку, что пошел на поводу у гордыни и положился на силу и опыт, и что в решающий момент их окажется недостаточно. Подобные сомнения – обратная сторона того триумфа, с которым Ангел идет по жизни. Быть первым, быть лучшим входит в привычку, неутолимая жажда саморазвития постоянно требует большего, и в один прекрасный момент тебе начинает казаться, что даже безоговорочной победы недостаточно. Что можно было сделать лучше, если бы ты не поленился и потратил чуть больше сил на совершенствование себя. Разум указывает на беспочвенность подобных сомнений, но на глубину, где эти страхи зарождаются, самостоятельно он проникнуть не может. А просить помощи Ангел не привык, да и на подобную ерунду он даже не собирается тратить время и ресурсы.

Уникальная от природы нервная система, которая достается, наверное, одному на много миллионов, позволяет Ангелу жить в подобном ритме. В его превосходно развитом, закаленном в тяжелейших тренировках теле, нет даже намека на усталость после марафона длиной в день. В том нет целиком и полностью его заслуги. Он таким родился. Заслуга его в том, что невероятный потенциал он не растратил впустую, в том, что превратил редчайший минерал в бриллиант, сияющий настолько ярко, что свет его способен проникать даже сквозь черную материю отчуждения и слабости, заполнившую общество. И данное природой Ангел не гнушается использовать на полную. Каждый день он проживает, как последний, не пропуская ничего из того, что планировал. Обычные люди регулярно оказываются перед выбором дать себе больше времени для сна, или же сделать какое-нибудь дело, которое выскочило за рамки расписания. Но только не Ангел! Организм титана способен прекрасно восстановиться даже за четыре часа сна; причем не важно, сколь тяжелым нагрузкам подвергался этот организм, жизненная энергия наутро будет бить ключом.

Асфальтированная дорога, покрытая слоем дневной пыли и усыпанная ягодами рябин, растущих вдоль дома, подводит Ангела к металлической двери подъезда. В мутном желтом свете у самой лампы под козырьком мелькают насекомые, во дворе тишина такая, что слышно шуршание их крыльев и то, как они бьются о плафон. Замок отпирают, не спросив, кто.

Дверь открывает женщина с длинными светло-золотыми волосами, россыпью ниспадающими на плечи; серые глаза моментально загораются светом, идущим изнутри, начинают блестеть. Она, не слова ни говоря, бросается на шею Ангелу и жадно целует. Едва сдерживая рвущуюся наружу страсть, после нескольких секунд поцелуя, женщина отстраняется от гостя и закрывает за ним дверь. Ангел запускает пальцы в шелковистые пряди, гладкие, как шелк, невесомые, будто лучи света и припадает к нежно-розовым губам. Движением плеча сбрасывает на пол сумку и, подхватив под руки, вносит любовницу в комнату, дверь в которую он открывает ногой. Очутившись на кровати, женщина распахивает белую ночную рубашку и взглядом требует гостя последовать её примеру. Когда спортивный костюм бесшумно падает на ковер, и нежный свет ночника бликами ложится на бронзовую кожу Ангела, женщина шумно и протяжно втягивает воздух, восстанавливая сбившееся дыхание. Грозовский подступает к кровати, не сводя глаз с златовласой красавицы, прихватывает за пятку – она останавливает его за полшага, уперев ногу в живот – и мощным, властным движением подтягивает к себе.

- О-о-о-х, фу! – на вдохе протягивает женщина, когда взгляд её цепляется за красные полосы на руке Ангела.

Она чуть подтягивает ворот халата, и, продолжая расчесывать мокрые после душа волосы, присаживается на край кровати.

- Господи, что это?

- Ногти, - спокойно отвечает Ангел.

Но на собеседницу его спокойствие, похоже, не распространяется – её брови сдвигаются к переносице, на лбу появляются морщины. Чуть приподняв верхнюю губу, она негромко проговаривает:

- Фу! Я, наверное, никогда не привыкну к тому, что ты так спокойно говоришь об убийстве людей. Этот тот, о котором ты мне рассказывал? Мелкий, как его… Говорун? Вы подрались что ли?

- Тот. Можно сказать, и подрались, - снисходительно улыбнувшись, отвечает Ангел, и прихватив любовницу за талию, укладывает подле себя. – Потерпи Маришь, еще немножко потерпи. Скоро всё будет по-другому, я чувствую, скоро…

Ангел зарывается носом в прохладные мокрые волосы, вдыхает их аромат и понимает, что окончить фразу у него не хватит сил. Скоро всё закончится, хочет он сказать, но все тот же страх не позволяет. Он не из тех мужчин, что без труда дают любые обещания лишь бы сгладить острые углы момента, или дать собеседнику то, чего тот хочет. Даже если знают, что выполнить эти обещания непросто, а не выполнить – значит причинить близкому страдания куда сильнее, нежели знание правды. А правда такова, что скоро всё действительно будет по-другому, но закончится ли на этом всё – разумеется, нет. И как всё пойдет дальше – неизвестно.

- Может быть достаточно уже? – шепчет Марина, прихватив Ангела за щеки. – Ты уже и так сделал больше, чем кто-либо! Может, пора отойти в тень и насладиться результатом?

- Нельзя. Ни в коем случает нельзя. Только не сейчас!

Ангел встает с кровати, подходит к окну.

- Осталось четыре существенных шага, и я добьюсь, чего хотел. Но от этих шагов зависит абсолютно всё. Именно сейчас ни в коем случает нельзя терять контроль, потому что система на данный момент слишком уязвима. Не хватает положительного опыта. Пока идея слаба, она не в состоянии поддерживать жизнь автономно. Особенно, когда так много сделано, чтобы усугублять сомнения. А они обязательно будут возникать. «Это невозможно» – без положительного опыта люди будут приходить именно к такому выводу. На данном этапе проповедник необходим. Своей верой он заменяет этот самый недостающий опыт. Ведь вера заразительна, как ты знаешь. Особенно вера в нечто прекрасное! Пока есть я, люди верят в мою идею. Мой авторитет, статус, достижения, мысли, по сути, я сам выступаю гарантом жизнеспособности мной же произносимых слов. Так уж получилось, что с раннего детства я тренировался, чтобы быть в состоянии сделать то, что требует разум. Мир меняется с человека, помнишь? Я еще не претерпел всех необходимых изменений, чтобы начать менять мир. Самый важный выбор еще впереди. И я не смогу его сделать без твоего понимания, поддержки. Без твоей любви. В каком-то смысле, моя судьба в твоих руках…

***

Ведущий самодовольно улыбается, поглядывая то на собеседника, то на листок – он в предвкушении беседы на скользкие темы. Плотоядно облизав губы, он усаживается поудобнее в кресле, одергивает пиджак и обращается к гостю:

- Ангел, многие люди называют тебя лицемером. В своих роликах, на страницах сайтов, в блогах, ты вместе с единомышленниками, если можно так выразиться, отрицаешь деньги. Однако ты живешь в просторной квартире в хорошем жилом комплексе, ездишь на авто за пять с половиной миллионов. Где же проповедуемый вами аскетизм?

- У меня есть еще и вилла на тропическом острове, стоимостью почти два миллиона евро, где благополучно живут мои родители. У них есть яхта и даже вертолет. И у меня нет проблем с содержанием всего этого.

- Тем более!

- Только суть тут в том, что я никогда не отрицал денег и никого к этому не призывал, потому что это сущий идиотизм. Деньги – инструмент. Инструмент, существующий с определенной целью, выполняющий конкретную роль. В нем нет ничего плохого. Плоха, как я уже говорил, и не устану повторять – человеческая глупость. Именно она превращает деньги из инструмента в цель. И в таком виде, они на самом деле становятся злом, в таком виде – в виде цели – я их отрицаю.

Давайте, все-таки, вспомним, что же за инструмент такой – деньги. По сути своей, деньги – товар, который можно обменять на любой другой. В здоровой экономике объем денег должен быть равен объему товара, существующего внутри неё, чтобы обменный цикл можно было закрыть. Если мне нужно получить тонну дров, и есть у меня, скажем, лишняя тонна мяса, чтобы осуществить задуманное, мне необходимо найти человека с лишней тонной дров, которому, вдобавок, еще и нужно мясо. Это сложно, и не всегда получается. Потому-то мы (люди) и придумали деньги. Их можно обменять на что угодно. Понимаем, да? Деньги – инструмент, упрощающий отношения людей, стремящихся к взаимовыгодному сотрудничеству. Сами по себе современные деньги ничего не стоят. Как правило, это бумага, а в последнее время – всё больше просто цифры. Ими не наешься, дом из них не построишь. Я не буду глубоко уходить в дебри, скажу только, что основная опасность в позиционировании постоянного накопления денег, как цели обмена, заключается в том, что необходимо поддерживать постоянное увеличение выгоды обмена, то есть, прибыли. Рано или поздно это заставит увеличивать разницу в фактической стоимости товара в деньгах, относительно той, за которую он продается. То есть денег будет становиться больше, чем товара, который они обеспечивают. В глобальном масштабе подобный подход приведет к тому, что, когда круг замкнется, нигде в мире нельзя будет за деньги купить ничего хорошего, потому что абсолютно каждый участник обмена будет пытаться заработать как можно больше, снижая фактическую стоимость своего товара. Разумеется, снижая за счет затрат на производство, или – снижая качество. Тех, кто попытается вести честную игру, конкурировать за счет инноваций – их просто уничтожат всем скопом, до того, как они наберут критическую массу.

Власть уродует слабых, делает их рабами. Даже не слабых, средних. Посредственных. Лучшее на что они оказываются способны – выбрасывать невероятные прибыли, так называемые «излишки» на удовлетворение своих низменных потребностей, и делать всё возможное, чтобы так продолжалось как можно дольше. У них нет фантазии, а самое главное – нет потребности двигаться к какой-то высшей цели, идее. В центре их мира находятся они сами. Их настоящее, их комфорт. Ради этого они жертвуют в данный момент всем. Всеми. Такова уж природа инстинкта. И как следствие мы имеем – деградацию, ослабление и смерть.

Я отрицаю деньги, как цель, я поддерживаю их, как средство, потому что это удобно. Моя цель – постоянное повышение качества и полезности того, что я делаю. Рост прибыли, как правило, идет, следом за этими основополагающими позициями. Пусть он и не такой стремительный, как при гонке за капиталом. Мы идем вперед и не пытаемся обмануть доверчивого гражданина, навязывая ему мировоззрение, чтобы обратить в раба и заставить наращивать наш капитал. Люди сами присоединяются к нам, потому что разумны, потому что мы даем возможность им быть счастливыми. Разумный человек умеет различить, где смерть, а где жизнь. Рано или поздно мы наберем критическую массу.

Дата добавления: 2015-07-15