Необычные ощущения

***

Загораются прожектора, студия наполняется светом. Помещение просторное, но места не слишком много, чтобы не создавалось впечатления пустоты. Продуманная простота и уют, все выполнено в мягких нейтральных цветах. Есть стол, за которым будет сидеть ведущий, рядом три серых кресла, расположенных полукругом к зрителю. И разумеется, где-то за кадром публика, чьи овации и смех должны создавать эффект участия. А вот и ведущий. Молодой, аккуратно причесанный, с двухдневной щетиной, чтобы чуть-чуть добрать мужественности. На нем костюм, по цвету гармонирующий с интерьером студии. Телосложение обычное, отработанная улыбка и отбеленные зубы.

Он выходит к невидимой публике для вступительного слова. Поставленный голос с приятным тембром не оставляет у зрителя сомнений, что гости на шоу такого уровня выбираются из самых-самых. Ведущий улыбается публике и поворачивается в камеру, снимающую крупный план, чтобы заговорить о госте:

- Человек, который за пять лет общественной деятельности стал одной из самых значимых персон «рунета». Он создал для человека в любой точке мира возможность заниматься саморазвитием и начать свой путь к процветанию. Гармоничное развитие силы, разума и духа – вот ценности, которые продвигаются на ресурсах, принадлежащих этому человеку. Не верите? Посмотрите сами! Сотни историй успеха мужчин и женщин со всей страны и из-за границы, огромная база знаний, форум, где можно получить совет у профессиональных спортсменов, обсудить современные достижения науки с учеными, найти ответы на трудные личные вопросы, получить поддержку, и всё это бесплатно! И я не преувеличиваю! Наш сегодняшний гость считает, что мир можно изменить, только начав с себя. Как он и сделал давным-давно, как он хочет дать возможность сделать каждому живущему на земле человеку. Дать людям возможность выбора – процветать, или влачить существование. Давайте обсудим историю именно этого человека! Дамы и господа, Грозовский Ангел Александрович!

Под шум восторженных аплодисментов в студию входит молодой мужчина. На нем белая футболка с черной надписью, светло-синие джинсы, искусственно потертые, белоснежные кеды. Темные волосы аккуратно зачесаны назад. Кожа поблескивает, отражая лучи прожекторов, будто человек отлит из бронзы. Высокий, широкоплечий. Объемные мускулы четко проступают под тканью, когда Ангел совершает движения. Он усаживается в кресло и дарит публике улыбку в тридцать два зуба.

***

Сегодня… Это случится сегодня. Это на самом деле произойдет… Я брошу вызов целому миру… Мы готовы?

С этими мыслями Ангел выкручивает рулевое колесо черного «Рендж Ровера», и направляет внедорожник прочь от проспекта.

Недавно оправившийся от ликования в честь наступления очередного года Петербург скован январским морозом. Тротуары уныло пустынны, но все еще по-праздничному ярки. Воздух холоден и враждебен, его прикосновения заставляют прохожих прятать лицо в воротник, или закрывать его рукавицей и тосковать о тепле дома. Но водителя это мало тревожит. Ему хорошо и комфортно, и до неудобств остальных в данный момент нет никакого дела.

В салоне тишина. Внутрь проникает лишь мягкое шуршание, в которое превращается хруст обледенелого снега под колесами и шум окружающего мира. Ангел рассеянным взглядом следит за бледно-серой полосой асфальта, левой рукой покручивая блестящие черные камешки ожерелья, как ошейник стягивающего его мощную шею.

- Слушай, Димон, - Ангел толкает в плечо человека на сидении пассажира.

Резко вздрогнув всем телом, Димон поворачивается к собеседнику:

– Я, - откашливается, - закемарил малость. Ты чего?

- Может, мы торопимся? - нетвердо говорит Ангел.

Дима вытаскивает из-под ягодицы край куртки, елозит, поправляя ремень безопасности. Кожа сидения звонко трещит при каждом движении могучего тела. Просторная кабина внедорожника кажется не рассчитанной на такие габариты.

- В смысле, торопимся? - гудит великан. – Ты о Егорке что ли?

Голос его похож на отзвуки подземного взрыва. Массивной, точно высеченной из камня ручищей, Дима берет с торпеды планшетный компьютер.

- Да, о Егорке.

- А с чего вдруг? – не отрывая взгляд от экрана, бурчит Дима. – Ты ж сам говорил, что всё готово, чего еще ждать?

- Перепроверить, - Ангел громко вздыхает, собираясь с мыслями. – Со мной это впервые – вот так получить в распоряжение чью-то жизнь. Я сомневаюсь. На бумаге-то всё стройно…

- Ну-ну, - Дима откладывает планшет на бедро и пристально смотрит в глаза другу.

- Это сложно сформулировать… - продолжает Ангел. - У меня в руках жизнь человека, понимаешь? И я не могу гарантировать, что всё пройдет идеально. Я ведь могу загубить её к чертовой матери. Молодую, полную перспектив жизнь… Такие последствия непросто принять. Я сегодня утром задумался: проект уже не просто идея, которую мы реализуем. Это инструмент. Мы создали нечто, что позволяет влиять на человеческие жизни. Мы сделали это, механизм готов. Его ведь можно использовать как угодно. Вдруг мы еще не готовы?

- Ну, брат, - Дима громко выдыхает, откидываясь на спинку. – А ты как хотел? Я, честно сказать, сам с утра, как на иголках. В обед мне тебя даже жаль чуток стало, - он задумчиво усмехается. – Я считаю, лучше момента не будет. Парень сам написал. Почти совершеннолетний. В анамнезе, «дота», - это, конечно, минус. Но ведь сам написал. Сам. А это дорогого стоит. Делать-то в любом случае придется. И жизнью юной рисковать – тоже придется. Не Егора, так кого-то другого. За нас всё равно этого никто не сделает. А готовы – не готовы... жизнь покажет.

Похрустывая комками обледенелого снега, «Рендж Ровер» подкатывается к поребрику и замирает рядом со старенькой белой десяткой. Молодые люди набрасывают на плечи лямки спортивных сумок и, выбрасывая в синеватую темноту сизые клубы пара, направляются к небольшому двухэтажному зданию, из квадратных окон которого на улицу льется белый свет.

Вокруг двор окраины. Пятиэтажные дома, ветхие и убогие, узкие дорожки, ряды заснеженных машин вдоль; черные деревья, раскинувшие ветви, приветствующие забредших в прошлое. Неоновое сияние проспектов сюда не доходит, желтоватые прямоугольники «хрущёвок» светят вяло, неуверенно, чтобы не привлекать внимания, не выделяться. Тут все, как двадцать, тридцать лет назад, и яркое, только после ремонта здание, выглядит, как оазис жизни в долине смертной тени. Два черных силуэта неспешно шагают вдоль снежного вала, утопая в ярком белом свете.

Железную дверь открывает молодой парень в сером вязаном свитере с высоким горлом. Он широко улыбается, тянет руку, чтобы приветствовать идущих.

- Альфа, здорово, брат, как жизнь? – спрашивает юноша, и хватает кисть водителя внедорожника.

- Как в сказке, Ваня, - Ангел смеется, хлопает парня по плечу. – Как в сказке.

- Димас! Как оно? – Ваня задирает голову, чтобы увидеть глаза Димы.

- Оно? Оно намазывает спину кремом, иначе его опять обольют из шланга, - с улыбкой отвечает гигант и точно невесомого подтягивает Ваню к себе, пережимает шею предплечьем и чуть приподнимает. – Сегодня на лапах со мной работаешь, понял?

Ангел опирается плечом на край ударной подушки, молча наблюдает, как Дима работает на лапах. Выглядит это так, будто Гулливер решил поэксплуатировать двух лилипутов. Под насыщенные гитарные рифы Металлики, Дима раз за разом обрушивает пудовые кулачища на кожаные мишени, заканчивая комбинацию ногой. Чтобы устоять, парень с лапами бросается под удар всем телом, но все равно от каждого тае-чиана его бросает в сторону, как поплавок на волне. Ваня, который открывал дверь, красный и покрытый потом, сидит на полу у стены и ждет, когда силы вновь покинут товарища, чтобы перенять эстафету.

Заметив Ангела, Ваня тянется к пульту, чтобы сделать музыку тише.

- С кем ты там общался? – с ухмылкой спрашивает он.

- Да так…

- Че, как обычно?

- Угу, - кивает Ангел и задумчиво опускает взгляд.

- Откуда эти бараны вечно берутся? Ведь написано же русским языком: занятия бесплатные, но чтобы ходить, нужно дежурить по расписанию и выполнять работу, необходимую для функционирования зала. Вмести со всеми. Я реально говорю: еще пару раз сюда кто-нибудь придет рублями трясти, вырубать начну. А ты ему что сказал?

- Правду, - Ангел выхватывает пистолет из кобуры, расположенной под сердцем, и тут же убирает обратно. – Сказал, что если хочет знания получить, пусть завтра приходит, что Эрудит ему всё сделает. Но если не собирается вкладывать усилия в общее дело, заниматься не будет. Бедняжка оскорбился, нагрубил и ушел. Мне кажется, больше мы его не увидим.

- Здесь, по крайней мере, - бросает Дима между ударами. – А на форуме срать будет о-о-о-о, - протягивает он и впечатывает голень в мякоть падов.

Резкий и звонкий хлопок прокатывается по залу.

- Че реально нахамил?

Вместо ответа Ангел прищуривается и улыбается.

- Я кстати как раз по этому поводу размышлял, когда на тренировку ехал. – Ваня небыстро поднимается, подходит к мешку и начинает набрасывать удары. – Помню, когда первый раз вообще на сайт к нам зашел, я даже поверить не мог, что где-то кто-то что-то может в нашем обществе предлагать бесплатно. Точнее, не за деньги.

- Вот это ты правильно уточнил, - вставляет Дима.

- Ну, да, - продолжает Ваня. – Короче, помнишь, Альфа, нашу первую встречу? Я после всем друзьям сразу отзвонился. Тема, говорю, парни, по-любому вписываться надо, а то еще провафлим, как обычно. Я был уверен, что к тебе ломанется полгорода как минимум, и реально боялся, что мы не успеем. А в итоге что? Сколько нас всего здесь занимается? Человек шестьдесят? А на сайте балаболов, сколько там не внушающий доверия говорил… больше сорока тысяч уникальных пользователей. Больше сорока тысяч. А на деле меньше ста. Это же бред какой-то! Ведь всё сделано, приходи, узнавай, работай, меняйся. А всем насрать. Только в комментариях слюни пускать, да фотки наши репостить могут.

-Ну, не всем, - улыбается Дима, обнажая черную капу с белым узором в виде зубов. – Ты-то здесь. Друзья твои все здесь. Еще куча народа по всей Матушке-России к нашим идеалам неравнодушны.

- Мало, Дима, мало. Это должно быть нормой, а не очередной диковинкой. Сейчас норма это, - Ваня втягивает щеки, прижимает к груди руки со скрюченными пальцами и выгибает тело, изображая немощь.

- И Москва не сразу строилась. Я считаю, мы избрали правильную тактику. Молодежь видит, молодежь осознает, молодежь страдает. А страдания – прекрасный мотиватор.

- А я тебе, Ванечка, сейчас объясню, почему так. Ты очень правильную вещь сказал, в которой главное отличие, - Ангел отрывает взгляд от пола и выхватывает пистолет. Убирает. – Наш сайт. Наш. Ты относишься к проекту, как к родному. Ты не разделяешь на «для других» и «для себя». А они не считают, что делать для других – то же самое, что и для себя. Вот она и разница. Больше того, они даже для себя не хотят ничего делать. Они хотят дать денег и не заморачиваться. Пусть случиться волшебство, пусть обо всём позаботятся. Я же рублем поучаствовал, и хочу, чтобы всё было. Вам, мудакам, этого разве мало? Ах, боже ж ты мой! Как это вы хотите, чтобы я не денег дал, а пришел и подежурил? Как это я должен уборку делать вместе со всеми? Что это значит, я буду вести тренировки по расписанию? Нет-нет-нет. Это ж секта какая-то! Ну вас нахер! Сейчас почти всё делается ради денег, и такие вот ребята реально верят, что это единственная цель, ради которой что-то в принципе может делаться. А это не так. И мы им, уродам, рано или поздно это в головы вобьем, или черепа нахрен переломаем.

- Аминь, - подытоживает Дима и вытаскивает капу. – Все, Лех, на сегодня хватит. Спасибо, мужчины.

- Да не вопрос, - Алексей пожимает гигантскую руку, роняет на пол лапы и начинает бродить туда-сюда, шумно переводя дух.

- Слышь, давай засечем, - говорит Ваня, кивая в сторону Ангела. – Легион, подкинь-ка секундомер. Вон там он, на шкафчике. Сколько у тебя прошлый раз было?

- Надо было ему и вправду в душу пробить, - задумчиво говорит Ангел и невнятно матерится. – Что-то я совсем мягкий стал. Одна и девять было.

- Готов? – Ваня заносит большой палец над кнопкой.

Ангел вынимает обойму, освобождает ствол от патрона и помещает оружие обратно в кобуру. Как только он кивает, Ваня громко командует начинать.

- Одна и восемьдесят четыре, - сообщает Иван, когда в тишине раздается щелчок ударного механизма.

В комнате темно и душно от раскаленных, как стрежни реактора, батарей. Приторное сияние бирюзовой подсветки девайсов выхватывает из черноты юное лицо, скованное печатью тревожной сосредоточенности. Егор, закусив нижнюю губу, стучит по кнопкам клавиатуры с такой скоростью, с какой позволяет нервная система. Где-то справа шуршит и щелкает под давлением пальцев мышка. Резкая смена картинки, и монитор вспыхивает, как прожектор. Отразив частичку этого света, бликует экран телефона, лежащего у края стола. Егор моментально скидывает гарнитуру и весь напрягается, прислушиваясь. Опять показалось. Игра игрой, но периферическое зрение никогда надолго не оставляет телефон. Нервы напряжены, как бывает, когда родители запретили играть ночью, и нужно контролировать, когда щелкнет ручка двери их комнаты, чтобы успеть выключить монитор и прыгнуть в кровать.

Замерзли пальцы, в области шеи от долгого нахождения в неудобной позе, наоборот – горит огнем, ноет от усталости локоть правой руки. Но всё это фоном. Центральное место занял страх. Сегодняшний день – самый важный в жизни. Почему это так, юноша не в состоянии ответить, уверенность исходит откуда-то изнутри. Неосязаемое, глубинное чутьё подсказывает, что скоро жизнь перевернется с ног на голову. Холодное и склизкое чувство тревоги змеей скользит по телу, заставляя кожу сжиматься, а волоски касаться одежды.

Противоречивые желания наполняют течение времени тяжелым осадком, отчего оставаться в кресле становится всё труднее. Порой Егору нестерпимо хочется броситься к телефону, выключить его и навсегда забыть и письмо и разговор с Ангелом. Выбросить этот сгусток непонятного из своей жизни и сделать вид, что его никогда и не было. Но тут же, где-то у дальней грани сознания, тенью поднимается причина, заставившая замкнутого, неуверенного в себе мальчугана, привыкшего искать компенсацию неудач реальной жизни в виртуальном пространстве, совершить несвойственное ему, практически немыслимое действие – поверить в себя. Хотя бы на время, достаточное, чтобы сформулировать текст письма. Это боль. Боль физическая, от ударов, и внутренняя, которая намного сильнее и не проходит со временем. Каждый раз, когда в памяти вновь звенит смех бывших одноклассников, наказывающих Егора за то, что он неспособен их остановить, внутренняя боль разгорается с новой силой. «За что?» - бросает она вопрос в нечеткую картинку детской площадки, расположенную во дворе за клубом, где прошла встреча выпускников школы. «Потому что можем!», - отвечают воссозданные воображением фантомы. «Потому что на фоне твоей слабости отчетливее видна наша сила! И этого достаточно, чтобы ты страдал. Неудачник. Задрот.»

«А вдруг это все-таки правда?» - раз за разом этот вопрос останавливает палец в сантиметре от кнопки отключения питания. Вдруг он позвонит, и поможет мне измениться… Егору хочется подумать «поможет стать сильнее и отомстить», но эта мысль слишком опасна. Она может вырваться из подсознания в самый неудачный момент. И результатом будет унижение, во всех деталях запечатленное камерами в телефонах одноклассников, беспощадно выложенное на всеобщее обозрение. Опять.

Реальный мир не такой, каким его изображают. Каждая мелочь таит в себе слишком много смыслов, не зная которые можно на пустом месте потерять всё. Сильный всегда пользуется своим превосходством. Справедливость не торжествует. Слабых защищают только когда это выгодно, в остальное же время их энергию попросту тратят. Как ресурс. Чтобы наполнить мир страданиями и отвлечься. Да-да, мир наполнен страданиями слабых. Но все делают вид, что это не так. Ложь – нормальное состояние человека. И из этого мира никуда не деться. Он такой сегодня, будет таким и завтра. И до самого конца.

То же чувство, что заставляет отупленного безысходностью человека пробовать заведомо бесполезные способы хоть как-то уменьшить свои муки, заставило Егора всерьез рассмотреть обращение мужчины из другого мира к тем, кто желает измениться. Нестерпимая горечь отчаянья. Останется ли молодая жизнь вместилищем боли и разочарования, или же скрипнет, открываясь, дверь в совершенно иной мир, зависит от совершенно незнакомого человека. Единственное, что остается Егору – ждать, какое решение будет принято на его счет. Ждать и изнывать от неизвестности и невозможности хоть на что-то повлиять, как бывало, когда родители ушли на родительское собрание и долго не возвращаются.

Оба мужчины переоделись адекватно духу заведения, в котором запланирована игра. На Ангеле белоснежная футболка с глубоким вырезом в форме литеры «V», открывающем массивные мышцы груди. Вещь из плотного материала, облегает торс, будто её на нем расплавили. Темные волосы аккуратно зачесаны назад, запястье левой руки стянуто браслетом часов из матово-серого металла. Дима облачен в подчеркивающий мускулатуру черный пуловер. Русые волосы длинной не больше сантиметра слегка взъерошены, лицо его озаряет задорная улыбка.

- Да как так-то?! – вскрикивает он, на мгновение перекрывая гипнотизирующий шум мотора.

Ведет пальцем по экрану, натягивая рогатину с очередной птицей.

- Да нет же! Нет! Не может так быть! - Дима кидает компьютер на заднее сидение. - Вы что-то сказали, господин Грозовский?

Ангел молча смотрит на дорогу, положив расслабленную руку на руль.

- Вам что, нечего мне сказать? Но настоящему мужчине всегда есть что сказать, если, кончено, он настоящий мужчина.

- Не согласен, - негромко отвечает Ангел. – У меня есть предположение, что причина систематических провалов кроется в физиологических особенностях здоровенных тупых выродков вроде вас, господин Мартынов. Я о пониженной скорости прохождения электрического сигнала от мозга к конечностям, в простонародье именуемой рукожопостью.

- Да быть это не может! – Дима хлопает ладонью по колену и смачно матерится. – Оно еще и разговаривает! А я уж думал, ты до конца ни слова не скажешь. Неужто всё о Егорке размышляешь?

- На самом деле – нет, - Ангел бросает на собеседника хитрый взгляд и ухмыляется. – Я думал о вчерашнем вечере.

- В смысле? А, так ты все-таки её отодрал?

Ангел кивает и растягивает губы в довольной улыбке.

- Ну, скажем так, в этом моменте я не удивлен. Суки, они как наркотики и онлайн игры – умеют ждать. Она-таки добилась своего. В ближайшее время ожидай коммерческого предложения. Или оно уже поступило? Во сколько, кстати, нынче обходится прокат молодой козочки?

- Цена четырех коктейлей, жрачки, и такси, если в рублях. Несколько отвратительно проведенных часов и экзистенциальный страх еще одного шага к вратам ада, если через модус бытия, - задумчиво опустив взгляд, говорит Ангел. - А я как жирная тварь в первую ночь диеты – случайно оказался около холодильника и просто не смог не сожрать кусок торта.

- Так низость голую я прикрываю лохмотьями священных ветхих текстов и, сердцем дьявол, выгляжу святым, - Дима чуть приподнимает уголки рта и щурится. – Ложь – грех, друг мой. Ты всем загоняешь про силу воли, про гармонию, про победу разума над полтью, а сам? А сам потакаешь низменным инстинктам и опускаешься фактически до скотоложства. Ты отправишься в ад, братец-лис.

- Не иначе. Но это я так, удочку закинул. Из спортивного интереса. Когда будет время, я хочу проверить силу своего обаяния. Давай-ка для пущего интереса забьемся на пятихаточку, что две недели как минимум она будет со мной, как женщина с мужчиной – из-за чувства симпатии. И, да, я говорю о Кристине, самой алчной суке, которую мы с тобой когда-либо видели. Участвуешь? Вот и отлично! Кстати о Егорке – мы почти на месте. Сценарий помнишь?

- А то! Не ссы, Ангел Александрович, я прикрою. Неужто мы с тобой с юнцом не совладаем?

- Мы, Дима, не с юнцом в игры играть будем, а матерью-природой. – Ангел достает телефон и пристально смотрит на Диму. – Ну, с Богом.

Ангел набирает номер. После сухого приветствия, он сообщает, что человека на том конце провода интересует черный джип, стоящий во дворе около первой парадной двенадцатого дома.

Через пару минут на черной полосе тротуара, залитого грязно-желтым светом единственного на весь двор рабочего фонаря, появляется фигура. Высокий человек в темном пуховике приближается к машине, спешно переставляя мультяшно тонкие ноги. Голова его вжата в плечи так, что воротник достает до переносицы, руки спрятаны в карманы, спина ссутулена. Он прискакивает через шаг, и можно подумать, что на бег не позволяют перейти ботинки, из-за худобы ног кажущиеся непомерно большими и тяжелыми. Ангел и Дима переглядываются. Улыбаются, поняв, что подумали об одном и том же.

Взгляд Димы делается сосредоточенным и глубоким. Он следит за каждым движением юноши. Сейчас, когда идея получает очертания в виде конкретного живого человека, каждое принятое решение приобретает вес реальной ответственности. Особенно он ощущается, если ты понятия не имеешь, к чему эти действия приведут. Дима представляет себя ученым, который наблюдает, как в лабораторию подвозят редкий и оттого бесконечно ценный материал. Материал, обладающий невероятным потенциалом, из которого можно создать нечто прекрасное, но который можно и безнадежно испортить. И сосредоточенное волнение, смешанное с интересом в прохладный коктейль, разлитый внизу живота, возникает как раз из-за этого – осознания, что можно не использовать потенциал. Другое необычное ощущение, о котором Дима успевает подумать, прежде чем Егорка оказывается у двери и берется за ручку – власть. Абсолютная власть над живым существом. Над человеком.

- Здрасте, я Егор, - весело говорит юноша, усаживаясь на заднее сидение.

Он зябко потирает ладони, несколько раз громко выдыхает на пальцы.

- Не гонишь ли ты часом? – полуобернувшись к пассажиру, спрашивает Ангел.

Егор удивленно вскидывает брови, глаза сверкают наледью испуга.

- У тебя голос, будто тебе десять, - объясняет Дима и протягивает руку. –Хотя так даже лучше. Я хозяин Дмитрий. Хозяина Ангела ты уже знаешь. Будешь обращаться к нам только так, усек? Попробуешь хоть раз что-нибудь выкинуть – выдавлю глаза.

У Егора начинают дрожать уголки губ – он пытается улыбнуться, стараясь поверить, что этот гигант шутит, но спокойный и суровый взгляд Димы вселяет сомнение в его истерзанную неуверенностью душу.

- А ты что думал, усаживаясь к двум незнакомым мужикам в машину? – спрашивает Ангел, заводя двигатель. – Сейчас работать поедем. Ты с мамой и папой попрощался?

Егор начинает недоверчиво осматриваться, как животное, в очередной раз попавшее в клетку дрессировщика, приняв её за убежище.

- Ты будешь заниматься любовью с теми, с кем мы скажем и тогда мы тебя не искалечим. Хочешь что-то возразить, а, Егорка?

- Не знаю, - бубнит Егор и в голосе его чувствуется настоящая тревога.

- Ну прекрасно, - смеется Ангел. – А за себя постоять смог бы, если вдруг мы тебя на самом деле решили в рабство продать?

- Не знаю, - повторяет Егор, но уже увереннее, и лицо его озаряется добродушной улыбкой облегчения. – Наверно.

- Наверно?! Сколько ты весишь?

- Шестьдесят семь.

- А Дмитрий Владиславович, например, сто двадцать девять. Причем он всю сознательную жизнь занимается боевым спортом. Плюс, он вооружен и прекрасно владеет оружием. Как и я. Расскажи-ка нам свой план. Как бы ты оборонял свою жизнь в бою с двумя вооруженными мужчинами, которые, вдобавок сильнее тебя в разы?

- Не знаю… - Егор смотрит в потолок и начинает потирать ладони.

- А я знаю - никак. Егор, никак. Мы могли сделать с тобой, всё что угодно, если бы захотели. И ничегошеньки ты бы ни смог нам противопоставить. Согласен?

- Наверное, - задумчиво отвечает Егор и невольно вспоминает, как ничего не мог противопоставить несколько дней назад. От этого становится так горько, что хочется сплюнуть.

- То есть, ты допускаешь, что любой достаточно сильный человек может, например, унизить тебя, или что-нибудь отобрать. А то и вообще убить. Если ему вдруг захочется это сделать. Ты считаешь это нормально?

- Нет, - вяло бубнит Егор, продолжая муссировать в памяти сцены собственного унижения.

- А что ты сделал, чтобы взять ситуацию в свои руки?

Егор молча смотрит на дорогу. «Ну прекрасно, - думается ему, - помогли. То, что я слабый, я и сам знаю. Что мне делать-то?» Ему хочется задать этот вопрос вслух, но он не смеет. Робость перед внешним обликом успешных людей смешалась с вновь накатившей волной отчаянья в яд, который парализует дух. Егору не хочется ничего говорить, ему хочется кричать. Вопить изо всех сил, в надежде, что где-то остался хоть кто-то неравнодушный к страданиям. Кто вместо того, чтобы достать мобильник и снимать, поможет.

- Я понял тебя, - с сосредоточенной улыбкой продолжает Ангел, выждав необходимую паузу, - ничего ты не сделал. Хорошо, ответь мне на такой вопрос…

Ангел замолкает, внимательно анализируя мимику юноши.

- Сейчас что-то происходит? – подключается Дима, через плечо взглянув на парня.

- Мне больно, - сквозь зубы проговаривает Егор, и в глазах его поблескивают слезы.

Парню уже плевать, что он в машине с двумя мужиками, которых знает каких-то десять минут, и собирается расплакаться. Если ничего не изменится и после этого знакомства, уже ничего не важно.

- Как думаешь, зачем ты здесь? – с уверенным спокойствием спрашивает Ангел.

- Не знаю, - отвечает Егор, с трудом проглотив горький комок, скопившийся над кадыком.

- Я спрашиваю, не зачем мне нужно, чтобы ты был здесь, а зачем ты здесь?

- Не знаю, - безучастно повторяет Егор.

- А я уверен, знаешь. Я так же уверен, что ты сильный, у тебя огромный потенциал и прекрасное будущее. И я тебе сейчас это докажу. Согласен?

Егор медлит с ответом. Подсознание ухватилось за соломинку, брошенную успешным и сильным человеком, но опыт заставляет насторожиться – обычно они это делают, чтобы потом посмеяться.

- Наверное, - опасливо протягивает он, едва сдерживаясь, чтобы не начать озираться по сторонам, ожидая удара исподтишка.

- Отлично, - всё с той же уверенностью Ангел приступает к реализации маневра. – Тогда ответь мне на такой вопрос: мир вокруг тебя, он добрый или злой?

- Злой, - сухо отвечает юноша.

- Общество на самом деле не такое, каким пытается себя показать. Темные стороны жизни никто не открывает, наоборот создается иллюзия, будто их не существует. Будто вокруг безопасно. Будто если случится беда, то только с другими, а если с тобой, то обязательно кто-то придет на помощь. Можно сказать, что до определенного момента своей жизни ты верил, что дела обстоят именно так?

- Да, можно, - чуть оживившись, отвечает Егор.

- А как на самом деле?

- На самом деле это вранье. Никто никому не помогает. Когда с тобой происходит беда, все либо проходят мимо, либо снимают на мобильники, чтобы потом выложить в сеть и набрать просмотров на канал.

- А почему так происходит?

- Не знаю… даже. Люди злые, потому что… или… Я как-то и не задумывался над этим.

- Так происходит, потому что люди не задумываются. Думающий человек никому не нужен. Потому что он сомневается. Когда человек приучен не задумываться, он делает то, что сказали. По телевизору, в интернете, в школе, дома. Делает и делает, не сомневаясь. Изо дня в день, из года в год. Так появляется дурак, у которого нет ни одной своей мысли. Он живет чужими идеями, реализовывает чьи-то мечты, а сам мечтает о том, как бы сытнее пожрать да больше получить. Причем не получает ничего. Но если вдруг не до конца в нем убили живой интерес к природе вещей, и он засомневается, что мир именно такой, каким его рисовали, окажется уже слишком поздно. И наш дурак в итоге ничего не поменяет. Потому что не знает как, и неспособен. Егор, у тебя когда-нибудь спрашивали, кем ты хочешь быть – дураком или умным?

- Нет, вроде, - слегка нахмурившись, отвечает Егор, понимая, что Ангел только что описал его.

- Ну, вот видишь, как получается. – Ангел поднимает сжатый кулак, чтобы Егор мог его видеть. – У тебя никто не спрашивал, каким ты хочешь быть, - он разгибает указательный палец. – Тебя с детства приучали к тому, что мир полон добра и справедливости, и в связи с этим не учили, как быть в мире, где правит сила. – Разгибает средний. – Ты просил помощи, но её никто не давал. Ты уже сто раз отчаялся, но, тем не менее, ты здесь. – Отгибает безымянный. – Несмотря на все давление, агрессию, боль и отсутствие хоть маломальских навыков выживания, ты сумел найти в себе силы, чтобы усомниться и бросить вызов. Это требует немалой силы. Это очевидно. И ты прекрасно знаешь, зачем ты здесь. Итак, Егор?

На несколько секунд повисает пауза. Егор не торопится с ответом. Он не может поверить в происходящее. Перед ним человек, которому нельзя отвечать неискренне, или не подумав. Как на вопросы святого Петра – от этого слишком многое зависит. Подобное давление авторитета заставляет обдумывать каждое слово и потеть от волнения, как во время важного экзамена, к которому не готов.

- Хочу научиться, но я не знаю, с чего мне начать, - неуверенно отвечает Егор.

- Уважаемые родители, у вас мальчик! В этой машине только что родился человек, - широко улыбаясь, говорит Дима.

- Абсолютно верно, мой юный друг, - ободряет Ангел, видя в зеркале заднего вида печать сосредоточенности на лице юноши. – Именно поэтому ты здесь – чтобы научиться быть сильным и успешным. Я хочу помочь тебе стать лучше. Дать то, чего в современном обществе практически никто не дает, причем даже за деньги. Знание. Что делать, как, когда и зачем. Ты первый участник моего нового проекта. Что думаешь?

- Чувствую себя так, будто выиграл лотерею. Такое только в фильмах показывают, - с напряженной улыбкой говорит Егор.

Практически моментально весь негатив, вся злость и агрессия окружающего мира исчезают. Превращаются в пар, сожженные вспышкой искренней, глубочайшей радости, яркой и мощной, как взрыв сверхновой. Егору начинает казаться, что всё это сон, потому что семнадцать лет мир делом доказывал, что неспособен на милосердие. Но для сна слишком много деталей, слишком реальна горячая волна, поднимающаяся от живота, заливающаяся в конечности, как кипяток в батареи – с гудением и журчанием. Самое заветное желание сбывается – эти два человека не собираются смеяться, они говорят правду. Они готовы помочь.

***

Ведущий сидит неподвижно и смотрит вниз, будто задумался и забыл, что вокруг работают камеры, и напротив сидит гость. Проходит несколько секунд, он поднимает взгляд на зрителей, улыбнувшись так, будто ему только что стала известна прекрасная новость.

- Итак, Ангел, давай по порядку. Самые популярные вопросы так или иначе связаны с именем. Расскажи немного о его происхождении, ну и о себе, разумеется.

- Это была идея отца. По крайней мере, так мама говорила, я его не помню практически. Он ушел, когда мне было два года. Провел детство и вырос я с другим отцом. Именно отцом, не отчимом. Я знаю, что во многих семьях бывает иначе, что родные дети получают гораздо больше любви и внимания, нежели приемные, мне с Алисой повезло в этом плане.

- Алиса – сестра, верно?

- Мама встретила второго папу, имея меня в нагрузке, у папы в нагрузке была Алиса. Мне вообще в этом плане, как бы парадоксально ни звучало, повезло дважды. Родиться от одного, вырасти и учиться под руководством другого. Генетика у меня от биологического папы, который, несмотря на то, что был не самым хорошим человеком, природой одарен, как греческий полубог. Второй же папа был мудр и видел свое предназначение, высшую цель своей жизни, если можно так сказать, в том, чтобы максимально хорошо вооружить меня для войны за процветание. Это его формулировка, кстати. Он уверен, что окружающий нас мир – поле боя, а знания и умения, которые получаем в течение жизни – оружие, с помощью которого боремся за место под солнцем. Соответственно, чем лучше ты вооружен, тем выше шанс, что выиграешь сражение под названием «жизнь». Папа всегда старался поддерживать во мне тягу к знанию, но основной упор делал на усвоение мной факта, что единственный способ добиться чего-то – труд. Он – основа успеха. Чем честнее и прилежнее труд, тем выше результат. Истинность этого утверждения я постигал через единоборства.

- То есть, в спорт ты пришел рано?

- В девять лет, если правильно помню. Да, точно, я тогда как раз собирался пойти в пятый класс, и отец летом, по-моему, за месяц до начала учебы отвез меня в зал. Первая моя тренировка была по боксу. Как сейчас помню ощущение чего-то сказочного, когда только переступил порог и отец представил меня тренеру. Запах пота и кожи, размытый шум тренировки, хлопки ударов, голоса. Огромные черные мешки, ринг в центре… Сам факт, что я научусь драться почему-то вызывал в душе трепет. Тогда мне казалось, что это чуть ли не волшебство, и оно недоступно обычным людям. Некоторых детей родители заставляют ходить в зал, пока те не привыкнут и это не станет неотъемлемой частью жизни. Меня же приходилось убеждать, что я не должен проводить в зале всё свободное время. Помню, папа заставлял меня ложиться спать и ждал, пока я усну, чтобы я тайком не вставал и не нарабатывал удары.

- Но с таким упорством дети зачастую перерастают в чемпионов. Ты, если я ничего не путаю, не выступал по профессионалам.

- Нет. Вовремя обнаружилась врожденная травма позвоночника, которая закрыла для меня дорогу в любой профессиональный спорт, где есть нагрузка на шею. По крайней мере, тут отец был непоколебим. Он говорил, что быть сильным можно и не будучи чемпионом мира, а стать инвалидом по собственной глупости – значит потерять всё. Сейчас я понимаю, что он абсолютно прав. Хотя… я и тогда особо не разочаровался, ведь делать то, что я так любил – тренироваться – мне никто не запрещал.

- А как спорт влиял на учебу?

- В моем случае – прекрасно.

- Думаю, ты пользовался уважением среди сверстников. Тяжело было сидеть в классе, а не гулять? Согласись, не редки случаи, когда молодые, подающие надежды спортсмены вставали на скользкую дорожку, не в состоянии справится с искушением, и губили себе сначала карьеры, потом и жизни. Как ты с этим справлялся?

- Да, я был самым крутым мерзавцем в школе. После восьмого класса никто не мог со мной конкурировать. Даже старшие братья одиннадцатиклассников. Девочки почитали за счастье, если я с ними хотя бы здоровался, мальчики готовы были сделать всё, чтобы со мной дружить.

Ангел смеется и на овации аудитории отвечает театральной улыбкой в тридцать два зуба.

- А часто приходилось драться?

- Нет. Это было строжайшее табу. Если бы тренер узнал, что я избиваю одноклассников, я вылетел бы из секции в ту же самую секунду. Только самооборона. В настоящих драках, я имею в виду с кровью и последствиями, за все время я участвовал четыре раза. Да, верно. Всего четыре. Первый, как раз в седьмом классе, я отправил в больницу двух братьев, которые до конфликта считались самыми крутыми парнями в классе. Дважды приходилось биться со старшеклассниками, и один раз я участвовал в наказании местных гопников. Двух наших товарищей хорошенько отметелили и ограбили. Я и еще трое, которые, видя мои успехи, тоже боксировали, мы ходили восстанавливать справедливость. Тогда всё было серьезно: сломанные носы, челюсти, выбитые зубы, суд, постановка на учет, и так далее. Однако, начиная с седьмого класса и до выпуска, я учился без троек. Когда наступила сложная для многих родителей пора так называемого «переходного возраста» у папы уже была подстелена сломка. Да не просто, а устлано целое поле мягким, благоухающим сеном. На самом деле, он настолько четко чувствовал наши с сестрой умы и души, что из него мог получиться гениальный педагог.

Седьмой класс, я возвращаюсь домой после очередного урока по физике. Не помню точно, что мы проходили, помню, что меня раздражала необходимость решать кучу задач. Тогда я думал, что в реальной жизни эти знания неприменимы. На что папа ответил мне аналогией. Он сказал: не воспринимай задачу, как нечто, созданное для того, чтобы тебя доставать и вызывать скуку. Вспомни тренировку. Повторение одного движения снова и снова – скучно, отработка определенных элементов боя с партнером не имеет практически ничего общего с настоящим боем. Но они необходимы. Эти вещи специально созданы, чтобы помочь твоему телу научиться делать простые движения правильно, и уже в бою применять их без ошибок. От простого – к сложному. Задачи по физике, математике, химии, да и во всех других науках, созданы, чтобы помочь твоему разуму научиться выполнять определенные действия, видеть важные взаимосвязи и научиться делать правильные выводы. Для того чтобы ты в реальной жизни умел делать всё это без ошибок. Эти задачи созданы для того, чтобы делать твой разум сильнее. От простого – к сложному. Чем усерднее ты на тренировке - тем сильнее ты в бою, чем усерднее ты в учебе, тем сильнее ты будешь в жизни.

Эти слова полностью перевернули мое восприятие действительности. Я помню, как полночи думал над этим, пытаясь найти, где отец оказался неправ, но не сумел. Вывод оказался настолько простым и очевидным, что даже мой молодой мозг смог целиком и полностью его усвоить. Мне было не лень четко выполнять все задания и читать всё, что предполагалось прочесть. Наоборот, жажда преуспевать, быть лучшим собой, каким только я мог быть, заставляла меня жертвовать развлечениями в угоду саморазвитию постоянно. И это меня несколько не угнетало. Отец, как искусный дирижер, управлял оркестром моих внутренних страстей и чаяний. Когда мои сверстники тусовались в парадных и беседках, играли вечера напролет в компьютер, а потом обсуждали это, мне хотелось присоединиться к ним. Очень сильно хотелось. И я бы обязательно так поступал, если бы папа пытался меня контролировать. Но он понимал, причем гораздо лучше, чем я, что мне хочется быть независимым, взрослым, и предлагал мне им быть.

В те годы это давалось не всегда легко. Помогал справляться, опять же, отец. Он позаботился обо всем заранее – сделал так, что я приучился, в случае возникновения неразрешимого вопроса, идти на обсуждение к нему. Зная это, он давал мне право выбора, не опасаясь, что я наделаю глупостей из-за отсутствия жизненного опыта. Выбор был: поступать, как все, или поступать, как надо. Идти тратить время на то, чтобы бухать, шляться по району и деградировать, или заниматься развитием ума, тела и духа, и всё выше и выше подниматься над окружающими. Не трудно догадаться, что я выбирал.

Видишь ли, основной фокус был в том, что жизнь подтверждала правильность каждого решения, которое мы принимали совместно с отцом. Кто-то полностью отдавался обучению, но был слаб, жалок и одинок, его презирали все и гнобили ежедневно. Кто-то уходил «в жизнь», посчитав образование бессмысленной тратой времени, но был глуп, наивен и в итоге начинал катиться на дно, совершая ошибку за ошибкой. Я же был лучше и тех и других, причем по всем параметрам. Это не бравада, но закономерный результат. Я знал больше любого зубрилы и отличника, потому что систематическое развитие интеллекта позволяло мне усваивать в десятки раз больше информации в разы быстрее. Я был сильнее и пользовался большим авторитетом, чем любой местный «полубандит», или гопник в нашем районе, потому что развивал свое тело и не гробил его веселясь, и мог ответить за любые слова. Я испытывал эйфорию юношеской влюбленности, знал радость побед, горечь поражений, но образование и дисциплина позволяли мне не теряться в буре эмоций и идти к своей цели. И процветать.

***

Егор ловит себя на мысли, что вот уже минут десять (он даже смотрит на мобильник, чтобы удостовериться) его ни о чем не спрашивают, и ничего не рассказывают. Таинственные мужи молча слушают какой-то тяжеляк. «Master of puppets», читает Егор название на экране бортового компьютера. Шикарный звук, от басов аж в животе щекочет, думается ему, вот бы тут дабстепчик заслушать.

- Можно и дабстеп, - отвечает Ангел и начинает прыгать по папкам в поиске нужной.

У Егора перехватывает дыхание, холодная волна пролетает от шеи вниз по телу, за ней горячая, будто сначала окатили ледяной водой, потом сразу кипятком. Руки и ноги начинает слегка покалывать, когда Егор понимает, что забылся настолько, что позволил себе что-то просить без разрешения. Память моментально вытаскивает эпизод, когда чувствовал себя так же – четыре года назад, когда у него трое гопников отжимали мобилу. Они были значительно старше и пахли смесью табачного дыма и карамели. Гопники тоже сперва задавали много вопросов, потом самый здоровый предлагал драться один на один, но закончилось всё тем, что Егору просто разбили лицо. На какое-то мгновение вспомнившиеся чувства уязвимости и обиды заставляют Егора пожалеть о решении сесть в эту машину, да и вообще написать что-то Ангелу. Но когда из динамиков начинают греметь первые ноты одной из любимых композиций команды под названием «Knife Party», Егор вспоминает, что сейчас его бить никто не будет. Шок еще не прошел, и подсознание изо всех сил пытается найти ошибку в происходящем. Но ошибок нет. В салоне комфортно и безопасно.

- Дабстеп нужно слушать так, чтобы от басов дребезжали яйца, - объясняет Ангел причину добавления децибелов. – Иначе нет смысла.

Подобное отношение к современной музыке вызывает удивление, и авторитет Ангела подскакивает еще выше – рушится стереотип консервативного великовозрастного зануды, который, несмотря на все благородные действия Ангела, оказывается, был спрятан у Егора где-то в недрах сознания. Он с благоговеющей улыбкой смотрит, как вздрагивают, сокращаясь, округлые мускулы на руке Ангела, как надувается трицепс, когда он выпрямляет её, как прокатывается волна от дельт к спине.

Воображение моментально переносит Егора в сказочный мир, где он прекрасно сложен, успешен и невероятно уверен в себе. Мелодия застилает реальность сладкой дымкой, салон автомобиля превращается в интерьер ночного клуба. Егор не любит подобные заведения. В том, что привиделся сейчас, не так давно оказался не по своей воле – в нем было принято решение отмечать школьный выпускной. Он лучше бы остался дома и потренировался с командой игре в «доту». Ведь это шанс связать будущее с любимым делом, да еще и неплохо зарабатывать. Так, по крайней мере, Егор любит думать, когда нужно притупить неприятное чувство раздражения, возникающее при взгляде на фотографии молодых атлетов, с улыбкой во всё лицо демонстрирующих рельефные мускулы. Но в данную секунду всё иначе. Концентрация эндорфинов в крови настолько высока, что каждая фантазия арбалетным болтом врезается в сознание, и ощущения такие, будто всё происходит на самом деле. А фантазирует Егор, как ни странно, о том, как он реализовывает физическое совершенство, которое теперь не усердно подавляемая мечта, а данность.

Егор представляет себя выходящим из джипа Ангела, обязательно со стороны водителя. Все школьные друзья, все знакомые из института так же отдыхают в клубе, двери которого распахиваются перед ним. На нем белая футболка с глубоким вырезом, открывающим массивные грудные мышцы. Музыка ревет, как каменная лавина, идущая с горы, но Егор отчетливо слышит крики восхищения. Он видит заискивающие взгляды подруг, которые теперь горько сожалеют, что не общались с ним раньше, и хотят загладить вину тем способом, которым он пожелает, чтобы она была заглажена. Он чувствует их восхищенное удивление, оно обдает лицо и тело теплом и одновременно прохладой, как порыв ветра в жаркий день на пляже. Ангел и Дима вальяжно вышагивают чуть позади, объятые лучами света, как полубоги, и Егор буквально слышит звон падающих от удивления на железные столики челюстей его бывших одноклассников и нынешних одногрупников, которые величали его чмом и задротом и иногда даже мучили ради забавы. Эти ублюдки не могут поверить, что теперь он тусуется с такими людьми, как Ангел и Дима. К ним, к этим жалким мразям, до сих пор таким же убогим, как и раньше, он обязательно вернется, но чуть позже. Сейчас нужно вкусить того, что подарило изменение. Попробовать успех на вкус. Успех чуть сладковат, мягок, как крем, влажен и упруг. Он пахнет чем-то приторно-кисловатым, от этого аромата кружится голова и приятно щекочет внизу живота. И воплощен этот успех в лице и теле девушки по имени Ольга, в её глазах, губах и языке, который в данный момент энергично двигается у него во рту. Язык той самой Ольги, высокой, стройной, которая учится с ним в группе, и которую иногда привозит в институт бородатый мужик на «Порше».

- Слушай, Егорище, - голос хозяина Дмитрия врывается в атмосферу сладкой фантазии, как сигнальная ракета, мгновенно наполняя её слепящими искрами. – У тебя есть какое-нибудь прозвище? В нашем коллективе существует традиция, так что в любом случае, его придется поиметь, но то, что придумаем мы, тебе может не очень понравится.

- Не знаю, - тянет Егор, стараясь выветрить из головы дым сожженной мечты.

Тело томится сладчайшей негой, которая бывает после секса. По крайней мере, он верит, что так бывает после секса, иначе о нем бы не говорили, как о чем-то невероятно прекрасном. Пока что с ним так бывает только после мастурбации на порно.

- Ты смотрел «Криминальное чтиво»? – Дима поворачивается к нему, ухватившись за край спинки.

Егор какое-то время мычит, точно недовольная корова, потом отвечает:

- Конечно.

Правда мысли его не о фильме, а о том, как классно выглядят Олины ягодицы, и как сильно хочется припасть к ним страстным поцелуем, когда она, изогнув спину, медленно стягивает трусики, подцепив их большими пальцами. На секунду он опускает взгляд вниз. Штаны едва не трещат по швам, и Егор вздрагивает, испугавшись, что этот досадный факт станет очевиден присутствующим.

- Ты помнишь, что случилось с человеком, который часто повторял «Что»? – Дима приподнимает уголок рта, и в глазах его Егор замечает проблеск азарта.

Того самого, который блестел в глазах его школьных мучителей, когда на перемене они окружали его и начинали задавать вопросы, правильных ответов на которые не существует.

- Помню, - отвечает Егор с нерадостной улыбкой.

- С тобой будет тоже, если хоть еще раз скажешь «я не знаю». Понял? Я не шучу, - Дима убирает руку, и обратно она появляется уже с пистолетом.

Вдох примерзает к позвоночнику, и Егор инстинктивно выставляет вперед руку, так, чтобы не видеть дула.

- Привыкай иметь мнение по каждому вопросу и привыкай знать. Теперь еще раз: у тебя есть прозвище?

Егор медлит с ответом. Прозвище, или лучше сказать псевдоним, есть, но сейчас ему стыдно произнести его вслух. Он прекрасно понимает, что ничего общего у него и этого слова нет и быть не может, но так же он понимает, что ответ дать придется, как придется и отвечать за его содержание.

- Плейбой, - робко говорит Егор, и слегка морщится, понимая, как нелепо это звучит из его уст.

Ангел и Дима, словно по команде, наполняют кабину раскатами смеха. Дима упирает лоб в косточку предплечья и его гигантские плечи начинают ходить вверх-вниз, отчего кажется, что вибрирует вся машина.

- Когда я его выбирал, я думал, что это означает игрок. Я английский не очень знаю. Потом я узнал, что оно на самом деле значит, было уже поздно, потому как меня уже знали под этим именем.

- Ну, это многое объясняет. Раз уважаемые люди тебя знают, как Плейбоя, нельзя вводить их в заблуждение, - Дима громко выдыхает, будто хочет выдуть веселье из легких, и совершенно другим тоном спрашивает: - пользоваться умеешь?

Он быстрыми, отработанными движениями вынимает обойму, освобождает ствол и бросает оружие Егору на колени.

- Неа, - отвечает Егор, и с выражением опасливого любопытства начинает рассматривать пистолет. – Тяжелый, я и не думал даже. Гладкий такой, - рапортует юноша о результатах осмотра.

- Как ты вообще на улицу не боялся выходить?

- Да нормально. У нас же не война, чтобы с оружием ходить.

- Ой, неправ ты, Егорка. Ой, неправ. Тебе ж жизнь показывала, что она может быть той еще сукой? Показывала. С тобой просто беды реальной еще не приключилось, чтобы ты понял, насколько порой она беспощадна. Телевизор смотришь?

- Редко, - вспомнив несколько эпизодов, когда он сожалел, что безоружен, отвечает Егор.

- А в интернете записи видел, где кого-то убивают?

- Видел.

- О чем, по-твоему, думали эти люди? О том же, о чем и ты – что беда происходит с другими, а если произойдет со мной – кто-то обязательно поможет. В современном мире оружие, к сожалению, нужно. Безоружный человек притягивает всякую мразь, потому что выглядит беззащитным. В оружие нет ничего плохого, если есть голова на плечах. Начинай привыкать к этой мысли. Ты кстати, как жизнь свою устраивать дальше планируешь?

- Я хочу стать киберспортсменом. Я в команде играю, чтобы начать выступать, мы тренируемся почти каждый день.

- Ну и как?

- Пока не очень, - сдвинув брови, бубнит Егор, пытаясь вспомнить, почему карьера киберспортсмена не идет, как по маслу.

- Может, не твое просто?

- Мне нравится. За это платят неплохо.

- За победы неплохо платят, - уточняет Дима, важно подняв указательный палец. – «Пока не очень» наталкивает меня на мысль, что ты не особенно то и борешься за место под солнцем. В киберспорте, как ты и сам прекрасно знаешь, важна связь головы с руками и куда важнее скорость принятия решения и умение «читать» игру. Это такие же навыки, как любые другие, и их так же нужно тренировать годами. И, тем не менее, ты здесь. Получается, есть что-то важнее «доты», с чем бы ты хотел связать своё будущее. Или я не прав?

Егору хочется возразить словами «а ты-то что можешь знать о киберспорте», но Дима всё говорит верно. И это почему-то пугает. Глядя в темно-зеленые глаза огромного человека, Егору кажется, что эти глаза могут видеть абсолютно все. И прошлое и будущее и даже мысли.

- Ладно, пора сменить хлюпанье навоза на хруст французских булок, и шлепки друг о друга булок женских. Оружие верни.

Егор не заметил, как подъехали к ночному клубу и вертит головой, будто внезапно очутился в незнакомом городе. Чувства неуверенности и дискомфорта заставляют вспомнить об уюте компьютерного кресла, о знакомых голосах в наушниках и о фигурках героев, готовых реализовывать любую прихоть повелителя. Какая-то часть его естества настолько сильно не хочет покидать зону комфорта, что желание вернуться домой, заварить чай, намазать толстенный кусок белого хлеба шоколадным кремом и играть с друзьями до самого утра, делается столь сильным, что чуть ли не ощущается на языке. Если бы кто спросил, Егор мог бы с уверенностью сказать, что желание поиграть в компьютер на вкус сладкое, а по консистенции плотное и липкое, как семечки в карамели.

Ангел просит подать с заднего сидения куртку, и Егор понимает, что обратного пути нет. Идти с сильными мира сего, как их он для себя уже определил, в место, где слабость не имеет шансов, придется, как бы ни хотелось бежать. Далеко, без оглядки, туда, где нет ничего враждебного, где всё привычно и понятно, где не нужно ничем себя утруждать.

Егор знает, что одет не подобающим образом для похода в заведения, у входа в которые стоят столь дорогие авто. Но когда они подходят к дверям, Ангелу достаточно одной фразы, чтобы снять любые претензии. Этот факт выплескивается бензином на угли недавно пережитых эйфорических фантазий, и огонь вспыхивает с новой силой. Правда, вместо школьных и институтских друзей в этих фантазиях теперь друзья Ангела и Димы, с ехидными ухмылками наблюдающие за сутулым мальчиком с тонкими, ненавистными ножками. Заведение забито ими до отказа, каждый человек внутри – из компании этих двоих. Парни молоды, красивы и мускулисты, девушки стройны, длинноволосы и презирают немощь. Ад выглядел бы именно так, решает Егор, переступая порог заведения, едва не сгибаясь под смеющимся взглядом огромного охранника. Но, все же, не такого огромного, как Дима, как хозяин Дмитрий.

Волна звука накрывает, будто голову окутали мягким платком, в нос бьет теплый воздух, пахнущий табачным дымом и десятками духов. От ярких вспышек в кромешной тьме, глаза прорезает боль. Но они быстро привыкают. К удивлению юноши внутри далеко не все выглядят, не то, что как Ангел, или Дима, но хотя бы как их бледные тени. Мужчины обычны. Многие худы, как насекомые, многие жирны, как свиньи. Наблюдая за двигающимися вверх-вниз животами, обтянутыми футболками с темными пятнами пота, Егору на ум приходят слова Ангела про мусор и сияние бриллианта, которые он запомнил из ролика на сайте. Только сейчас, как ему кажется, понимает, что имелось в виду. Извивающиеся в танце девицы, блестящие от пота, полуобнаженные, бросают на спутников Егора такие взгляды, что ему хочется немедленно очутиться в зале и тренироваться. Тренироваться с яростью, с остервененьем, с каким пыталась оттереть кровь от ключа жена Синей Бороды. Тренироваться, пока хотя бы не вырастут чертовы ноги. Все бы ничего, но как же стыдно за эти гребанные ветки, с болью думает Егор, вспоминая, как выглядят его конечности со стороны. Вспышки цветомузыки, ритмичный грохот акустики, сотни тел, колышущихся, как водоросли в потоке кислородных пузырьков. Егор ощущает себя внутри огромного котла, где люди – это ингредиенты, медленно растворяющиеся в отваре похоти, как кубики куриного бульона.

Из толпы материализуется молодой парень в белой футболке с надписью «Doors» и изображением лохматого мужика. Его глаза слегка сощурены, на кругловатом лице, из-за мужского каре похожего на таблетку, выражение спокойной, уверенной радости. Ангел пожимает ему руку, приобнимает и хлопает по плечу. Егор обращает внимание, как же хорошо сидит одежда на мощном теле, когда парень делает шаг навстречу, протягивает руку и сообщает имя – Михаил. Не внушающий доверия, уточняет Ангел. Из толпы выныривает невысокая брюнетка с ягодицами, которые приковывают взгляд Егора и не отпускают так долго, что ему становится неловко. Девушка держит в руках два бокала, наполненные мутноватой жидкостью, один – белесой, другой – оранжевой. Она трется о Мишу, как кошка, на которую нахлынула нежность. Облизывает ему шею и ухо, потом подмигивает и исчезает в толпе. Миша сообщает, что ему стыдно за поведение этой безмозглой суки, и что ему жаль. Чего именно, Егор не разбирает, потому как Ангел увлекает за плечо.

- Ну что, Егорище, выбирай, - наклонившись к уху юноши, практически кричит Ангел.

- В смысле, - так же криком уточняет Егор.

- Негоже как-то мужчинам без девочек отдыхать. Выбирай.

Чувство нереальности окружающего мира ни на мгновение не покидает Егора. Каждую следующую секунду он продолжает ждать подтверждения тому, что всё вокруг - плоды его воображения, и постепенно проигрывает борьбу с набирающим силу страхом. Страхом того, что происходящее может и вправду может оказаться лишь сном.

- Вон те, - решив просто делать, что говорят, не пытаясь вдумываться, Егор указывает пальцем на двух девиц, самозабвенно пляшущих у пилона шагах в десяти.

Осознав, что происходит, Егор понимает, что готов отдать пальцы левой руки, чтобы услышать, что именно Ангел говорит барышням. Само это действие – взять и подойти к женщине, чтобы начать разговор – для него неслыханно, и потому он верит в заблуждение, что ключевую роль играют именно слова.

Ангел идет впереди, точно Моисей, заставляющий воды расступиться, высокий худощавый юноша в клетчатой рубашке следует по пятам, недоверчиво озираясь. Входят в небольшое помещение, выполненное в темных тонах. Комната замысловатой формы, вдоль стены тянется кожаный диван, с виду невероятно мягкий и удобный. Перед диваном столики, между ними железные палки от пола до потолка, сверкающие хромом. Воздух прохладный и пахнет какими-то цветами. По крайней мере, именно цветы первыми приходят Егору в голову. Ангел по-хозяйски заваливается на диван и раскидывает руки. Воздух с еле слышным шипением выходит наружу и кажется, будто черная масса вскоре полностью поглотит тело, как зыбучие пески.

- Дамы отошли попудрить носик, и присоединятся к нам минут через десять, - сообщает Ангел, и кивком указывает на меню, лежащее на одном из столиков. – Закажи чего-нибудь.

- Почему у Михаила такой странный ник? – усаживаясь на мягкое сиденье, спрашивает Егор.

Ему не столько интересен ответ, сколько хочется заглушить стоны и вой инстинктов, устроивших в голове бедлам. Они как стая одуревших от запаха крови мертвецов, ломятся внутрь сознания. Если пустить – начнется паника.

- Когда ты увидишь его после тренировки по дороге домой, с торчащей из переднего кармана пластиковой бутылкой из-под молока, с драной сумкой на плече и в одной перчатке, ты поймешь, почему у него такой, - Ангел делает паузу и внимательно смотрит в глаза Егору, – такой ник.

- А почему он в одной перчатке? – безучастно продолжает расспрос Егор и тянется к кожаной тетрадке.

- Потому что вторую потерял. На самом деле отличный парень. Тебе кстати есть о чем с ним побеседовать.

- Почему он называл свою девушку безмозглой сукой? – Егор позволяет себе сеть чуть глубже и откинуться на спинку.

- Это не его девушка, в том смысле, какой вкладываешь ты. Он познакомился с ней здесь, сегодня. Через пару дней вокруг будет виться уже другая. А безмозглой сукой он её назвал, скорее всего, потому что так оно и есть. Миша достаточно щепетилен в вопросах поведения на людях, и абсолютно не толерантен к глупости. Но она ничего так, а?

Егор смущенно улыбается и опускает глаза.

- Думается мне, ты и ребятки из команды по доте многое бы отдали, что б с такой самочкой на выпускном замутить? Ничего, - подбадривает Ангел, видя, как лицо Егора покрывается красными пятнами, - если будешь делать, как говорят, узнаешь, какого это, когда женщины восхищенно охают вслед и сами подходят знакомиться.

- Тут нет цен, - задумчиво сообщает Егор, протягивая Ангелу меню.

- Разумеется. Мы в «ВИП» зале. Тем людям, которые тут отдыхают, не важна стоимость. Это мой клуб, поэтому забудь про цены. Давай-давай, выбирай.

Егор смотрит на Ангела, и отчетливо видит яркое мерцание вокруг его тела. В данный момент, он даже примерно не представляет, что чувствовать и о чем думать. События последних полутора часов настолько далеко вышли за грань того, что Егор когда-либо позволял себе в самых смелых мечтах, что он не в силах решиться ни на какое осознанное действие.

Именно в таком состоянии его застает вошедший официант – молодой, черноволосый парень в черной рубахе, раскрытой до середины волосатой груди. Вместе с Ангелом, они некоторое время наблюдают за тем, как юноша молча хлопает ресницами, переводя взгляд то на одного, то на другого, пока, наконец, Ангел не берет инициативу в свои руки:

- Короче, Леня, давай два специальных, и два коктейля сладких. Только мне в троечку, - он кивает на стену. – Минут через сорок, лады?

Когда, кивнув, Леонид уходит, Ангел обращается к Егору:

- Ты, скорее всего, чувствуешь себя сейчас, как во сне? Оно и не удивительно, - с улыбкой победителя проговаривает он, - то, что было сказано, что происходит - для тебя впервые. Ты никогда не испытывал ничего подобного. Ты только слышал, что где-то с кем-то так бывает. В современном обществе, по крайней мере, в той его нише, где живешь ты, так не принято. Я убежден, что так не должно быть, и хочу это изменить. Именно поэтому ты здесь. Это твой, как любит говорить Дана Уайт, шанс всей, мать её, жизни. Но прежде чем что-либо произойдет, ты должен понять очень важную вещь: успех мероприятия зависит целиком и полностью от тебя. И есть нюанс: как ты, наверное, за семнадцать лет уже выяснил, ничего в этом мире не дается даром. Не будем лукавить: ты практически смыл свою жизнь в унитаз, и чтобы вернуть её в нормальное состояние придется пожертвовать многим. Самое главное – комфортом.

Егор привык за годы обучения в школе проглатывать неприятные высказывания в свой адрес молча. Он не посмел бы возразить даже случайному прохожему, если бы тот остановил его посреди улицы и сказал нечто подобное. Но в сновидениях часто бывает так, что ты ведешь себя, как всегда хотел бы, а не как бывает на самом деле. Именно поэтому Егор с выражением справедливого гнева необоснованно обвиненного человека на лице, негромко, но уверенно произносит:

- Почему практически смыл? Нормальная у меня жизнь, я еще, как вы сами сказали, молодой.

Прежде чем отзвуки последнего слога растворяются в полумраке помещения, Егор уже горько жалеет, что позволил себе возражать. В таком состоянии он уже бывал – когда по совету отца решил ответить на оскорбления одного из одноклассников фразой «сам такой, я тебя не боюсь». Тогда ему казалось, что на кон поставлена сама жизнь, настолько много было в крови адреналина, было и похожее ощущение сюрреализма. Правда, тогда Егора за дерзость наказали – с рассеченной губой и саднящим носом он всю перемену просидел под партой, размышляя над своим местом в социальной структуре класса.

- Молодой, говоришь. Превосходно. Расскажи, какую жизнь ты хочешь прожить?

Необычные ощущения сменяют друг друга, как экспонаты комнаты ужасов, в парке аттракционов. Чувство безысходности начинает медленно обволакивать сознание юноши. Прямо как на экзамене по физике, когда преподаватель начал цепочку вопросов по всему материалу, после того, как просмотрел списанный ответ по билету.

- Не знаю, - мямлит Егор.

- Понятия не имею, будет точнее. Ты знаешь, как сейчас выгодно зарабатывать деньги, а как – нет? Может быть, ты знаешь, какая профессия будет востребована к моменту твоего выпуска? Ты уже примерно прикинул, где начнешь набираться опыта по специальности, чтобы в день получения диплома не пополнить ряды армии безработных тупиц с высшим образованием? Хотя ты, наверное, не хочешь быть обычным работником, ты видишь себя управляющим, верно? Слушай, а, может быть, ты хочешь открыть свое дело? Можешь рассказать, как это делается, хотя бы схематично? Ну, какие сложности могут возникнуть, как их преодолевать, что нужно для начала, как планировать развитие, как отслеживать прогресс? Не можешь. Прекрасно. Это был финансовый вопрос, назовем его так. Возвращаемся к вопросу самосохранения. В каких ситуациях ты сможешь за себя постоять и каким образом? Чего плечами пожимаешь, рассказывай. Стало быть, физически ты защитить себя не можешь. Юридически? Если тебя захотят развести, кинуть на собственность, выставить на деньги, обвинить в чем-нибудь, в законах разбираешься? Наверное, у тебя связи серьезные есть. Родители, друзья, которые выручат? Ну что, мне продолжать, или ты сам всё понял?

Егор молча смотрит перед собой, пытаясь разобраться в совершенно новом чувстве, полностью захватившем его в данный момент. Похоже оно на что-то мерзкое, липкое и горячее, от него хочется избавиться, как поскорее хочется стряхнуть с кожи огромное и непонятное насекомое. Чувство сильнейшего неудовлетворения самим собой. Нежелание верить, что всё сказанное - про тебя - жажда действия, невероятная, стремительно усиливающаяся жажда что-нибудь сделать, чтобы исправить ситуацию, или хотя бы из неё вырваться. Сам о себе подобным образом он размышлял не раз. Но стоило это сказать другому – всё нутро взбунтовалось. Даже несмотря на факт, что слова были произнесены практически полубогом.

Дата добавления: 2015-07-15