Первое впечатление 1 страница

***

Ведущий приподнимается в кресле, поправляя пиджак, кладет ногу на ногу и обращается к собеседнику:

- Ангел, свой путь в сети ты начал с канала на youtube. Почему именно ролики о том, как научиться драться на улице? Тема достаточно спорная и субъективная, когда ты начинал, не была популярна. Тогда даже здоровый образ жизни не был так на слуху, как сейчас. В чем твой секрет?

- Про самооборону на улице – потому что для меня этот вопрос тогда был актуален, а секрет успеха в том, что я рассказал честно обо всем, что выяснил. Это могло быть что угодно: рассказ о том, как заваривать реально крутой кофе, как научиться играть на гитаре, как правильно танцевать Ламбаду. Существует тема, которая интересна каким-то людям, вопрос, на который какие-то люди ищут ответ. Если ты своей информацией удовлетворяешь их потребность в знании, или развлечении, они оценивают её положительно и говорят спасибо. Популярности же я целиком и полностью обязан сложившейся ситуации. Сейчас в сети практически невозможно найти то, что тебе нужно, не перелопатив горы мусора, я бы сказал Гималаи бесполезного, даже более того – опасного, вранья, которое существует с одной целью – выуживать у людей деньги. Если ты не разбираешься в вопросе, шанс, что ты-таки вляпаешься почти сто процентов. Фишка в том, что жизнь у каждого человека одна, и никто не хочет тратить её впустую. Именно поэтому качественная информация, достоверная, полезная, ценится очень высоко. Все знания, которые я предложил в итоговом ролике и в серии, в которой анализировал различные системы на адекватность, я собирала изначально для себя. А потом просто взял и поделился ими с людьми.

- Да, - с улыбкой выдыхает ведущий, - такое у нас встречается нечасто!

- Есть два пути человеческого развития. Путь самосовершенствования и путь вспомогательных устройств. Путь вспомогательных устройств, так или иначе, делает человека несчастным, и в итоге приведет к первому, но мы по нему идем. У этого пути есть два направления. Первое – производить то, что людям на самом деле нужно и осуществлять взаимовыгодный обмен. Второй – промывать мозги, стимулировать бесконтрольное потребление, смысл которого - затащить человека в порочный круг. У первого есть существенный недостаток, как его определяют некоторые господа, – он приносит меньше денег. Второй же предполагает выжать как можно больше, как можно быстрее, чтобы скорее перейти к следующей манипуляции, которая позволит сделать то же самое, и так далее, и далее, и далее. Если первый допускает самосовершенствование человека, второй ничего кроме постоянной деградации не дает. Человек очень быстро превращается в безмозглую овцу, неспособную думать, действовать самостоятельно, постоянно смотрящую в рот сильной личности, которая якобы всё знает, и говорит, как нужно делать. В какую задницу это может превратиться, мы имеем возможность наблюдать в данный момент, нужно только по сторонам взглянуть. Те, кто сделал обладание своей ценностью и единственной целью в жизни – враги. Твои, мои, враги всех людей, всего человечества, потому как они существует с единственной целью – причинять вред. Я, как гражданин, как человек, хочу и буду стараться наносить врагу урон любым доступным мне способом, пока он не будет уничтожен. Лучший способ борьбы с ложью - инструментом оболванивания человека - которую вдобавок еще и продают за деньги – говорить правду бесплатно.

- Полностью согласен, с врагами нужно бороться.

- Бороться нужно с негативными тенденциями, врагов нужно уничтожать.

***

Черный внедорожник с шумом врывается в промерзшее нутро ангара. Звук мотора прокатывается по стенам и рассеивается в полумраке. Помещение частично освещено тремя фонарями, на длинных тонких штативах возвышающимися над покрытым наледью бетонным полом. Ярко-желтые лампы выхватывают из тьмы коричневый контейнер с рельефными стенками, стоящий на полу, чуть выступающий из длинного ряда таких же контейнеров. В нескольких метрах из черноты вырваны два фургона с распахнутыми дверями. Еще дальше вглубь, от ворот, через которые въехал «Рендж Ровер», сверкает оранжевыми отблесками решетка радиатора, увенчанная эмблемой в виде трехлучевой звезды. Незаметный для невнимательного взгляда, чуть в стороне, рядом с погрузчиком, ютится легковой автомобиль с символикой органов правопорядка. Отбрасывая длинные, изогнутые тени около контейнера и фургонов неторопливо ходят люди. Двое достают из чрева контейнера небольшие прямоугольные ящики и складывают их рядами в метре от створки. Еще четверо прохаживаются туда-сюда возле фургонов, точно ожидая кого-то. Спокойное рокотание двигателей заглушается звонкими щелчками каблуков и гулкими хлопками, эхо усердно множит звуки и растаскивает по углам, отчего создается впечатление, что там во тьме тоже работают люди.

Ангел глушит мотор, начинает энергично постукивать пальцем по экрану телефона, набирая сообщение. На нем черное пальто с высоким воротом, шарф, повязанный узлом апре-ски. На сиденье пассажира – Дмитрий, в темно-коричневой кожаной куртке с двумя рядами пуговиц. Он выключает музыку и достает из внутреннего кармана рацию.

- Мы раньше, давай подождем пару минут, - с улыбкой произносит Ангел.

- Нужно было брать дробовики, - деловито отвечает Дима, нажимает кнопку связи и продолжает: - готовность, музчины, через три минуты начинаем.

Из миниатюрного динамика мужские голоса поочередно отчитываются о принятии вводной. Минуты ожидания проходят в тишине. Оба мужчины сосредоточенными взглядами изучают обстановку. Когда цифры на экране бортового компьютера меняются на пятерку и два ноля, Ангел стягивает с торпеды шапку. Ровняет ткань по лини бровей и открывает дверь. Холод моментально проникает в комфортный климат салона и начинает расцвечивать стекла белым. Ангел поправляет шарф, неторопливо натягивает перчатки и выходит в промерзший полумрак.

Звуки шагов летят в темноту, взгляды всех присутствующих прикованы к двум массивным фигурам, мерно вышагивающим по направлению к контейнеру. Четверо мужчин в черной униформе сотрудников силовых структур, в масках, с «калашами» наперевес, входят в ангар. Нагоняют Ангела и Диму, идут вместе, держась чуть позади. Из Мерседеса с номером ноль, ноль, один, появляются пятеро. Свет фонарей яркими бликами проскальзывает по гладким деталям оружия, вспыхивает огнем на отражающей поверхности нашивок на груди четырех спутников Ангела. Средневековый шлем на фоне треугольного щита и фигурные буквы, образующие слово «Барбют». После непродолжительного разговора с людьми из мерседеса, Ангел приближается к рядам ящиков, принимает бумагу из рук одного из грузчиков. Изучает, кивает, чтобы открыли один. Заглянув внутрь, делает жест, разрешающий людям около фургонов начинать. Сотрудники «Барбюта» расходятся по позициям, люди в дорогой одежде с довольными выражениями на лицах возвращаются к роскошному седану. Ангел и Дима некоторое время стоят неподвижно, заведя руки за спину. Грузчики, мужики в дешевых безразмерных пуховиках, нелепых шапках и огромных лыжных перчатках, выстреливая серыми клубами, точно муравьи снуют туда-сюда, опасливо поглядывая на надзирателей. Из рации в руке Димы голос с порядковым номером шесть сообщает, что периметр чист. Гигант наказывает продолжать в таком же ключе и направляется к джипу.

- Я чего-то не уловил, или мы с тобой только что наблюдали за обычным перебросом? – Дима стягивает шапку и бросает на торпеду.

- Ну, как бы тебе объяснить попроще, - с ухмылкой отвечает Ангел, ослабляя шарф, – Да.

- И? – Дима в недоумении разводит руки. – Что сие означает?

- Мы просто приехали и проконтролировали переброс. Потому что нас попросили.

- Тебя? Наумов попросил тебя? – Дима вскидывает брови, и его высокий лоб прорезают две глубокие морщины.

- Нас, Дима. Нас, – спокойно отвечает Ангел. – Он либо забыл тебе передать, либо думал, что я тебе расскажу. Мы с тобой тут оказались по двум причинам. Во-первых, посмотреть, как себя будут вести эти ребята. Викторыч хочет с ними по крупному замутить. А это значит со всеми вытекающими. Во-вторых, сейчас сам поймешь.

Стучат в окно. Оба мужчины поворачиваются и несколько секунд изучают человека, стоящего у двери. С мягким жужжанием стекло ползет вниз, впуская в салон холод.

- Здравия желаю, господа бандиты, - наиграно отдавая честь, говорит невысокий, в зимней форме полицейского кажущийся неповоротливым, мужчина. – Не ожидал наблюдать вас тут, - он смеется, проводит большим пальцам по усам в форме подковы, - лично.

Полицейский говорит медленно, слегка гундося, будто от холода ему тяжело разжимать челюсти. Слова тянутся, как бывает, если нажать на крышку кассетного магнитофона, чтобы пленка двигалась чуть медленнее.

- Здравствуй, Жека, - говорит Дима, чуть нагнувшись к плечу Ангела, чтобы видеть лицо собеседника. – Что-то ты херово выглядишь, невольный какой-то, не уж-то опять с бабы сняли?

- Пять утра, ё-моё, Дима! Я чё робот, по-твоему? После суток, ну-ка я на тебя посмотрю. А на счет баб, научен уже, - он громко смеется, обдавая зеркало джипа сизыми клубами, - у меня с собой. А теперь по факту: что за ребята такие, что сам Грозовский пожелал контролировать процесс лично? Я чего-то не знаю?

- Охранное общество «Барбют», как можно догадаться из названия, обеспечивает безопасность, а я, как ответственный за подготовку его сотрудников, иногда проверяю их работу на объектах лично, - отвечает Ангел, и поднимает взгляд на красное от мороза лицо полицейского. – Меня, как ты знаешь, в первую очередь интересует качество, а не понты. А ребят из мерседеса я, как и ты, вижу впервые.

- Я так понимаю, это намек на то, что Викторыча перестало устраивать качество услуг, предоставляемое нашей организацией? – гундосит офицер, приподнимая козырек фуражки большим пальцем.

- А вот это ты лучше с ним сам и обсуди. Он кстати интересовался, отчего ты давно не заходил. Лично. А то всё по телефону, да по телефону.

Сотрудник громко матерится, сплевывает и некоторое время смотрит на людей и контейнер.

- Честь имею, - агрессивно произносит Жека, тоном давая понять, что результат диалога ему не понравился, по привычке касается козырька и уходит.

Ангел молча провожает взглядом тучного офицера и, когда тот захлопывает дверь своей машины, поворачивается к Диме с улыбкой.

- Понятно, - говорит Дима, поджав нижнюю губу и насупив брови. – Зря только людей сгоношил, могли бы вдовеем обернуться. – Он иронично усмехается. – Знаешь, мне кажется Жека настолько тупой, что до сих пор так и не понял, кто ты такой.

- Ты считаешь?

- Перед Викторычем он на цырлах бегает, взгляд поднимать без спроса не смеет, а тебя чуть ли не нахер шлет.

- Так это ж прекрасно, - улыбается Ангел. – Пошлет – развлечемся. А так – пусть не понимает. Мы его не за острый ум в оборот взяли.

Из рации сообщают, что периметр продолжает оставаться чистым, один из четверых, что контролируют перемещение ящиков, ободряет всех находящихся в эфире: работы на полчаса максимум.

- Знаешь, - задумчиво говорит Ангел, после недолгой паузы, - мне кажется, я пока сюда ехал, понял Оппенгеймера.

- Ты о Егоре? Я тоже успел пообщаться с Эрудитом. Я ж говорил: парень что надо. Делал, что сказано, без вопросов. Про нас много спрашивал.

- Он наш. Наш целиком и без остатка. С потрохами. Алгоритм работает. Мне даже не придется разрушать в его сознании авторитет родителей. За меня это уже сделала система. Я сразу могу преступить к влиянию. Мы показали ему сладость греха. Подсадим на халявные удовольствия, а когда он спросит, а он обязательно спросит: «что же мне делать дальше?», мы улыбнемся и солжем. И потом, через год-два, проезжая мимо какого-нибудь притона, будем наблюдать из салона джипа стоимостью в пять миллионов, как Егорка подыхает лежа у поребрика в луже собственной блевотины и ссанья. И так одного за другим. Сделаем черное белым и посмотрим, как мир сгорает. Я даже не подозревал, что это на самом деле так легко…

- Сила подразумевает ответственность. Мне кажется, мы с тобой переплюнули старину Роберта. Использование оружия, а тем более массового поражения, очевидно. Твою систему можно использовать в глобальном масштабе. Причем незаметно для окружающих.

- А может так и сделаем? – Ангел переводит на друга пронизывающий взгляд. – Мне иногда кажется, что человечество уже не спасти. Может, мы лишь преумножаем его страдания, пытаясь что-то предпринять? Может, нам стоит прилагать талант усилия в ином направлении. Природа ведь все равно победит. Поможем ей, нанесем coup de grâce?

- Эвона как, братец, - выдыхает Дима. – А ты ведь и вправду сомневаешься… раз хочешь услышать обоснование из чужих уст. Поверил бы кто лет пятнадцать назад, что я буду сидеть рядом с человеком, который может повлиять на судьбу человечества, и от меня будет зависеть, как именно склонится чаша весов!

- А ты бы сомневался, окажись у тебя в руках лампа с джином? – Ангел поднимает левую руку на уровень глаз ладонью вверх, правой трет воображаемую лампу. - Твое желание будет исполнено, господин. Загадывай. И вот тут начинается самое любопытное. С одной стороны интерес научного открытия, с другой – ответственность за человеческие жизни. Будем судить? Или наблюдать?

- Если бы я даже знал, что сто процентов наша ветка обрывается в тупике, я бы делал всё от меня зависящее, чтобы этому помешать. Ходит слух, что в этом и заключается суть веры. А ты веришь, Ангел? Но мне гораздо проще – я ничего не знаю на сто процентов. Сдаться, основываясь на математической вероятности?

- Знали бы люди, которых коснутся последствия наших действий, что умрут, потому что Дима Мартынов искушен в риторике.

- Знали бы люди, которых коснутся последствия нашего бездействия, что умрут, потому что Ангел Грозовский искушен в математике.

- А каких будет больше?

- Вот и посмотрим? Пока больше вторых. Ты когда в следующий раз усомнишься, выйди на улицу, сам посчитай.

Мужчины замолкают, и некоторое время смотрят друг на друга.

- Ты кстати слышал, - нарушает Ангел тишину, - что в Америке ожирение признали болезнью. То есть, по официальному мнению врачей из штатов, отвратительный внешний вид больше не является следствием твоей глупости, это несчастье, которое с тобой может случиться. И ты заслуживаешь сострадания и помощи.

- Слушай, начальник, я сегодня не выйду на работу, я походу где-то ожирел. Пару дней поваляюсь, пожалею себя, если не оклемаюсь, возьму больничный, - с улыбкой говорит Дима и снимает с торпеды рацию.

- И ведь каждый из них знает разницу между ожирением, как следствием злоупотребления и ожирением, как следствие заболевания. Любовь слабых к своим недостаткам выходит на официальный уровень. Они всеми силами стараются продвинуть идею, что слабым быть выгодно. Наверное, я не готов просто сидеть и смотреть, как это случается.

- Третий, это первый, прием, как обстановка? – говорит Дима и задумчиво смотрит в боковое зеркало.

- Грузчики грузят, а я задубел уже, - отвечают из рации.

- Поприседай, - с улыбкой советует гигант, - по времени что?

- Минут пять.

- Здесь закончим, как насчет того, чтобы съездить пострелять? – Ангел тянется к бортовому компьютеру, начинает выбирать музыку.

- А разве полигон не занят ребятами Императорского? Вроде ж сегодня должны были.

- Нет, они завтра. Кстати Императорский предлагал в эти выходные: мы своих ребят подтягиваем, против его космодесанта, в пейнтбол. Как тебе?

- Идея хорошая, но бесперспективная, - с улыбкой отвечает Дима.

Прекрасная ночь.

Жемчужины звезд мерцают в бесконечной дали, большая луна выкрашивает ветви деревьев белилами, а снег на них заставляет сверкать, отчего кажется, будто лес покрыт слоем алмазной пыли. Между деревьями вьется дорога с двумя глубокими колеями по краям. Вынырнув из массива, она устремляется через поле, к замерзшему озеру. Огибает его и вновь врезается в черно-белую толщу, разламывая её надвое. Если присмотреться, далеко в лесу мелькает огонек, и чуть слышен рокот двигателя. Пронзительный волчий вой разлетается по заснеженным просторам. Но приближение хищников уже никто не заметит, так же, как останется без внимания черный седан представительского класса, который пять минут, как проехал блокпост. Стекла в будке разукрашены белыми кляксами трещин, расходящихся от аккуратных отверстий. Осколки лампы фонаря, чья задача освещать подъезжающий к шлагбауму транспорт, медленно утопают в снегу, который плавит теплая еще кровь. Два человека в черной спецодежде лежат на дороге, один застыл в будке с вытаращенными глазами, запрокинув голову и разинув рот. На левой щеке и чуть выше брови у него темно-бордовые раны с красноватыми отеками вокруг, струи черной крови расчерчивают щеку до подбородка.

За рулем роскошного «БМВ» представительского класса, со скрипом плывущего по белому морю, человек в черной кофте с капюшоном. Черты его скрыты маской светло-серого цвета, похожей на пластмассовый слепок человеческого лица. Из провалов глазниц за дорогой следят живые, карие глаза, взгляд которых уверенный и хладнокровный. На сиденье пассажира лежит небольшая спортивная сумка, из приоткрытого нутра торчит моток веревки, сверху лежит пистолет с глушителем. Руками, облаченными в черные перчатки из тонкой кожи, человек выкручивает рулевое колесо, направляя авто по дороге, ведущей к огромному особняку, зарывшемуся в толщу леса, точно в мягкий плед. Первые этажи здания скрыты за двухметровым кирпичным забором, тянущимся далеко в стороны и уходящим в чащу. Сверху ограда украшена фигурной решеткой полметра высотой, каждый прут которой оканчивается позолоченной фигуркой.

Человек резко вжимает педаль, и седан, точно разъяренный носорог, с ревом устремляется к огромному сугробу, рядом с которым покоится заснеженный гусеничный трактор с лопатой. Комки гулко барабанят по крыше, шуршат, поскрипывают, рассыпаясь, укрывая автомобиль. Человек помещает оружие в кобуру, пристегнутую на уровне груди к бронежилету, что поверх кофты, и, прихватив сумку, переползает на заднее сиденье. Аккуратно выбирается наружу и начинает путь к лесу, до которого метров триста.

Черная одежда особенно заметна на белом фоне, но человек идет так, будто знает, что сейчас никто даже не удосужится посмотреть в его сторону. Он использует веревку, чтобы перебраться через забор, не доходя до первого дерева пары метров. С высоты открывается прекрасный вид на всю прилежащую к трехэтажному зданию территорию. Чуть левее от площади перед домом одноэтажная конструкция- гараж. Прямо перед крыльцом замер черный «Бентли», чуть припорошенный. Сразу внизу, у подножья забора - будка, похожая на ту, что стала могилой у шлагбаума. На крыше небольшой прожектор, направленный на широкие лапы елей, под тяжестью снега, тянущиеся к земле. Там в глубине, куда свет луны и фонарей почти не проникает, просматриваются очертания веранды. Обитель роскоши безмолвствует. В доме свет горит на третьем этаже и на первом. Справа вдоль забора ютятся еще три будки, но на них прожектора не горят, и человек ведет себя так, будто твердо уверен, что там никого нет и быть не может. Он бесшумно перебрасывает веревку на внутреннюю сторону, накидывает несколько петель на голень и начинает медленно опускаться вниз головой, контролируя скорость движениями стопы. Как только взгляду его открывается чрево будки, ночь проглатывает два приглушенных хлопка; звякает, крошась, стекло, и человек в черной спецодежде поникает на стуле, уткнувшись лбом в монитор. По черно-белому изображению части внутреннего двора медленно прокатывается, оставляя темный след, крупная капля. Человек сбрасывает сумку, прыгает сам. Осматривается, выковыривая из снега гильзы. Почти мистическая тишина нарушается лишь негромким скрипом снега под подошвами военных ботинок.

Около одноэтажного строения человек в маске извлекает из сумки схему дома и внутреннего двора, на которой красным маркером нарисовано множество кругов с отходящими в разные стороны стрелками. Сверив некоторые детали реального строения с чертежом, он достает из кармана брелок. Повинуясь сигналу от устройства, дверь гаража с еле слышным жужжанием начинает ползти вверх. Как только просвет оказывается достаточным, человек забрасывает внутрь сумку, прокатывается следом. Дверь дергается, щелкает, и через несколько секунд только по следам, идущим от забора, можно понять, что во дворе что-то произошло.

Как это часто бывает у людей, лень, при наличии возможностей, выражается в чрезвычайной любви к комфорту. Хозяина преследует именно этот недуг: не желая утруждаться лишними шагами, или же не в силах вытерпеть неудобство зимнего утра, он построил тоннель, ведущий из гаража прямо в дом. Поскольку владелец столь грандиозной собственности почитает себя неприкосновенным, защитный потенциал жилища не используется по максимуму и охраны недостаточно, чтобы у периметра не было брешей. Человек в маске знает и это, потому, совершенно не опасаясь быть увиденным, шагает по теплому, хорошо освещенному тоннелю с сумкой на плече и пистолетом в руке. Через массивную дверь янтарного цвета с золотой ручкой проникнув в дом, он уверенно идет по лабиринту проходов, будто это и его жилище тоже. Убранство особняка богатством не уступает дворцам, по залам которых могут за небольшую плату погулять обычные граждане. Стены украшены картинами, полы коврами, мебель из дорогих пород дерева, с узорами, вырезанными вручную. Каждая мелочь существует с единственной целью - вопить своему владельцу о том, насколько же он богат и важен. Эдакий монумент человеческому эго, выполненный в форме жилья.

Пистолет занимает место в кобуре, в руке человека в маске его сменяет нож. Тихо звякает пружина замка, и полумрак коридора рассекает полоса желтого света. Человек ждет несколько мгновений и когда яркая линия на ковре вновь делается черной, резко толкает дверь внутрь. Глухой щелчок улетает в темноту, в помещении человек вскрикивает от неожиданности. В следующее мгновение он уже валится на пол с пробитым легким и дыркой в горле. Человек в маске двигается стремительно и бесшумно. Прежде чем второй охранник успевает принять хоть какое-то решение, он настигает его и тяжелым ударом сбивает с ног. Быстро переворачивает, заводит руки за спину и скрепляет их черной пластиковой удавкой.

- Где хозяин? – человек в маске наклоняется к самому уху охранника.

Звук голоса приводит парня лет двадцати пяти в чувства. Он одуревшими от страха глазами водит по сторонам, шумно и прерывисто дышит. Человек в маске повторяет вопрос и прислоняет холодное лезвие к горлу юноши. Тот весь напрягается, елозит ногами, сглатывает, задевая лезвие кадыком, и таращится на умирающего коллегу. Мужчина в возрасте, с густыми черными волосами, как задыхающаяся рыба, хватает ртом воздух, хрипит и медленно скребет слабеющей рукой в луже крови. С третьего раза горе-охранник понимает вопрос и еле слышным шепотом указывает на комнату отдыха, что в левом крыле. В качестве благодарности человек в маске короткими, выверенными ударами пробивает юнцу оба легких и оставляет умирать.

Отдыхать хозяин дворца предпочитает в небольшом помещении, похожем на комнату для важных посетителей в дорогом клубе. В центре круглая сцена с пилоном, вокруг четыре дивана, перед каждым небольшой столик. Стены комнаты сложены из неровных серых камней, дополняет стилизацию огромный камин, в зеве которого умиротворенно горят несколько массивных круглых бревен. Отдыхающий раскинулся на одном из диванчиков. Видны его белые ноги и руки с коротенькими пальцами, обхватывающие узкую девичью талию. Черные волосы россыпью по бронзовой коже, девица гарцует на пышнотелом бледном скакуне, ухватившись за его плечи. Всё это человек в маске наблюдает на широком мониторе, стоя за спиной у охранника, с наслаждением созерцающего соитие. Судя по тому, как мужчина потирает в паху и периодически сглатывает, он ждет своей очереди. Два коротких удара в корпус, один в горло, и страж наваливается на стол, опрокидывая монитор. Кровь выстреливает из раны на шее, и алая линия символически перечеркивает изображение на экране.

Человек в маске вытирает лезвие о спину еще живого охранника, убирает в ножны на поясе, и вновь в его руке появляется пистолет. Прежде чем нарушать любовную идиллию, он заботится о том, чтобы беспристрастное око камеры угасло.

Помещение со звукоизоляцией, отмечает для себя убийца, когда в коридор вырываются, как вода из прорванной плотины, звуки гитары и голос Высоцкого, лишь только приоткрывается дверь. Любовники не замечают вторжения, и человек в маске спокойно ступает по мягкому ковролину, внимательно изучая детали интерьера. На столике, о край которого ударяются заплывшие жиром колени прелюбодея, тарелка с незаконченным мясным блюдом, початая бутылка водки и рюмка. Рядом стеклянная ваза с капустой и корзинка черного хлеба. На краю подрагивает пульт с множеством разноцветных кнопок. Владимир Семенович со свойственным ему эмоциональным надрывом поет про Российские купола, что кроют золотом, черноволосая прелестница постанывает при каждом скачке, а владелец дома сопит и похрапывает, как огромный бледный бульдог с остатками шерсти на плечах и пальцах. Человек в маске аккуратно поднимает пульт, и динамики замолкают.

Женщина вскрикивает и бросается в сторону, инстинктивно прикрывая предплечьями обнаженную грудь. Покрытое потом, раскрасневшееся, как после парилки, лицо толстяка на мгновение превращается в маску испуга, но он быстро вспоминает о своем положении в обществе и грозно выкрикивает:

- Ты кто такой?!

Человек в маске отбрасывает пульт в сторону и стреляет в тарелку с едой. Пуля вдребезги разбивает фарфор, осколки взлетают, как брызги, а капли соуса и недоеденные куски липнут на жирное тело и лицо. Мужчина вжимается в спинку, закрывает голову.

- Молчи, пока я не разрешу говорить, - звучит из-под неподвижных губ, поблескивающих отраженным светом ламп.

Голос человека тяжелый и густой, как ртуть. В каждой гласной чувствуется металлическое позвякивание. Таким голос человека становится, когда его изменяет программа, цель которой – скрывать уникальные черты говорящего. Человек в маске дает толстяку несколько секунд, чтобы в дуле пистолета тот смог разглядеть серьезность его намерений, затем обращается к женщине:

- Сюда иди.

- Пожалуйста, не надо, - со слезами безысходности на глазах шепчет дева, едва разлепляя пересохшие губы.

Она трепещет, как травинка на ветру, но беспрекословно выполняет все требования нарушителя спокойствия. Когда тот достает из сумки шприц, и взгляду больших зеленых глаз открывается тонкая, длинная игла с капелькой на жале, женщина начинает подвывать, как маленькая собачонка в руках живодера. Но человек успокаивает, что это лишь снотворное, потому как уйти ей пока нельзя, а видеть, что будет дальше – не нужно. Аккуратно уложив обмякшее молодое тело, к слову сказать, отвечающее самым высоким стандартам красоты, на диван, заботливый убийца поворачивается к толстяку:

- Ну что, Сеня, обсудим ситуацию?

- Кто бы тебя ни послал, - Сеня сглатывает, кашляет и облизывает губы, - мы узнаем. И уж будь уверен, он тебя назовет. Тебя где угодно отыщут, на этой планете ты не будешь в безопасности.

- А вдруг я с Марса? Не убедил, - гудит человек в маске и убирает оружие в кобуру.

Достает из сумки видеокамеру, кладет на столик, а пышнотелый Сеня продолжает:

- Хотя, тебя, скорее всего, - кашляет, - уберут сразу, как только закончишь работу. Ты же должен знать, что таких людей как я нельзя убивать без последствий.

- А с чего ты взял, что я пришел тебя убивать? – человек извлекает из чрева сумки треногу, начинает монтировать.

- А что тебе нужно? – чуть ободрившись, откашлявшись, интересуется Сеня, - денег? У меня много денег. Сколько хочешь? У меня прямо здесь в сейфе три лимона евро. Ты же за бабки трудишься… Ну, - он кашляет так, будто собирается выплюнуть кусок легкого, - договоримся? Скажи, кто за тобой стоит, а я уж, это, позабочусь, чтобы он твою часть уговора не потребовал. – Тыльной стороной ладони вытирает пот со лба, подвигается на край дивана. – Можно бахну?

- Выпей, - не отрываясь от монтажа, отвечает человек.

Сеня выпивает три подряд, занюхивает хлебом, закидывает щепотку капусты в рот. Берет бутылку.

- Будешь? – спрашивает, занеся горлышко над рюмкой.

- Что пьешь?

- Ливиз. Спец партия. Такую ни в одном магазине не купишь, - с довольной улыбкой хрипит Сеня. Откашливается.

- Да ты, Семен, я смотрю, патриот,- человек в маске подходит к столику, наблюдая, как с мягким журчанием водка наполняет рюмку. – Говядинка по боярски, русская водка, капустка, черный хлеб, Высоцкий.

- Как умеем живем, - Сеня толстым пальцем подвигает наполненную до краев стопку.

Человек поднимает маску на лоб, Сеня резко опускает голову и прикрывает глаза предплечьем, исключая возможность увидеть лицо непрошенного гостя. Он уверен: пока внешность наемника остается в тайне, шансы пережить его визит есть. Мужчина одним движением опрокидывает стопку. Шумно глотает, отламывает кусок хлеба и занюхивает. Отправляет в рот ложку капусты, затем хлеб.

- Хорошая, и правда. Прежде чем мы вернемся к разговору о твоем будущем, поиграем в сам себе режиссера? Ты будешь говорить в эту камеру, а я посмотрю, насколько ты искренен и подумаю.

- Что говорить-то? – вскинув густые брови, хрипит Семен.

От кашля розовые щеки его трясутся, как бульдожьи брыли.

- Правду, Семен. Правду. Я вот тебе и речь набросал, - человек в маске бросает на стол сложенный вчетверо листок. – На случай, если у тебя с креативностью проблемы.

Толстяк дрожащими пальцами разворачивает бумажку, и маленькие свинячьи глазки начинают живо бегать по строкам. По мере чтения лицо его меняется: брови сдвигаются к переносице, лоб прорезают глубокие морщины, ноздри раздуваются. Скривив рот, он злобно хрипит:

Дата добавления: 2015-07-15