ЗЕЛЕНЫЙ ДРУГ 8 страница

Итак, я выглянул и понял, что король сбил головой один из семи светильников. Далее я был плотно занят его (светильника) ре-монтом до завтрака, который для меня состоялся на час позже, чем было разумно. Король не пострадал, при виде меня дико сверкнул глазами и на четвереньках забежал в мой кабинет, где и притаился. Я был почти спокоен, так как вся информация из компьютера авто-матически дублировалась на вечное хранение, и даже если бы ко-роль изгрыз машину зубами, все равно за сутки все можно было восстановить. Но кое-чего я предвидеть не смог.

После завтрака я наконец-то добрался до своей биотехнологи-ческой лаборатории. Прежде чем приступить к новому ответствен-ному делу, необходимо проверить, все ли нужные компоненты, среды, гормоны и ферменты имеются в шкафах и холодильниках, проверить все оборудование, чтобы не замочило и не засушило культуру ткани, а главное – отмыть и продезинфицировать все на своем пути, иначе зарастет плесенью мой главный труд, и Фангорн сочтет меня полным идиотом. Все эти дела я раздал ответствен-ным, а сам, отмыв центральную часть комплекса, уселся трениро-ваться в пересадке ядер клеток и выделении хромосом. Лучше на-бить руку на горохе или чем еще, чем сразу на бесценных клетках энта.

Весь день я спотыкался глазами о Фангорна. Не вписывался ко-рявый лесной житель в Дориат, не украшал он собой и мэллорн. Вот на границе с пустырем растут у меня "конские яблоки" – анто-новка, из хулиганских побуждений привитая на растущий во владе-ниях Сэндимена каштан. Вот там бы он вписался. Или рядом с Реч-кой, там тоже этакая глушь. А в саду – ну никак. Вот я уже и про-никаюсь чувствами энтихи... Куда бы воткнуть Фангорна и гряду-щих энтих, чтобы в саду можно было продолжать полезную дея-тельность?

Лаборатория находилась аж на третьем этаже, ибо у меня не столько земли, чтобы занятия, не требующие оной земли, занимали лишнюю площадь. И вот со своих горних высей после обеда я стал замечать, что в нору и из норы курсирует что-то уж очень много народу. Мне на ум пришла историческая параллель с аукционом, которому помешал некстати вернувшийся Бильбо. Похоже, что-ни-будь и мне придется прекратить. Я бросил манипулятор, встал и пошел в нору.

К моему ужасу, в коридоре стояла и сидела очередь. Доселе та-кое явление было не слишком частым в Хоббитоне, а уж что этим всем было делать в моей норе?! Тут, почуяв неладное, вышла Гол-да и вытеснила меня в столовую, пока я только раздувался, но еще не бил себя в грудь. Там она объяснила мне, что произошло непо-правимое: король и обетованный ацелас сошлись в одном месте. Кто-то из теток кому-то об этом сказал. Информация разошлась быстрее, чем с помощью электронов. Через Бэг-Энд повалил народ, желающий исцелиться на халяву. Король, движимый скукой и при-сущим ему энтузиазмом, даже не делал попыток отбояриться. Гол-да тоже решила, что как-то регулировать процесс себе дороже, и лучше подождать, пока само надоест. Вообще-то в Шире народ здоровый, и подавляющее большинство шло либо с придуманными хворями, либо "на всякий случай". Все же король, как впоследст-вии выяснилось, вылечил чью-то болонку от ожирения, отпрыска почтенного семейства – от романтического отсутствия аппетита (страшная для хоббита болезнь!), а старого Долбальда Тука – от склероза. Вот этого последнего явно не надо было делать – старик вспомнил слишком много о своей и чужой жизни и срочно, пока не забыл, стал этим делиться с окружающими, чем их и распугал из моего дома. К счастью, это исцеление, завершившее процесс, слу-чилось только через два дня. Ибо ближайшим вечером выяснилось, что не зря Тука держат в советниках короля.

Этим самым вечером мы с гостями, исключая Арамира, все еще принимавшего пациентов, отправились в "Зеленый дракон". Наро-ду набралось – капле пива негде упасть, не то что яблоку. Были там и мои лаборанты, и Понго, и забредшие Туки, и любопытные Кот-тоны. Где-то носило Саквиля, местных Брендибаков и Сэнди. О последнем я нисколько не сожалел. Оле сразу включился в какую-то конфиденциальную беседу о политике, сплетничая о короле. Примерно через полчаса я с интересом разобрал, что Оле Тук под шумок сообщает кому-то из своих друзей и родственников, что готовится закон о налоге на необработанные земли, причем ставка будет людоедская. Кажется, это и был старый Долбальд Тук, как известно, один из самых легковерных и одновременно болтливых Туков вообще, да к тому же через пять минут он уже не помнил, кто ему что-то говорил, а кому он и что именно. Далее от политики и экономики Оле плавно перешел к травле анекдотов, а еще через четверть часа он уже пел песни, нимало не интересуясь, куда делся ранний собеседник. А процесс шел сам по себе, то тут, то там воз-никали очаги интереса, кто-нибудь говорил "Ого!" и заказывал еще пива, и к приходу Сэндимена в сознании граждан информация о налоге осела как давно известная, но горячая. Я пил пиво, стараясь дойти до отключки и каменной морды. Почувствовав сопротивле-ние материала, я заказал бокал "Красного дракона". Бармен, зная за мной относительную сдержанность, выпучил глаза, но обсуждать не стал. Может, у Рэнди неприятности. Уж тут кондиция была дос-тигнута мгновенно и крепко. Я совершенно бестрепетно глядел в кружку пива, когда кто-то совершенно посторонний при виде Сэн-ди вякнул, что вот пришла первая жертва. Тот вскинулся, прежде всего с подозрением поглядел на меня, но я был занят, сдувал пену. Сэндимена многие не любили. Вернее, мало кто его терпел. Поэто-му объясняющих и злорадствующих набежала куча. Напомнили про пустырь. Прикинули площадь и налог за нее.

Я старательно смотрел в пиво и помалкивал. Оле пнул меня под столом. Я встал. Все обернулись, Трофи закашлялся.

– Бармен, – величественно произнес я, – еще по кружке мне и гасс-падам советникам!

Поздним вечером по закрытии заведения я взошел на свой холм. Тука и Брендибака растащили по лоскуткам друзья и родст-венники, а после принятых "драконовских" мер мне было не до уговаривания "дома еще посидим". У фонаря над дверью болталась огромная ночная бабочка, прямо как летучая мышь. Она то засло-няла свет, то отскакивала, и тогда зеленоватые лучи били по натру-женным в баре глазам. Я повернул ручку, дверь открылась, и мне навстречу вышло что-то бледно-зеленое, в туманной вуали, цокая и поскрипывая. Мой сдавленный вопль разбудил Голду, а может, она еще не спала. Она убедила меня слезть с ближайшей яблони, под-ведя это что-то поближе и объясняя все по порядку. После ухода страждущих дети решили тоже поиграть в Арамира, особо не инте-ресуясь согласием последнего. Они играли с королем сначала в доктора, а потом в лошадки, пока тот не натер мозоли на коленях и ладонях (или локтях, я уж там не помню). Тогда он куда-то позво-нил, и с одной из ферм доставили мелкую белую лошаденку, жере-бенка пони размером с крупную саранчу. Ездить на ней не пришло в голову даже младшей дочке, зато наряжать себя в юбочки и бан-тики (и вуаль!!!) скотинка разрешила. Арамир возложил на круп пони королевскую длань и торжественно нарек его Пищефаксом за тонюсенькое пронзительное ржание и аппетит не по размеру, собственно, как у крупной же саранчи. То есть он жрал все, от юбо-чек до ацеласа включительно. Потом король уполз в отведенную ему комнату и свалился там спать, даже не умывшись. Две послед-ние ночи ему тяжело дались, не говоря уже о днях.

На следующий день я сидел в саду и ел абрикосы со специаль-ного дерева. Сначала, в июле, это просто очень вкусные абрикосы. Но поскольку их много, да и всяких других ягод навалом, то все съесть нельзя, как ни старайся. И они висят и вроде не меняются, а на самом деле в них растет косточка, а мякоть высыхает и уплотня-ется. В конце сентября абрикос с хрустом лопается по бороздке, и оказывается, что все дерево увешано курагой и миндалем, ибо лопается и косточка тоже. Остается обтрусить на ткань и выбрать скорлупу. Я каждый год по вечеру думаю, какое применение найти этой скорлупе, но за ночь отвлекаюсь, утром забываю, а когда вспоминаю, ее уже выкинули. После этого целый год мне плевать на эту скорлупу, но в сентябре все повторится. Такое же дерево я подарил ботсаду Минас Тирит, но там до миндаля еще не довисел ни один абрикос.

От границ Дориата донеслось сопение, посвистывание и спле-вывание. Лично Сэндимен стоял у забора, ковыряя в зубах соломи-ной.

– Ну как, Рэндюша, участочек в плечах не жмет? – вежливо по-интересовался он, близко подсунувшись к колючей проволоке под напряжением. Я закаменел: именно сейчас удар током мог наделать вреда, сорвав переговоры, хотя в любое другое время я только при-ветствовал бы эту шоковую терапию.

– Да как тебе сказать, Сэнди, – еще вежливей отвечал я, – лиш-него нет, зато везде порядок.

Сэнди гыгыкнул и опять сплюнул. Провода зловеще обрисовы-вали его рожу траурной рамкой.

– А то вот думаю, не продать ли пустырек-то. Надо оборудова-ние на элеваторе сменить, а лишних нету... Землица тут недешевая, конечно, будет. Но ежели кто захотел бы...

Я подавил желание спросить, не противогаз ли он собрался ку-пить за этот участок, и тут же принял вид наименее заинтересован-ного в покупке лица, чем Сэнди не обманул, ясно. Но повыпендри-вался как следует: почва изгажена, уклон к реке больше допусти-мого для строительства, да почем фут этого лиха, да будет ли скид-ка за кошачье дерьмо... Тут Сэнди решительно меня прервал, ука-зав, что дерьмо – это удобрение, а посему может рассматриваться только как повод для повышения стоимости. Я зевнул и спросил, на каких условиях будет реализован пустырь. Сволочь Сэнди, ко-нечно, устроил бы аукцион. Но дураков не нашлось, потому что ко-выряться в шлаке пополам с кирпичом да еще платить за это налог никому неохота. Прежде чем прийти ко мне, он опросил всех пла-тежеспособных жителей Шира. Я торговался, как южный купец на дунландском базаре, помня одно: если он поймет, что мне это все-таки нужно больше, чем ему, скорее удавится, чем продаст! В ито-ге участок достался мне ниже залоговой стоимости, не говоря уж об аукционной цене. Сэнди, подписывая документы и принимая на счет сумму, мерзко хихикал и скрывал от меня информацию о на-логе с неосвоенных земель, предвкушая, как меня обдерут уже сле-дующей осенью, ведь с этим участком и в десять лет не разобрать-ся. Велико будет горе этого поганца... особенно если при встрече ему что-нибудь расскажет Долбальд (но замечу, что Долбальда ис-целят только сегодня вечером, так что эта любовь еще впереди). Немедленно по утверждении сделки я вывел на теперь уже мой Сэндименов пустырь Фангорна. До этого я ни за что не выпускал энта из Дориата днем, чтобы не устраивать цирк. Но пустырь рас-полагался уединенно, к нему все, что могло, стояло задом, а от хол-ма его загораживал собственно мой сад. Внизу текла Речка, тоже пытаясь повернуться к пустырю задом: там рос камыш, рогоз, ив-няк, и с другого берега ничего особо не было видно. Собственно, плешка-то была невелика, ярдов сто пятьдесят от моего забора до Речки и сто от заборов Бэгшот-Роу до забора Дориата ниже по те-чению. Сэнди обитал в дальнем от меня и ближнем к Речке доме по Бэгшот. Пустырь, таким образом, висел на задах его участка, как консервная банка на кошачьем хвосте, если иметь в виду конфигу-рацию. Проход туда был один по тропинке вдоль Речки, второй мимо Сэндиного дома, а третий я проделал в своем заборе. Если бы не энт, пришлось бы немедленно закупать полста ярдов сетки, со-ответствующее количество проволоки и столбов и перекрывать все дыры. Или заказывать в Хараде сотню саженцев жутковины стра-ховидной – для живой изгороди. Мне абсолютно не нужны были гуляющие шалопаи. Но Фангорн мигнул зеленым и красным све-том в глазу и обещал, что ни один двуногий или растительноядный четвероногий не просочится на Старую территорию, как уже звали дома основной Дориат. Я ему поверил. Тем более ему поверил Сэн-ди, который по привычке вылез покурить и поплевать на сон гряду-щий. Бедняга забыл, что это уже не его участок, а может, не пред-полагал такого поспешного хозяйственного освоения. И когда на пустыре, знакомом ему, как собственная фига, внезапно оказалось толстое неучтенное дерево, он врезался в него чашечкой трубки, выпустил фонтан искр и проглотил откушенный сандаловый чубук. После чего покинул пустырь навсегда.

Энт от нечего делать сразу взялся за рекультивацию. Кирпичи он просто перетирал в пыль и крошку. Шлак пришлось закопать куда-то под корни Земли, где бродит Луна в новолуние. Ох и уди-вится она, если встретит там полмиллиона фунтов неизвестного черного вещества... Обработанные куски пустыря отличались крас-ным тоном из-за перетертых кирпичей. Этот красно-черный пейзаж внушал несведущему такое уныние, что унылые несведущие зеваки сразу шли в "Зеленый дракон", ибо им хотелось зелени, и нализы-вались там до зеленых балрогов. Бармен и хозяин прислали мне благодарственный ящик пива. Я за него выменял на ближайшей ферме две телеги навоза с горкой и с доставкой, и цвет пустыря стал приближаться к норме. Сеять мы с энтом решили для начала полевицу, клевер и ацелас – последний, собственно, не сеять, а вы-носить со старой территории с кусками дерновины. Заодно образо-валось и место для козлятника: из-под горки от Речки запахи в сад не доносились. Своего козла решили не заводить ввиду близкого соседства Сэндимена и хорошей племенной фермы в трех милях. Я, правда, предупредил Голду, что после рекультивации козы покинут наш гостеприимный кров, потому что травы мне для них не жалко, а вот при первой же посадке чего-то осмысленного эти прожорли-вые скоты вступят со мной в смертельный конфликт. Голда пожала плечами и сказала, что у теток слишком много места в норах и свободного времени, так что проблемы на будущее она не видит. И надо заметить, жена не ошиблась: Камелия и Арморация, будучи непримиримыми врагами во всех бытовых и вкусовых вопросах, до такой степени прониклись "козочками", что не только доили, чеса-ли и выгуливали их, но за свой счет оборудовали у себя хлев и при-няли коз на полный пансион. Я, в свою очередь, гонял к ним ежед-невно младшего садовника с настриженным и выполотым ацела-сом, переправлял к ним заказы на партии сыра и переводил на счет каждой тетке по четверти прибыли от молока и сыра. Небольшие премиальные я для смеха отправлял на личный счет короля, сооб-еный мне Оле по секрету. И вонючий же сыр получился из этого ацеласного молока! Такой, что его покупали в полтора раза дороже самого дорогого, встреченного мной в прайсах. Правда, в дозах, ко-торые снобы называют гомеопатическими, а я – "под ноготь заго-нишь". Арамир впоследствии был вынужден отказаться от посеще-ния самого королевского ресторана Минас Тирит – тамошний шеф-повар слишком увлекся этим сыром и пихал его в супы, салаты и соуса. И хотя за сочетание в столице короля и заветной травы в одном флаконе ресторан готов был кормить его величество бес-платно хоть каждый день – клиент бы набежал со всего Гондора, а богатые и суеверные приперлись бы аж из Кханда, – бедняга зара-ботал вместо обедов аллергический дерматит и отвращение к запа-ху "королевской травки".

Но пока что Арамир, не имея возможности гулять по землям Шира, излечив всех, кто плохо шевелился, опять сидел и тосковал в норе. От ацеласа у него чесались руки. От безделья у него руки чесались. Он отказался от инвалидного кресла Лалии Тук, так как в нем колени упирались королю в подбородок, хотя по ширине он вполне умещался. Мы с Оле стали думать, нельзя ли как-нибудь из-вернуться с законом – к примеру, считать, что "хождение по зем-лям Шира" относится только к муниципальным угодьям, а мой сад – не земля Шира, а земля Гэмджи... Но тут обошлось само. От не-чего делать Арамир позвонил домой и сказал, что готов разрешить накопившиеся вопросы по телефону, сети, почтовыми летучими мышами, но отпуск отгуляет целиком, тем более что осталось три дня. Дед-наместник обрадовался, и король опять занялся управле-нием государством. Мне только пришлось арендовать на станции дополнительный телефонный номер. Кабинет временно стал коро-левской загородной резиденцией "Холмы". Мой отпуск кончился через два дня, так что провожал я своих компаньонов в Гондор уже в рабочее время.

К началу августа я решил, что методика пересадки клеточных ядер мною достаточно отработана – то есть разбуди ночью, и я, не включая света, пересажу кому угодно что хочешь на любое место. Даже без микроскопа и манипулятора. Потому что не люблю, что-бы меня будили ночью. К тому же август – подходящее время для всяких прививок на растениях (летних прививок, разумеется; зим-ние, как следует из названия, делают зимой, на спящих ветках). По-этому третьего числа я на рассвете вылез в сад на Новую террито-рию и взял у энта биопсию. Больно ему не было. Отнес в лаборато-рию, обработал самыми общими гормонами (наугад, поскольку ис-следование биологической природы энтов могло затянуться на эн-тийскую жизнь, к тому же они могли оказаться и не растениями, а животными) – и тут сообразил, что ничего не знаю об устройстве хромосомного определения пола энтов. Это на шпинате было не проверить. Внутренности провалились у меня сами в себя. Я – иди-от. Это смертельное заболевание.

Пока препараты загонялись в деление и хромосом не было вид-но, я сидел, глядя то в микроскоп, то в окно. На меня напало без-различие: от меня уже ничего не зависело. Я провалил такой экспе-римент, что если Фангорн сочтет нужным меня убить, то я даже от-скакивать не буду. Голде не нужен такой болван. Она должна оста-вить меня и двигать науку в более подходящем для нее месте. Де-тей – бабушке... Э, нет, тогда миссис Кротт, потому что моя ма-менька воспитала же меня, кретина ушастого. Еще и детей испор-тит...

Тут я в очередной раз глянул в окуляры и увидел нечто заслу-живающее внимания. Хромосомы проявились, сконцентрирова-лись, и стало видно, что они парные, но одна – одиночная. Я уста-вился на нее, запустив обе руки в затылок. Что-то я видел похожее. Где-то когда-то... А! А-а-а!

Я вспомнил. Подобную картинку я видел у одного вида садо-вых вредителей, против которых искал яд, истребляющий второе поколение. У них самец имел только одну половую хромосому – Y. Самка – тоже одну, но другую, X. При оплодотворении получалось, естественно, XY. А дальше начиналось самое интересное: при пер-вом же делении зиготы – то есть оплодотворенной яйцеклетки – одна из половых хромосом необратимо разрушалась. В случайном порядке. А пол развивающегося гада определялся той, которая ос-талась: уцелела Х – значит, самка, Y – ну, стало быть, самец. Я, собственно, и потравил их так – нашел яд, при котором выпадала Х-хромосома, так что вылуплялись одни самцы. Они и жрали мень-ше, и жили недолго, и птичкам был корм опять же.

Та-ак. Значит, я располагаю только возможностью производст-ва самцов. То бишь молодых энтов. Оно, конечно, лучше, чем ни-чего, но задача-то была совершенно другая. Хоть бы одна энтиха уцелела, так ведь нет!

И тут в лабораторию зашла Голда. Она была в своем обычном домашне-рабочем виде, значит, в мокрую оранжерею не соби-ралась. В руках у нее был какой-то инструмент, на плече висела холщовая сумка с чем-то нужным, широкая юбка, фартук (из кар-мана торчат секатор и совок) – ну чем не энтиха?! Во! Идея!

Жена была загнана в угол и поставлена перед – нет, не фактом, но перед микроскопом. Я объяснил, что у меня только две возмож-ности в жизни: либо я ухожу на Запад, причем, возможно, ногами вперед, либо она выделяет мне миллиграмм своих бесценных тка-ней, в которых точно содержатся необходимые мне хромосомы, притом очень качественные, судя по нашим трем дочкам. Голда посмотрела в окуляры, тоже запустила руку в затылок, хорошо по-думала и спросила:

– А откуда ты знаешь, что я с ними совместима?

Я не знал, что сказать. Идея, конечно, восходила к фонарю бо-лее, чем к иным материальным и духовным объектам этого мира. В то же время у Голды все так росло! Все растения, в которых она принимала участие, развивались наилучшим образом, оптимально цвели и плодоносили, имели расцветку и форму, наиболее соот-ветствующую сорту и тому подобное. Кроме того, все равно ничего лучшего у меня не было – ну не актинидию же им туда вставлять. Собственно, ничто в энте не свидетельствовало, что чисто расти-тельная хромосома подойдет ему больше, чем чисто животная. Я сказал:

– Ниоткуда. Дай хромосому, а то свою Х выделю и вставлю. Несколько больше возни, но я сделаю это.

Голда посмотрела на меня внимательно, очень пристально, и вдруг я вспомнил взгляд Фангорна. Было похоже. Даже чересчур, учитывая, что в остальном объекты не совпадали ни линией. Что-то такое она увидела, после чего сказала:

– Да забирай. В крайнем случае ничего не выйдет, а вдруг да получится.

Села за мой стол и подставила палец. Я недрогнувшей рукой взял у нее два кубика крови, отставил пробирку и благоговейно по-целовал этот палец. Потом смазал спиртом и отпустил. Голда еще раз смерила меня энтийским взглядом и пошла к тому шкафу, ради которого и явилась в лабораторию. Что-то убрала туда, что-то по-ложила в сумку и отбыла, пожелав мне удачи.

После этого осталось только выделить Х-хромосомы – кстати, их было даже две разных! – и поменять в наборе энта его Y на Голдину X. А потом заставить эту сфабрикованную ткань расти – биопсию я как раз брал из кожи не то коры энта, то есть эта ткань должна была постоянно делиться, а то бы он за такой срок давно стерся весь. И вот тут уже чем ближе энт к растению, тем больше надежда на успех...

В течение недели я конструировал клетки и ставил культуры тканей. В поставленных культурах ничего не происходило – клетки не делились, но и не умирали. Я капал гормонами, менял темпера-туру, освещение, влажность – ничего их не брало. Я даже сходил к мэллорну и поскреб его коры, а потом подумал и набрал немножко земли вокруг него – может, там есть еще микрочастица от благо-словения Галадриэли. Всем этим я тоже обработал часть культур. Ничего не произошло.

Двенадцатого августа я опять проверил пробирки – ничего. Шел сильный дождь. Я прошелся по участку без плаща и зонтика, подставляя лицо потокам воды – от этого мне почему-то было лег-че. Энт, мокнущий на Новой территории, проводил меня взглядом, не задавая вопросов – он и сам понимал, что если что-то случится, ему сообщат. К тому же, наверное, я выглядел достаточно красно-речиво.

Мокрый и расстроенный, я ввалился домой, переоделся и залег на диван в гостиной. С тоски включил новости по телевизору – по-смотреть прогноз погоды, ну и заодно как там в Гондоре, все ли в порядке. И тут увидел нечто исключительно интересное,

Оказывается, дождь был не только у нас в Шире. С Запада при-гнало такой циклон, что практически все Средиземье до Андуина было покрыто тучами. Лило от Арнора до Ньюминаса, причем Мглистый на этот раз не помешал облакам пройти над собой и не опустошил их. Рохан заливало, табуны перегоняли на возвышен-ности. С гор уже потекла почва. Ручейки вздулись и превратились в реки, а реки переполнили пруды и водохранилища. Андуин под-нялся до самых верхних отметок половодья, и по нему текла муть вместо воды. А конца дождю не было.

Я сходил на кухню, накидал поднос еды, заварил чаю и вернул-ся к телевизору. От наблюдаемых картин мне стало не до своих не-приятностей: вот в деревне смыло сарай, причем оператор еле увернулся от плывущего бревна; вот переполняющееся водо-хранилище, возле которого, к счастью, на пригорке, прыгает еще одна съемочная группа; вот табун по колени в воде бредет куда-то, и вдрызг мокрый желтоволосый роханец что-то говорит корреспон-денту, а звука нет – у них промокла аппаратура... И у нас дождь стеной, даже мэллорна не видно. Не смыло бы почву там, у энта...

И тут включились в прямой эфир эти, около водохранилища. Корреспондент – чрезвычайно интеллигентный гондорец, где толь-ко таких берут, но почему-то с нашей хоббитской фамилией Нор-кин – докладывал, пытаясь сохранить некоторую отрешенность и правильно склоняя числительные, что вот уровень воды достиг критического и возможно разрушение плотины. Дальше он назвал место, откуда ведет репортаж – на одной из мелких речек ниже де-ревушки Таз. Я сбегал в кабинет и установил, что оный возможный прорыв ничем особенно не чреват, судя по карте – никаких селений там не было до самого Андуина. Одни ивы по берегам. Это было местное водозаборное водохранилище где-то между южным Роха-ном и северным Гондором, а ручеек, питавший его, в мирное время я мог бы перепрыгнуть. Но водохранилище было неглубокое и обширное, а при таком наполнении земляная дамба легко могла не выдержать. Я вернулся в гостиную к телевизору – и выяснил, что за эти минуты водохранилище прорвалось и утекло в Андуин.

Съемочники устремились вслед за водой, надеясь на сенсацию. Начался комментарий из студии с картой, профилем дна, объемами утекшего и прочей полезной информацией. Показали Оле, что-то мрачно подсчитывающего. Потом в эфир выдали Трофи. Господин советник по культуре сообщил зрителям, что обнажились земли, как бы упомянутые в предсказании Галадриэли, так как деревушка гондорская и полностью называется Тазаринан. Впрочем, без питьевой воды жители не останутся, так как там есть артезианский водопровод, а полив огородов и вода для скота поступают прямо с неба, так что проблем нет, все будет хорошо.

Что-то знакомое промелькнуло у меня в голове. Тазаринан. Ин Нантаса-ри-он... Среди ивовых лугов Тазаринана... О! Последний раз я слышал это у Бомбадила, правда, почти сквозь сон.

Возвращение ветки несломанной,

возвращенье листа неотпавшего,

обращенная вниз голова...

Но опущена долу не злом она,

но о дне Возвращенья не спрашивай:

это – Знак, это – Ива! ¹⁶

Пойти все-таки, что ли, энта спросить? Я взял зонтик и пошел консультироваться – а вдруг узнаю что-то полезное. Знак все-таки.

Энт неторопливо, но эффективно крошил под собой кирпичи. Дождя он не боялся, а мне вроде как обрадовался. Я коротко (в его масштабах) изложил новости и поинтересовался – что там такое го-ворил Том? И тут увидел, что глаза-дупла зажглись таким зеленым светом, какой бывает только в майских лесах солнечным днем. Фангорн повернулся на запад и заговорил-зажурчал на своем языке что-то чрезвычайно прочувствованное и благодарное. Я подождал-подождал, а потом невежливо вмешался, постучав кулаком по стволу энта. Тот прекратил свое песнопение и перешел на вестрон. Чтобы не быть слишком многословным, повторю в виде реферата: было такое предсказание, что на землях Тазаринана встретятся Фангорн, Галадриэль и Келеборн. И произойдет это тогда, когда оные земли поднимутся из воды, затопившей Белерианд при паде-нии Нуменора. Кажется, так, учитывая воду, заливавшую мне уши, несмотря на зонтик. И он, Фангорн, рассматривает весь этот ливень и прорыв плотины как исключительно доброе предзнаменование по поводу нашей текущей деятельности. Я озадачился и немного проникся оптимизмом, бившим из энта во все стороны. Тучи дейст-вительно принесло с запада, так у нас каждая первая туча оттуда, а вторая с юго-запада. По крайней мере летом. Но чем Манвэ не шу-тит... Ну, Галадриэль и Келеборн вряд ли тут поучаствуют, как бы я того ни хотел. Но, может, там с кем-нибудь встретится Фангорн? И надо его срочно гнать на место событий? Нет, сказал энт, по его мнению, все нужное уже произошло. И никуда не надо ехать, пото-му что старые пророчества искажаются при пересказах и перево-дах, и кто его знает, что там на самом деле было сказано – проро-чество-то эльфийское, первоисточник потерян. Да, при встрече с эльфами после войны оно упоминалось, повторяла его Галадриэль, но сам Фангорн его истолковал бы лишь в том смысле, что вот при таких обстоятельствах кто-нибудь может встретиться с кем-нибудь, давно утраченным, но любимым. Я вытер слезу, почти сразу смы-тую дождем, и рванул в лабораторный корпус. И там увидел то, че-го уже и не ждал – первое деление во всех (!) клеточных культурах.

Меня хватило на то, чтобы на цырлах выйти из помещения, спуститься в сад – и только там заорать так, что сбежались сразу все, включая энта, теток и собаку. Бешеные прыжки и пляски под дождем перешли в импровизированное пиршество под крышей, а потом я сообразил позвонить в Гондор, и уже через сутки господа советники были спущены с флаера на бывший Сэндименов участок с королевскими поздравлениями и жутким объемом гондорского вина. Их отпустили, несмотря на довольно напряженную ситуацию в самом Гондоре, отпустил, собственно, сам Арамир, полагая, что дамбы рухают не впервые, а вот в Дориате вершится история. И мальчик был прав, чтоб мне лопнуть.

Трофи все же настаивал, что на землях подлинного Тазаринана следует встретиться эльфам с энтами, а отнюдь не энтам с энтиха-ми, как гласило превратное толкование пророчества. В конце кон-цов предзнаменование все равно решили считать благоприятным тремя голосами против одного, хотя истерически хрипящего, Тро-финого. Третий голос король подал по телефону. Остальное насе-ление Средиземья мы спросить забыли. В том числе и Голду, кото-рая метала на стол еду и принимала вылизанную посуду, проверяла работу всех домашних систем – обычно это моя работа, но тут я всем пренебрег; кормила и занимала детей, собаку, кошек, пауков; выпроваживала теток и маменьку; спрашивала с сотрудников ре-зультаты ежедневного труда, к тому же все это пришлось на день зарплаты, и она еще сидела в кабинете и переводила всем деньги на счета... Часов в одиннадцать вечера она решительно вошла в столо-вую, села на диван и налила себе стакан одного из гондорских вин. Обычно она не пила совсем, но сегодня день был необычный. Вы-пила – и немедленно заснула, не выпуская стакана из руки. Я сгреб себя в кучку, напрягся и выпер всех спать. Голду я перегонять из столовой не стал, отобрал стакан, подвинул ее немного к стене, накрыл пледом и завалился рядом. Когда мы проснулись, был рас-свет, и не было дождя.

Дата добавления: 2015-07-12