Мировоззрение и культы. Упоминания о различных сторонах мировоззрения ненцев встречаются в ранних

Упоминания о различных сторонах мировоззрения ненцев встречаются в ранних источниках: в Сибирской летописи (XVI в. — о поклонении идолам), в трудах иностранных путешественников (Баренц, Ченслер, Барроу), имеются даже описания этих идолов. Более подробные материалы поступают с конца XVIII в. и связаны с именами П.С.Палласа, В.Ф.Зуева, И.И.Лепехина и других участников Академической экспедиции. В опубликованных ими капитальных трудах среди многих сторон быта ненцев приводятся интереснейшие данные о поклонении духам природы, шаманстве и т.п. Отметим и работы архимандрита Вениамина (1825–1830 гг.). Другой священник А.Подосенов также передал в 1852 г. рукопись «О вере самоедов» (хранится в Архиве Географического общества). Среди ученых, оставивших сведения о мировоззрении ненцев, ботаник А.Шренк, лингвист М.А.Кастрен, чиновник В.Иславин и др., хотя большинство материалов грешат тенденциозностью и характеризуют в основном внешнюю сторону увиденного, что, тем не менее, является ценным, в частности, как сравнительный материал для более поздних уже специальных исследований (Хомич, 1976а. С. 16–17).

После Октябрьской революции изучение духовной культуры ненцев продолжается. В этот период отметим работы В.Костикова, Г.Н.Прокофьева, Г.Д.Вербова, позднее Л.В.Хомич. В последние годы проблемами традиционного мировоззрения занимаются сами представители этой народности (Е.Г.Сусой, Л.П.Комарова-Ненянг, А.Х.Сэротэтта, Г.П.Харючи, Л.А.Лар и др.). Ими выявлены многие неизвестные ранее особенности, учтены старинные священные места, записаны тексты шаманских песнопений и т.д. Это отражено в ряде публикаций.

О космогонических представлениях ненцев известно немногое. Наиболее распространен следующий миф о мироздании: первоначальна была одна вода. Из воды гагара достала кусок глины (или земли), который и стал сушей (иногда с помощью бога Нума). Затем, появились горы и реки, люди и животные (мифы о сотворении мира см.: Кушелевский, 1868; Лехтисало, 1998). О различных явлениях природы существовали следующие представления: ветер производится взмахами крыльев мифической семикрылой птицы Минлей, по некоторым данным — второго сына Нума. Гром — шум нарт, на которых приезжают сражаться сыновья Севера с Югом, чтобы забрать у Юга дочь, некогда выданную за умершего сына Севера и возвратившуюся к отцу (возможно, здесь отражены некогда бывшие родовые распри). Звезды — это озера на верхней земле. Вселенную ненцы представляли в виде нескольких миров, расположенных один над другим: над нашей Землей находится семь небес. Они как одно целое передвигаются над землей с прикрепленными к ним луной и солнцем. Когда на нижнем небе тает снег, он стекает на землю в виде дождя (Хомич, 1976а. С. 17–20).

Земля плоская, немного взгорбленная посредине, с гор, в разные стороны текут реки. Под нашей землей есть еще семь земель. На первой из них живут сиртя (в восточных говорах сихиртя). Для них небом служит наша земля (Лашук, 1968; Хомич, 1970а; Васильев, 1970б). Солнце и луна — одни для всех миров; они светят для сиртя сквозь воду и нашу землю. Солнце, по старинным представлениям ненцев, — женщина. Она растит травы, деревья, мох. Когда наступают морозы, солнце прячется от них — поворачивается вместе с небосводом, и наступает ночь.

Большинство этих представлений ненцы забыли, дальнейший сбор их затруднен. Некоторые из приведенных данных в какой-то мере отражены в фольклоре. В этнографической науке существует точка зрения, что до появления анимизма, т.е. веры в духов природы, душу, люди оживотворяли природу, т.е. придавали животным и объектам природы черты, присущие им самим (Попов, 1958. С. 77–99). Поэтому, идя на охоту, ненцы, как и многие другие народы, употребляли иносказательные выражения, скрывали свои намерения, считая, что животные могут понимать человеческую речь. В связи с этими же представлениями, желая, чтобы река или озеро давали хороший улов, их угощали, опуская в воду кусочек от первого улова или какие-то иные дары, «кормили» ружье, смазывая его жиром, бросали кусочки пищи в огонь, чтобы он давал свет и тепло и т.д. Позднее возникли представления о духах-хозяевах промысловых урочищ, водоемов, различных явлений природы, хотя доанимистические представления продолжали сохраняться. Этот этап нашел отражение в ненецком языке, например ид ерв — хозяин воды (Хомич, 1966. С. 195–209; 1976а. С. 21–23; 1977. С. 8–9; 1995. С. 209–213). Слово нум в ненецком языке означает «небо» и «погода». На каком-то этапе развития мировоззрения появилось представление о духе неба (отсюда: нумда пэвсюмя — небо его потемнело, т.е. наступил вечер). С небом ненцы, как и многие другие народы, связывали представления о светлом добром начале. Однако, когда появилось представление о духе неба, то образ его остался расплывчатым, как само небо, его не пытались изобразить. Ненцы придавали Нуму большое значение, в частности, потому, что с ним связаны Луна (ирий, иры) и Солнце (хаер’). Существовали различные формы жертвоприношения ему: оленей белой масти, посвящение живых оленей, обряд кормления неба. Возможно, в связи с этим практически все исследователи XVIII — начала XX в. утверждали, что у ненцев существует представление о «верховном существе», под названием Нум. Чтобы подтвердить наличие у ненцев веры в главное божество, создателя всего существующего на Земле, многие авторы даже объединили Нума с духом — хозяином диких оленей (илебцям’ пэртя — «пастух» диких оленей), которых ненцы называют илебць, (то с помощью чего живут), для большей убедительности переделав это название в Илеумбарте, что как бы обозначает «жизнедатель», «творец» (Лепехин, 1805; Вениамин, 1855. С. 114, 115; Шренк, 1855. С. 358). Злое начало ненцы представляли в виде духа даже На, духа болезни и смерти, который по некоторым источникам являлся сыном Нума, по другим — мужем сестры жены Нума. На, как считалось, жил под землей, за семью слоями вечной мерзлоты. О соперничестве Нума и На существуют легенды (Хомич, 1995. С. 212). В качестве доброго духа в религии ненцев занимала видное место Я’ Небя (что в переводе означает — «мать-земля» или «мать земли»), которая считалась покровительницей женщин. Помимо указанных духов, представленных в единственном числе, ненцы верили в существование большого числа духов, которые принимали непосредственное участье в жизни людей, принося им удачу или неудачу в промыслах, доставляя радости или огорчения, насылая различные болезни и т.п. Желание задобрить этих духов, привлечь их на свою сторону вызывало к жизни такие явления как создание священных мест и жертвоприношение. Наиболее известными у ненцев священными местами (хэбидя я) были Болванский Нос на острове Вайгач, Козьмин перелесок в районе реки Несь, Яв’мал на Ямале, гора Манисей на Северном Урале, ряд священных мест на Канинском полуострове (Хомич, 1995. С. 213–215). Помимо этих широко известных мест, во всех районах расселения ненцев имелись небольшие священные места, где приносили жертвы члены одного рода или семьи, а иногда и просто проезжающие мимо этого места ненцы.

Обычно эти жертвенные места располагались возле камня какой-нибудь особенной формы, на вершине сопки, которая, в разную погоду меняет свои очертания, на берегу озера. К востоку от Урала на священном месте ставили лиственницу (яля пя, т.е. светлое дерево). Иногда священными места признавались по указанию шамана, если на этом месте кому-то что-то привиделось, кто-то провалился под лед и т.д. Судя по имеющимся многочисленным описаниям (Вениамин, 1855; Житков, 1913. С. 49–50) на священных местах ставили культовые антропоморфные изображения в виде кольев с обозначенными в верхней части лицами, а также имелось большое количество оленьих черепов (следы жертвоприношений). Для культа ненцев были характерны «кровавые» жертвоприношения (хан; на священном месте убивали животное, обычно оленя) и бескровные (хангор), когда на священном месте оставляли хлеб, вино, кусочки сукна, монеты. В первом случае кровью жертвенного животного мазали рты изображений духов, которые по-ненецки носили названия сядэй (вероятно, от слова ся’ — лицо).

Помимо устанавливаемых на местах жертвоприношений деревянных скульптурных изображений, у ненцев имелось большое число покровителей семьи, которые представляли собой более тщательно вырезанные из дерева антропоморфные (иногда зооморфные) фигурки, которые одевали в одежду из оленьего меха и хранили в чуме, или на специальной священной нарте, обычно имевшей семь пар копыльев и передки (головки) в виде человеческих лиц. Иногда домашними покровителями были кусочки камня, отбитые от священных скал или просто имеющие причудливую форму. Этих каменных хэхэ тоже одевали или заворачивали в меховые одежды. Прося о помощи, семейных покровителей «угощали», т.е. смазывали рты изображений кровью, салом, едой.

Особо следует упомянуть о специальных женских культовых предметах, которые носили названия Мяд пухуця, т.е. старушка чума. Она, как и уже упоминавшаяся Я’ Небя, считалась покровительницей женщин (данной семьи), помогала при родах. В отличие от других предметов культа Мяд пухуця не имела деревянной или иной основы (тела), а состояла из надетых одна на другую одежд (Хомич, 1966. С. 202–204; 1976а. С. 22–24).

Прежде чем перейти к рассмотрению шаманства у ненцев, вероятно, следует сказать несколько слов о проблеме тотемизма. Как известно, под тотемизмом понимают представление о происхождении родовых групп от какого-либо вида животного (иногда растения и даже неодушевленного предмета). Точки зрения о наличии у народов Сибири тотемистических воззрений придерживались A.M.Золотарев, Д.К.Зеленин и некоторые другие. Однако, несмотря на наличие у ненцев зооморфных культовых изображений (птиц, волка, медведя) и родовых названий, означающих виды животных (Нохо — песец, Ненянг — комар), оснований считать это признаками тотемизма нет.

Существует табу на настоящие названия некоторых животных: медведя (варк) называют париденя (черный), пэдарэй (лесной), вангутахана мэна (в берлоге находящийся); волка — сармик — тэва ямб (длиннохвостый), пихий (уличный) и т.д. Это объясняется, как уже говорилось, уверенностью, что животные могут понимать язык людей и соответствующим образом реагировать. Культа медведя, как у хантов или нивхов, у ненцев не было, хотя отдельные элементы особого к нему отношения имелись (считали, что медведь некогда был человеком). Однако особое отношение к медведю было у всех ненцев, а не у членов какого-нибудь одного рода или фратрии.

Тем не менее вопрос о тотемистических представлениях у ненцев, видимо, не следует снимать с «повестки дня»: внук и сын ямальских шаманов А.Х.Сэротэтта утверждал, что тотемом их рода был лебедь (хохорей), что его нельзя было убивать. Однако ненцы вообще не убивали лебедей, а тем более их не ели. Священной птицей шаманов, в том числе из рода Сэротэтта, была утка, она провожала душу шамана по другим мирам. Так что вопрос этот остается открытым и сложным, как и само это явление, носящее название тотемизм (Хомич, 1976а. С. 25–30; 1977. С. 14–16; 1995. С. 206–230).

Помимо принесения жертв духам существовал еще способ общения с ними — через шаманов. Шаманы (тадебя) являлись посредниками между людьми и духами. Однако шаманы могли общаться с духами в процессе камлания, когда, находясь в состоянии транса (экстаза), они встречались с добрыми и злыми духами разных миров, могли узнавать у них скрытые от людей события (Хомич, 1995. С. 213–230; Лар, 1998).

Звание ненецкого шамана, как и у большинства народов Сибири, было наследственным и переходило по мужской линии от отца к сыну или от деда к внуку. Однако недостаточно было происходить из шаманского рода — было необходимо, чтобы данного человека выбрали духи. Это выражалось в том, что в период полового созревания юношу мучили видения, он плохо спал, болел. Таким образом звание шамана часто воспринималось не с радостью, а как тяжкое бремя. Когда близкие понимали, в чем дело, то парня брал под свое покровительство опытный шаман (часто его же отец) и начиналось обучение начинающего шамана. Оно состояло из ознакомления с мифологией данной шаманской семьи, костюмом и атрибутами шаманской профессии, а также с различными явлениями природы, так как шаман впоследствии должен был уметь отвечать на любые вопросы своих подопечных. По мере обучения молодому шаману изготовляли костюм, бубен и подвески к нему, колотушку.

У ненцев существовали три основные категории шаманов, которые зависели от духов, их помощников или покровителей (тадебцё). Первая категория шаманов носила название нув’ няны, т.е. «относящийся к небу», связанный с небесными чистыми духами (нув’ — вин. п., от слова нум «небо»). Особенно «сильные» шаманы этой категории носили еще название выдутана. Именно об этих шаманах сохранялись легенды и писали многие авторы: они умели совершать чудеса — стреляли в себя, протыкали хореем, позволяли душить себя и т.п. без всякого для себя ущерба (Лепехин, 1805. С. 121; Иславин, 1847. С. 109–110 и др.). Шаманы этой категории лечили больных, предсказывали будущее.

Во время камлания у шамана выдутана бывал специальный помощник (тэлтангода), который нагревал бубен для лучшего его звучания, подпевал шаману, иногда разъяснял присутствующим смысл происходящего. Вторая категория шаманов связана с духами земли — я’ няны (я’ — по-ненецки «земля»). Они лечили больных, разыскивали пропавших оленей, людей. По некоторым данным функции этих двух категорий шаманов не различались, но большую силу получали шаманы я’ няны в летнее время, когда стаивал снег и духи земли были близко. Шаманы нув’ няны камлали обычно независимо от времени года. Несмотря на то что в определенном роде формировались шаманы какой-то одной категории, сохранились воспоминания, что «небесные» и «земные» шаманы враждовали между собой за сферы влияния и, как бы мы сейчас сказали, за популярность. Шаманы третьи категории (самбана) ведали похоронным обрядом и, как считалось, провожали душу покойного в загробный мир.

Основной термин для шамана (тадебя) является общесамодийским (у энцев — тадабе, у селькупов — тэттыпы, у камасинцев — тхарбу). Можно предположить, что первоначально (до переселения в более северные районы и до формирования современных народностей) существовала одна категория шаманов. Выделение же разных категорий произошло позже, в связи с развитием шаманистских представлений и расширением деятельности шаманов (у селькупов, например, классификация шаманов идет по другому принципу — камлающие в светлом и темном чуме).

Внешним выражением звания шамана является шаманский костюм. Имеющиеся описания (Вениамин, 1855. С. 118; Кастрен, 1860. С. 126 и др.) подтверждают относительную простоту шаманского костюма ненцев (в отличие от эвенкийского, якутского, некоторых народов Южной Сибири). Это была ровдужная рубаха с бляхой на груди (иногда и другими подвесками) и головной убор, состоящий из обода из сукна или другой материи с перекрещивающимися на темени двумя полосками, и спускающегося на лицо лоскута ткани или бахромой. В коллекции МАЭ имеется семипалая перчатка из разноцветного сукна, которой шаман брал горящий хворост, железо и ритуальный пояс, который надевался во время камлания поверх обычного мужского, который, видимо, бытовал только на Ямале. Шаманским костюмом обычно пользовался только шаман категории выдутана.

Для ненцев характерными были бубны овальной формы, размерами 60×50 см. Обечайка из лиственницы, шириной 8–10 см представляет собой обруч, соединенный в одном месте путем прошивки ровдужным ремешком. С наружной стороны обечайка имеет ряд выступов (шпеньков), которые будучи обтянуты кожей, образуют резонаторы. Обтяжка из выделанной кожи оленя прикрепляется к обечайке с помощью узкого ровдужного ремешка, который продевают сквозь дырочки, проделанные в обечайке и обтяжке. Крестовина, служащая рукояткой, прикрепляется с внутренней (не обтянутой кожей) стороны бубна. Во время камлания шаман держит левой рукой бубен за рукоять, а правой рукой ударяет по бубну по обтянутой его поверхности. Кожу для обтяжки бубна брали обычно от дикого оленя, дерево для изготовления обечайки выбирали по указанию опытного шамана. К рукояти бубна прикреплялись подвески. Ударную часть колотушки обшивали шкурой, часто медведя. В послевоенные годы, в связи с развитием художественной самодеятельности, с одной стороны, и отхода от религиозных верований с другой, бубен стал использоваться как аккомпанемент при сценическом исполнении песен и танцев, которые сочинялись на основе трудовых процессов (изображалась, например, езда на оленях). В последние годы в виду роста значения религии в нашей стране возрос интерес к бубну как к предмету культовых действий.

К помощи шамана прибегали в самых важных для ненцев случаях жизни (болезнь, отправка на промысел, пропажа оленей и т.п.). Желая помочь, шаман совершал тот особый комплекс действий, который в литературе носит название камлание (ненец.: тадебтенобць, пензретась; последнее — от слова пензер”, «бубен»). Камлания происходили в чуме при горящем костре. Это мог быть чум больного, пострадавшего или просто того лица, которое хочет узнать что-либо через шамана о своем будущем. Иногда это был чум шамана. Камлания могли происходить в различное время дня и ночи и продолжались обычно несколько часов. В чуме собирались все ненцы, желающие присутствовать при камлании. Шаман облачался в специальный костюм (если он принадлежал категории выдутана) или надевал головной убор.

Приглашенные лица рассаживались; шаман садился на разостланную за костром оленью шкуру, грел сам (или его помощник) бубен над огнем, чтобы кожа натянулась и получила надлежащую упругость. Затем шаман, взяв в левую руку бубен, а в правую — колотушку, начинал тихо и мерно бить в бубен, сопровождая барабанный бой протяжным монотонным зовом: «гой, гой, гой!» Постепенно звуки бубна усиливались и учащались. Это продолжалось некоторое время. Затем звуки бубна затихали, и шаман начинал задавать вопросы, перемежая их с монотонными звуками: «гой, гой, гой…» Это означало, что духи «явились» к нему. Шаман расспрашивал их об обстоятельствах дела, по поводу которого совершалось камлание, и духи давали ему ответы. В случае, если духи упрямились, камлание продолжалось, шаман продолжал разговаривать с духами. Иногда, наоборот, душа шамана якобы путешествовала в мире духов, и тогда в своих напевах под аккомпанемент бубна он описывал свое путешествие в иной мир, встречу с духами и т.д. Бывало, что покинутое душой тело шамана падало и лежало без движения до возвращения души. Случалось, что духи вселялись в шамана. Внешне это проявлялось в сильном возбуждении, которое испытывал шаман. Он начинал делать различные резкие движения: скакать, плясать и, наконец, падал в изнеможении. В результате тех или иных из описанных действий шаман узнавал и сообщал собравшимся решение духов.

В основе такого явления как экстаз, транс лежал целый комплекс различных факторов. Во-первых, это определенное предрасположение к шаманской деятельности, усиленное специальным воспитанием в сочетании с впитанными с детства религиозными представлениями, что являлось одной из причин сравнительно легкого вхождения в экстаз ненецких шаманов. Во-вторых, этому способствовала обстановка: горящий костер, звуки бубна, дым, пропитанный смолами, возбужденное состояние присутствующих. Вероятно, правомерно сравнение состояния шамана во время камлания с состоянием актера во время исполнения роли или поэта в момент творчества, когда окружающая действительность как бы перестает существовать, а человека окружают вымышленные образы (Хомич, 1981; 1995).

Помимо шаманов у ненцев имелись лица, тоже, как считалось, имеющие возможность общаться с духами. Здесь следует в первую очередь назвать сэвндана (ясновидящие, от сэв — глаз). Основной функцией сэвндана было предсказание будущего на основании «вещих» снов. К нему обращались и в случае болезни, неприятных происшествий и т.п. Насколько удалось выяснить, разница между шаманами и ясновидящими заключалась в произвольности посещения духами последних. Шаманы же могли сами вызывать духов во время камлания. Кроме того, только шаманы тадебя имели бубен (за исключением самых начинающих), сэвндана бубна не имели. Еще одна категория людей, связанная с духами, носит название турти мэта (от слова турта’ — «духи, затемняющие разум человека»). Это психически неуравновешенные люди, разум которых затемняют нечистые духи. К характеристике этих лиц, видимо, может подойти слово «бесноватые». В отличие от шаманов тадебя и ясновидящих сэвндана турти мэта никакого социального значения не имели.

На Европейском Севере основная работа по христианизации ненцев проводилась в 1825–1830 гг. миссией под руководством архимандрита Вениамина на полуострове Канин, в Большеземельской и Тиманской тундре, на острове Варандей и в других районах. В связи с тем, что большинство ненцев не знало русского языка, Вениамин с самого начала своей деятельности занялся изучением ненецкого языка, составил грамматику и лексикон, а также перевел на ненецкий язык ряд книг Нового завета. Обращение ненцев в христианскую веру проходило не гладко, миссионеры не только убеждали ненцев креститься, но и уничтожали их священные места, предметы культа, водружая на их месте крест (Вениамин, 1855; Хомич, 1979). В 1830 г. миссия завершила свою работу. Из 3983 человек было крещено 3303 ненца, т.е. подавляющее большинство ненецкого населения к западу от Урала. Работу указанной миссии продолжила духовная строительная комиссия, которой было поручено строительство трех церквей в трех самоедских приходах: в Большеземельской тундре в районе р. Колвы, в Тиманской — на р. Пеше, в Канинской — на р. Несь (церковь в селе Несь сохранилась до наших дней). Однако знакомство с состоянием религиозности в конце XIX в. показало широкое бытование среди ненцев традиционных шаманистских верований.

Массовая христианизация населения Тобольского Севера началась еще в XVIII в. Однако, если распространение христианской веры среди хантов и манси дало определенный успех, то еще в 1770-х годах все ненцы этого региона оставались язычниками (Огрызко, 1941. С. 62–65). Слухи о сожжении предметов культа вызывали возмущение, ненцы грозили неплатежом ясака, откочевали в глухие места тундры.

Созданная в середине XIX в. миссионерская школа в Обдорске имела основной целью подготовку проводников православия в массе коренного населения, для чего в более позднее время старались вовлекать в школу детей шаманов.

Что же дало столетие интенсивной миссионерской деятельности? В разных группах ненцев дело обстояло по-разному. Во-первых, имелись районы совершенно не затронутые миссионерской деятельностью (Северный Ямал, Гыданский полуостров, некоторые участки бассейнов р. Таз, Пур, Надым). Здесь сохранились шаманистские верования и культы. С другой стороны, среди оседлых ненцев (по р. Колве, низовьям Печоры, на островах Новая Земля, Колгуев, в Обдорске) в результате долгого общения с русским населением христианство бытовало почти в чистом виде, хотя и упрощенном. Большинство ненцев, сохранив свои традиционные верования, заимствовало отдельные элементы христианства: включение в пантеон духов-хозяев св. Николая («Сядей-Микола» — покровитель промысла), переход части ненцев Европейского Севера от наземного захоронения к погребениям в земле и т.п. (Хомич, 1979).

Дата добавления: 2015-07-08