Глава 28 ОГОНЬ С НЕБА

«...Самолеты третьей колонны Дорохова, эшелонированные по частям и подразделениям, точно следуя имеющимся у них фотографическим планам, методически, с поразительной точ­ностью сбрасывали бомбы на предназначенные им объекты... Зажигательные бомбы, сброшенные первыми эшелонами, вы­звали пожары в военно-промышленных районах...

...На смену первому эшелону подходили самолеты второго, сбрасывающие фугасные бомбы.

Ко времени их падения половина военных заводов была уже объята огнем. Красные столбы пламени с воем устремлялись к небу, вздымая тучи искр и окрашивая черный купол неба багро­выми сполохами. Пламя было всюду. Оно возникало все в новых и новых местах, вырываюсь из новых и новых развалин. Стеклян­ные крыши цехов лопались с жалобным звоном. С гулом горного обвала оползали многоэтажные корпуса. Как жалкие детские игрушки, сворачивались в клубки стальные каркасы горящих самолетов. Раскау1енные коробки танков делались прозрачны­ми... Небо пылало. На десятки километров вокруг поля покры­лись хлопьями копоти...

...Начальник ВВС подробно доложил о налете на Нюрнберг, Фюрт и Бамберг. Военно-промышленные объекты в основном уничтожены. Энергоцентраль больше не существует, канал Майн —Дунай в районе Нюрнберга поврежден настолько, что судоходство на время стало невозможным. Военно-химические предприятия Бамберга и запасы химического сырья можно счи­тать уничтоженными...»

Да, это еще один отрывок из знаменитой книги Н.Н. Шпа-нова «Первый удар. Повесть о будущей войне». Книга вы­шла в свет летом 1939 г. (еще до подписания пакта Молото-ва — Риббентропа), поэтому противник, поля которого «на десятки километров покрываются хлопьями копоти» был назван совершенно конкретно. Книгу выпустило Военное издательство Наркомата обороны, причем в серии «Библио­тека командира»! На таких представлениях о характере «бу­дущей войны», о возможностях ударной авиации и воспиты­вались командиры всех рангов. Строго говоря, этим можно и завершить ответ на вопрос, который был задан в самом нача­ле нашей книги: «Почему наземные войска не видели крас­нозвездную авиацию, в то время как авиация эта выполнила 250 тыс. вылетов за три первых месяца войны?»

Советские танкисты, артиллеристы и пехотинцы дейст­вительно не увидели того, что под воздействием многолетней оглушающей пропаганды ожидали увидеть. «Раскаленные коробки» немецких танков не «делались прозрачными» после первого же лихого рейда советской авиации.

«Военно-промышленные объекты» не были «в основном уничтожены» за один день. Более того и хуже того — «небо пылало» над головой отступающих войск и многокиломет­ровые колонны пленных были усыпаны «хлопьями копоти».. Этот разительный контраст между ожиданиями и реально­стью и стал первой причиной тех исключительно резких от­зывов о действиях советской авиации, который мы встреча­ем и в толстенных мемуарах заслуженных маршалов, и в уст­ных рассказах рядовых солдат.

В том, что касается докладов и рассказов генералов и маршалов, есть и еще один аспект.

Им нужно было оправдание. Уважительная причина для объяснения молниеносного разгрома вверенных им диви­зий, армий и фронтов. Лучшего, чем списать все на действия вездесущей и всесокрушающей немецкой авиации, и приду­мать-то нельзя. То есть раньше в ходу была еще лучшая отго­ворка — «десанты», но в последние годы про немецкие «воз­душные десанты» пишут значительно реже. Иногда — даже со стыдливой пометкой внизу страницы: «сведения о высадке десантов в тылу Н-ской дивизии, возможно, преувеличены». Хотелось бы дожить до тех светлых времен, когда хотя бы та­кими же робкими пояснениями будут сопровождаться рас­сказы о том, как 12 тысяч советских танков были уничтожены за одну неделю тремя сотнями пикирующих «Юнкерсов»...

В главе 5 были уже приведены «нормы боевых возмож­ностей» штурмовика Ил-2, установленные в 1942 году Оперативным управлением Главного штаба ВВС Красной Армии, в соответствии с которыми даже уничтожение одно­го легкого танка требовало 4—5 вылетов Ил-2, а поражение одного среднего танка (Pz.IV, Pz.III, StuG III) — не менее 12 вылетов (целая эскадрилья штурмовиков против одного танка). Ничуть не лучше (а если говорить яснее — гораздо ху­же) обстояли дела и в немецкой ударной авиации. Самым новейшим «воздушным истребителем танков», которым располагало люфтваффе в 1941 году, был двухмоторный бронированный штурмовик «Хеншель» Hs-129. В сентябре 1941 го­да шесть первых, «предсерийных» образцов этого «вундер­ваффе» прибыли для проведения войсковых испытаний на Восточный фронт.

В ходе испытаний было установлено, что немецкая 20-мм авиапушка MG-151/20 не обеспечивает пробитие брони как средних, так и легких советских танков (Т-60 и Т-70) при атаках с любого направления и под любым углом пикирова­ния. Честно говоря, для получения такой информации мож­но было даже и не затевать дорогостоящие испытания — достаточно было сравнить табличку параметров бронепро-биваемости пушки MG-151 с толщиной брони любого из многих тысяч трофейных советских танков. Вероятность по­ражения танков с использованием бомбового вооружения «Хеншеля» (максимум 6 бомб калибра 50 кг) даже при бом­бометании с пологого (под углами 25—30°) пикирования не превышала 0,4%! Более или менее эффективными могли быть только атаки «Хеншелей» по советским бронемаши­нам. Например, вероятность поражения бронемашины типа БА-Ю при стрельбе бронебойными снарядами из пушек MG-151 (разумеется, при самых оптимальных условиях дальности, видимости и т.д.) доходила до 23—25%. То есть для гарантированного уничтожения на поле боя одного БА-10 необходимо было выделять не менее 8—9 бронированных штурмовиков (136). Самое же главное во всей этой цифири то, что пять тысяч бронеавтомобилей Красной Армии были к тому времени уже потеряны (брошены на обочинах дорог), и поступления новых не ожидалось...

Даже авиационные удары по «незащищенным площад­ным целям», т. е. пехоте на поле боя, не были столь результа­тивны, как это представляется тем, кто видел войну только на экране телевизора. В отчете о боевых действиях 100-й стрелковой дивизии (будущая 1-я Гвардейская) на северных подступах к Минску читаем: «Потери от авиационных бомбардировок и пулеметного обстрела с воздуха, несмотря на низкие высоты и абсолютное господство авиации противника, оказались очень незначительными» (7, стр. 20).

Еще один характерный пример — воспоминания бывше­го начальника оперативного отдела штаба Приморской ар­мии А.И. Ковтуна о боях за Севастополь в мае 1942 года.

«...29 мая с семи часов утра авиация противника тремя группами, по тридцать самолетов в каждой, начала бомбарди­ровку и продолжала ее в течение всего дня... Бомбежка шла не­прерывно. Не успевала одна группа отбомбиться, как ее сменя­ла другая... За день совершено двенадцать-тринадцать нале­тов, в общей сложности свыше тысячи самолетовылетов, сброшено до десяти тысяч бомб... Но, как выяснилось, наши оборонительные позиции пострадали не очень сильно... только несколько бомб упало в траншеи. Потери в людях незначитель­ны...»

Такой же «низкой» — т. е. нормальной, типичной с точки зрения возможностей авиационных вооружений того време­ни — была и эффективность бомбовых ударов советской авиации.

«...25 июня советские войска в составе 11-го и 6-го механи­зированных корпусов нанесли по противнику контрудар в рай­оне Гродно. Из Могилева позвонили, чтобы наша дивизия всем составом приняла участие в этой операции. Вечером от при­бывшего к нам представителя штаба фронта узнаю: кроме нас контрудар поддерживают полки 12-й бомбардировочной и 43-й истребительной дивизий, а также 3-й корпус дальнебомбарди-ровочной авиации. На этом участке фронта авиаторы совер­шили тогда 780 самолетовылетов, уничтожили около 30 тан­ков, 16 орудий и до 60 автомашин с живой силой. Успех вооду­шевил нас...» (49).

Так пишет в своих мемуарах Герой Советского Союза, ко­мандир 13-й БАД генерал-майор Ф.П. Полынин. Начавшая­ся 22 июня 1941 года война была для Полынина третьей по счету (после войны в Китае, в которой Полынин с перерыва­ми участвовал аж с 1933 года, он стал командующим ВВС 13-й армии во время финской войны), и едва ли кто-то из ко­мандиров немецких бомбардировочных авиагрупп имел к этому дню больший, чем у него, боевой опыт. Полынину стоит поверить на слово в том, что уничтожение 30 танков и 60 автомашин в результате 780 самолетовылетов должно быть оценено как крупный, воодушевляющий успех! При этом не будем забывать и о том, что цифры эти взяты «с воздуха», т. е. из докладов самих летчиков, а вовсе не из журналов боевых потерь немецких дивизий.

В те же дни и в том же месте по моторизованным колон­нам 3-й танковой группы Г. Гота наносил бомбовые удары 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус Н.С. Скрипко.

Первый массированный налет был совершен 22 июня, в 15 часов 40 минут, в районе Меркине. Всего в тот день силами трех бомбардировочных авиаполков (96, 207 и 98-й ДБАПы) по танковым дивизиям Гота было выполнено полторы сотни боевых вылетов. 24 июня экипажи авиакорпуса выполнили 170 самолетовылетов. 26 июня, когда немецкие танки вы­шли уже к северным окраинам Минска, летчики 3-го авиа­корпуса выполнили 254 боевых вылета, поддерживая оборо­няющие Минск стрелковые дивизии (50).

Как видим, советская бомбардировочная авиация от­нюдь не бездействовала. Результат этих действий был неиз­меримо ниже того, о чем писал Н. Шпанов в своей интерес­ной книжке. Это приводило в отчаяние многих рядовых уча­стников трагических событий, вызывало удивление (и все нарастающее раздражение) у высшего командования Крас­ной Армии. Так, Ставка в Директиве № 00285 от 11 июля 1941 года отмечала, что «наша авиация действовала главным образом по механизированным и танковым войскам немцев. В бой с танками вступали сотни самолетов, но должного эф­фекта достигнуто не было, потому что борьба авиации про­тив танков была плохо организована» (5, стр. 63). Подписана эта директива была начальником Генштаба Жуковым.

К сожалению, и сам начальник Генштаба внес свой за­метный вклад в дезорганизацию советской бомбардировоч­ной авиации. 4 июля 1941 года за подписью Жукова вышла Директива Ставки ГК (б/н) следующего содержания:

«Ставка приказала:

1. Вылет на бомбометание объектов и войск большими груп­пами категорически запретить.

2. Впредь вылеты для бомбометания по одной цели одновре­менно производить не более звена, в крайнем случае, эскадри­льи...» (5, стр. 48).

Для десятков (если не сотен) бомбардировочных экипа­жей эти несколько строк стали смертным приговором. По­сле того как развернутые в первом эшелоне фронтов истребительные авиаполки были смяты и раздавлены волной па­нического «перебазирования», возможность организации сопровождения бомбардировщиков истребителями была сведена к минимуму. Хаос и развал системы управления ВВС, да и всей Красной Армии в целом, сплошь и рядом сводили этот минимум к нулю. С другой стороны, высшее командование видело (и не без оснований) в бомбардиро­вочной авиации тот последний, оставшийся в его распоря­жении резерв, с помощью которого оно еще могло приоста­новить безостановочное движение танковых колонн вермах­та на восток. Уцелевшие (а уцелели от «перебазирования» главным образом части дальней авиации, развернутые в глу­боком тылу) бомбардировочные полки вынуждены были бомбить мосты и переправы днем, с малых высот и без при­крытия истребителей. Если в подобной ситуации у них и ос­тавался какой-то шанс выполнить боевую задачу и при этом уцелеть, то этот шанс был только в массировании сил, в по­строении плотных боевых порядков больших групп бомбар­дировщиков, которые хотя бы в теории могли встретить ата­кующие «Мессершмитты» стеной мощного пулеметного ог­ня. Директива Жукова не оставляла звену (3 самолета) СБ или ДБ практически никакой надежды на возвращение до­мой после встречи с истребителями противника.

О том, в какой обстановке действовала наша бомбарди­ровочная авиация, можно судить по короткой истории бое­вых действий 410-й БАП. Этот полк был одним из шести авиационных полков особого назначения, созданных в пер­вые две недели войны. Полки были укомплектованы летчи­ками-испытателями НИИ ВВС и ЛИИ наркомата авиацион­ной промышленности, вооружены новейшими самолетами (410-й БАП летал на скоростных бомбардировщиках Пе-2), подчинялись непосредственно Ставке. За три недели в июле 1941 г. этот «полк асов» успел совершить всего 235 боевых вылетов. После этого из 38 Пе-2 осталось 5, причем 22 бом­бардировщика были сбиты немецкими истребителями...

К счастью, «суровость российских законов смягчается их неисполнением». После того как первый шок прошел, поте­ри советской бомбардировочной авиации стали заметно снижаться.

В частности, дальнебомбардировочная авиация, поте­рявшая в первый месяц войны 625 самолетов, во втором ме­сяце теряет 178 машин. Причем снижение потерь самолетов в 3,5 раза сопровождается лишь небольшим уменьшением числа боевых вылетов (с 3804 до 3139). В следующем месяце (с 23 августа до 22 сентября) число вылетов значительно воз­растает — до 4243. И что уже совсем парадоксально — макси­мальное (за три месяца) число вылетов было выполнено то­гда, когда численность ДБА уменьшилась более чем в два раза по сравнению с исходной (с 1200 до 500 самолетов).

В целом цифры потерь бомбардировочной авиации со­ветских ВВС не были такими астрономическими, как циф­ры потерь истребителей — что может служить еще одним подтверждением версии о том, что главной причиной ката­строфического разгрома авиации первого эшелона стало «истребительное перебазирование». В дальнебомбардиро-вочной авиации потери самолетов за первые два месяца вой­ны составили «всего лишь» две трети от первоначальной численности. Потери самолетов фронтовой бомбардировоч­ной авиации (СБ, Ар-2, Пе-2) сравнялись с первоначальной численностью лишь к началу сентября (по данным Опера­тивного управления штаба ВВС, к 1.09 потеряно 2169 «ско­ростных бомбардировщиков»). Практически в то же самое время (начало сентября 1949 г.) и в частях люфтваффе на Восточном фронте число потерь сравнялось с первоначаль­ной численностью самолетов...

Постепенное восстановление численности и боеспособ­ности советских ВВС сделало возможным проведение круп­ных операций. 28 августа 1941 г. И. Сталин лично распорядился (приказ № 0077) «с целью срыва операции танковой группировки противника на Брянском направлении провести в течение 28—31 августа операцию силами ВВС фронтов и авиа­ции резерва ГК... всего в операции должно участвовать 450 бое­вых самолетов...» (5, стр.146).

Указание товарища Сталина было перевыполнено. В воз­душной операции (вероятно, самой крупной и успешной за весь начальный период войны) приняло участие 464 боевых самолета (230 бомбардировщиков, 55 штурмовиков, 179 ис­требителей). За 6 дней операции советская авиация выпол­нила тогда около 4000 самолетовылетов (27). За ходом опера­ции по разгрому «подлеца Гудериана» (именно так выражал­ся в те дни командующий Брянским фронтом, любимец Сталина, генерал-лейтенант Еременко) Ставка следила с не­отступным вниманием. Руководить действиями авиации было поручено заместителю командующего ВВС Красной Армии, генерал-майору И.Ф. Петрову. 4 сентября 1941 года Сталин шлет на Брянский фронт следующую телеграмму:

«Брянск. Еременко для Петрова. Авиация действует хоро­шо... Желаю успеха. Привет всем летчикам. И. Сталин» (27).

5 сентября Ставка передала в распоряжение группы Пет­рова еще два штурмовых авиаполка и два полка истребите­лей. Задача была сформулирована кратко: «разгромить и из­ничтожить Гудериана до основания» (5, стр. 164).

Однако даже в результате такого массированного удара «разгромить и изничтожить до основания» не удалось. 2-я танковая группа вермахта разбила войска Брянского фрон­та, затем — правого крыла Юго-Западного фронта и, пройдя с боями 300 км, замкнула 15—17 сентября кольцо окружения «киевского котла». Более того, «подлец Гудериан» на семна­дцати страницах своих мемуаров, посвященных прорыву 2-й танковой группы вермахта в тыл Юго-Западного фронта, уделил действиям нашей авиации ровно три слова:

«...29 августа крупные силы противника при поддержке авиации предприняли с юга и запада наступление против 24-го танкового корпуса. Корпус вынужден был приостановить на­ступление 3-й танковой и 10-й мотодивизии»... (65).

Контраст с мемуарами советских полководцев разитель­ный — у них немецкая авиация истребляет по паре мехкор-пусов в день. Кто же, скажем мягко — ошибается? Все, что нам известно о реальной эффективности авиационных воору­жений той эпохи, позволяет дать совершенно однозначный ответ: «ошибаются» советские генералы. Их рассказы об ог­ромных успехах немецкой авиации лета 1941-го являются не чем иным, как «охотничьими рассказами наоборот». Каки­ми бы высокими ни были мастерство и боевой дух летчиков и командиров люфтваффе, совершить чудо они не могли. И не смогли. Именно поэтому потери советских средних танков распределились за всю войну следующим образом: от огня артиллерии и танков противника — 88%, от мин — 8%, а от авиации — только 4%! (72, стр.110).

Потребовался кардинальный переворот в технике воору­жений, связанный с появлением вертолета и управляемой ракеты, прежде чем авиация стала самым опасным против­ником танковых войск. Но это уже совсем другая история других войн другой эпохи...

Дата добавления: 2015-07-08