Киевский ОВО

В составе 5-го авиационного корпуса (4-й Воздушный флот) люфтваффе, действовавшего совместно с группой ар­мий «Юг» над Украиной, было 7 бомбардировочных и 5 ис­требительных авиагрупп. Всего (с учетом временно неисправных самолетов) на их вооружении к началу боевых дей­ствий числилось 266 «горизонтальных» бомбардировщиков (163 Ju-88 и 103 Не-111) и 174 истребителя «Мессер­шмитт-109» (24). Стоит обратить внимание и на то, что ни одного пикировщика Ju-87 (этого горячо любимого всеми кинодокументалистами летающего символа «блицкрига»), ни одного истребителя-бомбардировщика Me-110 над Киевским ОВО (Юго-Западным фронтом) не было. Из этого, в частно­сти, следует, что возможности 5-го авиакорпуса люфтваффе для прицельного бомбометания по точечным целям (како­выми являются замаскированные на краю летного поля са­молеты) были близки к нулю. Что же касается числа аэро­дромов, то уже в декабре 1940 года ВВС Киевского ОВО рас­полагали к западу от Днепра 167 аэродромами (16, стр. 492). Рассуждая чисто арифметически, немцы не могли выделить даже по два «лениво разворачивающихся» бомбардировщи­ка для одновременного удара по аэродромам.

Немецкой авиации противостояли ВВС Юго-Западного фронта (16 истребительных и 11 бомбардировочных полков), а также два (2-й и 4-й) дальнебомбардировочных авиакорпуса.

По числу боеготовых экипажей советские ВВС имели 4— 5-кратное превосходство (см. главу 20). Даже по числу истреби­телей «новых типов» (185 МиГ-3 и 62 Як-1) советские ВВС имели численное превосходство над противником в 1,4 раза). Не­удивительно, что именно 4-й Воздушный флот понес 22 июня 1941 года наибольшие (в сравнении с 1-м и 2-м) потери.

Судя по журналу потерь люфтваффе, 22 июня 4-й Воз­душный флот безвозвратно потерял 5 истребителей и 30 бом­бардировщиков. С учетом поврежденных машин общие по­тери дня доходят до 58 самолетов (в это число не включены потери, связанные с авариями при взлете, столкновениями в воздухе, падением самолета вследствие выработки бензина). Одна только бомбардировочная эскадра KG-51 потеряла 17 самолетов (в том числе 14 — безвозвратно). Потери левого соседа, 2-го Воздушного флота (47 самолетов, в том числе — 22 безвозвратно) были заметно меньше. Впрочем, более значимым является сравнение потерь с исходной численностью. Для 5-го авиационного корпуса люфтваффе безвоз­вратные потери 35 самолетов в день означали перспективу потери всех боевых машин менее чем за две недели...

Наиболее ценным источником информации о событиях в небе над Украиной является подписанный 21 августа 41-го го­да доклад командующего ВВС Юго-Западного фронта гене­рал-лейтенанта Ф.А. Астахова (4, стр. 95—104). Цифры в док­ладе Астахова в высшей степени скромные. Так, число сби­тых 22 июня немецких самолетов (38) оказалось практически равным реальному числу безвозвратных потерь противника (35), правда, в общую сводку не вошли доклады командиров полков 64-й ИАД. Генерал Астахов вступил в командование ВВС Ю.-Зап. фронта только 26 июня, после ареста Птухина. За потери первых дней войны он ответственности не несет (22 июня Астахов еще командовал учебными заведениями ВВС Красной Армии). Поэтому его доклад можно расцени­вать как достаточно беспристрастный отчет о реальных собы­тиях. Не мудрствуя лукаво, процитируем некоторые фрагмен­ты этого многостраничного документа (4, стр. 95—104).

«...В период с 22.6 по 1.7.41 г. основные усилия (здесь идалее подчеркнуто автором) ВВС фронта были направлены на унич­тожение мотомеханизированных частей противника... В результате бомбардировочных и штурмовых действий про­тивнику нанесены серьезные потери...

...служба воздушного наблюдения, оповещения и связи в по­граничной полосе Киевского особого военного округа работала неудовлетворительно. 22.6.41 г. летные части, расположенные на аэродромах прифронтовой полосы, сообщений о перелетах госграницы самолетами противника своевременно не получали.

Впериод с 22.6 по 1.7.41 г. в организации боевой работы летных частей военно-воздушных сил фронта было очень много недостатков, из которых наиболее серьезными являются:

а) Первые дни войны (22, 23, 24 июня) ВВС фронта действо­вали недостаточно активно, мало имели повторных вылетов, некоторые бомбардировочные авиационные полки (226, 227-й и другие) к боевой работе не привлекались совершенно, налетов наших войск на аэродромы противника проведено крайне мало.

б) Не было взаимодействия летных частей с наземными войсками и взаимодействия бомбардировщиков с истребителя­ми, в результате чего наземные части в ответственные мо­менты своей боевой работы не получали своевременной под­держки со стороны военно-воздушных сил, а бомбардировщики, летавшие на выполнение боевых заданий без прикрытия истре­бителями,, несли большие потери.

в)...Личный состав наземных средств противовоздушной обороны силуэтов своих самолетов и самолетов противника не знал и часто обстреливал (и сбивал) наши самолеты при поле­тах последних на выполнение боевых заданий.

...22.06. первые налеты противника на наши аэродромы прифронтовой полосы значительных потерь нашим летным частям не нанесли, но в результате слабого руководства со стороны командиров авиационных дивизий и полков... против­ник повторными ударами в течение 22.6.41 г. и в последующие два дня нанес нашим летным частям значительные потери, уничтожив и повредив на наших аэродромах за 22, 23 и 24 июня 1941 года 237 самолетов...»

Цифра эта — 237 самолетов — долгие годы бродила по страницам книг наших борзописцев, но при этом никто из них так и не признался, что это потери за первые три дня, а во­все не от первого налета немцев, и что речь идет не только об «уничтоженных», но и о «поврежденных» машинах. Повре­ждения бывают разные. Многие — особенно если самолет получил их на земле, а не в воздухе — могут быть исправле­ны. Что значит «многие»? Все в том же докладе Астахова ука­зано, что за три недели (с 22 июня по 13 июля) было восста­новлено 990 самолетов, что в 4 раза больше общего числа поврежденных и уничтоженных на аэродромах самолетов. Как бы то ни было, 237 самолетов — это всего лишь 12% от обще­го числа боевых самолетов ВВС округа. Если хотя бы поло­вина из них была восстановлена, то тогда безвозвратные.потери техники снижаются до едва заметных 5—7%. Едва ли это можно назвать «полным уничтожением».

И уж в любом случае — «внезапное нападение» к этим по­терям никакого отношения не имело.

23—24 июня про начавшуюся войну знали уже и оленево­ды Чукотки...

Найти следы события, которое могло бы (пусть даже и в многократно преувеличенном виде) послужить прообразом жуткой истории про уничтожение за две минуты на аэродро­ме близ Ровно некоей «23-й авиадивизии», автору так и не удалось. Самым первым «кандидатом на уничтожение пер­вым ударом» можно было считать 15-ю САД. Эта дивизия — три истребительных и один «штурмовой» (фактически воо­руженный устаревшими истребителями И-15 бис) полк — была развернута на самом острие так называемого «Львов­ского выступа». Два полка этой дивизии (23-й и 28-й) были перевооружены на МиГ-3, что — по странной логике совет­ских историков — также повышало ее «шанс» стать объектом внезапного нападения.

Фактически же оба эти полка были подняты по тревоге еще до первых выстрелов на границе и встретили противни­ка уже в воздухе. Летчики 23-го ИАП (66 пилотов) выполни­ли в первый день войны 124 боевых вылета, 28-го ИАП (52 летчика) — 114 вылетов (94). Судя по отчету Астахова, в первый день войны 15-я САД сбила 15 самолетов противни­ка. Скорее всего, здесь нет никакого преувеличения, так как, в частности, 14 «Юнкерсов» из состава бомбардировочной эскадры KG-51 были сбиты именно в зоне действий 15-й САД. Последствия семи налетов немецкой авиации на аэро­дром 23-го ИАП в м. Адамы выразились в том, что из строя было выведено 13 самолетов (из общего числа 58 МиГ-3 и 29 И-16) (94). Вероятно, многие из них получили лишь минимальные повреждения, так как, судя опять же по докладу командующего ВВС фронта, за две недели в 15-й САД было восстановлено 34 МиГ-3 и 8 И-16.

И все же — кто ищет, тот всегда найдет. Среди трех десят­ков авиаполков ВВС Юго-Западного фронта нашлись такие, которые в первые дни войны понесли огромные потери. Множественное число («нашлись такие») использовано ав­тором только из предосторожности — за долгие годы работы над этой книгой удалось найти только один рассказ одного очевидца об одном подобном событии. Причем история эта вполне подходит под определение «исключение, подтвер­ждающее правило». Герой Советского Союза Ф.Ф. Архипен-ко описывает разгром 17-го ИАП(14-я ИАД) так:

«...Мне пришлось быть оперативным дежурным по аэродро­му с 21 на 22 июня 1941 года.

В то время для дежурства выделялся один самолет И-153 «Чайка» с летчиком, и в ту, печально памятную ночь, дежурил старший лейтенант Ибрагимов — мой командир звена.

22 июня в 4 часа 25 минут все кругом содрогнулось от взры­вов и группа немецких бомбардировщиков до 60 самолетов на­несла сокрушительный удар по аэродрому.

Не успели опомниться от первого удара, как на аэродром был произведен второй налет. Противодействовать ударам бомбардировщиков мы не могли: летный состав находился в Ковеле у своих близких, а зенитной артиллерии возле аэродрома не было. Постепенно стал прибывать на аэродром летный и технический состав, начались отдельные вылеты наших лет­чиков. До полудня наш аэродром четыре раза подвергался мас­сированным бомбардировкам.

Фактически в этой тяжелейшей обстановке никакого ру­ководства на аэродроме не было.

Я же, оперативный дежурный по аэродрому младший лей­тенант Федор Архипенко, неумело пытался организовать ред­кие боевые вылеты и эвакуацию разбитых машин. Связь была нарушена, указаний и приказов — никаких, лишь внутренние телефонные линии, проложенные к стоянкам авиаэскадрильи, уцелели каким-то чудом.

Около 13 часов на аэродром прилетел участник воздушных боев в Испании заместитель командира 14-й ИАД генерал-майор авиации Герой Советского Союза Иван Алексеевич Лаке­ев. Прибыв на КП, генерал взял командование в свои руки... я просил генерала Лакеева отпустить меня с КП. Он, однако, не отпускал меня, так как я в то время был его единственным по­мощником. На КП, кроме генерала, меня и двух солдат-связи­стов, никого не было.

...Около 14 часов, когда туда прибыл командир 17-го ИАП, он отпустил меня с КП. Я поспешил к своему самолету, он ока­зался цел, о чем в который раз доложил мне двухметровый тех­ник Семенов, и я, самостоятельно приняв решение взлететь, надел парашют, сел в самолет, запустил мотор и прямо со стоянки, из укрытия (самолет был замаскирован на кладбище) пошел на взлет...

...Как я уже писал, в первый день наш аэродром бомбили не­сколько раз, большими группами бомбардировщиков, и можно себе представить, какой ужас царил на аэродроме: многие лет­чики и техники стали седыми...

...Ранним утром 23 июня мы были на аэродроме. Исправных самолетов насчитывалось штук 25—30, более сотни были по­вреждены осколками, остальные сгорели. В этот день старые летчики летали на бомбометание и штурмовку колонн про­тивника, которые двигались на Луцк, и я помогал техническо­му составу подвешивать бомбы. Летать мне не давали, так как я не прошел курс подготовки по бомбометанию... В целом дм полка второй день войны прошел спокойно, немцы аэродром не трогали, летали над ним только разведчики.

Зато утром третьего дня прилетела дюжина истребителей Me-109. Стали в два круга: шесть самолетов с правым креном и шесть самолетов — с левым и проштурмовали, как на полигоне. Обстрелы были точные, уверенные, как по мишеням. В резуль­тате на аэродроме осталось 10 исправных И-153 и один МиГ-1, все остальные машины, числом около 150, были повреждены».

Наверное, этот текст можно (и нужно!) использовать на занятиях в военных училищах:

«Назовите все пункты и параграфы Уставов и Наставле­ний, нарушенные в 17-м ИАП». Мы не в училище, поэтому не будем утомлять читателя долгим перечислением. И без комментариев понятно, что имел место неописуемый бар­дак. Читая о том, что после всей серии приказов последних предвоенных дней «летный состав находился в Ковеле у своих близких», а командир истребительного авиаполка, разверну­того в приграничной полосе, появился в расположении вве­ренной ему части только через 10 часов после начала боевых действий (даже верхом на осле можно было проехать 20 км от Ковеля до аэродрома быстрее), трудно удержаться от того, чтобы не повторить вслед за В. Суворовым: «Мало ОН ИХ стрелял...»

А впрочем — нет. Стреляли много. В воспоминаниях ге­нерала Красовского (с началом войны он стал командую­щим ВВС Северо-Кавказского военного округа) мы обнару­живаем такое упоминание о командире 14-й ИАД:

«...В июле из Западной Украины к нам прибыла 14-я авиади­визия... В дверь моего кабинета постучались, и передо мной предстал летчик без знаков воинского отличия, в белом шелко­вом подшлемнике, в очках. Держал он себя развязно.

— Это что за войско? — спросил я.

— Товарищ генерал, командир четырнадцатой истреби- тельной дивизии полковник Зыканов.

— Потрудитесь надеть положенную форму. Зыканов вышел. Я спросил начальника политотдела:

— У вас все летчики в таком виде?

— Да нет, что вы! У нас очень хороший народ.

...На другой день полковник Зыканов снова прибыл в штаб ВВС округа. Он где-то раздобыл пилотку, гимнастерку не по росту, ремень.

— Вот теперь видно, что вы командир Красной Армии. И мы поздоровались.

— Разрешите позвонить в Москву? — попросил Зыканов.

— Звоните.

По ходу разговора я понял, что он докладывает члену Воен­ного совета ВВС П.С. Степанову о тяжелом положении своей дивизии. Через минуту-другую Зыканов протянул трубку мне.

— Красовский, — услышал я, — завтра же отправьте Зыканова в Москву. Видимо, придется привлечь его к ответст­венности...

Положив трубку, я передал Зыканову:

— Вам завтра надо быть в Москве. Он ушел...»

Будущего Героя Советского Союза Архипенко генерал Красовский тоже чуть было не расстрелял. Так что стреляли много. Толку было с этого мало...

В целом достоверность воспоминаний Архипенко вызы­вает определенные сомнения. Непонятно, почему «дежур­ное звено» превратилось в один-единственный самолет. Аб­солютно нереальное число бомбардировщиков противника, принявших участие в первом налете. Ни в одной бомбарди­ровочной группе 4-го Воздушного флота не было более 30— 32 исправных самолетов, да и налеты производились силами одного-двух звеньев, самое большее — одного штаффеля (12 самолетов). Интересно отметить, что по свидетельству капитана Ф.С. Демина (командира 374-го отдельного зенит­но-артиллерийского дивизиона, развернутого в районе Ко­веля), аэродром в 4 часа утра 22 июня действительно бомби­ли. Только не 60, а 7 немецких самолетов...

Впрочем, не в этом главное. Главных выводов из этой ис­тории, на наш взгляд, три.

Во-первых, даже в обстановке полнейшего, преступного разгильдяйства, после целого дня непрерывных бомбежек в 17-м ИАП осталось 25—30 боеготовых самолетов (из тех 52 «Чаек», что числились на 1 июня, кроме того, как пишет Архипенко, на аэродроме «простаивало около 70 самолетов И-15 устаревшей конструкции, подлежащих передаче в авиа­ционные училища»). Из числа «сотни поврежденных осколка­ми» многие могли быть восстановлены. Конкретно, в докла­де командующего ВВС Астахова указано, что в целом по 14-й САД было восстановлено 70 самолетов И-153. Это даже больше, чем исходное количество «Чаек» в 17-м ИАП, а два других истребительных полка этой дивизии (46-й и 89-й) были вооружены «ишаками».

Во-вторых, даже наполовину разгромленный полк, к то­му же вооруженный устаревшими тихоходными бипланами И-153, нанес противнику вполне ощутимые потери. По док­ладу Астахова (см. выше) в первый день войны летчики 17-й ИАД сбили 4 самолета противника, в последующие дни — еще 5. Итого — девять. Немного? Как сказать — если бы каж­дый истребительный полк советских ВВС каждую неделю сбивал «всего» по 9 самолетов, то немецкая авиация закон­чилась бы ровно за месяц...

В-третьих, основные потери полк понес не в первые ча­сы, а на третий день войны. Причины, по которым командо­вание и личный состав полка (на вооружении которого было порядка трех десятков исправных истребителей) без малей­шего сопротивления позволили расстрелять боевые самоле­ты, «как на полигоне», Архипенко не называет. А жаль.

Дата добавления: 2015-07-08