|
Читайте также: |
сочувствием. Только благодаря ее стойкости я еще держусь на плаву. Хрупкое,
субтильное существо, тем не менее ее взгляд проникнут спокойным мужеством.
Кажется, все помыслы ее сосредоточились единственно на моем благополучии.
Без нее, без ее дружеского участия крестный мой путь был бы во сто крат
мучительней... И что особенно странно: чем более усталым, изможденным и
бессильным становлюсь я, тем день ото дня прибывает сил у Келли, и не только
физических -- растут и его паранормальные возможности; вот и Зеленый Ангел,
да и сопутствующее ему призрачное дитя -- плоть их тучнеет и наливается
соками, делается все более вещественной и настоящей! Невольно приходят на ум
библейские слова Иоанна Крестителя: "Ему должно расти, а мне умаляться".
Быть может, сей таинственный закон высшего мира распространяется и на
мрачные порождения преисподней? Если же это так, то помилуй меня, Господи!
Ибо тогда Келли -- это тот, кто растет, а я... И Зеленый Ангел тоже... Нет!
Нет! Лучше об этом не думать...
Лихорадочные сны... Они преследуют меня ночи напролет, а химерические
надежды медленно, но верно изводят днем... Но чем больше хирею я сам, чем
больше расползается по швам мое хозяйство, тем величественней становятся
явления Ангела Западного окна, когда наступает время ущербной луны: все
богаче и пышнее его одежды, в золоте и драгоценных каменьях предстает он
нашему взору. О, если бы какой-нибудь, пусть самый крошечный, лоскуток с его
мантии случайно оторвался и остался нам, мы бы до конца своих дней были
избавлены от забот о хлебе насущном.
А с недавних пор чело его украсили огненные рубины, такие алые, что
часто с болью и ужасом вспоминается мне израненный терниями лик Спасителя в
сиянии славы Своей неземной. А эти сверкающие капли пота! Им поистине нет
цены, ибо они. чистой воды алмазы, увы, в отличие от той соленой влаги, что
стекает у меня по щекам в бессонные ночи... О Боже, прости мне дерзость мою,
но почему ни одна из этих драгоценных алых или прозрачных капель не оросит
порог моей нищеты!
Я жду... и жду... и жду... Время уподобилось теперь для меня женщине,
терзаемой родовыми схватками, которая никак не может разрешиться от бремени
и молит об избавлении бесконечным, ни на миг не затихающим, истошным
воплем... Я закармливаю себя надеждой -- но пища эта раздирает чрево мое. Я
пью обещания -- но умираю от жажды. Когда, когда смогу я сказать:
исполнилось?!
Теперь, когда мы вплотную подошли к приготовлению красной тинктуры, не
проходит и дня, чтобы Зеленый Ангел не обещал нам раскрыть тайну Камня,
венчающую наш труд. Но ночь следовала за ночью, собрание за собранием, а
посулы оставались посулами, потом наступало новолуние, и все откладывалось
на месяц... А там новое условие, новые приготовления, новая жертва, когда
последние средства летят на ветер, и в конце концов -- в который уже раз! --
низвержение в черную бездну надежды и безоглядного доверия...
Опять слухи, один нелепей другого, распространились среди местных, и
мне уже кажется, не лучше ли несколько приоткрыть завесу и
продемонстрировать приглашенным -- не важно, хорошо или плохо они настроены,
-- что мои алхимические штудии и экзерсисы не имеют ничего общего с черной
магией. Хотя бы немного, а этим я все же укорочу ядовитый язык клеветы, по
крайней мере можно будет спокойно спать, не опасаясь, что в один прекрасный
день слепая ярость кровожадной черни обрушится на Мортлейк! Поэтому вчера я
наконец уступил настойчивым -- пожалуй, даже излишне -- просьбам графа
Лестера, который, похоже, все еще хранит ко мне какие-то остатки
благорасположения, и пригласил его и небольшую компанию придворных вельмож,
любопытствующих собственными глазами убедиться в тех чудесах, которые тут у
нас творятся, пожаловать в Мортлейк...
Итак, Лестер, прихватив с собой польского князя Альберта Ласки, прибыл
ко мне в замок, и все уголки и закоулки заполнились их гомонящей челядью. Но
всю эту ораву надо было как-то кормить, я уж не говорю об издержках на
содержание их господ, соответствующее высокому сану этих избалованных
роскошью аристократов. Опять пришлось запустить руку в награбленное у
Святого Дунстана, но Келли лишь посмеивался, бормоча что-то себе в бороду:
уж он-то свою добычу ощипает всю, до последнего перышка! Угадав, что у него
на уме, я стискиваю зубы. Через какую только грязь, гнусность и преступления
мне не пришлось пройти в неустанных поисках истины! Но что вся эта мерзость
по сравнению с той, которой измарал меня этот бродячий аптекарь, лишь слегка
задев своим рукавом?!
Хаос в доме и моей душе растет день ото дня. Что-то во мне
размагнитилось, и я теряю ориентацию... Все больше и больше уклоняемся мы
куда-то в сторону... В моих протоколах значится, как проходили ночные
собрания с участием господ из Лондона. Бестолковая мистическая игра в
вопросы и ответы -- вот и все, что я могу сказать о той наглой комедии,
которую с недавних пор затеяли Келли и зеленое призрачное дитя. О
бессмертии, "Гренландии", королеве, короне и о прочих высоких материях речь
уже и не заходит, равно как не заходит и о чисто оперативной стороне дела: о
способах приготовления соли и эссенции, -- светская пустая болтовня и
капризные прихоти придворных вельмож обратили углубленную сосредоточенность
наших собраний в полную противоположность, и под сводами башни раздаются
теперь лишь вопросы о смехотворных интригах и честолюбивых прожектах --
польский воевода оказался чрезвычайно охоч до всей этой мишуры, -- по-моему,
господа перепутали Мортлейкскую башню с берлогой Эксбриджской ведьмы и
хотели, чтобы мы на манер ярмарочных шлюх гадали им на вареве из их
нечистот. А Келли знай себе впадает в экстаз, как и тогда, когда его устами
вещали Аристотель, Платон и царь Соломон, только теперь с его губ слетают
лакейские сплетни и холуйские байки камердинеров, вхожих в королевские
спальни...
Мерзость!.. Мерзость и еще раз мерзость!.. И я даже не знаю, что
вызывает у меня большее отвращение!..
После каждого такого сборища я поднимаюсь оплеванный и опустошенный,
так что ноги едва меня держат; зато "земляная", брутальная сила Келли из
ночи в ночь растет как на дрожжах; все более самоуверенной и высокомерной
становится его манера держаться. В моем доме он уже не гость и не скромный
фамулус, скорее теперь это я всего лишь прислужник чудесным способностям
его, раб растущих претензий и требований наместника Зеленого Ангела,
приживал, которого терпят только из милости...
А дабы я не питал никаких иллюзий относительно глубины моего позора,
он, Келли, оплачивает теперь издержки на содержание моих гостей; оплачивает
их же деньгами -- прежде всего князя Ласки, располагающего сказочным
богатством, -- которые берет за свои предсказания, освященные именем Ангела
Западного окна. Таким образом, я и моя семья живем за счет подачек
шарлатана! Да, да, шарлатана! Ибо для меня уже не секрет, что Келли на
ночных собраниях не гнушается прибегать к обману и лжесвидетельству:
измененным до неузнаваемости голосом он вещает лишь то, что в своем
ненасытном тщеславии желают услышать вопрошающие его вельможные болваны и
что льстит их безграничному честолюбию. В своей наглости он от меня и не
скрывал, что шельмует, а когда я попробовал его окоротить, с циничной
усмешкой осведомился, на какие средства милорд собирается кормить всю эту
блистательную компанию, уж не на те ли несметные богатства, которые выручит
за свое собственное спальное ложе, заложенное -- хе, хе, каков каламбур! --
старьевщику? Но больше, чем унизительное чувство причастности к блефу
какого-то мелкого шулера, меня мучает вопрос: как Зеленый Ангел и призрачное
дитя терпят, чтобы в их присутствии, на их глазах и от их имени совершалось
столь гнусное надругательство над Провидением?! Ведь десятки раз они были
живыми, видимыми и осязаемыми свидетелями этого кощунства!.. Все эти мысли,
подобно опустошительному самуму, проносились в моей голове, и видел я, как
разверзаются врата преисподней, готовые в любую минуту поглотить меня:
разоблачение Келли будет означать мой конец, ибо никто не поверит, что я
невинен и не связан с ним. Ведь даже в собственных глазах я уже таковым себя
не считаю!..
А приглашения из Лондона становились все более настойчивыми:
восторженные похвалы, кои расточал в наш адрес поляк Ласки, распаляли
любопытство королевы Елизаветы; теперь она уже требовала, чтобы я не таил
посланцев высшего мира и распахнул перед ней дверь в небесные иерархии. Как
быть? Отказ в данном случае чреват последствиями самыми непредсказуемыми,
уверен, очень многие не дали бы и ломаного гроша за мою жизнь. Так что,
пусть Келли и в ее присутствии ломает комедию? Нет, это уж слишком! Здесь,
Джон Ди, ты подошел к своему пределу, дальше ходу нет! За этой чертой твои
легкомысленные заблуждения и малодушные уступки становятся преступлением!
Великое таинство Бафомета такого не прощает!
О, лучше бы мне никогда не записывать сны!.. Правы великие посвященные
древности: для того, кто записывает или рассказывает свои сны, они
превращаются в реальность!.. Вот и человек с отрезанными ушами, разве не
облекся он плотью после того, как приснился мне, а мое блудливое перо
закрепило это событие на бумаге? И теперь, сбросив покровы сна, стоит предо
мной в неприглядном образе моего компаньона Келли!.. Вновь и вновь всплывают
в памяти моей Бартлет Грин и Маске, эти осквернители могил, кладбищенское
воронье... Неужели епископ Дунстан, вместо того чтобы обрушить на их грешные
головы громы и молнии, сделал этих святотатцев вершителями своей карающей
воли?.. Жертва рокового стечения обстоятельств, я теперь, как каторжник,
осужденный на пожизненное заключение, буду таскать на моих закованных в
железа ногах эти проклятые шары, слоновая кость которых давно превратилась
для меня в тяжкий свинец...
В скором времени из Лондона прибыл гонец с очередной эпистолой от
королевы, в коей Ее Величество в последний раз предлагала мне и Келли
явиться ко двору и там, в почетном присутствии избранных вельмож, заклинать
Зеленого Ангела... Как выяснилось потом, польского воеводу разбила подагра и
на нас возлагалась важная государственная миссия: выпытать у Бессмертного
действенное средство для больной ноги!
Увы, судя по всему, мои самые мрачные прогнозы оправдываются: путаница
и хаос! заботы и осложнения! позор и крушение!..
Приказу королевы пришлось подчиниться и спешно отбыть в Лондон... При
дворе нас ожидал пышный прием, но какой ценой оплатила душа моя все это
великолепие!..
Елизавета настояла, чтобы магическая церемония состоялась немедленно;
никаких видимых глазом явлений не было, лишь устами впавшего в прострацию
Келли вещали два духа, назвавшиеся Джубандалаком и Галбахом, которые
заверили поляка, что он не только вскоре полностью излечится, но и станет
турецким султаном. Елизавета с трудом сдерживала язвительный смех, и я
видел, как мучительно долго томилась она, с нетерпеливой, мстительной
жадностью ожидая, когда представится оказия затеять со мной прежнюю жестокую
игру в кошки-мышки; но вот теперь душа ее при виде того, как я, жалкий
червь, пресмыкаюсь на дне позорной ямы унижения моего, преисполнилась
неизъяснимым сатанинским наслаждением.
И что ее только толкает на подобные забавы?.. Неисповедимое
Провидение!.. Это ли не залог нашего грядущего мистического соития?! Это ли
не обещание достойного завершения пути к Бафомету, увенчанному короной с
вечно лучезарным кристаллом?!
Как бы то ни было, а испытание для моей гордости слишком суровое,
короче, мне не оставалось ничего другого, как умолять моего старого приятеля
Лестера посодействовать, дабы балагану сему был положен конец. В противном
случае духи наверняка договорятся до того, что наобещают Ласки корону
Британии, а там, глядишь, и всего мира. К счастью, вскоре представилась
возможность отвлечь королеву... С глазу на глаз я убеждал ее пересилить свое
любопытство и до тех пор не вступать в контакт с духами Келли, пока я сам не
удостоверюсь в их подлинности. Я объяснил ей, что она подвергает свою
высочайшую особу нешуточной опасности -- стать предметом зловредного
коварства жадных до козней фантомов, ибо "тот" свет населен самыми
различными существами, многим из которых не составляет особого труда
подделаться под ангельский чин. Королева надолго задумалась, потом серьезно
спросила: неужели эти заклинания духов обещают мне больше, чем мои прежние
планы, связанные с завоеванием Гренландии?
Я ответил твердым "да!" и, заметив ее испытующий взгляд, продолжал:
-- Что бы меня в жизни ни занимало, я всегда находился и нахожусь в
плавании к Земле Обетованной; и когда нога моя ступит наконец на
долгожданную сушу, первым моим приказом будет водрузить орифламму моей
последней любви, и я восприветствую мой Ангелланд не менее почтительно, чем
Вильгельм Завоеватель Англию, когда, сойдя с корабля, он рухнул на землю и
припал к ней, как муж припадает после долгой разлуки к любимой жене.
Королева ничего не ответила. Наступило долгое молчание, которое я не
осмеливался нарушить. Видел, как ее высокомерие восстает против меня, и
очень хорошо понимал, что насмешка, прозвучавшая в тех словах, которые
сорвались с ее губ в следующее мгновение, не более как защита.
-- Между тем, магистр Ди, до нас доходили приятные для нашего слуха
известия, что это общение с высшим миром проходит для вас не без пользы в
самом земном и конкретном смысле, ибо потусторонние силы посвятили вас в
секреты приготовления философского камня и благородной тинктуры.
Такая осведомленность не предвещала ничего хорошего: мои алхимические
экзерсисы я держал ото всех в тайне, и каким образом сведения эти
просочились наружу и достигли королевского двора, так и осталось для меня
загадкой. Однако, мгновенно сообразив, что волею судеб мне сейчас
представляется возможность решить разом все затруднения, я вскинул
бесстрашно голову и как на духу поведал королеве о моих тщетных до сего
времени попытках проникнуть в тайну трансмутации... А польза?.. Ну о какой
пользе или выгоде может идти речь, когда я не только ничего не приобрел, но
и потерял то, что имел.
Только теперь что-то похожее на человеческое участие, казалось,
коснулось холодного сердца Елизаветы, и она сказала, что я могу рассчитывать
на субсидии с ее стороны.
Последние остатки гордости не позволили мне стоять перед ней с
протянутой рукой, и я ответил, что не хочу понапрасну испытывать милость
моей повелительницы и лишь в самом крайнем случае вспомню эти ее слова и
осмелюсь прибегнуть к высочайшей помощи...
И вот мы наконец дома, в тихом Мортлейке, вдали от городской суеты, и
вновь закурился дымок над вытяжной трубой нашей алхимической кухни.
Но очередное несчастье не заставило себя долго ждать: во время одного
из экспериментов лаборатория взлетела на воздух. Каким-то чудом я остался
цел и невредим, но по стенам замка побежали глубокие зловещие трещины, а
суеверная ненависть местных крестьян достигла апогея: с часу на час можно
было ожидать нападения; они уже известили, что не намерены дольше терпеть в
своих границах малефика, продавшего душу дьяволу. Итак, развязка близка.
А Зеленый Ангел обещает и обещает, день ото дня все определенней и
убедительней: мол, с завершением работы все небесное воинство будет на нашей
стороне. Увы, помощь подоспеет слишком поздно, это уже очевидно.
И вот столь долго и с таким ужасом ожидаемая катастрофа наступила.
В последний раз мы с Келли осуществили проекцию и порешили к алой пудре
не прикасаться, а на скудные запасы полученного золота как можно скорее
покинуть Англию и отправиться в Богемию, к императору Рудольфу, знаменитому
адепту королевского искусства, дабы там, в кругу его мудрых и благородных
сподвижников, продолжить работу; ну а залогом успеха при дворе явился бы
эксперимент с трансмутацией металлов, произведенный на глазах недоверчивого
Габсбурга при помощи оставшейся пудры. Там, в Праге, все силы без остатка
должны быть брошены на то, чтобы расшифровать криптограммы Святого Дунстана
и получить Камень, тогда-то наверное, наступит конец нашим несчастьям и
откроется путь к благоденствию и славе. Ну а в том, что при пражском дворе
перспективы у удачливого алхимика куда более многообещающи, чем в Англии,
под пристальным оком неблагодарной королевы, не может быть никаких сомнений.
Долго взвешивали мы с Яной этот шаг: мне, на шестидесятом году жизни, и
вновь бежать из Англии?.. Но повеление Зеленого Ангела было столь строгим и
не терпящим возражений: в путь, оставить за кормой туманный Альбион и -- на
материк, к императору Рудольфу, -- что медлить далее я не посмел. Казалось,
само небо подтвердило справедливость этого приказа: вчера я получил письмо
от князя Ласки из Польши, в котором он в самых лестных выражениях приглашал
меня с моей супругой и Келли пожить в его поместьях на правах дорогого гостя
столько, сколько мне будет угодно. Дорожные расходы он, само собой
разумеется, берет на себя, а сверх того назначает мне высокое годовое
жалованье. Однако не долго нами владела радость по поводу этого более чем
своевременного предложения; уже наутро под воротами были обнаружены
подметные письма с угрозами пустить красного петуха и выжечь скверну каленым
железом. Пора что-то предпринимать: жизнью близких я рисковать не могу.
Обратиться к властям?.. Не имеет никакого смысла: слишком хорошо чувствую я,
что за этими крестьянскими выступлениями стоят тайные могущественные враги,
у которых, видимо, есть достаточно веские основания желать мне зла и
погибели. Ну что же, брошенному на произвол судьбы остается полагаться на
собственные силы!.. Деньги от Ласки не пришли, а поскольку дело приняло
дурной оборот, придется через посредство Лестера обратиться за помощью к
королеве Елизавете. Теперь уже все равно! Пусть думает обо мне что угодно,
но становиться убийцей моей жены и ребенка я не хочу!..
Прискакавший сегодня от королевы гонец вручил мне сорок энгельсталеров
и записку, в коей она отвечала на мое ходатайство об обеспечении надлежащей
защиты наших жизней и дома, что ее власть, к великому сожалению, весьма
ограниченна и что самым разумным в моем положении было бы обратиться к
местным властям. Далее она выражала недоумение по поводу того, что я не
прибегаю к покровительству моего патрона, Зеленого Ангела, "на коего вы,
магистр Ди, возлагаете куда большие надежды, чем на наш земной и
недостаточно могущественный в ваших глазах трон". И прочее из области вечной
мерзлоты...
Итак, решено: срочные тайные сборы, багаж -- только самое необходимое,
ибо денег на дорогу в обрез. Ну а судьба Мортлейка и наша собственная, та,
что нас ждет там, за стенами замка, -- тут уж как будет угодно небу, нам же
остается лишь уповать на милость Господню!..
Сегодня, сентября 21 дня 1583, наступил час прощанья; еще до рассвета,
приняв все меры предосторожности, мы покинули замок в наемной дорожной
карете, рассчитывая добраться до Грейвзенда засветло...
Накануне, ближе к ночи, перед замком шумела толпа крестьян и мародеров
и через стену во двор перелетел первый факел, растоптанный моим старым
слугой. Со всех сторон стекались многочисленные банды разбойников; едва не
столкнувшись с одной из них, мы растворились в утреннем тумане...
Господи, неужели это не сон -- все то, что записано мной в дневнике, и
я действительно спасаюсь бегством!.. Там, позади, гибнет последнее, что
осталось у меня в этом мире и что связывает мой род с землей Англии:
Мортлейк отдан на растерзание бестии, и еще до того, как я покину
негостеприимный берег родины, она возьмет его штурмом...
Мог ли я представить себе, что моим старым усталым глазам суждено будет
увидеть сожжение Мортлейка! Черные клубы дыма поднялись над горизонтом, там,
где за холмами погибал в огне мой замок. Зловещие тучи вспученной ветром
копоти и сажи, смерч налившихся ядом демонов, кружащихся в бесовском
хороводе над местом, где в мире прожило столько поколений моих предков...
Злые духи прошлого, как стая воронов, чертят круги над своей добычей. Пусть
же они насытятся! Обожрутся этой доставшейся им наконец жертвой! И,
пресытившиеся на этой оргии, этом кладбищенском пире, забудут обо мне! Но в
глубине души саднит и кровоточит: моя прекрасная, с такой любовью собранная
библиотека! Мои сросшиеся с сердцем книги! Демоны мщения, так же как и этот
безнадежно тупой плебс, не пощадят их. А ведь там фолианты единственные в
своем роде, других таких на этой земле нет!.. Горящее откровение
неизреченной мудрости, обугленная любовь кротких поучений, летите прочь,
подальше от этой смрадной земли, вновь превращаясь в породившее вас пламя;
воистину: "не мечите бисер перед свиньями"... Лучше вечно гореть и,
устремляясь вверх, возвращаться назад, на родину, в отчий дом, к предвечному
очагу небесного пламени!..
Вот уже битый час сижу за письменным столом, держа в руках последний
лист из дневника Джона Ди, а перед глазами все еще пляшут огненные языки...
Я так отчетливо видел, как горит Мортлейкский замок, как будто сам стоял
неподалеку. Воображение?.. Не думаю, что оно способно создать такой живой
образ! Мне не терпится продолжить чтение, но все мои попытки проникнуть в
выдвижной ящик, в котором хранятся связки тетрадей из наследства кузена
Роджера, кончаются полным фиаско. Всякий раз повторяется одно и то же: моя
рука сама собой тянется к заветному ящику -- и вдруг повисает как
парализованная... Ладно, хватит с меня, придется оставить на время мысль о
новых бумагах, сулящих дальнейшие открытия. "Новые" бумаги? Этот-то прах?!
Для чего они мне теперь? Чтобы потревожить новое облако пыли? Раскапывать
прошлое? Когда оно уже и так, без посредников, вторгается в мое настоящее?
Ярко, ослепительно, так что голова идет кругом! Ну что ж, тем лучше,
воспользуюсь этим странным затишьем вынужденного безделья... Мертвый
штиль!.. У меня такое чувство, словно я отрезан от всего мира, выброшен на
какой-то необитаемый остров, вне человеческого времени...
И все же я не одинок, сомнений больше нет: мой далекий предок Джон Ди
-- жив! Он, мой темный двойник, присутствует в этом мире, он здесь, здесь, в
кабинете, рядом с моим креслом, рядом со мной... а точнее, во мне!.. И я
хочу заявить ясно и недвусмысленно: очень может быть, что... что я и есть
Джон Ди!.. Не исключено также: был им всегда! Изначально, только сам этого
не осознавал!.. Стоит ли ломать голову, как такое возможно? Разве не
достаточно того, что я чувствую это с пронзительной ясностью и остротой?!
Впрочем, имеется сколь угодно оснований и примеров из всех мыслимых областей
современного знания, которые все, что я переживаю, объяснят, докажут,
классифицируют, разложат по полочкам и снабдят специальными терминами. Будут
говорить о раздвоении личности, расщеплении сознания, амбивалентности,
шизофрении, всевозможных парапсихологических феноменах!.. Самое смешное, что
больше всех преуспели на ниве патологической диагностики психиатры, эти
бравые селекционеры, которые все, что не произрастает на иссохшей почве их
вопиющего невежества, не мудрствуя лукаво относят к отклонениям от нормы.
На всякий случай констатирую, что пишу эти строки в здравом уме и
твердой памяти. Однако довольно, слишком много чести для этих слепых кротов
человеческого подсознания, роющих землю носом на благо науки, -- ничего,
кроме брезгливого омерзения, они во мне не вызывают.
Итак, Джон Ди ни в коем случае не мертв; он -- скажем для краткости --
некая потусторонняя персона, которая продолжает действовать сообразно своим
четко сформулированным желаниям и целям и стремится осуществлять себя и
впредь. Таинственные русла крови могут служить "отличным проводником" этой
жизненной энергии; но и это не основное. Предположим, что бессмертная часть
Джона Ди циркулирует по этому руслу подобно электрическому току в
металлической проволоке, тогда я -- конец проводника, на котором скопился
заряд по имени "Джон Ди", заряд колоссальной потусторонней силы... Но до
чего безжизненно-рациональны подобные наукообразные аналогии! Возможны
тысячи объяснений, но ни одно из них не заменит мне страшную, предельно
конкретную очевидность моего переживания!.. На меня возложена миссия. Цель
-- корона и реализация Бафомета -- теперь на мне! Если только -- достоин!
Если выдержу! Если созрел... Исполнение или катастрофа, ныне и присно и во
веки веков! И возложено это на меня, последнего!
Чувствую, как печать обета или проклятья жжет мое темя. Знаю все и
готов ко всему. Я многому научился, Джон Ди, по твоим заговоренным
дневникам, которые ты писал, чтобы когда-нибудь вспомнить себя самого!
Клянусь тебе, благородный дух моей крови, что твоя нить Ариадны помогла мне
-- и я опомнился, я вспомнил себя! Можешь мне довериться, Джон, ибо "я" --
это ты! Такова моя свободная воля!..
Вряд ли Бартлет Грин ожидал найти меня пробужденным, обретшим самого
себя! Недавно, стоя за моим столом, он убедился, что мистическое единение
его жертвы, Джона Ди, со мной уже свершилось. Да, дал ты маху, Бартлет!
Хочешь зла и вечно совершаешь благо, как это спокон веку принято у вас,
недальновидных демонов левой руки! Ты лишь ускорил мое пробуждение, отверз
мне очи и обострил зрение, дабы разглядел я твою богиню из Шотландии,
восставшую из бездны черного космоса!.. Богиня кошек, Исаис Черная, леди
Сисси, обворожительная Асайя Шотокалунгина -- тебя, вечно неизменную,
приветствую я! Я знаю тебя. Мне известен твой путь, пролегающий в вечности,
начиная с того момента, когда ты явилась моему несчастному предку в обличье
суккуба, и до того дня, когда ты, сидя в этой самой комнате, настойчиво
просила у меня наконечник копья... Магическая суггестия, которую я не мог
распознать именно потому, что ты, твоя истинная природа, оставалась для меня
тайной. Мою женскую половину, ту пока что дремлющую периферию, которая
зовется "королевой Елизаветой", ты разрушить не могла, ибо магическое
будущее не может быть нарушено до тех пор, пока оно не стало настоящим, но
реально воплощенное мужское начало ты могла бы к себе притянуть, чтобы
воспрепятствовать грядущей "химической свадьбе"!.. Думаю, когда-нибудь мы
неизбежно сойдемся лицом к лицу и сведем друг с другом счеты!..
Что касается Липотина, то он сам приподнял свою маску еще тогда, когда
я даже и не помышлял об этом: назвал себя отпрыском "магистра царя". Хоть и
завуалированно, а намекнул, что он -- Маске. Хорошо, примем это пока на
веру.
А мой захлебнувшийся в волнах мирового океана друг Гертнер? И так ясно,
что будет, когда я начну спрашивать зеленое зеркало, подарок Липотина,
которое стоит сейчас передо мной: Теодор Гертнер усмехнется мне из
изумрудной дали, сунет сигару в рот и, закинув поудобней ногу на ногу,
скажет: "Ты что же, меня уж и не узнаешь, старина Джон? Меня, твоего друга
Гарднера, верного твоего лаборанта? Того, кто предупреждал тебя об
опасности? И, к сожалению, напрасно! Однако теперь, когда мы друг друга
признали, ты уже не пропустишь мимо ушей мои советы, не правда ли?!"
Итак, все в сборе, не хватает только Эдварда Келли, шарлатана с
отрезанными ушами, искусителя, медиума -- того, кто сейчас, в нашем веке,
тысячекратно размножился, превратившись в злокачественную раковую опухоль,
Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 175 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ВЗГЛЯД НАЗАД 6 страница | | | ЗАКЛИНАНИЕ АНГЕЛА ЗАПАДНОГО ОКНА 3 страница |