После смерти жизнь расширяется

Есть счастливые люди, для которых неопровержимым доказательством вечности является смерть.

Они не могут подойти к тем местам, где сложены останки дорогих им лиц, без того, чтобы не чувствовать, что смерти нет, а есть лишь разлука и что люди, отнятые от них смертью, будут возвращены им в вечности в новом блеске бытия.

Всякая новая могила заставляет таких людей пристальнее всматриваться в небо. Не изнуренные духом достигают они конца своей жизни. Они знают, что лучшая часть их самих перенесена уже на небо и что там они найдут ее. И как, наоборот, жалки те, на которых смерть производит обратное впечатление! Надежда бессмертия заволакивается в их сердцах печалью, словно ночь царит в их душах, пронзаемая острым сомнением: а если все кончено? Горькое испытание, хотя оно и родится иногда на почве любви. Они меньше бы сомневались, если бы меньше любили. Вот именно тут, над такими людьми, вера и проявляет свою силу. Она успокаивает смятенную душу. Она приоткрывает для человека таинственную дверь и позволяет ему бросить взгляд, полный надежды, туда, за гробовые тени. Вера помогает человеку найти у себя в душе заглохшие в ней убеждения. Ибо Бог не на камне или на пергаменте начертал этот неизбежный догмат бессмертия. Он внедрил его в наш разум, Он напечатлел его в нашем сердце. И мы не можем откинуть этот догмат иначе, как отрекаясь от самих себя.

Душа существует. Значит, и будет существовать. Вот самый простой, самый непобедимый аргумент, начертанный Богом на человеческой душе. Аргумент без возражения. И доказательством этому является то, что когда не хотят признавать душу в вечности, то начинают отрицать душу и в земной жизни. Как тут быть? Надо много ловкости, чтобы убедить себя, что души нет. Не все способны на такое усилие. И все люди, как только освобождаются от самовнушения, испытывают незаглушимую веру в бытие своей души.

Душа не только существует – она хочет доказать свое существование, хочет проявлять себя все сильнее. Она говорит: «Еще, еще света! Еще, еще любви! Еще, еще жизни!». Это – крик всякой души. И неужели это может кончиться ничем? Эти вечные порывы души являются главными признаками ее жизни на земле, и они были бы тогда бесполезны, безрассудны, ненужны, лишены всякого смысла; они, можно сказать, обращались бы против нее, как насмешка.

– Вы жаждете бесконечного света? Радуйтесь: вы будете в вечном мраке. Вы алчете жизни? Вам дадут только смерть и уничтожение. Вы говорили: всегда! Вам ответят: никогда!..

Достойно ли это любви Божественной? Нет, все существующее может кончиться только для того, чтобы начаться вновь. Это поступательное движение жизни, это расширение духа человека есть не только потребность – это факт. Есть души, которые растут очень заметно. Этот рост совершается силою страдания и силою любви. Но если страдание и любовь сушествуют в мире, если они очищают душу, развивают ее, если они дают ей красоту, которой никто не отрицает, то к чему все эти вспомогательные средства, если нет бессмертия? Все, что я любил, умерло; чего я желал, растаяло в моих руках; все мои мечты погибли. Но я утешался при мысли, что по крайней мере остается мне мое сердце, очищенное, расширенное, украшенное, достойное Бога, Который ждет меня и в Котором я обрету все, что потерял! А вы меня уверяете, что мое сердце погибнет со всем остальным. Нет, все мое существо противится вашему уверению. Моя душа чует бессмертие!

Вот уже двадцать, тридцать лет, как я работаю над своим сердцем, чтобы сделать его чистым, плодоносным, чтобы отдалить его от всего, что низко, временно, что погибает. И в ту минуту, как оно приносит плоды и цветы, неужели смерть одна соберет эти цветы и нирвана скосит плоды? Нет, нет, это невозможно! Я утверждаю, что вы ошибаетесь. Душа не может расти только для того, чтобы исчезнуть. Она не может украшать себя для одной нирваны. Да, я чувствую, как разгорается во мне надежда бессмертия, как только я запрашиваю мое сердце, полное страдания, любви и жажды уже начавшегося обновления. И это станет для меня еще несомненнее, когда я подыму глаза мои к небу с мыслью о Боге.

А Бог есть. В этом я никогда не сомневался; ни одна жгучая страсть моей молодости не затемнила во мне этой веры. Каждое мое горе заставляло меня вновь произносить Его имя. Все, что я пережил, доказывало мне Его величие. Я обладаю теперь Евангелием, которое не допускает меня до сомнений; у меня уже поседели волосы и угасли сны.

Итак, Бог есть. Он Творец, Он Отец наш. Он любит наши души и ради любви сотворил их, потому что другой причины найти нельзя. В продолжение двадцати, тридцати и более лет Он благословлял, охранял, оживотворял, любил эти души, и неужели Он их уничтожит? Неужели забудет их, уступая в любви той евангельской матери, о которой говорится в Писании, что она не желала утешиться, потому что детей ее уже нет в живых?[44] И неужели Он истребит все души, жившие на нашем земном шаре, – если только есть другие души на солнцах и на миллионах миров, которые вращаются над нами, – истребит после того, как они жили, молились, страдали, любили?

Неужели все Его дети, рожденные от Его Духа, угаснут, уничтожатся по Его воле и навсегда и остальное время Его вечности пройдет у Него в том, что Он не будет иметь более детей и будет бодрствовать, как могильщик без работы, над кладбищами, где даже не будет более останков? Какого бога вы себе делаете!

Если же вы говорите, что Он будет творить беспрестанно, то каким странным художником представляете вы Его себе: Он как бы творит с одной целью разрушения. Но тогда в великом творчестве Божием были бы только начатки, пробы, какие-то опыты – ничего цельного и законченного! Был бы концерт, в котором раздавались бы только прелюдии; драма, которая была бы вдруг прервана на каком-нибудь ужасе! Нет, это невозможно! «Я увижу моего Бога в стране живых»[45].

Да, я увижу Бога, я в это верю несомненно! В Нем я найду все, что ищу. Я так давно ищу света, чистого света без тени – и его не нашел! Я ухожу, затронув все задачи и не решив ни одной, окруженный в шестьдесят лет еще большими недоумениями, чем в двадцать, зная, что человек ничего не знает, но еще не отчаявшийся, все жаждущий знания, радостно приветствующий Землю, где я наконец им насыщусь.

Любви я искал и ее тоже не нашел. Я не говорю только о любви к тварям: эта любовь лишь мелькнула, была каким-то призраком. Едва я коснулся ее чаши губами, как ее у меня вырвали. Я говорю о любви к Богу, много ли я вкусил ее? А как я ее жаждал! Какое расстояние от меня до Него, в каком я мраке и какая завеса разделяет нас! Но эта завеса разорвется. Я не буду искать более Бога, как слепец, который бродит в потемках. Я увижу Его лицом к лицу и, видя Его, буду вечно полон любовью к Нему.

Я искал жизни. В течение нескольких лет я чувствовал, как она росла во мне. Я укреплялся, я возрастал. Вдруг она во мне остановилась. И, дойдя до этой вершины, до этого периода цветущей молодости, в котором остаются столь недолго, после которого неизбежно спускаются по быстрому склону годов, я почувствовал в себе умаление жизни, как [керосиновая] лампа, которую не оправляют. И вот теперь я ослаблен, разбит, склонился к земле. Конец ли это? О нет! «Я увижу моего Бога в стране живых». Я найду в Нем жизнь, о которой мечтаю, жизнь неиссякаемую, жизнь вечную.

Такими мыслями вера поддерживает, укрепляет, умягчает души, помогает им пройти одинокие пути старости и ласково убаюкивает их смертью. По мере того как люди склоняются в «тень смертную», открывается великий свет. Когда христианин не видит более земли, вера садится у его изголовья и показывает ему на небо. Она нежно предупреждает его о последнем часе, чтобы приготовить его к последней борьбе; она прикасается к его членам, уставшим от жизни, и венчает слова раскаяния словами надежды. Сделав его смиренным, тихим, покорным чрез воспоминание о его грехах, она облекает его в силу, вручая ему в руки образ Бога, умершего за нас. Она ведет его за руки навстречу смерти и учит его приветствовать ее как избавительницу. Еще мгновение – и все сны исполнятся. Он утолит свою жажду у неиссякаемых источников света и любви...

Вот чем утешает религия эту смятенную душу, которая столького жаждала, так страдала, столь малым владела. Умирающий уже предвкушает всю эту отраду. Заря беззакатного дня уже брезжит пред ним, налагая только отблеск на его чело. Веяние бессмертия окружает ложе, на котором он умирает в мире.

И глаза людей, любивших его, ищут его еще на земле, тогда как он уже отлетел на небеса.

Дата добавления: 2015-07-08