Страдание, как ваятель, оформляет душу

Остановимся на минуту на этой лучезарной вершине.

Страдание поражает не только тех, кто среди мира забывает Бога, не только тех, кто развращается среди мира, – праведники также страдают, и добрые люди терпят испытания. Они страдают для того, чтобы стать более праведными, терпят испытания, чтобы стать еще лучше. Разберемся в этом печальном, но проникновенном свете страдания, и мы начнем понимать жизнь.

Когда же, наконец, поймут, что человек должен быть ваятелем самого себя? Когда поймут, что Бог поместил [человека] на земле как бы зародышем с тою именно целью, чтобы он мог сам себя досоздать? Когда поймут, что из этого холодного, бесформенного мрамора без признаков личности, без красоты Бог заповедал ему извлечь живую статую? Когда поймут, что в этом труде Бог послал на помощь человеку страдание? Ты, человек, не был ни красив, ни велик, ни свят, но стал прекрасным, великим, святым. Почему? Потому что ты пострадал.

Присмотритесь, как рождаются люди. Некоторые безобразными; [но и] лучшие из [рожденных] носят в себе что-то жестокое, недоразвитое, сухое и бесплодное. Детство не имеет жалости, – сказал один великий наблюдатель, – у молодежи мало сердца. В ней кровь, живость, огонь, которые она принимает за сердце, что далеко не одно и то же. Но на другой день и даже в середине того большого увлечения, которое вы готовы были назвать молодою любовью, по одному жесту, по презрительному, себялюбивому и повелительному слову вы должны сказать себе: сердце, ты еще и не родилось. Вслушайтесь в речь молодого человека. В ней грация, ум, воображение, огонь, знание, но он говорит нехорошо. Чего же ему недостает? Он еще не страдал.

Нужны время, испытание, благодушно и кротко перенесенное страдание, чтобы дать сердцу [великодушие], нравственную красоту. Некоторые струны, и струны самые прекрасные, звучат в человеке лишь тогда, когда они омочены слезами. И вот почему страдание так обильно. Волна, которая надвигается, не ждет, чтобы предыдущая волна прошла. Страдание ума, муки сердца, болезнь и горе всякого рода, неиссякаемая горечь текут без конца и охватывают всю жизнь. Этому удивляешься и спрашиваешь себя: «Да зачем счастье всегда уходит? И зачем страдание никогда не перестает?».

«Зачем?..» Чтобы нас отполировать, чтобы сгладить трением все наши шероховатости.

Если усилиями собственного ума легко убедиться, что страдание поглощается мудростью Божественной, то еще легче понять, что оно приноравливается к силам всякой души. Словно невидимая нежная рука руководит душою там, где необходимо исправить и возбудить жизнь. С какой умною настойчивостью страдание оказывает свое воздействие на человеческое сердце и какие удивительные оно производит чудеса! Оно действует почти как Таинство, какою-то невыразимою внутреннею силой. Этот буйный, властный, себялюбивый человек как стал приветлив с тех пор, как его коснулось страдание! Он сам протягивает руку, он благодарит вас за малейшее внимание.

Так страдание смирило его. Это бесчувственное и сухое сердце вас зовет, оно просит немного любви. Жажда любви пробудилась в нем вместе со слезами.

Этот молодой человек, столь бесстрашный в своей хуле на Бога, столь нечувствительный ко всякому духовному озарению, погруженный в рассеянность своих страстей, как только страдание коснулось его, почувствовал, что страсти утихли, как успокоившийся ветер. Очаг зла погас. Его нечистые мечты рассеялись. От прикосновения страдания все, что составляло, если он был христианин, стыд его души, его отчаяние, улеглось, почти исчезло.

Если только страдание было принято с малейшей покорностью, гордый человек уже смирился, сухой человек смягчился; человек, увлеченный бешенством своих страстей, успокоился. Одним словом, душа, обезображенная злом, перекована была страданием, как на Божественной наковальне, в новые, прекрасные формы.

Господи, Господи, как бы было хорошо, если бы вся душа раскрывалась навстречу целительной силе страдания! Если бы она понимала назначенную ей работу! Если бы при каждом ударе по ней молота она говорила: благодарю Тебя, Боже! Если бы она не оставалась немой, неподвижной, слепой, а была живой, горящей, разумно-восприимчивой и с радостью сознавала, что делает над ней Божественный Работник!

Душа моя, душа моя! Познай безобразие твоих грехов, твои беспрестанные падения, твои ежедневные заблуждения, твою гордость и противление Богу и омойся в своих слезах! Я не могу приказывать тебе искать страдание. Но не отталкивай его, когда оно приходит. Оно твой друг. Пойми же его, пойми: это второе Крещение, откуда ты можешь выйти прекрасной!

А ты, христианская мать, крести твоих детей в твоих собственных страданиях! Когда ты в таких великих муках порождаешь их на свет, когда ты проводишь ночи, укачивая на своих руках эти маленькие существа, которые плачут, не зная отчего (они слишком рано это узнают), не оставляй бесплодным это страдание, но, как капитал на проценты, положи это страдание на их голову. И пусть они достигнут возраста, опасного для души, [уже] обогащенные священными слезами и добровольно за них принятыми и мужественно перенесенными страданиями матерей.

Конечно, едва ли можно выразиться, что Бог создал страдание, по крайней мере страдание в том виде, каким мы знаем его теперь. Бог так же не является причиною страдания, как не является причиною смерти. Оба эти явления произошли в один день, родились, как злосчастные [плоды] греха, столь же ужасные, как [и] он [сам], и должны были убедить человека в том, что нельзя безнаказанно восставать против вековечных законов; должны были вернуть человека в дом. В этом они подобны тем великим мастерам, которые из осколков и развалин воздвигают великолепные храмы. В то время как страдание печально вошло в мир, бесконечная любовь схватилась за него, чтобы сделать из него великое средство к возрождению душ. Желая карать, потому что кара необходима, но еще более желая прощать, стремясь извлечь добро из зла и заставить зло служить торжеству добра, Бог в Своем правосудии и в Своей любви изобрел кару, в которой заключался бы уже и возврат к лучшему. Он воздвиг среди мира эшафот, который мог бы быть алтарем. Он допустил страдание. И для того чтобы человеку было невозможно не обращать своих мук в искупление, Бог поступает так. Он говорит: человек стремится к гибели; он извращает себя делами, сложенными из гордости, противления и эгоизма, и вот Я удержу его и временами – хочет или не хочет он того – буду подвергать его смирению, послушанию, самоотвержению. Из этих трех слитых элементов Бог и создал страдание. Подойдите к умирающему больному. В каком он состоянии? Прежде всего, он смиренен. Где этот блестящий, живой ум, эти красноречивые уста, эта опытность житейская? Все природные дары исчезли, и пришлось смириться. Вот первый результат. Он соответствует первому элементу зла, которым является гордость. Смотрите далее: какое послушание, хотя и пассивное! Вчера не повиновался никому, даже Богу, сегодня надо слушаться всех, даже своих слуг. И какое страдание! Где кровь, которая так кипела в минуты наслаждения? Увы, она течет то слишком медленно, то слишком скоро; но весь человек охвачен послушанием, смирением, страданием. Вы видите тут полную противоположность греху. Добейтесь от этого больного сильного порыва к добру, движения любви к Богу и сыновней покорности пред Его волей – и с чрезвычайной быстротой он будет восстановлен в своем нравственном достоинстве.

Вот именно таким путем больше всего и сохраняются души. Время от времени Бог берет их, кидает в страдание и, если только они согласны на это добровольно принятое страдание, возрождает их. Этим путем заглаживаются их прежние беззакония.

Одним полезны сильные, молниеносные удары страданий; другим – та постоянная, кропотливая, настойчивая обработка, которая дает алмазу его красоту, блеск и игру. Но для тех и других, для всякой души нужно то же премудрое действие скорби, помогающее достигнуть душевной красоты. Страдание ведет к достижению этой цели. Не удивляйтесь, если оно часто возвращается. Оно несколько раз проходит одними и теми же местами, особенно местами слабыми.

Вот личность с очень привязчивым сердцем – страдание стремится научить ее самоотвержению и самозабвению, такой любви, которая не была бы ни слишком мягка, ни пристрастна, но возвышенна, благородна, деятельна и настойчива. Вот другая личность, характер которой полон величия твердости, но индивидуальность ее развивается вне всякой меры: как же страданию не поспешить тут на помощь? Надо, чтобы слезы оросили эту чувствительность, которая угасает, эту любовь, которая устала. Гордые, себялюбивые души, в которых так бесконечно много вашего «я», ждите страдания: оно заставит вас полюбить! А вы, привязчивые сердца, ждите его и также не бойтесь его: оно не даст вам растаять в излишних нежностях и ваша преувеличенная чувствительность переродится в великодушие.

Нет, мы недостаточно понимаем мудрую работу страдания. Иначе мы обожали бы невидимую заботливую руку, которая его нам посылает. Когда не хочешь обольщаться и беспристрастно всматриваешься в себя, тогда всегда удивляешься тому, что страдание ударило по самому нужному месту.

Страдание мудрою предусмотрительностью не [просто] поражает душу, но именно те [ее] стороны, где есть недостатки, пороки, чтобы [придать] ей нехватающие качества. Часто страдание направляется против самых заветных сторон человека, где стоят его лучшие добродетели. Невольно спрашиваешь себя: зачем же страдание не оставляет в покое такие стороны характера человека, которые и без того хороши, над которыми и без того человек много потрудился? Тут цель страдания та, чтобы закалить и более возвысить качества души, предохранить ее от всякой неустойчивости: вы добры и терпеливы – так вот именно на вас будут со всех сторон сыпаться беспокойства; у вас любящее сердце – вы будете жить с эгоистами и ваша высшая добродетель будет не понята, ваши самые лучшие качества останутся без применения; вы были созданы для тихой семейной жизни – может быть, именно вы проживете без подруги жизни; вы издавна лелеяли в вашей душе мечту о счастье быть отцом – и у вас не будет никогда детей. Если есть у вас в душе чувствительное место, то именно по нему будет бить страдание; если даже вы никому не открывали этой заветной стороны вашего существа, страдание его отыщет; если сами вы его не знали, страдание вам его укажет. Поймите же из всего этого, что страдание есть только орудие, а позади него стоит Кто-то Всеведущий.

Я дам новые тому доказательства. Замечали ль вы, с каким искусством страдание приноравливается к душам? Оно уменьшается и увеличивается, становится тонким или грубым сообразно с нуждами людей. Если вы не способны восчувствовать отвлеченную боль души, Бог пошлет вам тяжелую телесную боль. Если для вас недоступно соревнование чести, Бог пошлет вам прозаические денежные заботы. Если вы застрахованы от святой сердечной муки, Бог пошлет вам сухое беспокойство ума. Если придет такой день, что вы падете настолько низко, что страдание – в великом смысле слова – уже не будет чувствоваться вашей душой, она будет осуждена на грубые муки.

И наоборот, вглядитесь в страдание: оно одухотворяется по мере того, как люди освобождаются от него. Кто опишет тонкие, прекрасные, недоступные толпе муки, которые переживает гений, поэт, избранный ум? И как описать невидимое, дивное мученичество, которое вызывает Бог в объятых чудным пламенем сердцах святых дев?!

Жизнь – это громадная мастерская, в которой души готовятся на небо. Если вы бывали когда-нибудь на стекольном заводе, вас, конечно, поражала та последовательная работа, во время которой из раскаленной массы постепенно выходят красивые стеклянные вещи. Огонь и действие щипцов рабочего – вот простые орудия мастера стекольных дел. Так же и в горниле страданий: Бог очищает и укрепляет недостаточные, робкие, погибающие души, закаляет их и делает необоримыми. Если вы поняли все это и вас привлекают к себе духовная красота и святость, тогда с радостью встречайте страдание: Господь знает, какое именно страдание послать вам.

Дата добавления: 2015-07-08