Глава 16. «Вы бесцеремонно играли моими чувствами, мадам

«Вы бесцеремонно играли моими чувствами, мадам. Мне следовало бы посмеяться над собой, глупцом, принявшим все за чистую монету. Впрочем, я должен был с самого начала понять, чего ждать от вашей семейки».

Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»

Райан подождал, пока помощница Уинни уйдет на ленч, прежде чем приблизиться к «Вчерашним сокровищам». Колокольчик над дверью жалобно тренькнул, когда он переступил порог. Уинни в одиночестве стояла у прилавка, рассаживая антикварных кукол в сплетенный из прутиков экипаж. Заслышав шаги, она подняла голову с заученно приветливой улыбкой на губах, но при виде мужа улыбка тут же исчезла. Это так взбесило Райана, что он проворно выставил в дверях табличку с надписью «Закрыто», запер замок и бросил на жену зловещий взгляд.

Она сделала крошечный, почти незаметный шажок назад. Прекрасно. Он устал быть постоянно на взводе.

— Я ожидаю партию товара, — сообщила она.

— Мои соболезнования.

— Сейчас неподходящее время, Райан. Если хочешь что‑то обсудить, поговорим позже.

— Я действительно хочу кое‑что обсудить. И не желаю делать это позже.

Настроение и в самом деле было хуже некуда: слишком много кофеина, слишком мало сна. Сейчас ему следовало сидеть за письменным столом, есть сандвич с ветчиной из кафетерия, просматривать стопки не прочитанных до сих пор отчетов и работать над сводным графиком прибылей и убытков, который он намеревался закончить три дня назад. Но он никак не мог сосредоточиться.

Прошло почти сорок восемь часов с того дня, как он повстречал Шугар Бет в ресторанчике, а Уинни и словом ни о чем не обмолвилась, хотя они уже дважды говорили по телефону. Он точно знал, что новости до нее дошли. Дик поспешил передать ему, что во вторник вечером «Сивиллы» слетелись на внеочередной совет. Жаль, что он не заглянул в «Джемайму» подлить масла в огонь. Прошел мимо, не зная, что Шугар Бет начала там работать. Говоря по правде, он почти не вспоминал о Шугар Бет с самого вторника. Слишком много места в его мыслях занимали претензии к Уинни.

Ее волосы вроде бы стали длиннее, чем он помнил, что было уж совершенным вздором, потому что она ушла из дому всего четыре дня назад. Крохотная, усыпанная блестящими камешками застежка скрепляла темные пряди с одного бока. Сейчас она казалась не старше Джи‑джи, но выглядела куда менее невинной.

Он никогда не обращал особого внимания на ее одежду. Ее гардероб был стильным, консервативным, и на первый взгляд платье‑саронг цвета слоновой кости казалось именно таким. Он наверняка видел его на жене и раньше, но почему никогда не замечал, как откровенно оно льнет к телу? Уинни всегда жаловалась, что у нее чересчур короткие ноги, но даже без смехотворно сексуальных босоножек на высоченных каблуках с открытыми мысками они были более чем длинны — на его вкус, разумеется. Достаточно длинны, чтобы обвиться вокруг его бедер.

Волна похоти захлестнула его: это была не та, знакомая, похоть, которую испытывает муж к жене, а нечто куда более низменное, подразумевающее дешевые мотели и нарушенные брачные обеты.

«Ты когда‑нибудь думаешь о чем‑то, кроме секса?!»

Он вознегодовал, когда она бросила ему обвинение, но сейчас вряд ли смог бы достойно защититься.

— Райан, у меня действительно нет времени на разговоры.

— А мне действительно плевать.

Ее настороженность росла на глазах.

— Если у тебя что‑то важное…

— Можно ли считать важным, что моя жена ушла из дому, а дочь либо липнет ко мне, как репей, либо отказывается выходить из своей комнаты, а я, как работник, и медяка не стою? Как насчет всего этого?

— Мне очень жаль.

С таким же успехом она могла выражать сочувствие постороннему человеку, и низ его живота обожгло огнем. Он был так уверен, что известие об ужине с Шугар Бет потрясет ее настолько, чтобы привести в чувство, понять, что давно пора не убегать, а бороться за собственный брак. За собственного мужа. Его целью было запугать ее. Хотя бы для того, чтобы усадить за стол переговоров. До него не дошло, что ей может быть попросту все равно и что у нее ив мыслях нет о чем‑то договариваться.

— Ни о чем ты не жалеешь, иначе постаралась бы все уладить.

У нее хватило наглости засмеяться неприятным, надрывным смехом:

— О да, сэр, только позвольте сделать именно это, сэр, немедленно, сэр.

— Господи, как я ненавижу твое ехидство!

— Только потому, что ты к нему не привык.

— А чего ты ждешь от меня?

— Честности.

Поняв, что, кажется, проигрывает сражение, он скрипнул зубами.

— Какого черта все это должно означать? Объясни, чего ты от меня хочешь.

Уинни опустила глаза, и на мгновение ему показалось, что она смутилась. Но когда снова посмотрела на него, он понял, что ошибся. Она выглядела жесткой и решительной.

— Я хочу твое сердце, Райан.

Ее спокойное достоинство говорило об уме, порядочности — качествах, которые вынуждали его чувствовать себя виноватой стороной, чего он никак не заслуживал, поэтому Райан уже не рассчитывал силу удара.

— Что же, ты нашла потрясающий способ его заполучить. Она не отступила. Наоборот, смело шагнула к нему. Сейчас она казалась молодой, наивной и очень‑очень красивой.

— Мне нужны твое сердце и твое прощение.

Признание должно было бы смягчить его, но только еще больше рассердило.

— Чушь собачья.

Она устало вздохнула, словно успокаивала неразумного ребенка.

— Поезжай на работу. Сейчас ты слишком зол, чтобы рассуждать здраво.

Ощущение несправедливости изводило его все последние дни. Нет, гораздо дольше. У него были свои планы, замыслы, и ни в один из них не входили женитьба и отцовство в двадцать два года. Она украла его мечты. Украла его будущее, но тогда он тщательно подавлял в себе враждебные чувства. Удалось это не сразу: слишком много пришлось переварить и осознать, не залпом, а постепенно, медленными глоточками, такими маленькими и редкими, что он долго не представлял, как добраться до дна стакана.

И только сейчас он сорвался.

— Если тебе так уж нужно мое прощение, — услышал он собственный голос, — придется чертовски долго ждать. Пока ад замерзнет.

Она резко вскинула голову. Райан велел себе остановиться на этом, но бессонница действовала на нервы, а кроме того, он знал, что слишком многое принимал как должное, в том числе и ее, и что она права — всю их совместную жизнь он утаивал от жены какую‑то часть самого себя, — но сейчас ему было не до справедливости.

— Ненавижу все, что ты со мной сделала. И всегда ненавидел, слышишь?

Ее лицо сделалось белым, как у Джи‑джи в позапрошлую, ночь. Такие же широко раскрытые, потрясенные глаза. Так ей и надо. Четырнадцать лет он молчал и ради чего? Чтобы она сбежала и все разрушила?

— Райан…

— Заткнись! — Он бил словами, как хлыстом, проклиная ее за все, что так долго копилось в душе. — Ты сказала, что хочешь честности. Так получай! Ты украла мою гребаную жизнь!

Он выбросил руку вперед, задев ладонью полку со стеклянными изделиями. Уинни ахнула, когда хрупкие вещички разлетелись во все стороны, разбиваясь с прощальным звоном, в точности как ее семейная жизнь, но и это не остановило Райана. Он рвался вперед, высказывая то, о чем едва смел думать.

— Ты отняла у меня возможность выбора, когда решила забеременеть. Тогда тебе было наплевать на мои желания. Ты заботилась исключительно о своих. И мне тошно от того, что ты со мной сделала, черт побери! Не прощаю тебя! Не прощаю, слышишь? И никогда не прощу.

Потрясенное молчание накрыло их. Ее лицо из белого стало пепельным, губы тряслись. Горло Райана перехватило удушьем: он тщетно ловил ртом воздух. Повсюду валялись разбитые бокалы, фужеры, стаканы и графины. Сверкающие осколки усыпали пол — переливающиеся остатки уничтоженной радужной жизни.

Он ждал, что она тоже рассыплется, как рассыпался он. Но она встретила его взгляд, и сквозь дрожь голоса он расслышал бесконечную грусть, смешанную с решимостью, о существовании которой даже не подозревал.

— Хорошо, — прошептала она. — Значит, так…

И только сейчас до него дошло, что он наделал. Он не желал этого. Не желал разрушать свою жизнь. Просто по‑своему пытался вернуть все назад: свой брак и жену, женщину, которая когда‑то смотрела на него так, словно это он развешивал по небу луну и звезды. Все сказанное им было правдой, но где облегчение, которое ему следовало бы испытать от сброшенной наконец тяжести? Куда девалась годами копившаяся горечь? Она нужна ему, нужна позарез. Ему необходимо продолжать упиваться собственным гневом, чтобы оправдать расколотое стекло, распавшуюся семейную жизнь.

Но он опоздал ровно на четырнадцать лет со своей правдой, со своими чувствами, и горечь уже не оставляла вкуса на губах.

Ее груди часто вздымались под мягкой тканью платья. Она давала ему все, что он хотел, о чем мечтал, но вместо того чтобы ценить это, он бросил ей в лицо ее дары.

— Мне так жаль, — снова прошептала она, и глаза ее были переполнены сочувствием, пониманием… и болью тоже, но не той мучительной агонией, которая терзала его сейчас. — Мне ужасно жаль.

И он понял, что испортил все, и совершенно не знал, как исправить сделанное. Его тайная враждебность была краеугольным камнем их брака, причиной ее постоянного стремления угодить и его почти неуловимой, но карающей отчужденности. Зато теперь эта враждебность, вспыхнув ярким пламенем, сгорела, и он хотел признаться, что любит ее. Да вот только она ни за что не поверит после тех слов, которыми он так усердно ранил ее.

Выйдя из заднего помещения магазина, Шугар Бет увидела, как жадно смотрит малыш на мобиль, изображавший Соловьиный лес, который она повесила несколько часов назад, чтобы отметить выпуск новой книги из серии о приключениях крольчишки Дафны. Мальчик, лет пяти, в джинсах и полосатой маечке, с плоским лицом и узкими глазами, верными признаками синдрома Дауна, не сводил глаз с игрушки.

Он был первым ребенком, забредшим в плохо освещенный и неудобно расположенный отдел детских книг за целое утро.

— Ты права, мне стоило бы уделять этому отделу столько же внимания, как и остальным, — признала Джуэл, когда Шугар Бет спросила ее, почему в магазине так мало детских книг. — Но у меня нет желания возиться с такой литературой, а кроме того, продавать ее просто невыгодно.

— Еще бы! Это самый неуютный уголок магазина.

Джуэл надменно задрала нос:

— Прекрасно! Если считаешь себя такой умной, с этого дня ты заведуешь отделом детских книг.

— Это трудно назвать отделом.

— И пусть это не мешает твоей основной деятельности.

Шугар Бет, не обижаясь, ухмыльнулась своей крошечной хозяйке:

— Всего третий день на работе, и уже повышение! Так и знала, что стану звездой.

Джуэл фыркнула и отошла.

Шугар Бет так и подмывало поднять трубку и поделиться с Колином новостями, но больше она не могла позволить себе ничего в этом роде. Однако тот факт, что она бросила его, не мешал ему звонить ей. Обычно предлогом служил Гордон — Колин настаивал на совместном владении. Иногда он заранее готовил вопросы. Возобновила ли она подписку на «Атлантик мантли»? Отнесла ли его твидовый спортивный пиджак в химчистку, потому что он никак не может его найти?

Она отчаянно тосковала по нему, а иногда втайне хотела, чтобы он настоял на свидании и пригласил ее на ужин. Но он, похоже, не торопился: голодный волк на охоте, выжидающий момента слабости, чтобы напасть. Может, его стратегия и срабатывала, потому что утром она с трудом удержалась, чтобы до работы не побежать к нему приготовить завтрак.

Но времени предаваться мрачным мыслям не было, поэтому она подошла к маленькому покупателю. Шугар Бет оставалась в магазине одна, и Джуэл, разумеется, посчитала бы, что прежде всего нужно обслужить того, кто пришел с мальчиком, но она проследила за направлением его взгляда.

— Тебе нравятся книги о Дафне?

Малыш широко улыбнулся:

— Бенни хороший! — Он показал на картонную фигурку хитрющего барсука в очках‑консервах и белом шарфе авиатора: — Бенни — мой друг. Почитай книжку.

Шугар Бет засмеялась и покачала головой. Как можно устоять перед таким энтузиазмом?!

Мальчик схватил с только что оформленной ею выставки одну из предыдущих книг серии и протянул ей. Она взяла книгу.

— Как тебя зовут?

— Чарли.

— Ну тогда пойдем, Чарли.

Шугар Бет уселась на полу, скрестив ноги, и решила, что в этом углу просто необходимо поставить маленькие стульчики или по крайней мере положить подушки.

Она приглашающе похлопала по линолеуму, и Чарли уселся рядом.

— «Дафна летит кувырком». Автор Молли Сомервилл.

Возможно, это влияние Колина, но разве не стоит с самого начала приучать детей распознавать имена авторов и названия?

— «Крольчишка Дафна любовалась ноготками, только что покрытыми блестящим фиолетовым лаком, когда барсук Бенни, мчавшийся на своем красном горном велосипеде, самым бессовестным образом сбил ее с лап…»

— Мне нравится эта история.

Чарли забрался к ней на колени и к третьей странице запустил пальцы ей в волосы.

— «Бенни вертел педали все быстрее и быстрее. Впереди на дороге он заметил огромную лужу».

Звякнул колокольчик над дверью. Шугар Бет искренне надеялась, что это вернулась Джуэл. Пусть обслужит остальных покупателей, потому что Шугар Бет с места не сдвинется.

Чарли протянул ручонку и перевернул страницу.

— Это самое интересное место.

— «Бенни засмеялся и вообразил, что эта лужа — океан. Океан. Пл‑л‑люх!»

— Плюх! — восторженно вторил мальчик.

Они наконец дочитали книгу, и он поднял личико, чтобы одарить ее очередной, невыразимо трогательной улыбкой.

— Ты очень хорошо читаешь.

— А ты очень хорошо слушаешь.

Скорее почувствовав, чем услышав какое‑то шевеление справа, она подняла голову. На другом конце стеллажа с биографиями стояла Линн, пристально наблюдавшая за ними. Шугар Бет осторожно поставила Чарли на ножки и поднялась. На Линн были слаксы и туфли на тонком каучуке: должно быть, она шла в больницу или возвращалась после дежурства.

— Мамочка! — завизжал Чарли, бросаясь к ней. — Я люблю Бенни и Дафну!

— Знаю, милый, — кивнула Линн, не отрывая взгляда от бывшей подруги.

— Я хочу книжку. Пожалуйста, ма!

— У тебя уже есть эта книга.

— А этой нет.

Он вихрем метнулся к полке, схватил последнюю книгу из серии и понес матери.

— Что тут написано?

— «Бурундучок Виктория и ее надоедливый младший братец».

— Такой у меня нет.

— Сколько за эту? — спросила Линн.

Шугар Бет так разволновалась, что не сразу нашла ярлычок с ценой. Линн погладила сына по голове.

— Если получишь новую книгу, мы не сможем купить игрушку, когда в следующий раз пойдем в «Уол‑Март».

— Ладно.

— Отнеси ее к кассе. Я сейчас приду.

Мальчик помчался к кассе, маленькие кроссовки так и мелькали.

Воцарилось неловкое молчание. Линн теребила застежку на сумочке.

— Чарли — мой младшенький. Во время беременности я делала амниографию, поэтому мы с самого начала знали, что у него синдром Дауна.

— Должно быть, тебе нелегко пришлось.

— Да, были кое‑какие проблемы. С деньгами всегда туго. Мой бывший — Энди Перкинс, — ты его не знаешь, он из Тапело, предъявил мне ультиматум: либо аборт, либо он уходит.

— И ты попросила его не хлопать дверью по пути к порогу. — Линн слабо улыбнулась.

— Я думала об этом долго и напряженно. И поверь, все было не так‑то легко.

— Еще бы! Но Чарли — просто лапочка! И такой умный! Точно знает, когда перевернуть страницу.

— Так что обмен получился неплохим, — кивнула Линн, проводя пальцем по краю полки. — Ты ведь не знала, что он мой, верно?

— Не знала.

— Спасибо, что почитала ему.

— В любое время, только свистни.

Линн переложила сумочку в другую руку.

— Мне нужно идти.

— Сейчас выбью чек.

— Джуэл все сделает, — отмахнулась Линн, но почему‑то не двинулась с места.

Наконец Шугар Бет не вынесла напряжения:

— Валяй, Линн, выкладывай, что у тебя на уме.

— Я только хотела сказать, что ты обидела здесь многих и все никак не угомонишься. Держись подальше от Райана.

Шугар Бет хотела объясниться, хоть как‑то себя защитить, но Линн уже шла к кассе. Шугар Бет поставила «Дафну» на полку, посмотрела на мобиль и, осторожно подув на картонных животных, пожалела, что не живет в Соловьином лесу. Хотя бы ненадолго.

Остаток дня пролетел так быстро, что у Шугар Бет не хватило времени привести в порядок детский отдел, и потому она решила заняться этим после работы. К сожалению, это означало внеочередной звонок Колину.

— Не подержишь Гордона у себя часов до девяти‑десяти? Я работаю допоздна.

— Интересно, над чем? Вы закрываетесь в шесть.

Он явно старался потянуть время и подольше задержать ее у телефона, и она не могла удержаться, чтобы не поделиться новостью:

— Я теперь менеджер. Джуэл поставила меня заведовать детским отделом.

— А сама она этого делать не пожелала?

— Ну… можно сказать и так.

— А что ты знаешь о детской литературе?

— Все.

— И все довольно паршиво?

— К счастью, я очень способная и быстро учусь.

— Хорошие вести, старина. — Голос Колина отдалился: очевидно, он отвернул голову от трубки. — Мамочка сегодня придет поздно. А мы, парни, найдем, чем поразвлечься. Надеремся и будем смотреть порно.

— Тоже мне, «мы, парни»! — фыркнула она.

— Местоимение первого лица множественного числа.

— Ну и зубрила же ты!

Повесив трубку, она выругала себя за то, что опять вступила в перепалку. Типичное поведение наркоманки.

Выглянув на улицу, она заметила, что Уинни закрывает магазин. За последние дни ей иногда удавалось увидеть, как сводная сестра входит и выходит из двери. Как‑то Уинни даже меняла антиквариат в витрине, и, нужно сказать, у нее были все задатки хорошего дизайнера.

Вчера Джи‑джи забежала в «Джемайму», чтобы повидаться с Шугар Бет, но была подавленной и необщительной, даже когда Шугар Бет похвалила ее новый наряд. Скорее всего она тяжело переносила разрыв между родителями. Перед самым ленчем она узрела Райана, входившего во «Вчерашние сокровища». Хорошо бы они уладили свои разногласия, хотя бы ради Джи‑джи, но сейчас, глядя, как в квартире наверху вспыхивает свет, заподозрила, что все не так просто.

Звонок Шугар Бет выбил Колина из равновесия. Он немного поиграл на пианино, провел пальцем по клавишам, уговаривая себя, что для него в ней больше не осталось тайн. Он ведь видел все ее секретные местечки, верно? Касался и пробовал на вкус. Знал каждый звук, который она издает во время занятий любовью, ощущал шелковистость ее кожи. Шугар Бет любила быть наверху, но ее оргазмы были более взрывными, когда она находилась под ним. Любила, когда он поворачивал ее голову набок и удерживал в таком положении, изводя поцелуями. Ее соски были чувствительнее цветочных лепестков, и ее особенно возбуждало, если он захватывал в плен ее руки.

Но на каждую обнаруженную тайну находилась тысяча неизведанных. И они еще столько всего не сделали! Ему пока не удалось затащить ее в свою постель или под душ. Он хотел иметь ее на столе с раздвинутыми ногами. Так, чтобы пятки упирались в край. Хотел перегнуть ее через подлокотник кресла попкой вверх. О да, он определенно этого хотел и очень живо представлял.

Колин оттолкнулся от пианино и встал. Ему нужно что‑то, физически потяжелее Шопена, чтобы отвлечься. Например, заняться с ней любовью.

В холле было темно. Он включил было люстру, но тут же снова выключил. В воскресенье она застала его врасплох, заявив, что почти влюбилась, но теперь, когда у него было время все обдумать, идея уже не казалась столь устрашающей. Шугар Бет просто излишне все драматизирует. Как обычно. Ее упрямое желание положить конец их связи раздражало его. Какая близорукость! Он вовсе не безразличен к ее печали. Действительно, всего четыре месяца назад она потеряла мужа. Но до этого Эммет Хупер полгода лежал в коме, а еще раньше болел бог знает сколько времени, так что вряд ли можно обвинить ее в измене его памяти. Он понимал, что Шугар Бет напугана. Мало того, и сам при этом не был слишком уж спокоен, но если бы она логически подошла к ситуации, сразу бы поняла, что этот период как‑то нужно пережить.

Дом без нее казался пустым, и это ему совсем не нравилось. И работа никак не шла. В прежние времена он потолковал бы об этом с Уинни, но сейчас у нее и своих бед полно. Кроме того, она уж слишком тактична. А вот Шугар Бет обладает поразительной способностью продираться через дебри наносного прямо к делу и не стесняясь высказывает свое откровенное суждение.

Утром он позвонил Джуэл под предлогом заказа очередной книги, но в действительности, чтобы поинтересоваться новой продавщицей.

— Шугар Бет — настоящая золотая жила, — заверила Джуэл. — Она любит продавать книги. Ты и не поверишь, до чего она начитанна!

Он всему поверит. Недаром заметил, насколько разнообразны книги, которые она тайком таскала из его кабинета.

— Значит, у нее все получается?

— Лучше, чем я ожидала. Весь город находит причины побывать в магазине. В последние два дня тут яблоку было негде упасть. И поскольку они не желают выглядеть праздными сплетниками, каждый что‑нибудь покупает. Я пытаюсь обслуживать женщин — они не дают ей житья, — но мужчин оставляю ей. Она способна продать любую книгу любому парню, даже тем, кто читать не умеет.

— Рад это слышать, — пробурчал он и, распрощавшись, отправился на кухню готовить ужин. Шугар Бет оставила битком набитую морозилку, и он выхватил первый попавшийся лоточек с замороженной запеканкой. Она, разумеется, так занята перестановками в детском отделе, что забудет поесть. А если и вспомнит, слопает шоколадный батончик и назовет это ужином. Ее понятия о правильном питании не выдерживают никакой критики. Она совершенно не заботится о своем здоровье, и пусть она не лучший повар в городе, но и далеко не худший, и неплохо бы ей позаботиться о себе.

Колин сунул лоточек в микроволновку и захлопнул дверцу, игнорируя то обстоятельство, что сейчас он очень походил на человека, полного решимости убивать драконов и спасать принцесс.

Бросила! Она его бросила. Как же!

Неужели воображает, что это так легко?!

Телефон зазвонил, и он схватил трубку, надеясь, что это снова она и можно высказать свое мнение о слабовольных женщинах.

Но это была не Шугар Бет…

Кто‑то колотил в дверь. Магазин закрылся два часа назад, и Шугар Бет, пыхтя и хмурясь, принялась толкать в намеченный угол последний стеллаж. Передвинув несколько стеллажей, она открыла более широкий доступ в детский отдел, но при этом пришлось потеснить любимый Джуэл раздел поэзии, что означало непременные объяснения утром.

Стряхнув с ладоней пыль, она пошла к выходу. Короткое трикотажное платье‑свитер кораллового цвета испачкалось. Оставалось надеяться, что она сможет вывести пятно, поскольку гардероб у нее и без того был не слишком велик, а условия работы в книжном магазине вообще сводили его к минимуму.

— Иду! — крикнула она, слыша, что дверь угрожающе потрескивает. По другую сторону витрины стоял мужчина. Высокий, широкоплечий, в Версаче и весьма мрачном настроении. Сердце тревожно заколотилось, как у школьницы. Трясущимися руками она отперла замок и распахнула дверь.

— Ваша светлость?

Он протиснулся мимо нее, оставляя за собой легчайший запах серы.

— Кто такая Дилайла?

Шугар Бет поперхнулась.

— Моя кошка.

— Забавно. Твоя кошка хочет знать, почему ты уже два дня не звонишь.

Шугар Бет была готова убить себя. Она оставила в администрации Брукдейла номер телефона Колина на случай, если ее деньги на сотовом закончатся. И просила звонить только в крайних обстоятельствах, но Дилайла иногда могла быть ужасно хитрой и, должно быть, каким‑то образом выпросила его у секретаря.

— Ты напугал ее?! Клянусь, если ты хотя бы словом ее расстроил…

Он швырнул на прилавок обернутый фольгой лоточек.

— С чего мне ее расстраивать, когда я сберегал энергию для ссоры с тобой!

— И какое, собственно говоря, тебе до этого дело?

— Она называла тебя мамушкой.

— Мамочкой. Ты живешь под красно‑бело‑голубым флагом, приятель. А мы здесь говорим по‑американски.

Но она не сумела отвлечь его от главной темы. Он привалился к прилавку, скрестил руки на груди и постучал по полу носком ярко начищенного мокасина.

— Судя по голосу, не слишком она похожа на чью‑то малышку. Скорее уж на женщину постарше.

— Дилайла — моя падчерица. А теперь у меня полно работы, так что пока‑пока.

— Она сказала, что ей сорок один.

— Ошиблась. Она вечно путается в цифрах.

Его взгляд был куда спокойнее, чем ее сердцебиение.

— Она и есть причина тех телефонных совещаний на пониженных тонах, которые мне иногда удавалось подслушать, верно?

— Не будь дурачком. Я разговаривала со своим любовником.

— Она сказала, что живет в некоем месте, называемом Брукдейл. Повесив трубку, я провел небольшое расследование в Интернете. Твое умение темнить потрясает меня.

— Эй, я вот уже неделю как живу на свету. В темноте сидеть вредно: можно ослепнуть.

Он высокомерно вскинул брови. Она схватила принесенный лоток и отвернула краешек алюминиевой фольги. Ее лазанья. Он даже вилку не позабыл. Она почти не ела целый день, и от запаха у нее должны были бы слюнки потечь, но аппетита почему‑то не было.

— Ничего особенного. Дилайла — дочь Эммета. Родилась умственно отсталой. Ей пятьдесят один, если уж так хочешь знать, и почти всю жизнь она прожила в Брукдейле. Там она счастлива. У нее никого нет, кроме меня. Конец истории.

— Брукдейл — дорогое частное заведение.

Она отнесла лазанью, на которую теперь смотреть не могла, к столику для читателей, уселась и протянула ему вилку.

— В принципе мы не позволяем ни есть, ни пить в магазине, но для тебя сделаем исключение.

Он мрачно надвинулся на нее.

— Теперь я начинаю понимать.

— Хорошо, так и быть, я поем. Но только потому, что умираю с голоду.

Шугар Бет вынудила себя вонзить вилку в лазанью.

— Я знаю, что ты его любила, но что это за отец, который не сумел обеспечить даже больную дочь?!

Она никогда не предаст Эммета, открыто высказав свое раздражение его непредусмотрительностью.

— Его финансовые дела были весьма запутанны, — промямлила она, заставляя себя жевать. — Должна признаться, я неплохо готовлю лазанью.

— Теперь понятно, почему ты так одержима этой картиной. Вот оно, недостающее звено. Ты вовсе не собиралась осыпать себя бриллиантами. Я должен был сам сообразить.

— Нет, в самом деле, мне еще никогда так не удавалась лазанья!

Он уперся ладонями в полку.

— Тебе нужны деньги, чтобы и дальше содержать ее в Брукдейле. Значит, в этой сказке ты не злодейка? Не подлая блондинистая женщина‑вамп, любящая только себя! Ты простая, бескорыстная героиня, готовая пожертвовать всем, чтобы помочь слабым мира сего.

— Ты точно не хочешь кусочек?

— Почему ты не сказала мне правду?

Дальше отступать некуда. Поэтому она снова ткнула вилкой в лоточек.

— Не видела причин.

— А тот факт, что мы любовники, уже не считается?

Шугар Бет сорвалась с места.

— Прошедшее время. И я делаю все, чтобы уберечь себя.

— Выстроив стену, настолько высокую, что никто не может заглянуть через нее? Это таким образом ты стараешься себя уберечь?

— Эй, вспомни, это не я провожу все свободное время, укладывая камни на заднем дворе Френчменз‑Брайд. Хочешь поговорить об упрощенном символизме…

— Иногда стена — это всего лишь стена, Шугар Бет. Но в твоем случае возведение барьеров — занятие перманентное. Ты не живешь. Ты играешь. Играешь некий спектакль.

— У меня полно работы.

Она отошла к прилавку, но он не отставал.

— Стараешься предстать перед публикой в ином обличье: женщины, настолько бесчувственной, что ей совершенно все равно, что о ней думают окружающие. Женщины, такой жесткой, что она гордо объявляет о своих недостатках всему миру, хотя, заметь, в чем тут кроется настоящий талант, — те самые недостатки, которые ты демонстрируешь всем, не имеют ничего общего с твоей натурой. Аплодисменты, аплодисменты.

Она принялась выравнивать стопку закладок.

— Это неправда.

— В таком случае почему ты не открыла истинную причину столь лихорадочных поисков? Почему таишься от меня?

— А почему я должна откровенничать? Что это мне даст? Я что, должна обнажить не только тело, но и душу лишь потому, что в моей жизни появился очередной мужчина, готовый уничтожить мое шаткое благополучие? Нет уж, спасибо. А теперь убирайся.

Под его взглядом она поежилась. Чувство было такое, словно она провалила очередной его экзамен. Но она жила своей жизнью, жила, как могла, и если такое положение вещей ему не подходит, что ж, тем хуже для него.

Он подошел ближе и заглянул ей в лицо. Обычное высокомерие сменилось непривычной нежностью.

— Ты… — тихо сказал он, — самая поразительная женщина на свете.

Ей хотелось прильнуть к нему, как самой обычной, умирающей от желания экс‑королеве бала выпускников, каковой она и была на самом деле, но Шугар Бет крепко прижала локти к бокам.

— У меня много работы.

Он со вздохом отпустил ее, пошел к двери, но, уже положив ладонь на ручку, обернулся и повелительно бросил:

— Ничего не кончено, дорогая. Что бы ты там ни воображала.

Она подождала, пока он исчезнет, метнулась к двери и молниеносно задвинула засов. Грудь стеснило, но она наотрез отказывалась дать волю слезам. Не хватало еще плакать из‑за очередного мужчины!

Схватив лоток с лазаньей, она заходила по магазину, время от времени кладя в рот кусочек, тоскуя по Дилайле, тоскуя по Гордону, тоскуя по человеку, которого поклялась выбросить из сердца. К тому времени, как Шугар Бет собралась заняться работой, оказалось, что все удовольствие от уже сделанного померкло, и в десять часов она выключила свет. Подойдя к двери, она подняла глаза и недоуменно моргнула, посчитав сначала, что ей просто показалось, что это всего лишь странная игра света уличных фонарей. Но, присмотревшись, тихо охнула.

Из окна второго этажа, над магазином Уинни, сочилась струйка дыма.

Дата добавления: 2015-07-08