Глава 15. «Ты не можешь вечно держать меня на расстоянии, моя маленькая красавица

«Ты не можешь вечно держать меня на расстоянии, моя маленькая красавица. Я хочу тебя. Придешь ко мне?»

Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»

Шугар Бет вошла в каретный сарай, включила свет и истерически вскрикнула.

— Добро пожаловать домой, дорогая, — приветствовал Колин, скорчившийся в самом темном углу комнаты, закинув одну руку на подлокотник кресла и сжимая в другой хрустальный стакан с виски. Воротник рубашки был расстегнут, у ног лежал Гордон, разостлав ухо на начищенном черном мокасине от Гуччи.

— Не смей больше никогда так меня пугать!

— Я предупреждал: запирай дверь!

Она уронила сумочку на стул, сбросила куртку, надетую поверх свитера, и покачала головой.

— Мог бы по крайней мере включить свет.

— Хотел поразмышлять в одиночестве.

— Немедленно перестань.

Он скрестил ноги, потревожив мирно спящего Гордона.

— Брось, ты, должно быть, давно привыкла находить на своем пороге разгневанных мужчин. Помнишь, у нас было назначено свидание?

— Это ты его назначал. Меня не спрашивали.

— Насколько припоминаю, я оставил тебе записку, а потом был еще телефонный разговор.

— Односторонний, прошу заметить.

— Я не собираюсь встречаться с тобой тайком. — Он со стуком поставил стакан и поднялся. — Именно в этом все дело, верно?

— Тебе придется жить в этом городе, приятель. Не мне.

Он шагнул ближе и угрожающе навис над ней.

— Таким странным образом ты, значит, стараешься меня защитить.

— Как бы добрые граждане Парриша ни пресмыкались перед твоей известностью, все же ты остаешься чужаком, и красный ковер может быть в любую минуту выдернут у тебя из‑под ног.

— Это моя забота. И я ничего подобного не допущу. Ясно, Шугар Бет?

— Ты сейчас ужасно похож на одного из своих викторианских предков!

— Я не нуждаюсь ни в чьей защите, — бросил он, медленно зловеще надвигаясь на нее. — Особенно в защите женщины, чьи жизненные планы начинаются и заканчиваются продажей картины, которую она не в силах найти.

— Ах, до чего же мы сегодня полны сочувствия!

— Веришь или нет, но ты вполне способна вести нормальную жизнь без мехов и бриллиантов.

— Спасибо за совет, мистер Гуччи, — бросила она, отодвигаясь. Он положил руку на спинку второго кресла.

— Я наслаждаюсь роскошью, которую дают мне деньги, но вполне могу обойтись без них и, уж конечно, ни за что не продал бы ради всего этого свою душу.

— Снова доказываешь, что ты лучше меня.

— Шугар Бет… — тихо прорычал он, и она поняла, что сейчас не время обмениваться уколами.

— Я не полная идиотка. И никогда не намеревалась жить на деньги от продажи картины. Собираюсь вернуться в Хьюстон и получить лицензию агента по продаже недвижимости.

Идея была прекрасной, ничего не скажешь, и она так и считала, но все же почему‑то с трудом изобразила энтузиазм в голосе.

— Там у меня много знакомых, и я действительно хочу продавать недвижимость. Но поверь, это трудно делать без приличной машины и впечатляющего гардероба.

— Ты? Продавать недвижимость?

— А что тут плохого?

— Абсолютно ничего. Весьма респектабельное занятие. Просто я как‑то не вижу тебя в этой роли.

— Не волнуйся, я большой специалист по продажам. Все будет о'кей.

— Пока какой‑то несчастный клиент не умудрится обозлить тебя.

— Я могу быть тактичной.

Он скрестил руки на груди:

— Ну да, ты воплощенная тактичность.

— Спасибо за поддержку.

— Я просто подчеркиваю то, что ты, похоже, твердо решила игнорировать. По‑моему, мы уже говорили о трудностях, возникающих при твоем соприкосновении с реальностью. Взять хотя бы твою идиотскую идею насчет книжного магазина.

— Я больше не желаю говорить на эту тему.

— В таком случае вернемся к твоему плану продажи мини‑особняков.

Он снова накалялся, и ей стало немного не по себе.

— Тебе необходим реальный способ заработать деньги, а не какой‑то заоблачный мираж, основанный на продаже картины, которая, возможно, давно уже уничтожена.

— Знаю! Пойду учиться на автомеханика!

— Ну все, с меня хватит! — И не успела она оглянуться, даже не поведя своим аристократическим носом, как он прижал ее к стене, схватил в объятия и прорычал: — Помоги мне Боже, никогда еще я пальцем не тронул женщину, но мы либо займемся любовью, либо я тебя побью.

Это наконец заставило ее улыбнуться.

— Выбираю первую дверь.

Он пробормотал грязное ругательство и раздавил ее губы своими, одновременно сунул руки под короткую джинсовую юбку… и она пальцем не пошевелила, чтобы его остановить.

Еще секунда — и ее колготки и трусики полетели на пол. Он стиснул ее бедра и поднял на себя. Фарфоровая ваза рухнула на пол у самой головы Гордона, отчего несчастный пес вихрем метнулся на кухню. Она обхватила ногами талию Колина. Он принялся возиться с застежкой брюк. Рывком вонзился в нее.

Она была готова принять его.

Он вонзился глубоко, застонал и попытался выйти.

— Кондом…

Она сжала его, не собираясь отпускать.

— Все предусмотрено.

— Слава Богу.

Он еще крепче притиснул ее к стене, впиваясь пальцами в попку. Она завладела его губами и отдалась жаркому влажному трению… звукам и запахам… его ярости… его нежности.

Она, кажется, влюбляется в него.

Подспудное понимание этого преследовало ее не один день, но она отказывалась признаться себе, да и не могла, особенно сейчас, когда стрельчатые ресницы лежали густыми темными полумесяцами на его щеках. Когда ей было так хорошо. Когда он наполнял ее собой.

Она ахнула. Вобрала в рот его нижнюю губу. Он застонал, проник еще глубже, и она отдалась на волю вихря.

Когда все было кончено, она позволила ему увлечь ее наверх, где они наконец разделись и снова занялись любовью, на этот раз куда медленнее и с нежностью, которая почти раздавила ее. Она проигрывала битву, безуспешно пытаясь сохранить разделявшие их барьеры.

Насытившись, они пошли в ванную вместе. Она заколола волосы на макушке. Он сел позади нее, обхватив согнутыми коленями и облокотившись локтями на бортики.

— Что ты имела в виду насчет кондома? — спросил он, лаская намыленными руками ее груди. — Когда сказала, что все предусмотрено?

Розовое сияние старых красных рождественских свечей Таллулы делало древнюю ванную похожей на некую фантастическую пещеру вне времени и пространства. Ах, если бы только это было правдой…

Она не хотела отвечать, но и лгать тоже не стоило. В конце концов, он имеет право знать.

— В двадцать два года у меня была внематочная беременность. А потом и еще кое‑какие проблемы. Надеюсь, ты будешь рад услышать, что я неспособна стать мамочкой.

Колин прижался губами к ее шее.

— Никак не можешь угомониться, верно?

Он ударил в больное место, и она не смогла найти ответа. И продолжал гладить ее груди, чтобы дать ей время прийти в себя. Наконец он заправил мокрый локон ей за ухо.

— Как давно ты одна?

Она нарисовала спираль на его намыленном колене.

— Эммет заболел два с половиной года назад.

— То есть у тебя не было секса почти три года.

— По крайней мере с другим человеком.

Он фыркнул. Одна из свечей затрещала. Он передвинул ногу в более удобное, как ему казалось, положение и прикусил мочку ее уха. Она откинула голову ему на плечо. Собственно говоря, очередная влюбленность не была чем‑то необыкновенным, поскольку уже не раз настигала ее раньше. Старая слабость, что поделать, но она уже давно прошла тот этап, когда не чувствовала себя живой, если не воображала, что в очередной раз влюблена в кого‑то. Но сейчас она точно знала, что делать.

— Нам нужна музыка, — объявил Колин. — Думаю, Бах подойдет.

Но вместо этого начал напевать «Ну разве она не милашка?» удивительно мягким баритоном, чем заставил ее улыбнуться, несмотря на воинственное настроение. Допев, он погладил ее по плечу.

— Обещай, что откажешь Джуэл, дорогая. Дай слово, что останешься во Френчменз‑Брайд.

За эти годы мужчины называли ее по‑разному: «детка», «солнышко», «лапочка», «сука», но никогда «дорогая».

— Мои дни во Френчменз‑Брайд окончены, ваша светлость.

— Позволь спросить: почему?

— Ну… не годится быть содержанкой и все такое…

— Какая же ты содержанка, если работаешь на меня?

— Спать с боссом…

— Ты вечно стараешься все усложнять. К счастью, я в необычайно хорошем настроении. Можно сказать, в прекрасном.

— Еще бы! После того, что я проделывала с тобой сегодня вечером!

Этим его удалось отвлечь еще на пару минут. Но не больше, потому что он тут же вернулся к прежней теме:

— Кроме всего прочего, мы должны понять природу нашего поразительного взаимного влечения. Ко всему следует иметь логический подход.

— О'кей, но я попрошу своего адвоката составить железный брачный контракт, чтобы после нашего развода Френчменз‑Брайд остался за мной.

Колин, вместо того чтобы испугаться, почти обрадовался.

— От меня так просто не отделаешься.

— Да ты должен посинеть от страха! Если не считать одного, к счастью, весьма кратковременного периода моей жизни, ознаменованного беспробудным пьянством, я имею неприятную тенденцию тащить своих любовников к алтарю.

— Но теперь ты стала зрелой и более мудрой женщиной.

— Не настолько уж мудрой, приятель, и, кроме того, меня обуревает страстное желание.

— Перестань играть со мной. И запугать меня не так легко. Признаю: все случившееся поистине удивительно. Похоже, мы одни из тех странных капризов природы…

Легко ему говорить о капризах природы. У него нет психопатической склонности влюбляться во всякого, кто носит брюки.

— …и думаю, я нашел почти идеальное решение нашего вопроса.

— Надеюсь, мне не нужно писать отчетную работу?

— Нет, если не собираешься вставлять в нее откровенно эротические сцены.

Его большой палец нашел напряженную мышцу на шее и принялся разминать.

— Больше всего нам необходимо время, чтобы то, что есть между нами, спокойно развивалось естественным путем.

— Колин, тебе ведь нравятся только скромные женщины, верно?

— Ты мне тоже нравишься.

— Спокойно, сердце мое.

Она почувствовала, что он улыбается.

— Ты действительно необыкновенная женщина.

— А ведь я еще и не начала игру по‑настоящему.

Ее оборона катастрофически слабела. Пора принимать срочные меры.

Она пошарила ногой в поисках затычки.

— Ты должен помнить, что с самого моего появления я не причинила тебе ничего, кроме неприятностей. И прости, если раню твои чувства, но я потеряла всякое желание связываться с явно неподходящими для меня мужчинами. И если уж на то пошло, с любыми мужчинами вообще.

— Вздор. Я именно тот, кто тебе нужен. Никто не может быть безопаснее меня.

Это большое тело каменщика, прижимавшееся к ней, совсем не казалось безопасным.

— Интересно, как ты до этого додумался?

— Мы прекрасно понимаем друг друга. Я язвителен и неприятен по натуре. Ты упряма и обожаешь манипулировать людьми.

— Благослови нас Бог.

Она нащупала кольцо на затычке и теперь пыталась поддеть его пальцем ноги.

— Совершенно верно. Мы не питаем никаких иллюзий относительно друг друга, следовательно, нет никакой опасности влипнуть в передрягу.

Затычка поддалась.

— Я была замужем трижды. Передряга — мое второе имя.

— И это исключительно твоя проблема. Ты выходила замуж. Может, выйдешь еще раз. Но со мной тебя ничего подобного не ждет. Я заранее устраняюсь от брачных уз.

Почему‑то стало больно… не потому, что он не хотел жениться на ней — она больше никогда не пойдет по этой дорожке, — но от сознания того, что она неспособна на простые, нежные, ни к чему не обязывающие отношения, которые так легко завязывают другие женщины. На этот раз приходилось быть откровенной, но как это сделать, когда он близко?

Поэтому она, прежде чем заговорить, встала.

— Знаешь, все случившееся между нами, было единственным светлым пятном в моей жизни за последние несколько лет, но с какой точки зрения ни подходи, для меня это шаг назад. И огромный.

Рука, скользившая по ее ноге, замерла.

— Я не какой‑то тип, которого ты сняла в баре, — заносчиво бросил он.

Она вышла из воды и завернулась в полотенце.

— Наверное, тебе трудно поверить, но я умею позаботиться о себе, и связь с тобой — не выход из положения.

— Не находишь, что уже немного поздно об этом говорить?

— Ты оказался соблазном, против которого я не смогла устоять.

Несмотря на комплимент, он казался мрачным как туча.

— И что хуже всего, я только сейчас сообразила, что мы испохабили чудесную дружбу.

— Глупости. Ничего мы не испохабили, — буркнул он, вставая. Вода лилась по бугрившимся мускулам его крепкого тела. — Вполне возможно быть и друзьями, и любовниками одновременно. Даже предпочтительно.

— Только не во вселенной Шугар Бет, — возразила предусмотрительно отходя как можно дальше. — По мне, так все или ничего, ваша светлость, и тот факт, что я стою здесь без трусиков всего четыре месяца спустя после смерти мужа, означает возвращение к прежним повадкам. — Ее голос дрогнул. — Что куда более угнетающе, чем ты способен вообразить.

— Но перед смертью он много месяцев лежал в коме. И судя по тому, что ты о нем рассказывала, вряд ли он хотел, чтобы ты весь остаток жизни провела в трауре.

— Ты не понял главного. Это вредно для меня.

— Неужели? А полчаса назад ничего другого тебе не нужно было.

Он отказывался понять, поэтому пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию.

— У меня имеется весьма неприятная тенденция путать секс с иллюзией влюбленности.

Мгновенно промелькнувшая настороженность во взгляде дала понять, что ей наконец удалось привлечь его внимание.

— Шугар Бет, неужели ты искренне веришь…

— Что начинаю в тебя влюбляться? Почему нет? Вспомни о моей немалой практике. И если этого недостаточно, чтобы ты поскорее смазал пятки, лично у меня едва хватает времени, чтобы натянуть мои кроссовки и пуститься наутек. — Она глотнула воздуха, чтобы набраться сил для последней фразы: — Поэтому между нами все кончено.

— Черта с два! — шумно вознегодовал он. — Я не один из твоих мальчиков для развлечения, Шугар Бет. Со мной нельзя играть! Ты не можешь выкинуть меня, как ненужную тряпку, только потому, что впала в очередную истерику.

— Похоже, ты так и не пожелал меня услышать.

— Не волнуйся, услышал. Каждое слово. И все это чушь собачья. Ты слишком привыкла к тому, что мужчины стоят перед тобой на задних лапках. Ну так вот, от меня этого не дождешься.

— Уверена, что твой мозг заработает с минуты на минуту.

Он обвязал бедра изношенным полотенцем, испортив великолепный вид.

— И не стоит так драматизировать.

— Позволь мне выразиться яснее. За свою жизнь у меня было много весьма болезненных и малоприятных отношений с мужчинами, и больше меня в эту ловушку не заманишь. Никогда.

— Согласен. Никакой боли. Только удовольствие.

— Ты либо глух, либо глуп как пробка.

— Перестань упрямиться.

Она туже закуталась в полотенце и зашагала к спальне.

— Если угодно разыгрывать из себя идиота, ради Бога, но эту длинную дорогу к газовой камере придется пройти одному. Наш так называемый роман окончен.

Она уже открыла дверь, когда до нее донесся тихий, но решительный голос:

— Это, дорогая моя, ты так думаешь.

Дата добавления: 2015-07-08