Читайте также:
|
|
Какое именно поведение пациента следует считать тестированием, определяется в известной степени произвольно, поскольку тестирование может отличаться от других форм поведения лишь интенсивностью. Поскольку пациент живо интересуется реакцией психотерапевта на все, что он делает, в некотором смысле он всегда тестирует психотерапевта. Кроме того, пациент редко просто тестирует психотерапевта; поведение пациента при тестировании всегда выполняет множество других адаптивных функций. Тестируя психотерапевта, пациент использует события своей повседневной жизни. Предположим, что пациент, который боится быть отвергнутым, тестирует психотерапевта, угрожая прекратить лечение, и надеется при этом, что психотерапевт убедит его продолжать лечение. Такой пациент может не воспользоваться своей угрозой до тех пор, пока у него не появится серьезной причины сделать это — как, например, предложенная ему работа в другом городе. Или пациент, который хочет убедиться в том, что он не причиняет терапевту беспокойство, может не начать тестирование, пока обыденная жизнь не предоставит ему материал, необходимый для тестирования. Тогда он может начать тестировать терапевта, пользуясь своим крайне подавленным состоянием, в надежде, что терапевт не слишком будет беспокоиться.
Как говорилось выше, поведение пациента при тестировании психотерапевта может быть неотличимо от его обычного поведения. Именно так было в психоанализе Роберты П., которая после четырех лет психотерапии заявила, что хотела бы окончить лечение в течение трех месяцев (см. главу 3). Она подобрала, насколько могла, убедительные аргументы в пользу окончания лечения: заявила, что достигла своих целей, приобрела друзей, начала встречаться с мужчиной и стала успешнее справляться с работой. Более того, она разумно назначила трехмесячный срок для окончания лечения, в течение которого собиралась сфокусировать свое внимание на чувствах по поводу окончания терапии.
Тем не менее, психотерапевт понял, что пациентка тестирует его, причем надеется, что он убедит ее продолжить лечение. В этом предположении психотерапевт основывался не на поведении Роберты, которое было неотличимо от ее обычного поведения, а на понимании ее бессознательного плана. Психотерапевт знал, что она чувствовала себя отвергнутой обоими своими родителями и боялась, что ее так же отвергнут коллеги и психотерапевт. Кроме того, пациентка всегда хорошо реагировала на одобрение и дружелюбие психотерапевта. Ее аргументы в пользу окончания психотерапии были слабыми. Она получила пользу от лечения, но была еще далека от понимания своих целей. У нее, собственно, не было никакой сколько-нибудь существенной причины прекращать психотерапевтический курс; она имела более чем достаточно денег и времени для продолжения психоанализа.
В отличие от тестов на отвержение Роберты П., некоторые тесты легко опознать по тому, как они проводятся. Психотерапевт имеет основания предполагать тестирование в следующих случаях.
1. Пациент ведет себя таким образом, чтобы вызвать у психотерапевта сильные чувства — провокационно надоедливо, пренебрежительно или соблазнительно.
2. Пациент толкает психотерапевта на вмешательство. Для этого пациент может долгое время сохранять молчание, делать лживые или абсурдные заявления, забывать заплатить за отдельные сессии чувствовать себя глубоко оскорбленным очевидно невинными словами психотерапевта, внезапно приходить в гнев и угрожать прервать лечение, настойчиво требовать от психотерапевта выхода за пределы своей роли, и т.д.
3. Пациент использует провокационные преувеличения.
4. Пациент демонстрирует поведение, не согласующееся с обычным для него, например, явно более глупое или саморазрушительное.
В следующем примере пациент, Уильям У., заставляя психотерапевта вмешаться, тестировал его.
Уильям У.
Симптоматика Уильяма коренилась в чувстве вины выжившего. Он считал, что какого бы успеха он не достиг, он получает это за счет родителей и сестры. Пациент быстро прогрессировал на втором году психотерапии. Вопреки обыкновению, его чрезвычайно рассердило то, что во время одной из психотерапевтических сессий психотерапевт прервал его, отвечая на телефонный звонок. Уильям объявил, что немедленно прекращает лечение. Очевидно, он стал чувствовать себя с психотерапевтом достаточно безопасно, чтобы рискнуть протестировать последнего, ведя себя неразумно. Его неразумное поведение преследовало двоякую цель: унизить себя, чтобы успокоить свою совесть, и удостовериться, что психотерапевт не возражает против его успехов. Когда психотерапевт не согласился с его желанием прервать лечение, Уильям почувствовал облегчение. Он увидел, что психотерапевт одобряет его прогресс, и пожелал следовать тем же путем дальше.
В следующем примере терапевт понял, благодаря вызывающе диким преувеличениям пациента, что происходит тестирование.
Артур Д.
Артуру Д. родители в детстве запрещали хвастаться; они виде-ли в его нормальном самолюбии высокомерие. Артур, боровшийся за преодоление запрета на гордость, тестировал терапевта, утверждая, что у него потрясающе высокий балл по IQ. Он верил, что он самый умный из тех, кого знает. Артур даже полагал, что он один из самых умных людей в стране. Дикие преувеличения Артура были абсурдны. Он использовал их, чтобы унизить себя и, в дополнение к этому, чтобы протестировать терапевта, предоставляя ему возможность унизить его, то есть поступить так, как вели себя его родители.
Артур полагал, что, не прибегая к преувеличению, он не узнает ничего нового о терапевте. Он полагал, что прямое заявление о своих способностях (он действительно был умен) не вызовет у терапевта искушение проверять это, и поэтому не прояснится то, что терапевт думает о его хвастовстве. Если бы Артур просто сказал о том, что умен, терапевт вряд ли бы не согласился.
Терапевт прошел тестирование, сказав, что пациенту неловко чувствовать гордость по поводу его высокого интеллекта, добавив, что высоко оценивать свой интеллект не высокомерно, но реалистично и поэтому адаптивно.
В следующем примере поведение пациента воспринималось как тестирование, потому что оно было грубым, неумным, не похожим на обычное.
Терри В.
Терри В. воспитывался одинокой пассивной матерью и отстраненным отцом. Мать, чувствуя себя отвергаемой мужем, все свои привязанности сосредоточила на сыне. Она была столь ревнива к Нему, что когда Терри уходил поиграть с друзьями, она обвиняла его в жестокости. Пациент сознательно не соглашался с этими обвинениями, но бессознательно принимал их.
Во взрослой жизни Терри страдал от убеждения в ответственности за нормальное существование других. Главный конфликт разыгрался у него с его депрессивной любовницей. Он хотел бро-ситъ ее, но не был на это способен из-за страха причинить ей боль.
Он испытывал такие сложные чувства относительно разрыва отношений с любовницей, что даже не сразу сказал об этом терапевту. Парадоксально, но когда он все же сделал это, то представил все так, будто им движет жестокость. Он утверждал, что намерен сказать ей о разрыве отношений сразу после секса, пока женщина расслаблена и не защищена. С помощью этого странного плана исполнить который, как понимал терапевт, у пациента не было ни малейших намерений, Терри подчинился взгляду собственной матери на сына как на жестокого человека. Он дал терапевту все основания воспринимать его как грубого человека, но, конечно, надеялся, что терапевт не сделает этого.
Терапевт прошел тестирование, сообщив пациенту, что тот прав, покидая эту женщину, и что его желание оставить ее не вызвано жестокостью, несмотря на его собственные утверждения. Скорее, такие взаимоотношения ничего ему не приносили. Пациент почувствовал облегчение и позволил себе тактично освободиться от несчастливых отношений.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 115 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Другие клинические примеры | | | Пациент может тестировать одно патогенное убеждение разными способами |