13 страница. – Глеб, я – от удивления не знаю, что и сказать, мысли

– Глеб, я… – от удивления не знаю, что и сказать, мысли, словно кузнечики скачут в моей голове, никак не желая собраться в кучу.

– Ну, я же предупреждал тебя, что это еще не все сюрпризы, которые я тебе приготовил, так что не стоит так удивляться, – широко улыбается мне Глеб, помогая надеть запонки, – с наступающим тебя Новым годом, мой хороший, – говорит он, нежно касаясь губами моего запястья.

– Спасибо, – выдыхаю я, пребывая в легкой прострации, – они очень красивые.

– Не за что, Аличек, – отзывается мой любимый.

Закончив одеваться, мы оба подходим к большому зеркалу и осматриваем себя.

Ну что сказать, выглядим мы весьма эффектно. Строгий Глеб в темно-сером костюме и дерзкий я с неизменным хохолком взлохмаченных волос.

Пока идем к ресторану, ловлю на себе и Глебе заинтересованные, нет, я бы даже сказал, похотливые взгляды женщин. За себя не переживаю, а вот за него - да. М-да, непросто мне сегодня придется, ох, как непросто...

Глава 17

POV Глеб

С каждым часом, проведенным с Аликом, я чувствую, как становлюсь зависимым от него. Он словно наркотик, без которого жизнь перестает бить ключом, а краски во всём мире меркнут, становясь серыми и безликими.

Вот и сейчас смотрю на него и чувствую, что живу.

Он так очарователен в своем счастье. Словно большой ребенок, радуется каждому сделанному ему подарку.

Интересно, как он воспримет мой сюрприз, который я запланировал на третье число?

Проводы старого года идут полным ходом. Веселье с каждой минутой приближает нас к двенадцати часам, становясь громче и пошлее. Оценивающе смотрю на публику, отмечая ее разношерстность, как по социальному статусу, так и по национальности.

Шоу, устроенное организаторами отеля, меня не впечатляет, но гостям нравится. Они шумно аплодируют, смеются и звенят бокалами. Шампанское льется рекой, да я и сам уже немного навеселе, но не от игристого вина, а от элитного коньяка и близости Алика.

Никогда не думал, что черный костюм в стиле «casual» может выглядеть настолько сексуально, а белый ворот сорочки, расстегнутый на пару пуговиц, приковывать взгляд к соблазнительной сильной шее.

– Глеб, перестать так вызывающе на меня смотреть, – делает мне замечание Алик, сверкая сапфирами своих глаз, – меня это заводит.

Вот ведь… Нет, ну что за паршивец. Знает же, что меня опасно дразнить. Разве я не доказал ему этого сегодня в номере?

– Ах, заводит, говоришь, – хитро щурюсь я, – тогда, может быть, уединимся где-нибудь?

– Помнится, кто-то обещал, что не прикоснется ко мне до самого Нового года, – хмельным голоском, растягивая гласные, припоминает мне Алик.

– Будешь и дальше продолжать меня провоцировать, – шепчу я ему на ухо, – мне придется нарушить свое слово и во второй раз.

– Хотелось бы… – слышу я в ответ и удивленно выгибаю бровь.

– Ах ты ж, маленькая похотливая сучка, – рычу я, хватая парня за коленку под столом, – чего ты добиваешься? Чтобы я утащил тебя прямо сейчас в номер?

– Возможно… – задумчиво отзывается он, поглядывая на импровизированную сцену.

Да что это с ним? С нами? Алкоголь так действует, или же у нас у обоих развивается сексуальная зависимость друг от друга? Никогда прежде мне не хотелось столько секса, сколько требует его от меня мое тело, разум и душа. Я, взрослый мужчина, умеющий контролировать себя и свое либидо, пасую и становлюсь озабоченным мальчишкой, когда дело доходит до Алика. Боже, я схожу с ума. Эта любовь погубит меня…

За десять минут до наступления Нового года увожу парня из зала ресторана. Он как обычно спрашивает меня, куда мы идем, а я, как уже повелось, отвечаю ему, что увидит.

Прихватив с собой приготовленную заранее бутылку шампанского и бокалы, веду его к месту, где мы высадилась из гондолы. Идти приходится по улице, поэтому заскакиваем в номер за верхней одеждой. Снега навалило не меньше тридцати сантиметров, но сейчас уже ясно и морозно. Когда мы добираемся до пункта назначения, Алик замирает около панорамного окна с открытым ртом. Да я и сам поражен видом, открывающимся нам с высоты птичьего полета.

Внизу, у подножья горы, притаился город Люцерн с миллионами сияющих огней. Когда часы пробивают двенадцать, я с хлопком открываю бутылку шампанского и разливаю его по бокалам. Оно шипит и пенится, проливаясь на пол, Алик весело смеется, поздравляя меня с наступившим Новым годом, я же крепко его обнимаю и целую, разворачивая лицом к окну. Через несколько минут шоу начинается. Небо взрывается огнями салюта, то тут, то там вспыхивающими в разных концах города. Большими и маленькими, круглыми и каскадными, многоярусными и разноцветными они озаряют всё пространство вокруг, разрывая тишину приглушенными хлопками, долетающими до нашего слуха со значительным запозданием.

Крепко прижимаю к своей груди парня, любуюсь его сияющим личиком. Безумно хочется сказать ему о своих чувствах, но я молчу. Страшно... Я не готов пока доверить свою жизнь другому человеку. Даже тому, кого уже заведомо люблю.

В скором времени наш тет-а-тет нарушает толпа подвыпивших гостей. Они шумно поздравляют всех вокруг, смеются и разливают по бокалам шампанское. Немного присутствуем на этом празднике жизни, но вскоре я увожу Алика от пьяной толпы. Не могу спокойно реагировать на похотливые взгляды дамочек, которые ловлю не только на себе, но и на своем мальчике.

Я жуткий собственник. Терпеть не могу, когда трогают то, что принадлежит мне, а с появлением в моей жизни Алика, стал еще и ревнивцем. Прекрасный коктейль, вы не находите?

Остаток ночи мы пьем, гуляем и веселимся. Точнее, это делает Алик, отплясывая зажигательные ритмы под заводную музыку и с азартом участвуя в конкурсах, я же всё это время сижу и грозным цербером наблюдаю за ним и за окружающей его толпой. Ближе к трем часам утра увожу его из ресторана в номер и до самого рассвета не выпускаю из своих объятий, изучая языком и руками каждый сантиметр его красивого сильного тела, до тех пор, пока мы оба в изнеможении не засыпаем, провалившись в крепкий и глубокий сон...

***

Два дня на Пилатусе пролетают, как один день. Сегодня вечером мы возвращаемся в город. Пожалуй, я смело могу назвать дни лучшими в своей жизни.

Сейчас, сидя в ресторане отеля и любуясь на облака и горы, что видны через большие панорамные окна, я с удовольствием вспоминаю те восхитительные часы и минуты, что мы провели здесь…

Как-то поздно вечером, когда мы были одни в небольшом каминном зале, попивая глинтвейн возле камина, Алик рассказал мне о своих непростых отношениях с семьей.

Как оказалось, у него есть старшие брат и сестра. Когда они узнали о «неправильности» младшенького, сестра тут же возненавидела его, сведя все их общение к минимуму. Брат же воспринял новость немного спокойнее, сделав вид, что его это просто не касается. В отличие от истеричной сестренки, он никогда бы не отвернулся от Алика, потребуйся тому помощь. Но от этого Алику было не легче. Он всё равно переживал. Родители же восприняли известие об ориентации сына бурно и в штыки. Особенно отец. Он перестал замечать Алика, словно того и вовсе не существовало. Мать спустя время оттаяла, но продолжала соблюдать нейтралитет, дабы не принимать чью-то сторону. Как только Алику исполнилось восемнадцать, ему купили однокомнатную квартиру-студию и отселили туда с глаз долой.

Сочувствую парню. Тяжело остаться одному в сложном и непростом мире без поддержки и понимания близких людей. Но он молодец, не сломался, не стал унижаться, умолять и что-то им доказывать. Он просто жил в своем мире, наплевав на всё. Похвальная преданность своим принципам.

У меня же ситуация в семье иная, но не менее сложная…

Когда мне было семнадцать, я узнал, что у меня есть сводная сестра, и что мой горячо любимый отец – пример для подражания и идеал семьянина – живет двойной жизнью. Пожалуй, эта правда стала для меня самым большим и самым мощным разочарованием в жизни, откладывая отпечаток на будущее. Я почувствовал себя преданным, униженным и грязным.

Самым сложным в той ситуации было делать вид, что я ничего не знаю. Улыбаться матери, смотреть в глаза отцу. Когда мне исполнилось восемнадцать, я не выдержал и спросил у него:

– Отец, почему ты не разведешься с мамой, если не любишь ее?

На что он ответил мне:

– Не хочу потерять бизнес из-за раздела имущества.

После этих слов его идеальный образ пошатнулся для меня во второй раз и теперь уже окончательно. Я отвернулся от него. Стал разговаривать только сугубо по-деловому и только по интересующим меня вопросам. Он страшно бесился из-за этого. Обижался и кричал. Но мне было плевать. Я учился жить без него, правда, когда начал строить свою собственную бизнес-империю, пришлось принять его помощь, но вот уже как пять лет я выплатил ему все долги. Теперь я совершенно не завишу ни от него, ни от его влияния.

До боли и слез мне жаль мать, которая так и продолжает жить в неведении вот уже двадцать лет. Я не могу сказать ей правду, как бы мне этого ни хотелось. Это не моя тайна и не моё бремя, поэтому я просто стараюсь как можно реже видеться с ними, чтобы каждый раз не испытывать чувство вины перед матерью и презрение к отцу.

Не просто было рассказать Алику столь личные и сокровенные вещи, но в тот день у нас вышел вечер откровений, и я не смог промолчать. Впервые за долгие годы у меня возникла потребность выговориться. Хоть раз в жизни довериться другому человеку и посмотреть, что из этого получится…

POV Алик

Возвращаться из зимней сказки жутко не хочется, но что делать. Уже через несколько часов мы покинем это место, которое подарило мне множество памятных и незабываемых моментов.

Здесь, на высоте двух тысяч километров, мы с Глебом стали чуточку ближе друг другу. Наконец-таки он приоткрыл для меня дверь в свой трепетно охраняемый мир. Позволил заглянуть по ту сторону занавеса.

Благодаря этому, я теперь знаю причину недоверия Глеба никому, кроме себя. В его жизни было слишком много предательства.

Самым горьким, закладывающим фундамент на будущее, стала ложь отца. Она потрясла юного Глеба до глубины души, поселив в его сердце осколок недоверия, который с годами, благодаря благодатной почве в виде алчного общества, прекрасно рос и прорастал.

Дальше институт, в котором многие пользовались тем, что Глеб был самым преуспевающим студентом. Потом девушки, которым позарез нужно было завоевать расположение «ледяного принца», коим его прозвали из-за холодности к противоположному полу. На деле же оказывающимся банальным желанием иметь статус возлюбленной самого недоступного парня университета.

Когда же Глеб вышел на новую орбиту своей жизни и стал зарабатывать не только деньги, но и авторитет, появились завистники, лже-друзья, содержанки. Всем им нужно было всё что угодно, кроме самого Глеба, с его характером, душой, пороками и недостатками.

Женщины и мужчины менялись в его жизни, как стеклышки в калейдоскопе, красивые, яркие, но совершенно холодные, пустые и безликие.

Не знаю как, но Глеб научился жить, не доверяя никому. Привык подвергать тщательному анализу, проверке и контролю абсолютно все. Прагматичность и расчет стали его жизненным кредо.

Вот и сейчас, стоя на вершине смотровой площадки и наблюдая за облаками, которые проплывают не у меня над головой, а под ногами, я отчетливо понимаю, что моя жизнь, по сравнению с тем, с чем жил и продолжает жить Глеб, не идет ни в какое сравнение с моей.

Стыдно признавать, но я так и не рассказал ему о том предательстве, что послужило моему разочарованию в людях и любви. Хотя был шанс, был момент, но я упустил его, побоявшись, что моя боль будет выглядеть слишком мелочной и жалкой на фоне того, что пережил Глеб…

– Bonjour[4], – раздается у меня за спиной низкий мужской голос.

– Bonjour, – приветствую я мужчину, поворачиваясь к нему лицом.

– C'est une vue magnifique, n'est-ce pas?[5] – моих скудных познаний французского хватает, чтобы понять, о чем спрашивает меня этот незнакомец, но для полноценного диалога их явно недостаточно.

– Pardon, but I don't speak French[6], – извиняюсь я на привычном для себя языке, приветливо улыбаясь высокому, статному мужчине лет пятидесяти.

– О, это не проблема, – тут же отзывается незнакомец на чистейшем английском, широко улыбаясь, – позвольте представиться, Кристоф Клавье.

– Альберт Валевский, – отзываюсь я, пожимая сильную мужскую ладонь, – и да, Вы правы, вид и вправду потрясающий.

– Валевский - это же польская фамилия, не так ли? – любопытствует Кристоф, становясь рядом со мной, чтобы иметь возможность наблюдать за проплывающими мимо нас облака.

– Да, Вы правы, – киваю я, боковым зрением наблюдая за новым знакомым. – Мой дед, поляк, эмигрировал в Россию сразу же после войны. Встретил русскую девушку, полюбил, женился. Типичная история, – пожимаю плечами. – А Вы? Из Франции?

– Oui, Марсель. Бывали там?

– Нет, только в Париже, – признаюсь я, – красивый город – старинный, с многовековой историей.

– Это так, – соглашается со мной Кристоф, – простите, Альберт, а можно задать Вам нескромный вопрос?

– Хм… Что ж, спрашивайте, – разрешаю я, нутром чуя подвох.

– Мужчина, с которым Вы приехали, Ваш любовник?

Ну что ж, чутье меня не подвело… Задыхаюсь от возмущения столь вопиющей бестактностью, резко поворачивая голову к мужчине. Видимо, шок и негодование, что отражаются на моем лице, заставляют Кристофа удариться в извинения:

– Ох, простите меня, Альберт. Это всё моя несдержанность и природное любопытство, – в глазах француза раскаяние, поэтому быстро успокаиваюсь, киваю, принимая извинения.

– Почему Вы меня об этом спросили? – немного резковато интересуюсь я, передернув плечами.

– Говорю же, любопытство, – примирительно улыбается Кристоф, – ну а если уж совсем на чистоту, то Вы очень понравились моей племяннице, хотя о Вас и о Вашем спутнике шепчется уже весь отель.

– Боже, поверить не могу, что слышу это! – в моем голосе сквозит некая доля обреченности и разочарования, – я уехал подальше от России, чтобы избежать того, о чем Вы сейчас говорите, но при этом ничего не изменилось…

– Мир не изменить, Альберт, – философски замечает Кристоф, – он всегда будет с опаской относиться к однополой любви, но все же Вы не правы…

– И в чем же? – не совсем вежливо перебиваю я француза, нервно всплеснув руками.

– В том, что ничего не меняется, – он специально делает паузу, чтобы привлечь мое внимание, – разве вас здесь, в этой стране, кто-нибудь осудил, осмеял, упрекнул? Вы правы лишь в том, что ваша страна чересчур консервативна, моя же - чересчур открыта. У всех свои недостатки.

Странный у нас диалог… Вот смотрю я на этого взрослого, весьма интересного мужчину и пытаюсь понять, зачем он вообще поднял эту сложную и непростую тему…

– Да, Вы правы, Глеб мой любовник, но я все равно не понимаю, зачем Вы меня об этом спросили? – поворачиваюсь к Кристофу и внимательно наблюдаю за его лицом. – Дело ведь не в племяннице, так?

– А Вы проницательны, Альберт, – смущенно признается мужчина, доставая из кармана позолоченный портсигар, – что ж, я отвечу Вам… Не желаете? – спрашивает он, протягивая мне элегантный аксессуар с тонкими сигарами внутри.

– Нет, спасибо, – вежливо отказываюсь я, решив покончить с этой пагубной привычкой.

– Я наблюдаю за вами с самого первого дня, как только вы приехали на Пилатус, – говорит Кристоф, прикуривая и выпуская тонкую ароматную струйку дыма, – вы привлекли мое внимание тем, как смотрели друг на друга. Такой взгляд может быть только у влюбленных пар, – на этих словах мужчина как-то грустно усмехается, делая глубокую затяжку, – вы даже представить себе не можете, насколько сильно от вас исходит эта энергетика страсти, – импульсивно признается мужчина, заглядывая мне в глаза, – поверьте, такое сложно не заметить и не почувствовать. А когда я узнал, что вы поселились в одном номере, то всё стало ясно. Тогда же я начал обращать внимание на то, как шепчется за вашими спинами персонал.

Слушаю Кристофа и охреневаю. Никогда не задумывался над тем, как и какое впечатление мы с Глебом производим на окружающих. И тут на тебе…

С одной стороны приятно слышать, что наши чувства видны и осязаемы, но в тоже время меня это пугает и беспокоит. Как же теперь затолкать обратно то, что уже вырвалось наружу и бесконтрольно резонирует вокруг нас?!

– Я не смог отказать себе в удовольствии наблюдать за вами и дальше, – на несколько секунд Кристоф задумывается, собирается с мыслями и продолжает, – и однажды увидел, как вы целуетесь, сидя у камина, думая, что вас никто не видит, – от осознания того, что нас с Глебом видели, меня сначала бросает в жар, за тем в холод…

– Ох... Я... – пытаюсь найти, что сказать, но слов не нахожу, обессилено роняя голову на грудь.

– Что Вы, Альберт, Вам не стоит этого стыдиться, – по-своему расценивает мое замешательство Кристоф, – это было настолько чувственно и красиво, что я совсем забыл, что передо мною двое мужчин. Вы не подумайте только, я за вами не следил, просто каминная - это единственно место, в котором можно спокойно покурить в столь позднее время. Я совсем не думал, что там кто-то может быть. А вы были настолько увлечены друг другом, что даже и не обратили внимания на открывшуюся дверь.

С каждым новым словом, произнесенным Кристофом, я хочу сбежать. Нет, я не испытываю стыда, просто очень неловко слышать все это от столь взрослого и солидного мужчины. А признание, что он посчитал наш поцелуй с Глебом красивым, вообще повергает в шок. Я не привык к людям, способным видеть в этом что-то помимо отвращения и неприязни.

– Вы, наверное, силитесь понять, зачем я Вам все это рассказываю… – делает проницательное предположение француз, – на самом деле я и сам не знаю… Шел сюда покурить, подумать, полюбоваться пейзажем, а встретил Вас, – новая сигара и снова струйка дыма, – тогда, наблюдая за вами, я поймал себя на мысли, что завидую вам. Вашей молодости, красоте, беспечности и страсти. Всё это уже давно покинуло мою жизнь, оставив лишь воспоминания о былом, – грустный вздох с оттенком печали заставляет меня внимательней присмотреться к мужчине.

Плечи опущены, взгляд вдаль и внутрь себя…

О чем он сейчас думает? Что вспоминает? Какие чувства испытывает?

Как странно заканчивается мое пребывание на этой высокой горе, в этом удивительном месте…

– Вы счастливый человек, Альберт, – уже более твердым голосом говорит Кристоф, возвращаясь из своей задумчивости, – цените это, пока оно у Вас есть.

– Спасибо, буду, – хриплым голосом отзываюсь я, не зная, что еще сказать этому странному и необычному человеку.

– Что ж, Альберт, мне пора, – улыбается мужчина, протягивая мне руку без перчатки. Следую его примеру, снимая свою. Рукопожатие выходит крепким, с налетом интимности из-за того, что Кристоф, удерживая мою ладонь, проходится по ней лаской большого пальца, – я рад нашему недолгому знакомству. Благодаря вам я вспомнил то, о чем давно забыл…

– Мне тоже было приятно с Вами познакомиться, – лепечу я, пытаясь скрыть смущение, вызванное этим интимным поглаживанием теплых пальцев. Пытаюсь разорвать контакт, но мужчина не отпускает, крепче сжимая мою ладонь.

– Вы очень красивый молодой человек. – признаётся Кристоф, сокращая между нами дистанцию. Начинаю нервничать еще сильнее, не совсем понимая, что происходит... – Прошу Вас, подарите мне один единственный поцелуй, – от услышанного в шоке распахиваю глаза, пытаясь отыскать на лице мужчины хоть единый намек на издевку, но не нахожу…

– Кристоф, я прошу Вас, не надо… Я не мог…

– Я прекрасно понимаю, что он не будет таким же, каким я видел его тогда, в каминной, но позвольте мне ощутить хотя бы самую малость того волшебства, – перебив меня на полуслове, мужчина оттесняет нас к перилам, крепко прижимаясь ко мне всем телом, продолжая сжимать мою руку. В его голосе присутствует столько неприкрытой мольбы, что я невольно зависаю, пытаясь найти правильный выход из сложившейся ситуации. Я искренне не хочу обижать, бить или же грубо отталкивать этого человека. Хоть и могу вывести его из строя, даже не смотря на более мощную, чем у меня, комплекцию.

– Кристоф, послушайте меня, – повышаю я голос, призывая мужчину к вниманию, – я не могу сделать того, о чем Вы меня просите…

– Я настолько Вам противен? – хмурится он, наклоняясь к моему лицу. Близко… Опасно близко…

– Дело не в этом… – раздраженно вздыхаю я, но закончить мысль не успеваю, потому что губы Кристофа накрывают мои, а горячий язык всего лишь на долю секунды врывается в мой рот, перед тем, как я жестко отталкиваю его от себя. Он еле удерживается на ногах, скользя по утоптанному снегу.

– Dieu... Альберт, простите меня ради бога, – тяжело дыша и выставив в защитном жесте руки, просит Кристоф, я же смотрю на него с огромным желанием набить морду.

– Как Вы посмели?… Я же просил Вас остановиться!… – негодую я, размахивая руками.

– Я не знаю, что на меня нашло, – убитым голосом отзывается мужчина, тяжело опускаясь на заметенную снегом лавочку. Трясущимися руками достает сигару, подкуривает, все это время усиленно избегая взгляда со мной.

Не спрашивая разрешения, беру из его рук портсигар и тоже закуриваю. Непривычно крепкий табак рвет легкие, вырываясь с кашлем и клубами дыма.

– После того, как увидел тот ваш поцелуй и то, с какой самоотдачей и желанием Вы отдавались ему, я уже не мог ни о чем другом думать, а встретив Вас здесь, заговорив с Вами, просто потерял голову…

– Вы самый странный человек, которого я когда-либо встречал, – уже более спокойным голосом говорю я, присаживаясь рядом с мужчиной, – не потому, что Вы захотели, чтобы я Вас поцеловал, а потому, что Вы захотели этого после увиденного…

– Я и сам не ожидал от себя такого, – вижу, что раскаяние дается ему непросто, – никогда прежде я не испытывал интереса к мужчинам, но вы, Альберт… В Вас есть что-то такое, что может сорвать крышу у любого нормального человека. Ох, простоите, я не это имел в виду…

– Всё нормально, я Вас понял, – решительно останавливаю его я, порядком уже устав от всего этого бреда, – что ж, Кристоф, мне пора… – поднимаюсь с лавочки, чтобы уйти, но на миг останавливаюсь и говорю: – М-да, странное у нас вышло с Вами знакомство, но тем не менее я Вас не забуду. Прощайте.

– Прощайте, Альберт, – слышу я уже в спину и, не оборачиваясь, ухожу со смотровой площадки.

***

– Где тебя черти носят? Ты вообще на время смотришь хоть иногда? – допросом встречает меня Глеб, как только я преступаю порог нашего номера.

– Гулял, – пожимаю плечами я, проходя в комнату и стягивая на ходу пальто, – ходил на смотровую площадку, прощался с этим местом. А что случилось?

– Да ничего не случилось, – нервно всплескивает руками Глеб, – просто ты ушел полтора часа назад, а нам скоро уезжать…

– Гр-р-р… Ну неужели так сложно признаться, что переживал за меня, – рычу я, обнимая любимого за шею, – ты просто невыносим.

Прижимаюсь к его губам легким поцелуем, наслаждаясь теплом и близостью родного тела.

– Алик, почему от тебя пахнет табаком и другим мужчиной? – задает вопрос Глеб, который тараном врезается в мое сознание.

Твою ж мать… Ну вот как? Как можно было это учуять?

Отхожу от мужчины, тру лицо руками, сажусь в кресло и рассказываю о своем странном и весьма необычном знакомстве…

Реакция Глеба на приключившийся со мной инцидент пугает меня посильнее разбушевавшегося торнадо посреди нашего номера. Точнее сказать, полное ее отсутствие.

Как только он услышал, что чужие губы коснулись меня, даже на долю секунды, он просто застыл статуей, уставившись в одну точку перед собою. Лишь желваки, ходившие ходуном на его скулах, выдавали истинные эмоции и ту бурю, что творилась у него внутри.

– Глеб, не молчи, скажи что-нибудь, – жалобно прошу я, пересаживаясь на диван поближе к любимому...

Глава 18

POV Глеб

После рассказа Алика у меня возникло два желания: пойти и убить этого мерзкого ублюдка, который посмел прикоснуться к тому, что принадлежит мне, и разнести комнату к чертовой матери, чтобы камня на камне не осталось. Но ничего из этого я не делаю. Просто сижу застывшим изваянием и жду, пока меня отпустит.

Яростью и ревностью, которыми меня накрыло несколько минут назад, можно было испепелить добрую половину человечества. Никогда прежде я такого не испытывал ни к одной из моих бывших любовниц или любовников. Все мы жили, модной в наших кругах, свободой отношений, без каких-либо обязательств и привязанностей. И то, что происходит со мной сейчас, является для меня новым и пугающим, делая меня уязвимым, слабым и открытым. Плохо, очень плохо... Как же я позволил этому случиться?...

– Глеб, не молчи, скажи что-нибудь, – слышу голос Алика, словно сквозь вату. Чувствую, как он присаживается со мной рядом на диван, положив руку мне на колено.

Я прекрасно понимаю, что винить Алика в случившемся глупо. То, что он не ушел от этого мудака раньше, не делает его виноватым. Это всего лишь говорит о природной деликатности и воспитании парня. Но вот, в чем парадокс, когда твое тело и душу разрывает от ревности, все доводы разума меркнут, превращаясь в пыль…

Немного придя в себя, беру сигареты и закуриваю. Алик продолжает сидеть, испуганно на меня поглядывая. Правильно, мой хороший, бойся меня, в гневе я страшен, хоть и не часто позволяю себе эту роскошь.

Докурив, с ожесточением сминаю окурок в пепельнице, подхожу к Алику и резко выдергиваю его с дивана.

– Ты. Мой. – это все, что мне удается из себя выдавить перед тем, как впиться болезненным поцелуем в губы Алика. Металлический привкус, в который он окрашивается, заставляет меня сбавить обороты. Целую медленно, но все также глубоко, лаская языком щеки, зубы и небо. Алик не сопротивляется, позволяя мне хозяйничать у себя во рту так, как мне того хочется.

От губ влажной дорожкой спускаюсь по его щеке к скуле, а затем ниже, к открытой шее, где бьется пульс. Кусаю, оставляя свою метку в виде большого кроваво-синего засоса. Довольно улыбаюсь, зализываю пострадавшее место, опускаюсь к ключицам. Продолжить ласку мешает одежда, но на секс нет времени. Поэтому с глухим рычанием отстраняюсь от парня, напоследок лизнув его в губы. Алик протестующе мычит, потянувшись за моими губами…

– У нас нет на это времени, мой хороший, – хрипло говорю я, обхватив любимое лицо руками и прижимаясь своим лбом к его, – но мы обязательно закончим то, что начали, когда вернемся в город. Я тебе обещаю.

– Ты же больше на меня не злишься? – тихим голосом, с нотками опасения, спрашивает Алик, поднимая на меня глаза, полные раскаяния и надежды.

С тяжелым вздохом отстраняюсь от него, не зная, как правильнее ответить на его вопрос. Врать не хочется, но и сгущать краски тоже не вижу смысла.

– Уже нет, – хмуро признаюсь я, внимательно разглядывая лицо парня, – но давай договоримся на будущее – ты ничего от меня не скрываешь и от всяких там похотливых мудаков ретируешься до того, – делаю паузу, подхожу к Алику ближе и двумя пальцами за подбородок поднимаю его лицо вверх, заставляя посмотреть себе в глаза, – когда тебя захотят трахнуть…

– Глеб, мня никт…

– Тихо! – грозно прошу я, обрывая поток его излияний, приложив большой палец к его губам. – Когда же ты уже научишься сначала слушать, а потом говорить, – вздыхаю, успокаиваюсь и продолжаю, – я понимаю, что ты не виноват, что родился таким желанным и соблазнительным мальчиком, перед которым не может устоять даже самый прожженный жизнью натурал, поэтому и не злюсь на тебя. Я лишь злюсь на то, что ты позволил этому мужлану коснуться себя. А еще я очень зол на самого себя и свою реакцию. До тебя я не знал, что такое ревность. Для меня эта эмоция была недоступна и вот сейчас, испытывая ее во всей красе, реально не знаю, что с этим делать… – понимая, что сказал уже больше, чем следовало, резко обрываю себя на полуслове.

– Глеб, выслушай меня, пожалуйста, – пользуется моим замешательством Алик, отстраняясь от моей руки, – в подобной ситуации я побывал впервые в жизни. И я представить себе не мог, что всё может так закончиться. Прошу тебя, не делай из этого поспешных выводов, ладно... – удрученно просит он, опуская голову мне на грудь, – мне очень дороги ты и твое доверие... – полушепотом заканчивает он, я же уже к этому времени готов простить ему всё на свете, столь жалобно у него это всё получается мне сказать. Но не спешу этого делать, дабы не демонстрировать ему своей слабости…

М-да, воистину говорят, любовь страшная сила. Сила которая заключена в неоспоримой власти подчинения и манипулирования над теми, кого любишь ты, и кто любит тебя…

***

Обратный путь до города занимает меньше времени, чем когда мы ехали сюда. Как и ожидалось, Люцерн встречает нас бесснежными улицами и всеобщим весельем, всё так же продолжающимся с наступления Нового года.

– Добрый день. С возвращение и праздником! – лучезарно приветствует нас Оделия, как только мы переступаем порог вестибюли отеля.

– Спасибо, и Вас так же! – синхронно отзываемся мы с Аликом.

– Господин Новитский, для Вас сообщение с просьбой перезвонить вот по этому номеру, – сообщает мне девушка, передавая листок бумаги.

– Спасибо.

Поднимаемся в номер…

Дата добавления: 2015-11-04