8 страница. – И не надо, – служит мне ответом его полу стон, сорвавшийся с искусанных губ.

– И не надо, – служит мне ответом его полу стон, сорвавшийся с искусанных губ.

Дальнейшее превращается в необузданную страсть двух животных. Мы только, что не рвем друг друга на части, срывая одежду и разбрасывая ее по полу.

Из-за долгого ожидания столь желанного момента не могу быть сдержанным и нежным. Алику тоже это не нужно. С не меньшей страстью, что и я, он кусается и царапается, прогибается и трется об меня, с каждой минутой моля о большем.

Я на пределе, возбуждение такой силы, что теряю над собой контроль. Выхватываю из прикроватной тумбочки флакончик со смазкой, обильно смазываю себя и Алика. Он стонет и выгибается, подставляясь под мой член. Прижимаюсь к нему сминающим, лишающим мыслей поцелуем, параллельно проталкиваясь в плотное колечко мышц сразу двумя пальцами. Алик болезненно стонет, пытаясь от меня убежать. Удерживаю его, шепча на ухо всякие нежности. Покрываю поцелуями шею и спускаюсь к соскам, играю с ними языком и зубами, продолжая двигать пальцами внутри него. Нахожу заветную точку и слегка надавливаю на неё, срывая с губ Алика упоительно сладкий стон. Еще к двум своим пальцам добавляю третий. Теперь уже этот маленький бесенок не пытается от меня убежать, развратно насаживаясь на них сам.

– Глеб, пожалуйста... – охрипшим от возбуждения голосом умоляет меня он.

– Скажи мне, чего ты хочешь? – в ответ прошу я, заглядывая в его темные, как сам океан, глаза.

– Тебя... – выдыхает он мне в губы, врываясь в мой рот дерзким поцелуем, – возьми меня, прошу тебя... – только, что не плачет парень.

С животным рычанием набрасываюсь на него, резко развожу его ноги и ложусь между ними, подложив под поясницу подушку. С последними крупицами самоконтроля вхожу в Алика на всю длину члена и застываю на несколько мучительно долгих секунд. Мой мальчик такой узкий, тесный, невероятно горячий. Не могу больше. Начинаю двигаться, медленно подаваясь назад и резко срываясь вперед. Алик всхлипывает и стонет, а я пугаюсь и замираю, пристально смотрю ему в лицо, но тут же получаю ответное движение бедрами:

– Не останавливайся... Двигайся... Хочу тебя... Бери меня... – бессвязно шепчет Алик, обхватывая мои бедра ногами, тем самым заставляя войти в себя еще глубже. Таким развратным и раскрепощенным мне еще ни разу не доводилось его видеть.

Потрясающее зрелище: эротичное, откровенное и искреннее...

От его стонов и мольбы срываюсь в бешеный галоп, теряя связь с реальностью. Кончаю так, что темнеет в глазах, а собственный стон кажется чужим и не знакомым.

Как долго прихожу в себя, не знаю. Сил не хватает даже на то, чтобы слезть с парня, который совсем и не против этого, лежит и крепко обнимает меня за влажные плечи, уткнувшись носом мне в шею. Понимаю, что он хоть и не кисейная барышня, но как бы то ни было, удерживать на себе такую тушку, как я тяжеловато, поэтому делаю рывок и перекатываюсь набок. Подпирая рукой голову, рассматриваю лицо Алика. Щеки горят лихорадочным румянцем, ресницы подрагивают, искусанные губы припухли и стали алыми, а в уголке глаза застыла слезинка, вот-вот готовая сорваться вниз, проложив дорожку в сторону ушка.

– Алик, почему ты плачешь? – спрашиваю я тихим голосом, утирая слезу костяшками пальцев.

– Это важно? – откликается он, продолжая лежать с закрытыми глазами.

– Ну, раз спрашиваю, значит важно, – так же тихо отвечаю я. В комнате горит неяркий свет, которого вполне достаточно, чтобы хорошо видеть лицо Алика. Но я никак не могу прочесть, что же на нем написано. Редкий случай, когда мне этого не удается.

– Я никогда прежде ничего подобного не испытывал, – признается он, и я вижу, как непросто даются ему эти слова. – И мне страшно от этого, Глеб, – говорит он, открывая глаза. Такими глубокими и синими я еще никогда их не видел.

Что ж, прекрасно его понимаю, потому что и сам пребываю в прострации из чувств и эмоций, неведомых мне ранее.

– Почему? – мне действительно интересно узнать, почему он этого так боится.

Парень несколько минут обдумывает ответ.

– Наверное, потому что это может причинить мне боль, а я боюсь боли, – грустно, с нотками отчаянья отвечает мне Алик, пряча свои глаза за густой завесой ресниц.

– Тогда давай бояться вместе, – твердо говорю я, заглядывая ему в лицо, слегка растянув губы в улыбке. Восторг и удивление Алика яркой вспышкой озаряют его красивые черты, наполняя сердце радостью и счастьем. – Пойдем в душ, нам нужно «это» смыть, – говоря про «это», тыкаю пальцем в размазанную по нашим животам сперму, – не знаю, как у тебя, но у меня от нее ужасно все чешется.

Вижу, что Алик борется с желанием что-то сказать еще, но никак не может подобрать для этого слов.

– Аличек, оставь свои мозги хоть ненадолго в покое, – усмехаюсь я, помогая парню принять решение. – Ты слишком много думаешь. Как правило, самокопание и анализ – женская прерогатива.

– Ну, значит я неправильный мужик, – улыбается в ответ парень, резво поднимаясь с постели, но тут же охает и оседает обратно. – Бли-и-и-н, забыл... – стонет Алик, прижимая руку к пояснице. Быстро подхожу к нему и помогаю встать:

– Иди сюда, мой хороший, – говорю я, придерживая своего любовника за талию, – обопрись на меня.

– Ты варвар, Глеб, – отзывается Алик, морща нос от дискомфорта и боли.

– Да что же вам всем далось это сравнение! Сначала Виктория, теперь ты... – произношу эти слова прежде, чем успеваю подумать над их двойным смыслом.

В туже секунду Алик вздрагивает всем телом и резко останавливается посреди ванной комнаты. Когда же он ко мне поворачивается, в его глазах плещется боль с оттенком неприязни и отвращения.

Да, признаюсь, ляпнул, не подумав, но это же не повод так бурно реагировать...

– Спасибо за помощь, дальше я сам справлюсь, – холодно говорит он, отворачиваясь от меня и скрываясь за стеклянной дверцей душевой кабины.

Непонимающе смотрю ему в след, пытаясь разобраться, что вообще происходит...

Не получается, поэтому разворачиваюсь и иду в другую ванную комнату. Как ни крути, а душ принять нужно.

Вернувшись после него в спальню, застаю уже полностью одетого Алика с зажатым в руке мобильным телефоном:

– Добрый вечер, девушка. Можно машину на Московскую 57/1, – несколько секунду молчит, слушая, что говорит ему оператор. – Поедем в центр города. Да, хорошо, спасибо.

– Алик, что происходит? – холодно спрашиваю я, не понимая, что за бешеная блоха его укусила.

– Ни-че-го! – не менее холодно чеканит он, сверкая красными от слез глазами.

– Твою мать, Алик, какого хрена ты ведешь себя, как истеричная баба? – злюсь и негодую я, почти вплотную подойдя к нему.

– Не подходи ко мне! – зло шипит он, отступив на пару шагов назад.

– Блядь! Пиздец! Как же меня заебал этот детский сад! – психую и ухожу я.

– А меня заебали такие, как ты, Глеб! – яростно выкрикивает мне в спину Алик, на выпад которого я не реагирую, поспешно покидая комнату. Ненавижу разборки, склоки и выяснения отношений. Если люди, элементарно не могут договориться друг с другом при помощи языка, тогда незачем вообще пытаться строить какие-либо отношения.

Алик считает, что правильнее молчать, строя из себя жертву. Что же, пусть. Это его выбор. Не хочет разговаривать - не надо. Я и так постоянно проявляю чудеса терпения и выдержки по отношению к этому парню. Всё, надоело, хватит с меня...

Залетаю в кабинет, наливаю себе полстакана любимого бренди и залпом его выпиваю, потом закуриваю и погружаюсь в свои мысли, за которыми не замечаю, как Алик уходит...

Глава 11

POV Алик

Я снова, блять, сбежал!

Трус! Дебил! Кретин! Идиот!

Вот, именно этими «милыми» эпитетами я себя и награждаю вот уже на протяжении нескольких дней.

А еще я без конца думаю о Глебе. О нашей первой близости, о его руках, теле, голосе. Я безумно скучаю по нему, но обида, которая занозой засела в моем сердце, мешает мыслить здраво. Один Бог видит, как я боюсь, что Глеб может оказаться таким же, как и Олег. Что он так же будет мне изменять и не видеть в этом ничего предосудительного. А я так не хочу. Просто не смогу. Это то, что выше моих сил и понимания...

Сегодня из Лондона прилетает мой лучший друг Макс. Мы не виделись с ним больше полугода, потому что он в один прекрасный день взял да и улетел за своей любовью в Англию. И нет, он не гей, а самый что ни на есть натурал. Как так получилось, что мы стали лучшими друзьями? Да я и сам не знаю. Познакомились на втором курсе института. Правда, учились на совершенно разных факультетах, но это никак не помешало нам стать лучшими друзьями.

Я скрывал от него свою ориентацию, как мог, но не потому, что испытывал к Максу какие-то определенные чувства, а просто потому, что боялся его осуждения, порицания и презрения. Я боялся потерять друга, но однажды...

Приблизительно семь лет назад.

(Писалось под песни Adam Lamberta – Whole Lotta Love & Sacrifice; http://vk.com/audios304258210)

Утро… Блять, я ненавижу утро по определению, особенно яростно с бодуна. А именно он сейчас меня и долбит по башке сто-килограммовой кувалдой, вколачивая в мою дурную голову одну простую истину: «Пить надо меньше!».

Со стонами и кряхтением скатываюсь со своей кровати и со скоростью пришибленной улитки ползу в ванную. Можете представить себе мое удивление, когда мне навстречу выходит какой-то парень, которого я совершенно не знаю, но при этом предполагается, что в моей квартире он оказался не случайно.

Сука, ни хрена не помню, что вчера было. Ну вот на кой хуй было так нажираться, кто-нибудь мне подскажет? И что самое смешное, а может быть и печальное, повода так напиваться не было никакого. Просто собрались толпой и упились до поросячьего визга.

– Ты кто? – выдаю я мучающий меня вот уже на протяжении тридцати секунд вопрос.

– И тебе доброе утро, – усмехается незваный гость. Раз не помню, значит, никого не приглашал.

– Да какое, нахуй, доброе! – слишком громко восклицаю я, со стонами хватаясь за голову, отозвавшуюся яркой вспышкой боли. – Блять, мне нужна таблетка...

– Лучше сто грамм, – сочувственно смотрит на меня пришелец. – Есть бухло в доме?

– Ты кто? – что-то я туплю, вам так не кажется?

– Алик, ты повторяешься, – откровенно ржет надо мной тот, кто знает мое имя, а я его - нет. Бесит.

– Да плевать! – отмахиваюсь от него, словно от назойливой мухи. – Проваливай отсюда! – говорю и иду к бару.

Нет, ну а что? Терять мне уже все равно нечего. А хуже чем сейчас мне уже точно не будет...

– Фи, как грубо, – кривится он. – На пары идти не собираешься?

– Вот смотрю на тебя и задаюсь вопросом, ты всегда такой ебанутый или только по утрам? – нагло и бесцеремонно грублю я. По-моему, я уже говорил, что ненавижу утро. Так вот нечего под руку попадать! – Разве я похож на человека, способного совершить такой подвиг?

– Нет, – безразлично говорит парень. – Ты похож на избалованного говнюка, не умеющего себя вести, пить и, как показывает практика, страдающего еще и провалами в памяти.

Нихуя себе речь бахнул! Стою, глазками хлопаю.

– Вот, значит, как?... – наливаю стакан вискаря и опрокидываю в себя. – Ну так какого хрена ты еще здесь?

– М-да, Алик, ты показался мне нормальным парнем, – грустно говорит тот. – Так усиленно глазки строил, так мило заигрывал, а что ночью вытворял, у-у-у...

Так! Стоп! А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста!

– У нас что-то было? – подавившись второй порцией виски, хриплю я. К слову сказать, зад не болит, значит, не он меня, а я его. Нет, ну не то, чтобы это принципиально важно, но все-таки. – Мы предохранялись? – продолжаю я кашлять.

– Да пошел ты, Алик! – злобно бросает парень, разворачиваясь, чтобы уйти. – Мучайся этим вопросом до скончания века.

После ста грамм виски на голодный желудок, да на старые-то дрожжи, в голове происходит долгожданное прояснение. Вспоминаю хату Макса, с нее всё и началось, потом, когда мы уже нажрались, нас потянуло на приключения, и мы запёрлись в ближайший караоке-бар. Что за бар, хоть убей - не помню, но это и не важно. Макса с нами уже не было. Были только мои и его знакомые. Смутно помню, как что-то пел, с кем танцевал, но вот это рыжее недоразумение, заблудившееся в моей квартире, я вспомнил.

– Ты Ярик, да? – окликаю я парня, практически уже скрывшегося в прихожей.

– Ба, у кого-то после второй рюмки память прорезалась, – ерничает рыжик, оборачиваясь ко мне. И как это меня угораздило повестись на рыжего чувака, ума не приложу... Ну не вставляют они меня, хоть ты тресни.

– Значит, да... – констатирую я факт. – Попка не болит, радость моя?

– Нет, – выпаливает Ярик, не сразу въехав, к чему я это спрашиваю. – Сука! – золотисто-карие глаза парня мечут молнии в надежде меня прибить. – Можешь радоваться, Алик, у нас ничего не было, потому что у кого-то не встал.

Ох, ну я вас умоляю, что за детский лепет и жалкие потуги меня укусить...

– Котик, будь ты опытным любовником, смог бы поднять, – скалюсь я улыбкой крокодила. – А теперь, раз мы все выяснили, съебись уже, а?! Я тебя даже провожу.

Сама любезность и радушие, не правда ли?

Ярик одаривает меня таким презрительным взглядом, что я невольно отшатываюсь назад. Вот же гад…

Уже на лестничной клетке, вызвав ему лифт, говорю:

– Не злись на меня, я, когда пьяный, дурак. – Ну, с совестью жить, по-волчьи выть...

Парень молчит, лифт приезжает, створки его расходятся, и оттуда выходит Макс. Смотрит сначала на Ярика, потом приводит взгляд на меня. А я как был в боксерах с утра, так и стою в них в дверном проеме своей квартиры.

– Здорова. Хреново выглядишь, друг. – Констатирует Макс мой внешний вид.

– Привет. А чувствую себя еще хуже! – признаюсь я, мимикой выражая всю степень отвратительности своего состояния. Друг ржет, а я только сейчас замечаю, что «мой» рыжик стоит и как-то хитро поглядывает на меня с Максом, о чем-то напряженно размышляя. И вот что-то мне подсказывает, что ни о чем хорошем он там не думает.

Не иначе, как две выпитые стопки вискаря открыли во мне способность предсказывать будущее, потому что, как только я об этом думаю, Ярик срывается с места и кричит:

– Аличек, мне было так хорошо этой ночью. Ты же мне позвонишь? – кидается он мне на шею и впиваясь, как пиявка, в губы. Я с бодуна, все реакции замедленные, поэтому не сразу реагирую. Только когда скользкий язычок парня проходится по всей полости моего рта, я отталкиваю его от себя, бью по кнопки лифта, заталкиваю этого пиздюка в железные недра и отправляю на первый этаж со словами:

– Сука ты, Ярик!

Пару секунд стою перед лифтом, боясь повернуться к Максу. Но, как говорится, перед смертью не надышишься. Хотя, может попробовать?...

Поворачиваюсь и наталкиваюсь на насмешливый взгляд серо-голубых глаз:

– Ну и что это было?

– А ты как думаешь? – осторожно спрашиваю я.

– Может, зайдем, а? – улыбается Макс, а я не вижу и намека на брезгливость в его лице.

– Да уж, не мешало бы, – усмехаюсь я, осматривая свой прикид.

Заходим в квартиру, прямиком идем на кухню, закуриваем.

– Алик, что ты вчера натворил? – глубоко затягиваясь, спрашивает Макс.

– Веришь, нет, ни хрена не помню. – Говорю правду, потому что вспомнил далеко не все подробности внешнего вечера.

– Верю, – лукаво так улыбается друг, всем своим видом намекая, что осведомлен о недавних событиях куда лучше меня.

– Выкладывай уже давай. – бросаю я, хорошо знакомый со все этими хитрыми улыбками и взглядамм.

– Да Марат с утреца поведал мне увлекательную историю, как один мой хороший знакомый засосал рыжего парня посреди бара, – безразлично так говорит Макс, не проявляя ни капли тех опасений, которыми я так долго мучился, изводя себя страхами, – как бегал за ним с голодными глазами и как после повторного выхода на бис с поцелуем его выгнали с просьбой «не позорить приличное заведение».

– Пиздец, блять! – стону я, падая головой на столешницу. – Скажи мне название этого бара, чтобы я к нему и на пушечный выстрел не подходил...

– Алик, ты мне лучше скажи, какого хрена ориентацию свою скрывал столько времени? – лица Макса не вижу, но по голосу слышу, он спокоен.

– А разве это не очевидно? – спрашиваю я, отрывая голову от стола. – Ты натурал, я гей. Такие, как вы, нас ненавидят. Я просто боялся потерять друга, вот и всё.

– Дурак ты, Алик, – смеется Макс, лохматя мои, и так стоящие дыбом, волосы, – если бы ты хоть раз поинтересовался у меня, как я отношусь ко всем этим секс-меньшинствам, то понял, что я не гомофоб.

– То есть тебе плевать, что я гей? – «наверочку» уточняю я, а то мало ли.

– Совершенно! – лыбится этот котяра во все свои тридцать два зуба. – Другим человеком ты всё равно от этого не станешь, а то, с кем ты спишь… В общем, не собираюсь я тебя осуждать.

Вот так Макс и узнал, что его лучший друг - гей...

***

В начале десятого вечера беру курс на аэропорт. Самолет, которым должен прилететь Макс, уже сел, как раз пока он выйдет, получит багаж, я и подскачу.

Здание аэропорта даже в этот час гудит, как улей. Туда-сюда снуют люди с огромными чемоданами, пищат и носятся дети, кто-то слезно прощается, а кто-то, наоборот, радостно встречает.

В зал ожидания начинают прибывать люди, шуму становится еще больше. Меня постоянно теснят то влево, то вправо, и чтобы не мешать, я отхожу в сторону. Стою, вглядываясь в лица, высматривая светловолосую голову друга. И она не заставляет себя долго ждать.

Никогда не думал, что буду так бурно радоваться.

– Макс! – ору я, срываюсь с места и на всех парах несусь к улыбающемуся во весь рот другу. Подлетаю к нему и висну у него на шее, крепко обнимая за широкие плечи.

– Бля, Алик, дружище, ты меня задушишь, – смеется Макс, похлопывая меня по спине. – Я тоже рад тебя видеть.

А меня переполняет такой шквал эмоций, что захлебываюсь слезами... Ну вот, приехали… Веду себя, как истеричная телка...

– Эй, Алик, ты чего? – ошарашено смотрит на меня друг, от его улыбки и след простыл.

– Да всё хорошо, Максик, – сквозь слезы улыбаюсь я, выпуская парня из объятий, отступая от него на шаг назад. – Просто я очень сильно по тебе соскучился.

– Ох, блин, ну и напугал же ты меня, – облегченно вздыхает Макс, критично разглядывая меня. – Мне нравится твоя новая прическа, – улыбается он, потрепав меня по голове. – Тебе идет. Решил закосить под Адама Ламберта?

– Спасибо. Да нет, – улыбаюсь в ответ, млея от счастья и накатившего на меня спокойствия. Теперь всё будет хорошо. Максик рядом, и мне теперь ничего не страшно. – Просто надоел старый стиль, решил что-то изменить, – пожимаю плечами. – А что, и в правду похож?

– Ну, есть немного. Пошли уже, хватит тут стоять! – смеется друг, подталкивая меня к выходу. – Перелет с пересадкой - это мрак. Устал как собака, проголодался как волк, спать хочу как медведь.

– Не переживай, сейчас ко мне приедем, я тебя накормлю, спать уложу, даже сказку на ночь прочитаю, если захочешь, – прикалываюсь я, пока мы идем к моей машине.

– Блин, а я и забыл уже, что ты новые «колеса» купил! – восклицает друг, оценивающе прохаживаясь вокруг машины. – Хорош, ничего не скажешь. Как прет?

– Сам проверь. – Подкидываю ключи я, которые друг ловко ловит.

– Не боишься? – лукаво прищуривается он, закидывая вещи в багажник.

– Не набивай себе цену, Макс. – шутливо бью его кулаком в плечо. – Давай покурим - и поедем.

– Алик, что у тебя случилось? – спрашивает парень, вглядываясь мне в лицо. Стоим, привалившись к отполированному боку Аккорда, у каждого по сигарете в руке. Его проницательности можно только позавидовать.

– Помнишь, я тебе рассказывал про Артёма? – глубоко затягиваюсь, смотрю на Макса, он согласно кивает. – Мы расстались.

– Почему? – вопросительно смотрит друг, откидывая докуренную сигарету щелчком пальцев.

– Ох, Макс. – Тяжело вздыхаю. Не люблю я вести с ним такого рода беседы. Он хоть и благодарный слушатель, который выслушает всё, что я ему расскажу, но, как бы то ни было, я стараюсь оградить его гетеросексуальную психику от подробностей своей личной жизни. – Да встретил я тут одного «мэна»... Слушай, друг, оно тебе надо, а? Ну зачем тебе все это слушать?

– Так, а ну прекращай разводить эту бодягу, – немного нервно передергивает плечами парень, поворачивается ко мне лицом и, уперев по бокам от моих плеч руки, продолжает: – Алик, если ты забыл, то я тебе напомню. Ты мой лучший друг. И мне до лампочки твои гейские предрассудки. Если есть, что рассказать, не томи и выкладывай всё начистоту, но не здесь. – Улыбается, целует в нос, снова лохматит мой озорной хохолок и открывает передо мной пассажирскую дверь. – Всё, погнали, прокачу тебя с ветерком.

– Ага, только не забудь, что у нас правостороннее движение, – стебусь я, загружаясь в машину.

Макс отрывается по полной. Ощущение такое, что он и вовсе никуда не уезжал на полгода. Уверенное вождение по улицам и перекресткам, лихие перестроения, дерзкие старты.

– Мне нравится эта тачка, – авторитетно заявляет Макс, паркуясь во дворе моего дома. – Пожалуй, и себе такою же присмотрю.

Согласно киваю, машина и вправду неплохая, но вот на фоне Панамеры явно тускнеет. Эх, говорят же, что к хорошему привыкаешь быстро. Ну чтоб настолько?...

Уже в квартире накрываю на стол заранее заказанным из ресторана ужином. Достаю бутылочку красного вина, расставляю бокалы, и когда Макс выходит из душа, мы садимся за стол.

– Ну а теперь рассказывай, – блаженно выдыхает друг, расслабленно откидываясь на спинку стула, прихватив бокал с вином.

– Не-а, сначала ты, – мне действительно очень интересно, что у них там не срослось с его пассией. – Но сначала поешь, пожалуйста.

Утолив первый голод и слегка захмелев, друг начинает свой рассказ:

– Знаешь, Алик, я и сам не знаю, когда всё пошло не так. Прилетел к ней, начали жить вместе. Всё было хорошо. Реально так по кайфу. Мы совсем не ссорились. Диана вообще очень легкая - с ней не было напряжно, она не выносила мозг истериками, у нее не было ПМС-ов, она хорошая хозяйка, заботливая и внимательная девушка, но… – Макс замолкает, о чем-то задумавшись.

– Блин, не понимаю... Если она такая хорошая, то из-за чего же вы тогда расстались? – я не на шутку озадачен, с интересом жду продолжения истории.

– Да вот именно поэтому и расстались, – безрадостно усмехается Макс. – Понимаешь, она слишком хорошая и правильная. Порой до отвращения. Когда с тобой во всем соглашаются, это какое-то время нравится, тешит самолюбие, но в конечном итоге начинает раздражать. Вот и я стал беситься на нее из-за этого. Пару раз наорал, довел до слез, а потом понял, что долго не протяну в этом утопическом дне сурка. – Друг прерывается, пару минут курит в молчании. – Еще пару месяцев тянул лямку, думал, что, может быть, перебешусь, успокоюсь, но стало только хуже. Если честно, всё случилось в один день. Я совсем не планировал уходить, но очередное ее безропотное согласие на какую-то сказанную мною херню добило меня окончательно. Собрал свои вещи и съехал в гостиницу, потом сюда. – Макс пытается улыбнуться, но выходит плохо. Понимаю. Очень хорошо понимаю. Расставаться с человеком, который тебе, по сути, ничего плохого не сделал, тяжело и отнюдь не просто.

– Мне жаль, что у вас ничего не вышло. – Понимаю, что несу банальщину, но главное - не слова, а участие, поддержка.

– Да ладно, – отмахивается друг, – проехали. Слушай, а есть что покрепче вина? А то оно меня сейчас как-то не прет.

– Виски, джин, водка, ром. – Перечисляю я весь свой арсенал спиртного. – Ах да, еще текила.

– Ни фига себе, – ржет друг. – Серьезно затарился. Давай, что ли, текилы тяпнем, а? Лимон есть?

– Есть, – смеюсь я. – В холодильнике, на дверце. Сейчас принесу горючее.

После седьмой рюмки «Ольмеки Голд» я готов поведать своему другу практически всё.

– Ну а теперь твоя очередь изливать душу, Аличек, – слегка заплетающимся языком говорит Макс. Выпил он больше меня, поэтому и опьянел сильнее. – Но только не так, как было с Олегом. – Говорит и кривится от воспоминаний. – Давай обойдемся без этой твоей хуйни типа «это я говорю, а вот этого уже нет». Поверь, мне и одного раза хватило.

Ну, что тут скажешь. Всё правда и крыть мне нечем.

Так получилось, что мой лучший друг знает сильно урезанную версию нашего с Олегом расставания. Когда я загремел в больницу, Макс из меня всю душу вынул своими вопросами, но я так и не смог рассказать ему, что пережил в тот злополучный для меня день. Признаться, я и сейчас не готов открыться и поведать ему о событиях, произошедших более полутора лет назад.

– Хорошо, расскажу как есть, – грустно улыбаюсь я и вываливаю на Макса все свои страхи, опасения, переживания, мысли...

Говорю не меньше часа. За это время мы выпиваем еще полбутылки текилы, подъедаем всю закуску, что была на столе, съедаем целый лимон и не меньше килограмма соли в придачу.

– Алик, ты дурак, – пьяно констатирует Макс. – Ну чего ты повел себя, как истеричная баба? А? – Закуривает и продолжает: – Я вообще не понимаю, что ты там такого нашел в его словах, что тебя так переклинило...

– Да то, что он трахает не только меня! – гневно восклицаю я, заваливаясь набок, чуть ли не падая на пол. – Блять… Кажется, я нажрался, – глубокомысленно изрекаю я, прикуривая сигарету.

– И что? – расфокусировано смотрит на меня мой лучший друг.

– Как «что»? – злюсь я, не находя поддержки в его лице. – Он мне изменяет, а ты говоришь: «И что?».

– Алик, вот ты мне скажи, сколько вы знакомы? – Резонный вопрос, отвечаю:

– Месяца два, – икаю, хихикаю, – кажется...

– Сколько раз вы спали? – ну прям допрос с пристрастием.

– Полноценно один. – Если бы не синька, хрена бы я стал рассказывать такие интимные подробности своей личной жизни.

– Вы официально вместе? – пожимает друг плечами. – Или как там у вас это называется?

– Точно так же, как и у вас, – смеюсь я. – И, нет, мы не вместе.

– Тогда какого хуя ты ему истерики закатываешь?

Ну вот... Приехали... Картина маслом...

Сижу и хлопаю глазками, пытаясь осмыслить ту истину, которая мне только что открылась в ярком сиянии прозрения.

Признаться себе, что ты идиот, - неприятно, признаться, что ты конченый кретин, - просто омерзительно. Так вот я и то и другое, взболтать, но не смешивать. Жесть...

– Ебать, я дебил, – хватаюсь за голову и стону на всю кухню. – Но, знаешь, слышать, что он спит не только со мной, тоже не «айс».

– Да всё это понятно, Алик, – всплескивает руками Макс. – Но дело-то не в этом, понимаешь. Что ты можешь ему предъявить? В чем обвинить? То, что вы перепихнулись один раз, еще не значит, что он поклялся тебе в верности. Так?

– Да так-то оно так. – Ну что тут скажешь, когда он действительно прав на все сто. – Но меня всё равно это пугает, Макс. Глеб, он очень похож на Олега. По сути, у них двоих один типаж. Что внешне, что внутренне…

– Ой, да знаю я твою любовь к брутальным самцам, – хихикает друг, закуривая очередную сигарету. Пиздец, неделю придется проветривать свою хату. – Ну и что, что они похожи. Ты же любил своего Олежека, – презрительно кривится Макс. – Так в чем проблема?

– Да в том, что я до усрачки боюсь, что он поступит со мною так же, как поступил… – тут же затыкаюсь, понимаю, что ступаю по тонкому льду и если продолжу, то дойду до точки не возврата и отступать уже будет некуда.

– Договаривай, Алик, – жестко говорит Максим, а прищур его серо-голубых глаз становится холодным и цепким. – Хватит уже хранить эту тайну, как нечто священное. – Последние слова он уже просто выплевывает.

Обреченно вдыхаю, понимая, что, сказав «а», нужно назвать и весь алфавит, но...

– Макс, я не хочу вдаваться в подробности нашего расставания. – Не нужна ему эта грязь, эта мерзость. – Скажу лишь, что на протяжении всего года, что мы с Олегом были вместе, он мне изменял.

– Как ты об этом узнал? – безжизненным голосом спрашивает друг, прекрасно помня, как сильно я его любил.

– Увидел, да он и сам это подтвердил. – Из моих уст вырывается нервный смешок.

– Где?

– Макс, я же сказал, что не хочу вдаваться в подробности.

– Алик, где? – Да что же это такое? Почему меня повсюду окружают властные мужики? Куда подевалась моя собственная мужественность, сила и характер? Почему на меня всё время пытаются все давить?

– Здесь...

– Блять...

Вот и выяснили. Вот и поговорили. Слава Богу, продолжения не следует. Макс молча выпивает стопку текилы, выкуривает сигарету и подходит ко мне. Присаживается передо мною на корточки, заглядывает в глаза и говорит:

– Мне сложно представить себе, что ты тогда пережил, Алик. – Уж не знаю как, но голос Макса ровный и трезвый, да я и сам как-то в момент протрезвел, не полностью, конечно, но всё же. – И мне пиздец, как жаль, что тебе пришлось всё это пережить одному, а всё потому, что ты непроходимый дурак. Добрый, заботливый, чуткий, думающий обо всех, кроме себя дурак. Спасибо, теперь я хотя бы знаю, почему ты тогда загремел в больничку, – Нервно передергивает плечами друг. – Но, Алик, послушай меня. Я понимаю, что после такого предательства сложно начать верить кому-то другому, но и не доверять всем и каждому из-за одного уебка тоже неправильно. Я не знаю, что за хрен этот твой Глеб, но я вижу, как загораются твои глаза, стоит тебе о нем заговорить. Я давно уже не видел у тебя такого лихорадочного блеска в глазах. Ты влюбился, Алик, но если ты и дальше будешь продолжать отрицать этот факт, то можешь наломать очень много дров. Не все люди плохие. Попробуй ему поверить, впусти его в свою жизнь. Дай ему шанс, и возможно, он тебя удивит. – Вот такой вот длинный и проникновенный монолог выдает Макс, а я сижу и плачу, наконец-таки обретая легкость и свободу от тяжести обиды, что давила на меня на протяжении многих дней. Благодаря этому разговору и последним словам друга я ощущаю, как сдвигаются пласты моего сознания, открывая двери к чему-то новому, запечатывая старое.

Дата добавления: 2015-11-04