1 страница. – Малыш, я дома, – сообщаю я, переступая порог своего жилья

Глава 1

POV Алик

– Малыш, я дома, – сообщаю я, переступая порог своего жилья. Разуваюсь и принюхиваюсь к потрясающе приятному аромату чего-то жареного. Делаю пару шагов и удивленно замираю.

Все пространство квартиры заливает подрагивающий свет от свечей, которыми заставлены все горизонтальные поверхности. В воздухе витает, помимо ароматов съестного, запах благовоний с примесью леса и костра. Из динамиков стереосистемы льется тихая умиротворяющая музыка, а около накрытого стола, с сияющими глазками и самой счастливой улыбкой на лице, в ожидании стоит Тёмка...

– Привет, – с придыханием говорит он и срывается ко мне. Ловлю его в свои объятия, при этом, усиленно скрипя извилинами, пытаясь вспомнить: что же я забыл?! Не получается, спрашиваю:

– Тём, что празднуем? – заглядываю в лицо своему любовнику и вижу там тень разочарования с флером обиды...

Блять... Неужели это то самое...

Парнишка выпутывается из моих рук, отодвигается, на лице снова счастье и радость:

– Алик, ты как всегда все забыл, – тянет он, надувая свои замечательные, словно вылепленные виртуозной рукой скульптора, губки, – сегодня ровно полгода, как мы вместе,– немного с упреком напоминает мне он, приглашающим жестом предлагая пройти к столу.

Прижимаюсь грудью к его спине и шепчу:

– Прости меня, мой хороший. Но ты же знаешь, что я не придаю значения этим глупостям.

– Но это не глупости, Алик! – восклицает Тёмка, разворачиваясь ко мне лицом. – Это мы, наши отношения и моя любовь к тебе! – на последних словах мысленно морщусь.

Гадостное чувство вины поднимается из недр сознания. Чтоб его...

Знакомьтесь, мой любовник, временами сожитель – Артём Вестман, двадцати трех лет от роду. Начинающий юрист, умный и нежный парнишка. Немного наивный, слегка инфантильный, но бесконечно добрый и заботливый. Да, сегодня ровно полгода, как мы вместе. Пару месяцев назад, помню, мы тогда что-то бурно отмечали, ах да, конечно, мы обмывали мою новую тачку, по которой я сходил с ума последнюю пару-тройку лет, и вот наконец-таки сбылась мечта идиота. Теперь новенький Honda Accord мирно спит на подземной парковке многоквартирного дома, в котором я живу. И все было бы просто охуительно, если бы не одно гребаное «но». Я не люблю Тёмку, а он любит, в чем, собственно, и признался мне в тот радостный для меня день, когда я поливал шампанским своего железного красавца под пьяные вопли своих друзей.

Нет, я, конечно же, испытываю к нему множество разнообразных эмоций, начиная от благодарности и заканчивая похотью, но нет в моем сердце нежного и щемящего душу чувства под названием «любовь». Он это знает, мирится с этим, но от этого не легче моей, мать ее, совести...

Беру себя в руки, запихиваю чувство вины вглубь сознания, попрыгав на нем для большего эффекта, и прохожу к столу. Ну, нечего мне сказать на это очередное признание моего горячо уважаемого любовника.

Откупорив охлажденную бутылку любимого Тёмкиного «Асти Чинзана», разливаю по высоким бокалам пенящуюся ароматную жидкость и провозглашаю тост:

– За тебя, мой маленький. Ты у меня такой хороший, а я... не достоин тебя, – на этих словах "чокаюсь" с его фужером и залпом выпиваю. Благо в дорогих игристых винах пузырьки мягкие и нежные, не душат и не режут глаза, нос и горло.

– Алик, не говори глупости. Я благодарен судьбе, что ты есть в моей жизни.

Очень... очень доверчивые и наивные слова... За что мне такой подарок судьбы?

Артёмка делает еще пару маленьких глотков вина и прижимается своими губами к моим. Отвечаю ему со всей нежностью, на которую сейчас способен. Поцелуй получается извиняющимся, с привкусом горечи от своей неспособности дать этому нежнейшему созданию то, чего он действительно достоин. И хоть я хорошо к нему отношусь, забочусь, волнуюсь, дарю нежность и ласку, но каждый раз знаю, что этого ему не достаточно...

Артем - романтик, живущий в мире фэнтези и верящий в судьбу, в наивысшее предназначение, в карму, ну, и конечно же, в истинную любовь. Я же реалист, который тоже верит во всю эту розово-сопливую лабуду, с львиной долей цинизма, приправленного щепоткой здорового прагматизма. Жизнь, знаете ли, умеет бить под дых тогда, когда ты меньше всего этого ждешь. Именно так и произошло со мной больше двух лет назад, когда я был точно таким же наивным, верящим в сказки и единорогов, влюбленным идеалистом.

Два с половиной года назад

На моё двадцатипятилетие родители подарили мне возможность сделать хороший, дорогой ремонт в моей квартире-студии или же купить новую машину. Но, учитывая, что я, в первую очередь, дизайнер интерьеров, то, конечно же, я занялся переделкой своей жилплощади.

В тот день мы с друзьями завалились в ночной клуб и оторвались по полной. Шутка ли прожить четверть века на земле, где опасности в виде кирпичей, машин, потопов и землетрясений поджидают тебя на каждом шагу, и выжить?

Как встретило меня утро, а точнее «глубокий полдень» следующего дня, лучше не вспоминать. Но, как оказалось, и в этой бочке дегтя нашлась очень красивая и сладкая поварешка меда в виде брутального самца по имени Олег. Мы познакомились в том самом ночном клубе и как-то так незаметно стали встречаться, так же незаметно Олег перебрался ко мне жить, ну и по всем законам жанра я совершенно не понял как влюбился.

Сильно, страстно, до одури... Воистину говорят: первая любовь самая дурная, слепая и наивная. Я верил и доверял Олегу больше, чем самому себе. А как иначе, когда тебе двадцать пять, а ему тридцать, и он большой босс в банке. Когда он смотрит на тебя своими темно-карими глазами, а внутри все замирает от нежности, и хочется лишь лечь клубочком у его ног и поскуливать от восторга, просто потому, что он рядом. А секс с ним не просто феерия чувств и эмоций, это как полет на луну в невесомости – каждый раз, как в первый.

С Олегом я отрыл для себя мир чувственных ласк, смешанных с легким оттенком доминирования и подчинения. Нет, он никогда не бил меня плетками, не пристегивал наручниками, не истязал наказаниями и не унижал. Но он умел подчинить своей воле так, как никто другой в этом мире. Сильный характер, железная воля и выдержка льва. Этими качествами он подавлял всех вокруг, куда бы мы ни пришли, будь то ресторан, ночной клуб или гостиница. Ну, и в довершении ко всему вышесказанному, так сказать, вишенкой на торте, было то, что он не делал тайны из того, что он гей. Пожалуй, именно это восхищало меня в нем больше всего.

А потом случилось то, чего и следовало ожидать...

Прожив больше года в непроницаемо розовых очках, я столкнулся с жесткой и бескомпромиссной реальностью нашего бытия. Да, дорогие мои, падать с высоты Луны, на которую тебя вознесли сильные руки твоего возлюбленного, не просто больно, это сокрушительно–истязательно–разрушительно-унизительно и уничтожающе больно.

В тот роковой день я прилетел из командировки на два дня раньше. Летал в Питер, на очередной семинар дизайнеров, которые старался не пропускать, особенно если они проводились метрами архитектурной индустрии страны. Семинар должен был длиться две недели, но форс-мажорные обстоятельства нашего гуру дизайна вынудили его срочно вернуться в Москву.

Я как ребенок радовался перспективе сделать своему любимому сюрприз.

Не созваниваясь и не предупреждая, лечу на крыльях любви в уже ставшую нашей квартиру. Время пол-одиннадцатого вечера, знаю, что Олег дома. Специально выяснил это, когда выезжал из аэропорта. Он написал, что день был тяжелым, что он очень устал, поэтому желает мне спокойной ночи и ложится спать...

Открываю дверь, и первое, что ударяет мне в нос, это запах секса. Уж поверьте мне, этот сладковатый, терпкий аромат спермы и желания вы никогда не спутаете, почувствовав его хоть раз. Ноги делаются ватными, сознание превращается в месиво из разнообразных чувств, во главе которых – страх открывающейся мне истины.

Прохожу в комнату, заранее зная, что увижу.

Потный и голый Олег вбивает свой член в зад парня, заваленного через спинку дивана. Обоюдные стоны, пошлое хлюпанье и шлепанье двух тел наполняют пропахшее сигаретным дымом и ароматизированными свечами пространство до отказа, до оглушения, до боли в ушах...

Повернутые спиной ко мне, они оба меня не видят, а я стою и не могу пошевелиться... Боль, распространяющаяся от груди по всему телу, сковывает и приковывает к месту, заставляя наблюдать и слушать весь этот кошмар. Смотрю в сторону и вижу развороченную постель, со смятыми простынями, разбросанными подушками и покрывалом. На полу стоят бокалы и бутылка шампанского. Там же – пачка презервативов и разорванные квадратики от них.

Знаете, описать всю ту боль, которую я сейчас испытываю, наверное, не взялся бы даже самый искусный писатель в мире. А все потому, что нет таких слов, способных передать тот эмоциональный окрас, в который она воплотилась.

Когда Олег кончает, как всегда с протяжным стоном, похожим на рычание, они оба оборачиваются и видят меня.

Даже не представляю себе, что сейчас отражается на моем лице. Презрение? Или же отвращение, а может быть, отражение той самой неописуемой боли, которая только что разорвала мое глупое и доверчивое сердце? Скорее всего, все вместе...

Когда наши глаза с Олегом встречаются, я жду увидеть в них раскаяние или же стыд, но вижу лишь разочарование и... безразличие?

– Привет, малыш, – щелчок зажигалки и выпущенная струйка дыма из припухших от поцелуев губ Олега, – присоединишься к нам?

Каким-то немыслимым образом я разрываю этот панцирь сковывающей меня боли, бросаю на пол сумку, в которую, оказывается, вцепился так, что пальцы онемели и побелели, делаю несколько неуверенных шагов по направлению к Олегу и бью его с разворота правым хуком в челюсть.

Парнишка, на которого я даже и не смотрю, как-то по-девчачьи взвизгивает и куда-то ретируется.

Олег, не ожидавший от меня такой силы и прыти, отшатывается в сторону, налетает на приземистый столик и уже через него летит на пол.

А я стою и смотрю, как из разбитой губы по подбородку моего любимого, хотя, уже не моего и не любимого, стекает струйка крови и капает на его мощную, волосатую грудь.

– Малыш, а ты, случаем, не охуел?! – рычит он, болезненно поднимаясь на ушибленные ноги.

А меня от его слов начинает сотрясать озноб:

– Это я охуел, Олег?! Я?! – на самом деле я даже не кричу. Это больше похоже на сипение сдавленного невидимой рукой горла. – Как ты мог... Я... Ты...

– Олежек, котик, – оборачиваюсь и тупо смотрю на парня. Молоденький, лет девятнадцати, не больше. «Сука, на молодняк потянуло», – со злобой думаю я, вкладывая во взгляд все свое презрение, смешанное с отвращением. Видимо, впечатляюще выгляжу, потому как пацан отшатывается и обходит меня по дуге, прячась за Олега.

– Олег, – плаксиво тянет это недоразумение, – убери отсюда этого зверёныша, – просит он, ткнув в меня своим кривеньким пальчиком.

Признаться честно, я достаточно мирный человек. По школе, как и все, дрался, спортивную секцию рукопашного боя посещал, но вот чрезмерной жестокостью и желанием бить морду всем и каждому, кто на меня косо посмотрит, никогда не страдал. И то, что нашло на меня сейчас, могу определить как наивысшую степень ярости.

Никогда не предполагал, что способен так быстро и молниеносно передвигаться. Кидаюсь к малолетнему ублюдку, предварительно отправив Олега в короткий нокаут ударом в пах, за волосы тащу эту маленькую похотливую шлюху к двери и пинком спускаю его с лестницы. Он летит через голову по ступенькам, спиной влетает в стену напротив и взвывает от боли. А я, с каким-то маниакальным удовольствием, упиваюсь его страданиями. Присаживаюсь перед ним на корточки и чеканю каждое слово, вырывающимся из моего рта, шипением:

– Еще раз увижу тебя в своем доме, или хотя бы рядом с ним – убью.

Парень скулит, пытается встать, я же с отвращением смотрю на его субтильное тело, которое вызывает у меня только жалость.

– Отойди от него, Алик, – голос Олега холоден и раздражен, – пацанчик ни в чем не виноват, это наши с тобой разборки, – мужчина спускается к нам, на нем уже джинсы и домашние тапочки, протягивает пострадавшему парню его шмотки и несколько пятитысячных купюр, – Дим, ты извини, что так вышло, ладно? Думаю, ты будешь умным мальчиком и все благоразумно забудешь. А это компенсация за моральный ущерб, – под этот ласковый монолог Олег помогает ему встать и одеться, – а теперь свободен, мой хороший.

– Ты мне позвонишь? – снова тянет этот убогий, но наткнувшись на мой испепеляющий взгляд, приспускает вниз, перепрыгивая через две ступеньки.

– Ну а теперь с тобою, Аличек, – грозно шепчет мне на ухо Олег, подталкивая к открытой двери в квартиру.

Иду, не чувствуя угрозы для себя. Я знаю, что Олег ничего мне не сделает, да и по большому счету, мне плевать. Когда весь твой мир рушится в одночасье, а боль и агония, в которой ты пребываешь, становиться частью тебя, уже ничего не страшно.

Захожу в комнату и понимаю, что с завтрашнего дня начну делать ремонт. Да, придется занять денег у родителей, или же взять кредит в банке, но жить в этих стенах, после того, что здесь было, я просто не смогу.

Иду к бару, наливаю себе сто пятьдесят грамм виски и залпом выпиваю. Нормально ел только в обед, поэтому хмелею от такой дозы буквально на глазах. Вопреки всему, легче не становится...

– За что? – спрашиваю я, не оборачиваясь, но знаю, что мой вопрос будет услышан.

– Кхм... – усмехается Олег. Весело ему, блять! – За что, что?! За то, что потрахаться люблю, или за то, что трахаю не только тебя?

Закрываю глаза от очередного приступа нестерпимой боли в груди. Удивляюсь, чему еще болеть, когда там и так зияющая дыра размером с кратер... Делаю рваные, короткие вдохи-выдохи, разворачиваюсь к нему и смотрю прямо в глаза:

– За. Что. Ты. Так. Со. Мной. Поступаешь?! – штампую слова, дабы максимально четко донести этому имбецилу всю степень своего негодования.

– Господи, Алик, ты как ребенок, ей Богу, – Олег садится на диван, закуривает и с каким-то отрешенным разочарованием смотрит на меня, качая головой, – я так всю жизнь поступаю, мой хороший. И я никогда не клялся тебя в верности, никогда не говорил, что моногамен в отношениях, – какое-то время он молча курит и продолжает, – ты был таким милым, влюбленным, а сейчас ты все испортил...

– Я... БЛЯТЬ... ИСПОРТИЛ?! – ору, не в силах сдержаться от такой вопиющей наглости и беспринципности, – это ты залил здесь все своим потом и спермой... Это ты уничтожил все то, что я к тебе чувствовал...

Олег же нисколько не реагирует на мой вопль. Он так же, как и я подходит к бару и наливает себе выпить, возвращается к дивану и садится. Я же в это время закуриваю. В голове шумит, руки дрожат, ноги ватные. Присаживаюсь на высокий барный стул.

– Твоя основная проблема, малыш, в том, – авторитетно заявляет Олег, – что ты сам себе меня придумал, – усмехается, делает глоток и продолжает, – ты наделил меня теми качествами, которыми я не обладаю. Если бы ты не был так влюблен, ты бы это и сам понял. Я абсолютно и совершенно полигамен, одно лишь могу сказать, вдруг тебя это утешит, что никогда и ни с кем не был так долго, как с тобой. Ты покорил меня своей красотой, чистотой и наивностью. Знаешь, до тебя у меня было много любовников, но ни один из них не был настолько искренен со мною в постели, как ты... – все время, что он говорит, он смотрит мне прямо в глаза, не отрываясь. От этого зрительного контакта и монотонности голоса впадаю в подобие транса, – казалось, что для тебя секс – это не просто соитие двух тел, а что-то сродни священному ритуалу. Каждый раз ты отдавался мне, как в первый. Именно это меня и подкупило. Я захотел большего, переехал к тебе, но оставил право на свою привычную жизнь, – от этих слов меня снова скручивает болезненным спазмом. Боже… Это что же получается. Что на протяжении всего этого года, что мы были вместе, он мне изменял?! Больно, как же больно… А еще противно от того, как же непроходимо я был слеп... Дурак! Глупец!

– А потом ты признался мне в любви, – продолжает говорить Олег, рассматривая жидкость, что плещется в его бокале, – и снова эта кристальная искренность и доверие. Я думал, что таких людей, как ты не существует на планете. Был уверен, что вот-вот скоро вылезет червоточинка, ну не можешь ты быть настолько хорошим, добрым, светлым и любящим... Но ты оказался именно таким, – жестко заканчивает он, с силой сжимая бокал в руке. Одним глотком допивает, закуривает и продолжает:

– Рядом с тобой я стал ощущать, что теряю себя. Что становлюсь мягким и податливым...

– И что в этом, мать твою, плохого? – сквозь зубы цежу я, не узнавая своего собственного голоса.

– Да пойми ты, – вскакивает и нависает надо мной Олег, – ты – это ты, а я – это я. Я по определению не могу быть таким, как ты. Я альфа, я самец, я доминант, я привык управлять всем и всеми, я, черт возьми, люблю свою жизнь такой, какая она есть, – разжимает сжатые в кулаки руки и отходит, – а ты... ты стал меня менять, заставлять чувствовать вину за свою жизнь, это неправильно... Именно поэтому я и притащил в твой дом этого мальчишку. Я хотел доказать себе, что все по-прежнему, что я все такой же, как и раньше, – горькая усмешка и взгляд мне прямо в душу, – неплохо доказал, правда?

На этих словах четко понимаю, что больше ни секунды не выдержу: ни его присутствия, ни его взгляда, ни его голоса. Всё! Хватит!

– Последнее и единственное одолжение, Олег, – мой голос хриплый и безжизненный, в его глазах удивление и любопытство.

– Все что угодно, малыш, – ну вот как? Как можно быть таким бесчувственным ублюдком, чтобы после всего, что было продолжать меня так называть...

Сука! Мразь! Ненавижу!

– Исчезни из моей жизни. СЕЙЧАС ЖЕ! – последние слова выкрикиваю ему прямо в лицо, еле сдерживаясь, чтобы не залепить хорошую, увесистую оплеуху по самоуверенной роже.

Он с силой трет свое красивое лицо, лохматит и без того спутанные волосы, кивает и уходит в ванную комнату.

Пока он там плещется, смывая пот и сперму, я брезгливо скидываю все то, что разбросанно по квартире в мусорное ведро.

Застываю посреди комнаты и понимаю, что не могу здесь больше находиться ни секунды, но беру себя в руки, дожидаюсь, когда Олег выйдет, оденется и покинет мою жизнь навсегда.

Время после нашего расставания я запомнил навсегда. Так тяжело, так мучительно больно и страшно мне не было еще никогда. В одночасье я возненавидел всех представителей мужского пола, в том числе и свою ориентацию. Первое время я только и делал, что работал с утра до ночи, загоняя себя до изнеможения.

Окружающие меня друзья, родственники, коллеги – все пытались достучаться до меня, взывая к голосу разума, но все было тщетно. Я не хотел оставаться один на один со своею болью, которая так и норовила подкрасться, как только ослабишь контроль, дашь слабину.

Критической точкой стал нервный срыв, который не заставил себя долго ждать после пары-тройки месяцев такой жизни. Я пролежал в больнице с диагнозом нервного истощения и малой депрессии больше месяца. Благодаря лечению и психотерапии, смог вернулся к более-менее нормальной жизни.

После Олега у меня никого не было. Даже случайных перепихонов. Мысль о том, что кто-то будет меня трогать, иметь, приводила в ужас. Нет! Не хочу!

А потом я встретил Тёмку. В нем я увидел себя до встречи с Олегом. С ним я вернулся к жизни. Снова почувствовал ее вкус, ощутил запах, разглядел цвет.

Словно феникс восстал из пепла...

Но самое страшное то, что Олег меня изменил. Я стал похожим на него, приобрел те черты и качества, которыми не обладал, стал циничным и холодным. Мои действия и поступки были просчитаны и продуманны...

И вот сейчас я пью шампанское с человеком, который меня безответно любит и который знает, что мое сердце умерло в тот страшный для меня день...

***

Ужин у Артёмки как всегда бесподобен. Я расслабленно сижу и наслаждаюсь его болтовней, едой и вином. В голове уже приятно шумит. Тело расслабленно, мысли лениво блуждают по закоулкам сознания, создавая ощущение умиротворения и покоя...

Тёмка снова начинает мне что-то рассказывать из своей практики, а я сижу и любуюсь его лицом, телом, волосами, голосом. Маленький, худенький, не выше ста семидесяти сантиметров, ладненький, с красивым пропорциональным телом. Черные прямые волосы обрамляют заостренное личико с большими зелеными глазами и совершенно невероятно чувственными губами. А в сочетании с фарфоровой кожей без единого изъяна все это смотрится просто нереально.

Его множество раз приглашали сниматься для журналов и рекламы, но Артем был непреклонен. Жизнь фотомодели его не прельщала. У него имелось стойкое мнение, что шоу-бизнес во всех его проявлениях – одна сплошная проституция и разврат. Что ж, его суждения не лишены жизненного реализма. Хотя по мне так, вся наша жизнь – одна сплошная сюрреалистическая порнография.

–... лик, Алик, – по-видимому, уже не в первый раз зовет меня Артёмка, – ты меня совсем не слушаешь, – обиженно надувает он губки. Улыбаюсь и резко подаюсь вперед:

– Да, ты прав, мой хороший, – шепчу я и впиваюсь в его рот жадным, сминающим поцелуем, – хочу тебя...

Мгновение – и я подхватываю своего любовника и усаживаю его к себе на колени. Отрываюсь от этих нереально вкусных губ и прокладываю дорожку из поцелуев-укусов к ключицам. Срываю с его губ полувздох–полустон, снова возвращаюсь к губам, упиваясь их мягкостью, нежностью и податливостью. Настойчиво раздвигаю их языком и углубляю поцелуй. Вовлекаю нас в пьянящий танец, от которого сносит башню...

Первым отстраняется Тёмка, решительно встает на нетвердые ноги, тянет меня за собой. Встаю, смотрю на него и глупо улыбаюсь. Кайф...

Мой мальчик подхватывает с дивана подушку, бросает ее себе по ноги и опускается на нее коленями. Без лишних слов понимаю, что он задумал. От предвкушения, пах прошивает вспышкой желания, заставляя член напрячься еще сильнее. Наблюдаю, как ловкие пальчики высвобождают мою возбужденную плоть из недр белья и джинсов, встречаюсь с полными любви и обожания зелеными глазами Тёмки. Ловлю себя на мысли, что хочу видеть на их месте глаза цвета расплавленного серебра. Пугаюсь, вздрагиваю, трясу головой. Что за нах...

Чувствую мягкое прикосновение языка к головке. Резко втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы.

– Да-а-а... – поощряю я ласку и уже откровенно стону от того, что мой член заглатывают практически до основания, – ах... м-м-м... да...

Тёмочка хорошо знает, как доставить мне удовольствие. Смотрю вниз и снова ловлю себя на мысли, что думаю о другом человеке на месте Артема. Глеб. Да, именно его я и хочу видеть на коленях передо мною...

Блять... Блять... Блять...

– Тём... Смотри на меня, – хриплым от возбуждения голосом прошу я, в надежде вытеснить из сознания надоедливый образ... Не выходит. Не те губы, не те глаза, не тот рот, не те руки и вообще не ОН! Чувствую, как возбуждение сходит на «нет». Понимаю, что это неправильно, нечестно, но закрываю глаза и представляю перед собою стоящего на коленях мощного, сильного, властного Глеба и... с протяжным стоном кончаю в ротик парню, с силой вжимая его голову себе в пах.

Падаю перед ним на колени и прячу пылающее от стыда и раскаяния лицо на его груди. Тошно, мерзко и отвратительно от самого себя. Не хочу быть похожим на Олега, никогда не сделаю так же больно Артемке, как сделал он, никогда даже мысленно не допущу измены. И тут же захожусь истерическим смехом...

«А то, что ты сейчас так охуительно кончил, представляя себе другого мужика, отсасывающего у тебя, не измена?» – спрашивает у меня услужливая совесть.

– Алик, что с тобой? – испуганно спрашивает Тёмка, поднимая мне голову и заглядывая в лицо.

– Прости меня, мой хороший, – накрывает меня волна раскаяния, подкрепленная остаточным оргазмом и алкоголем, – я совершено не заслуживаю тебя, твоей любви... я становлюсь похожим на него... я не хочу... это страшно... и... и неправильно.

Артем не теряется, хватает меня за плечи и с силой встряхивает.

– Алик, успокойся, пожалуйста, и объясни мне наконец, с чего ты взял, что становишься похожим на Олега и вообще, что с тобой происходит? – Артем безошибочно понимает, о ком я говорю. Он единственный кто знает подробности того, что между нами произошло.

Поднимаюсь с колен, застегиваю ширинку и направляюсь на балкон. Артем без лишних слов идет за мной.

Делаю первые глубокие затяжки, смотрю вдаль на ночной город, не зная с чего начать.

– Когда я расстался с Олегом, то поклялся себе, что никогда в жизни, даже близко не поступлю ни с кем так, как поступил он, – тихо говорю я, стоящему рядом со мной парню. Вижу, как застывает его лицо, как напрягается спина, как начинают мелко подрагивать руки, – но сегодня произошло то, чего я больше всего боялся. Когда ты ласкал меня... – Боже, как же неимоверно трудно это сказать, – я думал о другом... – закрываю глаза и мысленно стону, но уже через секунду заставляю себя их открыть и посмотреть на Тёмку.

В его глазах боль и отчаянье. Две крупные слезинки дрожат на кончиках ресниц, проложив две ровные дорожки по щекам, срываются и летят вниз с высоты четырнадцатого этажа. А я готов выть и рвать на себе волосы за то, что причинил боль этому невинному ангелоподобному созданию.

– У тебя с ним что-то было? – голос похожий на шелест и глаза полные страха.

– Нет! – восклицаю я, обнимая Тёмку за плечи, – нет... конечно, нет... я бы никогда не посмел... Боже...

Глаза начинает щипать от надвигающихся слез. На автомате отмечаю, что не плакал с того самого дня. Глухо рычу, еще теснее прижимаю к себе парнишку.

«Я не он, я не он, я не он...», – словно мантру повторяю про себя, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

– Алик, тогда я не понимаю... Что...

– Я думал о нём, я представлял его вместо тебя, – глухо признаюсь я, сжимая и разжимая кулаки.

Тело Тёмки под моими руками деревенеет, а спустя пару секунд я улавливаю сдавленный всхлип.

Резко отстраняю его от себя и смотрю в лицо. Он плачет: тихо, деликатно, горько...

– Тём, посмотри на меня, – собираю всю свою волю в кулак и начинаю свою исповедь, – я познакомился с ним чуть больше месяца назад. Он наш клиент. Я делаю для него интерьер дома и ландшафта, – прерываюсь, прикрываю глаза и договариваю, – и он тот, кто занимает все мои мысли последние две недели, и... я его хочу.

Я знаю, что Артему больно все это слышать, а еще я понимаю, что так будет честнее по отношению к нему. Я не имею права его обманывать.

Тёмочка, повесив голову, уходит назад в комнату с видом подбитой собаки, а я снова хватаюсь за спасительную сигарету, малодушно мечтая избавиться от этого мерзкого, разъедающего душу чувства вины...

Возвращаюсь в комнату и нахожу Тёмку на кухне. Он сидит за столом, в руках у него стакан с виски, а в пальцах сигарета. Шумно работает вытяжка.

(этот абзац написан под композицию Alt-J – Bloodflood; http://vk.com/audios304258210)

– Алик... – начинает Артём, но сбивается, делает пару вдохов-выдохов и продолжает, – ты никогда не будешь таким, как Олег. Ты другой. И даже если ты и стал после него более циничным и холодным, то это не значит, что ты стал таким же, – прерывается, делает глоток и снова продолжает, – я ни в чем тебя не виню, – вижу, с каким трудом даются ему эти слова, – наоборот, я благодарен тебе за честность. Я знал, что ты меня не любишь, но все равно предпочел быть с тобой и это мой выбор, о котором я не жалею, – с каждым его словом грудь начинает давить все сильнее, горло сдавливает спазмом, глаза обжигаю слезы...

Не могу, блять... Подлетаю к нему, падаю перед ним на колени, обхватываю его за ноги и утыкаюсь в них лицом. Плачу... А он легкими, невесомыми движениями перебирает мои волосы.

– Я ни о чем не жалею, Аличек, – со слезами в голосе продолжает Артем, – с тобой я узнал, что такое любить по-настоящему, что значит жить ради кого-то, а не только ради себя... – замолкает, борется со слезами, пытается вернуть способность говорить, – лишь об одном сожалею, что не стал для тебя тем самым «единственным» и на всю жизнь...

Не могу больше... Грудь рвет на части, чувство вины затопило по самую макушку... Понимаю, что если не уйду сейчас, то просто сойду с ума...

Поднимаюсь, дрожащими руками беру заплаканное фарфоровое личико Тёмки, целую его глаза, нос, щеки, прижимаюсь горячим лбом к его и сдавленно шепчу:

– Прости меня, Тёмочка... Прости меня, мой хороший... Ты лучшее, что было в моей жизни. Ты спас меня, вернул к жизни... А я... я ничтожество, делаю тебе больно... – оба плачем, прижимаюсь к его губам, стараюсь через поцелуй донести всю ту гамму чувств, которую сейчас испытываю, – ты достоин лучшего, понимаешь... а я... я... никогда не смогу тебе этого дать. Прости.

Разворачиваюсь и ухожу. Обуваюсь, хватаю сумку, ключи и бегом, через две ступеньки, несусь вниз. Уже в подземном гараже перевожу дыхание. Иду к машине, сажусь за руль и с визгом срываюсь с места.

Куда еду, не знаю. На часах около двенадцати ночи. Город пустой, светофоры работают через раз...

С полчаса бездумно мотаюсь по городу. Слез уже нет. Грудь больше не сдавливает болью. Теперь там пустота. Глухая и бездонная.

После Олега я и предположить себе не мог, что мне может когда-нибудь понравиться кто-то с таким же типажом, как у него. Думал, что для меня этот образ стал отталкивающим, вызывающим стойкое неприятие и отвращение. Но, увидев впервые Глеба, понял, что я глубоко ошибался...

Дата добавления: 2015-11-04