6 страница. – Ок. Спасибо, «док».

– Ок. Спасибо, «док».

– Всегда пожалуйста, Глеб.

К двенадцати часам подъезжаю к дому, в котором у Влада находится терапевтический кабинет. Выхожу из машины, присаживаюсь на теплый капот, закуриваю и жду. Когда на горизонте появляется фигурка Алика, замираю и пристально смотрю на него прищуренными глазами. От той гаммы эмоций, что отражается на его лице в момент узнавания, выхожу из себя. Я что? Монстр какой? Почему в этих синих глазах столько негодования и страха?

Алик дергается в сторону своей тачки, но я быстрее. Перехватываю его, что–то говорю, от злости голос похож на рычание, запихиваю в свою машину и везу к себе домой. Не так я себе представлял нашу встречу. Никак не думал, что буду так злиться и реагировать на его неадекватное поведение. Я привык находить логичное объяснение всему, что происходит вокруг меня, но сейчас моя логика впала в анабиоз и совершенно не собиралась из него выходить, а я как не понимал Алика, так и не понимаю.

Уже в квартире между нами происходит разговор, из которого ясно одно, Алик до смерти боится подпускать меня к себе ближе, чем на пушечный выстрел. По некоторым его неосторожным фразам прихожу к выводу, что в прошлом ему сделали очень больно. Давить не хочу, он и так меня боится, поэтому отступаю и не настаиваю на своем. Вода камень точит.

Потом между нами происходит то, что заставляет меня серьезно задуматься над тем, что же я на самом деле чувствую к Алику. Ловлю себя на мысли, что это не просто похоть.

От ощущения того урагана страсти, в котором он меня закружил, до сих пор не могу прийти в себя. Видеть, с какой искренней самоотдачей он отдается возбуждению, как пылко реагирует на ласку и прикосновения, как яростно требует себя взять, стало для меня истинным удовольствием. Уверен, Алик даже не подозревает, насколько открыт и уязвим в такие минуты своей жизни. Читать его эмоции становится необычайно просто.

Я, привыкший никому не доверять, а полагаться только на себя, не понимаю, как можно быть настолько открытым и доверчивым. Как можно так беспечно относиться к окружающему миру, который не прощает слабости, а завидев ее, ломает и нагибает.

За время моего взросления меня неоднократно предавали. Это больно, неприятно и пиздец, как бьет по самолюбию. Тогда я очень хорошо уяснил для себя одну простую истину: люди - это звери, думающее и заботящееся только о себе. Я разучился доверять. Стал одиночкой.

В университете больше налегал на учебу, нежели на «наведение мостов» между одногруппниками. Именно поэтому в моем арсенале шуток и острот нет сто одной байки про веселую и бурную студенческую жизнь. Зато, получив диплом, я ринулся воплощать в жизнь все свои амбиции и стремления. Упорство и характер стали весьма неплохим довеском в достижении поставленных целей, а финансовая поддержка семьи - хорошим стартом и заделом на будущее.

За свои тридцать семь лет я смог многого добиться. Стал уважаемым человеком не только в строительном бизнесе, но и среди влиятельных людей нашего города. Обзавелся нужными связями и поддержкой, научился быть гибким, терпеливым и хладнокровным. А благодаря жесткой школе я до сих пор являюсь единоправным хозяином собственной жизни, продолжая ставить, а затем достигать всё новых и новых вершин.

Вот и сейчас, стоя под холодными струями воды, пытаюсь собрать воедино все свои мысли и эмоции, спокойствие которых только что смог нарушить обычный парень, живущий в том же городе, что и я, дышащий тем же воздухом, что и я, имеющий тот же набор генов и ДНК, что и у меня, но при этом оказавшийся не таким, как все. В нем нет лживости и лицемерия, ханжества и снобизма, он испуганно доверчив, добр и открыт.

Как воспринимать столь щедрый подарок судьбы? Как очередную проверку на прочность или же награду за причиненные страдания? И хоть я и не привык получать от жизни поощрительных призов, стараясь всего добиваться своим умом, но так или иначе мне приятно думать, что Алик может быть послан мне в качестве ее искупления...

Как только смог встать на ноги после оргазма, сбежал сюда, в спасительные стены ванной комнаты, под отрезвляющие струи душа, которые нихрена не помогают обрести то привычное равновесие, которое так легко пошатнулось при первом же несильном толчке.

Но я не трус, прятаться и убегать, как это делает Алик, не намерен. Поэтому решительно выключаю воду, насухо вытираюсь, набрасываю банный халат и выхожу.

Как и в прошлый раз нахожу парнишку на кухне. По–видимому, это место его успокаивает, способствует мыслительному процессу, потому что именно этим он сейчас и занимается, обхватив голову руками и вперившись взглядом в стол. Что он там так усиленно пытается разглядеть одному Богу известно.

– Вот смотрю на тебя и испытываю сильнейшее чувство дежавю, – тихо говорю я, прислонившись спиной к дверному проему.

– Не ты один, – грустно отзывается Алик, нисколько не испугавшись моего появления, – Глеб, нам нужно поговорить.

– Согласен, но только не здесь, – усмехаюсь и продолжаю, – знаешь ли, не привык вести переговоры за кухонным столом. Пойдем лучше в кабинет. Заодно и выпьем.

Как только рассаживаемся по местам: я в свое кожаное кресло, а Алик напротив меня, спрашиваю:

– Ну и что ты там себе надумал, пока меня не было? – говорю и почему–то волнуюсь услышать его ответ.

Им же мне служит его горькая усмешка и усиленное растирание лица руками.

– Я буду продолжать тебя избегать, – абсолютно серьезно заявляет Алик, устремив на меня синие сапфиры своих глаз.

– То есть ты предлагаешь мне за тобою побегать? – с сарказмом спрашиваю я.

– Да я вообще предлагаю тебе забыть обо мне, – пылко отвечает он, нервно теребя манжеты своего свитера.

– Не могу, – пожимаю плечами, встаю и подхожу к бару, – что тебе налить? Виски, ром, бренди?

– Ничего, спасибо, – голос глухой и отстраненный, – Глеб, почему не можешь? Я не понимаю... Мы едва знакомы, нас ничего не связывает, кроме работы (вот как?), ты взрослый, успешный, красивый мужик (а вот это приятно), зачем тебе нянчиться со мной, зачем я вообще тебе нужен?

Пока слушаю его пылкий монолог, выпиваю пятьдесят грамм коньяка, наливаю еще и возвращаюсь за рабочий стол.

– Алик, а вот я лично искренне не понимаю, нахрена ты забиваешь себе голову всякими ненужными догмами? Ты взрослый мужчина, а рассуждаешь, как дитя, – начинаю злиться. Не люблю, когда мне указывают, что и как делать, – причем здесь моя успешность, красота и то, как долго мы знакомы? Если я хочу кого–то или что–то...

– Вот! Вот об этом я и говорю, Глеб! – восклицает Алик, тыкая в мою сторону указательным пальцем. – В этом и есть весь ты. Ты всегда привык получать то, что хочешь, не заботясь о чувствах других. Я уже сталкивался с такими людьми. Беспринципные акулы бизнеса, не знающие отказа ни в чем...

– Да причем здесь бизнес, Алик! – вскакиваю на ноги я, уперев руки в стол, и нависнув над ним грозной тучей. Ненавижу, когда меня перебивают, а уж тем более обвиняют в том, о чем и сами понятия не имеют. – Что ты вообще обо мне знаешь? Кто ты такой, чтобы упрекать меня в чем–то. Зачем ты вообще смешиваешь личное и бизнес? – не кричу, но говорю очень холодно, властно. Притихший Алик смотрит на меня круглыми виноватыми глазами, а я сажусь и продолжаю свою отповедь. – Не смей путать Божий дар с яичницей. Бизнес есть бизнес, в нем нет и не может быть места человеческой слабости. Выживает только сильнейший. Это естественный отбор, Алик, как и в животном мире. Если ты слаб, то быть тебе обедом более сильному хищнику. Да, я привык получать то, что хочу. Я слишком долго и упорно к этому шел, чтобы иметь на это право, но это не значит, что я стал сволочью, идущей по «головам» и «трупам». У меня есть жизненные принципы, которыми я дорожу. Есть правила и устои, которые не меняются уже на протяжении многих лет, – шумно выдыхаю, перевожу дыхание, делаю глоток коньяка, – ты ни хрена обо мне не знаешь, но уже сделал свои собственные выводы, основанные на ошибках своего прошлого, – жестко смотрю на Алика. Вижу в его глазах раскаяние и вину за поспешность суждений.

– Прости, – покаянность в голосе и опасливый взгляд на меня, – просто ты всегда такой властный. А это твоя фраза: «Когда я кого–то хочу» вывела меня из себя. Я не вещь и не добыча, чтобы за мной гнаться, стараясь заполучить. Я хочу...

– Я когда–нибудь заставлял тебя почувствовать себя вещью, или, как ты выразился, добычей? – холодно спрашиваю я, нервно передернув плечами. Теперь пришла моя очередь перебивать.

Какое–то время Алик молчит, усиленно рассматривая свои руки:

– Нет.

– Правильно, – соглашаюсь я, – потому что никогда тебя в этой роли и не рассматривал. И вообще, еще слишком рано задумываться над тем, кто кому и кем приходится. Ни ты, ни я не знаем друг о друге совершенно ничего. Поэтому, – примирительно улыбаюсь, плохо получается, но я стараюсь, – нам следует начать именно с этого. Алик, пойми, то, что я в принципе захотел тебя узнать, для меня уже большой шаг. Я хреново схожусь с людьми. У меня сложный характер. И по натуре я одиночка. Но впервые за долгие годы у меня появилось желание впустить кого–то в свою жизнь...

– Глеб, я...

– Да когда же ты прекратишь меня перебивать! – искренне негодую я, из-за несдержанности парня. – Может быть, дашь мне закончить? – получаю смиренный кивок и продолжаю. – Я не смогу посвящать тебе много своего времени. Я трудоголик, помешанный на своей работе. Я не могу обещать тебе быть добрым и заботливым, потому что груб и эгоистичен. Но если ты будешь терпелив и лоялен, я обязательно это замечу и оценю. Я умею быть благодарным, Алик, запомни это.

Закончив свою речь, вижу, что парень уже не рвется мне что–то говорить и доказывать. Просто сидит и смотрит на меня своими большими, необычайно красивыми глазами.

Говорят, глаза – это зеркало души. Если до появления Алика в моей жизни это выражение ничего не значило для меня, то теперь оно обрело смысл и значение.

– Ничего не хочешь сказать? – с издевкой спрашиваю я, выгнув бровь. – Или тебе больше нравится меня перебивать?

– Об одном тебя прошу, Глеб, не причиняй мне боли, – мольба в голосе заставляет меня дернуться и напрячься. Да что же всё–таки случилось с ним полтора года назад, что служит постоянным напоминание и мне, и ему?

– Алик, позволь уточнить, о какой боли идет речь?

– Обо всех ее видах, – не задумываясь ни секунды, отвечает он.

– Прости, мой хороший, но этого я обещать тебе не могу, – качаю головой и развожу руками.

– Но... – жестом прошу помолчать:

– Все мы люди, а значит, несовершенны. Нам свойственны ошибки, глупость и безрассудство. Я не буду обещать того, чего не в состоянии выполнить. Но если ты, – делаю паузу, привлекая еще большее внимание Алика, продолжаю, – говоря о боли, имеешь в виду физическую, то можешь быть спокоен. Я не мужлан и не садист. Споры и разногласия предпочитаю решать крепким словом, а не мордобоем. Как показывает многолетняя практика, язык – всему голова, – подмигиваю и улыбаюсь, но парень не реагирует, снова о чем–то раздумывая, – ну что еще, Алик? – обреченно вздыхаю я.

– Да ничего такого важного, Глеб! – психует и снова заводится он. – Ты, по–видимому, забыл, что боль бывает еще и психологической. И именно о ней я и говорил. Но ты предпочел сделать делать вид, что тебя это вообще не касается и не имеет значения.

Начинаю смеяться, громко и раскатисто, запрокинув голову назад:

– Алик, ты неподражаем, – сквозь смех говорю я, – сколько тебе лет, двадцать пять, двадцать три?

– Двадцать семь, – обиженно отвечает он, нахмурив брови.

– О как! Молодец, хорошо сохранился, вот только рассуждаешь как инфантил[1]. Уж поверь мне, об эмоциональных окрасах боли и ее разновидностях я знаю куда больше, чем ты, – сейчас в моем голосе уже нет и следа от смеха, одна лишь холодная сталь, – так что нечего из себя корчить народного страдальца. Знаешь, Алик, мне уже ненужно знать, что случилось с тобой в прошлом, тут и так все понятно. Вот только мой тебе совет, не живи прошлым, сделай выводы и иди дальше. А будешь и дальше продолжать так жить, станешь таким же, как и я. Одиночкой.

Всё! Устал я что–то от этого разговора...

– Если тебе больше нечего мне сказать, то давай на этом и закончим.

– Мне нужно домой, – замечаю, что Алик вымотан разговором не меньше меня.

– Я хочу, чтобы ты остался со мной на все выходные. – Говорю и не замечаю властных ноток в своем голосе.

– Ты неисправим, Глеб, – усмехается парень, – так и хочется сказать, что хотеть не вредно, но я промолчу. Хорошо, я останусь, но мне все равно нужно домой.

– Зачем? – блин, ну реально не понимаю, у меня же все есть.

– Я тебя сейчас покусаю, – беззлобно грозится Алик, – переодеться, взять рабочий ноут, в понедельник сдача проекта, а он у меня еще не готов, да и в квартире прибраться надо.

– Хм, ладно, – не подумал об этом, бывает. Иду в прихожую, беру ключи от машины, из сумки вынимаю техпаспорт, возвращаюсь к Алику, который ждет меня в гостиной, – держи, к ужину жду дома, закажем что–нибудь из ресторана или ты, может быть, хочешь куда–нибудь сходить? – вижу, как у парня отвисает челюсть от созерцания того «сокровища», которое я ему доверяю. – Алик, перестань, это всего лишь на всего машина.

– Очень дорогая машина, Глеб. Я лучше на своей, тем более, ее еще забрать нужно, – сопротивляется парень, но я же вижу, что ему хочется взять ключи.

– Алик, услышь меня, пожалуйста, это машина, на ней ездят, а не любуются, так что бери уже эти чертовы ключи и проваливай, – не знаю почему, но мне ужасно хочется, чтобы он взял мою машину. Не могу объяснить себе иррациональность этого желания. Просто хочу и всё, – так что насчет ужина?

– Лучше заказать, – зачарованно отзывается Алик, как–то странно на меня поглядывая. С нежностью что ли? Или же с благодарностью? Тогда за что? Хм, не понимаю. Ладно, позже поломаю над этим голову.

– А по поводу своей тачки не переживай. Вечером вызову Диму, это мой водитель, он пригонит.

– Глеб, ну зачем кого–то напрягать. Я и сам могу за ней съездить. Сегодня же суббота, пробок нет, транспорт полупустой.

– Алик, вот скажи, тебе еще не надоело со мною пререкаться? – спрашиваю и вплотную подхожу к нему. Двумя пальцами за подбородок поднимаю его голову и заглядываю в глаза. – Разве ты еще не понял, что это бесполезно? – не дожидаясь ответа, целую. Оказывается, я люблю целоваться. С ума сойти!

– Я боюсь твоей тачки, – нехотя признается парень, отрываясь от моих губ.

– Вот еще глупости, – усмехаюсь я, продолжая обнимать сильное тело Алика. Как же он красив и душой, и телом, – всё, давай, дуй уже отсюда, – подгоняю его я, хлопнув для разгона по заднице.

– Ай, больно же, – подыгрывает мне Алик, потирая пятую точку.

– Вечером пожалею, – томным голосом обещаю я, подмигивая парню. И готов поклясться, он краснеет. Так мило, так наивно и по–детски, что снова хочется его поцеловать, но сдерживаю себя, говорю «пока» и иду в свой кабинет. Работа не ждет, нужно еще кучу документов пересмотреть, перечитать пару контрактов и просмотреть бизнес–план по расширению компании.

Глава 9

POV Алик

Сжимая в руке ключи от машины Глеба, спускаюсь на лифте на подземную парковку. Эмоциональное состояние на гране коллапса. Хаос в душе, сумбур в голове и тяжесть на сердце. Ну вот куда я лезу? Что вообще у меня может быть общего с таким человеком, как Глеб?

В наше счастливое будущее и любовь до гроба я не верю, по мне так, он вообще не способен на сильные чувства и привязанность. Готов ли я стать его временным развлечением? С одной стороны, да, с другой - нет. Я хочу Глеба неистово, до дрожи, до темных кругов перед глазами и в то же время не хочу быть игрушкой в его руках, забытой и покинутой спустя несколько месяцев, а именно так оно и будет, потому что я не умею быть терпеливым, не умею мириться с чужим эгоизмом.

Хотя, если вспомнить Олега, то с ним я проявлял чудеса терпимости и понимания, но это другое. Его я любил сильно и беззаветно. С Глебом же всё по-другому, да и любви у нас никакой нет.

Сегодняшний разговор позволил мне узнать его чуточку больше. Приоткрыл дверь на то, как он мыслит, чем живет, чем дорожит. И пусть я многого не понимаю, не разделяю и не поддерживаю, всё равно это шаг, маленький такой, но всё-таки шаг. В том, что Глеб дал мне свою машину, нет ничего удивительного, по крайней мере, для самого Глеба, но вот я вижу в этом жесте крупицу доверия, а это уже ценно.

Подхожу к черному красавцу и с благоговением смотрю на него. Руки слегка подрагивают, но это скорее от предвкушения, нежели от страха.

Безусловно, мощь в пятьсот с лишним «кобыл» вызывает во мне определенное волнение, но это не идет ни в какое сравнение с тем чувством эстетического восторга и возбуждения, которое я сейчас испытываю. Машины – это моя страсть. Если бы не близорукость с малых лет, я бы жил ими, дышал, бредил. Поэтому поездка на этой тачке приравнивается мною к полету на луну.

Сажусь на водительское сидение, вдыхаю упоительный запах салона. Потрясающий аромат. Провожу рукой по гладкой коже руля, сжимаю его обеими руками. Супер. Завожу двигатель. М-м-м… Экстаз. Перевожу положение рычага коробки передач в положение «D» и чуть придавливаю газ. Машина плавно подается вперед, отзываясь утробным урчанием мощного движка.

Немного покатавшись по парковке для ознакомления, выезжаю на улицы города. А они, признаться, встречают меня достаточно оживленным потоком железных собратьев.

Ехать до своего дома не очень далеко, поэтому решаю выжать из этой поездки все. На удивление быстро привыкаю к габаритам автомобиля, учитывая его формы и обтекаемость. Не вызывает сложности и его управляемость. Гидравлика руля легкая и податливая, газ и тормоз жесткий и чувствительный.

На очередном светофоре останавливаюсь в среднем ряду, рядом со мной тормозит «заряженный» AMG-ый «мерин», у которого под капотом не меньше пятисот «лошадок».

Кто за рулем рассмотреть не представляется возможным, он вкруговую тонирован, но как говорится, «у дураков мысли сходятся». Оба начинаем форсировать движками. Перехожу с автомата на ручное управление. Когда срываюсь с места, кричу от восторга. За четыре с лишним секунды до ста - это не просто кайф, это космос, феерия, взрыв мозга.

Потягаться в скорости не дает плотный поток машин, поэтому начинаем «играть в шахматы». Что на старте, что по маневренности обхожу Мерседес на пару «ходов» вперед, а на следующем перекрестке под желтый сигнал светофора ставлю ему «шах и мат». Смеюсь и радуюсь победе, словно ребенок.

До своей многоэтажки долетаю очень быстро. Лихо загуливаю во двор, с парковкой возникает проблема. Выходные, блин. Покрутившись пару минут, нахожу неплохое место. По достоинству оцениваю возможности паркинга с видом в 360°.

Довольный как слон иду к своему подъезду, развязно покручивая брелком на пальце. Нет, ну а что? Никому не чуждо такое чувство, как тщеславие. А покрасоваться есть перед кем. На детской площадке куча мамаш с детьми, чуть дальше на лавочке сидят местные малолетки, попивая пиво и забрасывая бычками всё пространство вокруг себя, под гневные взгляды всё тех же мамаш. На меня смотрят, как на президента маленького государства, не меньше. Иду, улыбаюсь, сам себе приятный, делаю еще шаг и застываю как вкопанный.

Перед подъездом стоит Артёмка и с непониманием смотрит на меня.

– Привет, – как-то испуганно приветствует он, – я тут, вот... – протягивает ладошку с зажатыми в ней ключами от моей квартиры, – ключи забыл тебе отдать.

– Привет, Тём, – растерянно и смущено, как будто меня застали за чем-то постыдным, откликаюсь я, – да, спасибо, может, зайдешь? – спрашиваю, сам не зная, зачем приглашаю.

– У тебя новая машина? – вопросом на вопрос отвечает Артём.

– Нет, – вздыхаю, повесив голову, – она не моя, дали покататься, – признаюсь и знаю, что мой бывший всё правильно поймет.

– Его?

– Да.

Идиотский диалог, не правда ли?

– Понятно, – грустно говорит Артем и уходит. Не останавливаю. Сказать нечего, а оправдываться за что-то не вижу смысла. Всё, мы расстались, наш роман дописан до эпилога и пусть в нем нет пресловутого «хеппи-энда», он был и стал уже нашей историей.

От пережитой радости не осталось и следа. Понуро бреду в свою берлогу.

Вот что за жизнь. Как только расправишь крылышки, почувствуешь свободу от суеты и проблем, так тебя снова кидает порывом ветра в сторону, и ты штопором летишь вниз с огромной скоростью, и получится у тебя из него выйти или нет, одному Богу известно. И так всю жизнь. Бесит.

Убрав свое небольшое жилище, принимаю душ, обедаю остатками супа, мою посуду, собираюсь и беру курс на салон красоты. Зачем? Да вот, посмотрел на себя в зеркало, и захотелось что-то изменить. Волосы у меня достаточно длинные, все время зачесаны либо набок, либо же вперед. От этого создается впечатление благоразумия и скромности, а во мне взыграл бунтарь, желающий о себе заявить.

Объяснить мастеру, чего хочу, не составляет труда, достаточно лишь показать на фото в журнале. В итоге из салона я выхожу со стильной прической в стиле «Гранж». Сильно укорачивать виски не стал, поэтому получился вполне себе смелый вариант, но и не экстрим-версия. Девушка порывалась сделать мне мелирование, но я категорически отказался. Я хоть и гей, но подчеркивать всячески этот факт не люблю, да и не приветствую. Эпатаж и открытость касательно ориентации в России не поощряется, у нас и убить могут. Да и потом, какой в этом смысл. Всё равно общественность не перекричишь, не переспоришь и не переубедишь. Стереотипы вообще ломать сложно, а если они еще и с сексуальной подоплекой, так и в принципе невозможно. Поэтому предпочитаю быть как все, хотя с моей-то внешностью...

Вот и сейчас, пока иду к машине, ловлю на себе заинтересованные взгляды. Признаться, с новой прической, в синих джинсах с заниженной талией, светлом свитере под горло и в черной кожаной куртке с меховым воротником выгляжу очень даже секси, а в довесок с черным Порше, так вообще убийственно.

***

– Ни хрена себе ты съездил убраться в квартире! – ошарашено встречает меня Глеб, разглядывая мой новый образ.

– И как я тебе? Нравлюсь? – кокетливо спрашиваю я, улыбаясь во все свои тридцать два зуба, поворачиваясь вокруг своей оси для лучшего обзора. Ответом мне служит полный голодной страсти поцелуй с привкусом металла.

Дойти до мягкой поверхности, такой как диван или же кровать, нам не удается. Падаем на пол между холлом и гостиной, судорожно и жадно лаская друг друга, срывая одежду, кусаясь и ставя метки по всему телу в виде засосов. Я уже вовсю поскуливаю от желания и силы собственного возбуждения, зарываясь руками в волосы Глеба, тяну за них, получая в ответ новый сокрушительный поцелуй-укус в область шеи, а следом за ним нежное зализывание языком. Царапаюсь и вжимаюсь, стону и умоляю, наплевав на гордость, забыв про стыд. В объятиях Глеба эти понятия теряют весь свой лоск и пресловутую значимость.

Хочу его прямо здесь и сейчас! И плевать на страхи, плевать на предостережения, плевать на всё! Тяну Глеба на себя, подаюсь бедрами вверх, трусь возбужденным членом об его, что-то судорожно шепчу. Крышу рвет не только у меня. Глеб и сам еле себя сдерживает, терзая мои губы и тело своим ненасытным ртом. Вижу в его глазах такой силы страсть, что хочется выть от восторга.

Каким-то образом нам удается встать и переместиться в сторону дивана, но и до его горизонтальной поверхности мы не доходим. Глеб разворачивает меня к себе спиной и наклоняет вперед, заставляя лечь на его мягкую спинку.

Прижимаясь ко мне своим горячим телом, Глеб прокладывает дорожку из поцелуев от шеи до поясницы, затем раздвигает ягодицы и касается языком сжатого колечка мышц. От такого яркого и острого ощущения близости, от откровенной интимности самой ласки задыхаюсь, забываюсь и растворяюсь в потоке чувств и эмоций, что кружит, затягивает и поглощает меня полностью.

Казалось бы, что может помешать такому урагану страстей, сносящем все на своем пути. Лишая разума, заставляя чувствовать и желать быть сметенным этой силой без остатка и сожаления.

Но, как оказалось, может...

Воспоминание об Олеге, трахающем субтильное тельце парня посреди квартиры, возникает в моей голове обрывочными картинками, а положение собственного тела только лишь подливает масло в огонь, вызывая чувство гадливости и омерзения.

– Глеб… Нет! – чуть ли не рыдая, останавливаю я мужчину, – не так… не здесь… не сейчас… – не сразу замечаю, что действительно плачу.

– Алик, что случилось? – непонимание в голосе Глеба заставляет меня посмотреть на него. В его жемчужно-серых глазах, вперемешку со страстью и желанием, плещется тревога, непонимание и обида.

– Глеб, прошу тебя, оставь меня сейчас, – тихим, срывающимся голосом молю я, обхватив себя руками за плечи. Делаю неуверенные шаги в сторону ванной комнаты. Нужно сбежать, спрятаться, переждать, пока сердце перестанет кровоточить. Не хочу, чтобы Глеб видел меня в таком жалком, ничтожном, неспособном справиться со своими собственными страхами и обидами, состоянии.

В этот раз не было никакой панической атаки, лишь до смешного банальный приступ собственной трусости. Ненавижу чувствовать себя слабым и безвольным, но каждый раз чувствую, как только вспоминаю Олега.

Закрывшись в ванной и отгородившись этим от всего мира, провожу в ней не меньше часа. Как быть и как теперь объясняться перед Глебом, не имею не малейшего представления...

Вопреки ожиданию получить допрос с пристрастием, мужчина встречает меня накрытым столом. Даже и не знаю, как всё это воспринимать. Как безразличие и пофигизм, или же, как понимание и заботу? Вопросы, вопросы, как же вас много для меня одного...

Ужин проходит в тихой и уютной атмосфере, под приятную музыку Шопена и потрескивание декоративного камина. О случившемся не заговариваем. Я, потому что мне нечего сказать, не раскрывая карт из прошлого об Олеге, а вот почему молчит Глеб, я не знаю. И казалось бы, что может быть проще, чем взять и спросить, нежели накручивать себя разными вариантами предположений и домыслов, но нет, куда там. Гордость… Как же порою она мешает нам жить...

– Хочешь, завтра смотаемся покататься на квадроциклах? – как бы между прочим, спрашивает Глеб, потягивая вино из большого пузатого бокала. – Я знаю одну базу отдыха, там гористая местность, лес, природа. Думаю, тебе понравится.

– Было бы здорово! – с энтузиазмом отвечаю я, цепляясь за эту возможность, как за спасательный круг. Чувствую себя ужасно виноватым перед Глебом. Хочу извиниться, но всё не знаю как, а тут такая шикарная возможность разрядить обстановку и сгладить острые углы.

– Хорошо, – выдыхает он, допивает вино и поднимается, – тогда ложимся спать пораньше. Гостевая комната в твоем распоряжении. Спокойной ночи, Алик.

– И тебе спокойной ночи. – эхом отзываюсь я, а внутри всё сжимается от обиды и сожаления. Не хочу спать один! Хочу прижиматься к сильному телу Глеба, обнимать его во сне, вдыхать его аромат, зарываться носом в его волосы. Но всему этому не суждено исполниться, потому что я болван, который все испортил.

Ночь превращается в пытку. Из тех немногих часов, что сплю, во сне занимаюсь любовью с Глебом, а всё остальное время, лежу и тупо пялюсь в потолок. Утро же начинается со стояка такой силы, что даже больно. Вчерашнее перевозбуждение в совокупности с ночными фантазиями не проходят для меня даром.

Решив, что душ всему панацея, плетусь в ванную. Захожу в прозрачную, без поддона душевую, включаю холодную воду, стою так несколько минут, не помогает. Член как стоял колом, так и стоит, доставляя мне массу неудобств. В том числе и с утрешней нуждой. Выход один - снять напряжение. Обхватываю его рукой и начинаю ритмично двигать вверх-вниз. Злость на себя мешает сосредоточиться на процессе. Закрываю глаза, откидываю голову назад и вспоминаю, как чувственно ласкал меня вчера Глеб, как блуждали его сильные руки по моему телу, как остро кусали меня его зубы, как приятно было ощущать его горячий язык в самом укромном месте своего тела. На этой мысли бурно кончаю, прикусив нижнюю губу, чтобы не закричать. Обессилено опускаюсь на колени, подставляя пылающее лицо под тугие струи воды. Ни хрена себе оргазм!

Когда выхожу к завтраку, Глеб, свежий и бодрый, что-то готовит на плите.

– Доброе утро, – весело приветствую я, – тебе помочь?

– Доброе, – не оборачиваясь, отвечает он, – нет, спасибо. Уже все готово. Ты как раз вовремя.

Сажусь за стол и получаю перед собой тарелку с великолепно прожаренным омлетом, плавленым сыром и кусочками ветчины.

– Ты кофе как пьешь? С сахаром или без? – уточняет Глеб, продолжая за мною ухаживать. Чувствую себя не в своей тарелке.

– С сахаром. Глеб, сядь, пожалуйста, – прошу я, пряча неловкость за благодарной улыбкой, – я и сам могу налить себе кофе. Не стоит так переживать.

– Как скажешь, – безразлично соглашается он и садится напротив меня, – не выспался? – саркастически приподнимает бровь.

Что? Неужели у меня на лице написано?

– Да нет, с чего ты взял? – пожимаю плечами я, ковыряя вилкой омлет.

– Наблюдательный, – бросает он, отпивая черную ароматную жидкость из красивой фарфоровой чашечки.

– Ну и что же тебе твоя наблюдательность подсказывает? – на вызывающее поведение Глеба не реагирую и даже не злюсь. И так понятно, что это его своеобразная месть за вчерашний облом.

Дата добавления: 2015-11-04