4 страница. Когда он закуривает, задумчиво выпуская стойку дыма в потолок

Когда он закуривает, задумчиво выпуская стойку дыма в потолок, еле удерживаю себя на месте, что бы не сорваться и не впиться в его рот голодным поцелуем. Интересно, он вообще догадывается, как порочно и в то же время целомудренно у него это получается?

Пока Алик разговаривает со своим бывшим по телефону, вижу грусть и тоску в полюбившихся мне, синих, словно сам океан, глазах. Ловлю себя на мысли, что меня это злит… Ревность? Да ну, что за бре–е–е–д…

За каким–то чертом говорю пафосные слова о любви. Хотя сам в нее не верю. Порывисто ухожу из кухни, чтобы найти для Алика, во что переодеться. Не могу понять, почему вообще на всё это так реагирую? Кто мы друг другу? Чужаки. Незнакомцы, между которыми пропасть минимум в десять лет, плюс социальное положение, ну и напоследок, мое неумение любить, доверять, быть привязанным к кому–то другому…

Но вот когда слышу его тихое: «Я его не любил» срываюсь с места и сминаю его губы требовательным поцелуем, руша свои же собственные бастионы из сомнений и колебаний. Хочу его, хочу сейчас, и пусть все катится к чертям...

Ворвавшись в горячие глубины, ласкаю его рот изнутри, то усиливая напор, то ослабляя, то прикусывая, то зализывая. Ни один уголок не укрывается от моего любознательного языка. Наградой мне служит стон, сорвавшийся с губ Алика, потонувший в безудержной страсти нашего поцелуя.

Всё хорошо, всё просто замечательно. В состоянии эротического безумия, сбивая углы и предметы декора, каким-то чудом добираемся с ним до моей кровати и падаем на нее, не разрывая объятий. Алик стонет и выгибается, трется об меня и изнывает от желания. Я же упиваюсь своей властью над его телом, которое жаждет меня так же сильно, как и я его, которое откликается на каждое мое прикосновение, укус или же поцелуй множеством мурашек и лихорадочной дрожью. Наше общее желание захлестывает нас всё сильнее и сильнее, грозясь смести любые препятствия на своем пути. Но только не те, которые воздвигла человеческая психика...

Всё меняется в одночасье, как только я начинаю вводить смоченный в смазке пальцы в желанную попку Алика. Его томное и прерывистое дыхание сменяется рваным, сиплым хрипением. Тело вмиг покрывается бисеринками пота, сотрясаясь судорогами озноба.

В панике переворачиваю его на спину и заглядываю в полные ужаса глаза. Что случилось? Когда? Из–за чего? Все эти вопросы вихрем проносятся у меня в голове, пока я решаю, что же делать дальше. По всем признакам у парня типичный приступ паники. Я уже с таким сталкивался когда-то в институте.

Алик же, не понимающий, что с ним происходит, мечется по постели, хватаясь руками за горло. Ему кажется, что он задыхается, хотя это не так:

– Аличек, мой хороший, посмотри на меня, – прошу я, вспоминая все приемы отвлечения и переключения внимания, – слушай мой голос, ладно? Всё хорошо, слышишь, хорошо...

– Что со мной, Глеб? – сдавленным шепотом спрашивает напрочь перепуганный парень, – я задыхаюсь… мне страшно…

– Алик, слушай меня. Ты не задыхаешься. Твое дыхание ровное и глубокое. Повторяй за мной, – завладев его вниманием и уже более осмысленным взглядом, начинаю считать, – один, два, три, ну же, маленький, помогай мне, – улыбаюсь, хотя внутри всё сжимается от страха.

– Четыре, пять, шесть... – уже в унисон со мною считает Алик хриплым, свистящим от напряжения голосом, – семь... восемь... девять...

В конечном итоге, счет в совокупности с моим монотонным, успокаивающим голосом начинают делать свое дело. Дыхание Алика выравнивается, дрожь в теле спадает.

– Малыш, обхвати меня руками за шею, – прошу я, заглядывая в такое по-детски доверчивое лицо парня. Он кажется мне сейчас таким юным, совсем ребенком, впервые столкнувшимся с несправедливостью и несовершенством мира, взирая на него широко раскрытыми глазами. В этот момент понимаю, что парнишка доверяет мне на сто процентов. И это меня пугает... Чертовски пугает…

Я не привык и не умею заботиться о ком–то, кроме себя. Я не знаю, как доверять людям, поэтому предпочитаю держать их от себя подальше. Так безопаснее.

Заношу Алика в ванную комнату и опускаю его на дно своей большой ванны–джакузи. Включаю теплую воду и прошу его смотреть на нее, не отрываясь, сосредоточившись на звуке ее течения, параллельно массируя и растирая ему плечи, шею, голову…

С каждой минутой, с каждым новым вздохом тело Алика расслабляется. Дыхание становится ровным и глубоким.

Переношу обессиленного парня обратно на кровать, где он тут же забывается спокойным сном, а я лежу рядом и перебираю его густые, шелковистые волосы и пытаюсь понять, чем, черт возьми, была вызвана паническая атака, которая оказалась нежданчиком не только для меня, но и для самого Алика.

Глава 5

POV Алик

Когда Глеб начинает меня яростно целовать, по началу я и поверить не могу в реальность происходящего. Но его натиск, сила и сводящая с ума энергетика отправляют все мои сомнения и неуверенность за пределы этой реальности.

Отдаюсь желанию и страсти полностью и без остатка.

Происходящее со мною сейчас заставляет вспомнить давно забытые ощущения. Такие упоительно сладкие, томительные, превращающие кровь в лаву, взрывая все органы чувств феерией, погружая тело в экстаз.

Глеб, не стесняясь, ласкает мое тело смело и дерзко, оставляя следы из засосов и укусов, прокладывая дорожки от шеи к ключицам, от горошин сосков к ушным раковинам. А я стону и выгибаюсь, зарываясь в густые, шелковистые волосы мужчины, неосознанно шепча всякий романтический бред.

Ласки становятся более эротичными. Руки блуждают везде и сразу. Движение длинных пальцев по спине, ягодицам, и вот они уже касаются самого сокровенного...

Чувство тревоги зарождается во мне слабой, еле тлеющей, искоркой и с каждой новой лаской Глеба разгорается всё сильнее и стремительнее. Усиленно гоню от себя это странное и непонятное ощущение страха и паники. А оно всё растет и растет во мне, затапливая собою всё мое сознание…

Как только Глеб начинает ласкать пальцами мою дырочку, мне катастрофически перестает хватать воздуха. Изо всех сил пытаюсь взять себя в руки и обуздать панику и страх, которыми разрывает мое сознание на части, но ничего не выходит...

Меня начинает сотрясать озноб, горло сдавливает спазмом, живот скручивает тупой болью, меня всего прошибает холодный пот.

Я не понимаю, что происходит. Такого раньше никогда не было. Никогда прежде я не испытывал такого панического ужаса перед самим фактом проникновения в меня. А сейчас я лежу и понимаю, что просто умру, сойду с ума, если это произойдет, но как назло, не могу ни пошевелиться, ни сказать, ни оттолкнуть. Просто лежу и захлебываюсь своим собственным ужасом и страхом.

Дальнейшие события развеваются, как в тумане. Вижу испуганное, непонимающее лицо Глеба, слышу его спокойный, тихий голос, который гипнотизирует и успокаивает. Затем теплая и расслабляющая вода. Его сильные руки на моем скованном в панцирь теле…

Упускаю момент, когда весь мир для меня гаснет...

Прихожу в себя, настороженно прислушиваясь к окружающей обстановке. Тишина.

Приподнимаюсь в постели, осматриваюсь. Жалюзи на окнах закрыты, создавая тем самым полумрак. Сама спальня большая, аскетично обставленная, что неизменно говорит о характере своего хозяина. Тяжелая массивная мебель, бежево-коричневые тона отделки, полное отсутствие цветов, но присутствие экзотических ваз и кованых элементов декора. Всё это создает ощущение холодной сдержанности и функционала. Под стать самому Глебу.

Встать на ноги получается не с первой попытки. Слабость во всем теле взывает вернуться в горизонтальное положение, а ноющие мышцы, наоборот, требуют разминки и движений.

Ванную комнату нахожу тут же, в комнате, рядом с просторной гардеробной. Всё та же сдержанность, всё тот же минимализм. С изрядной долей вкуса и дороговизны.

Смотрю в зеркало и присвистываю. Лицо бледное, под глазами темные круги, на голове беспорядок. Беру с полочки, что рядом с умывальником, расческу и пытаюсь привести волосы в порядок. Умываюсь холодной водой. Ну вот, уже лучше.

Не могу не заметить, что на мне надет спортивный костюм. Хм, даже не помню, как меня одевали…

Напоследок справляю нужду и выхожу из комнаты. Иду на звук приглушенных голосов.

Нахожу Глеба в компании взрослого, практически полностью седого, мужчины. Они сидят на диване и о чем–то тихо беседуют. Перед ними, на журнальном столике, два коньячных бокала с янтарной жидкостью на дне.

Первым меня замечает Глеб. Ловлю на себе тревожный взгляд его серебристых глаз, широко улыбаюсь. Приятно, блин…

– Алик, проходи, – приглашает он, приподнимаясь с дивана, – познакомься, это Владислав Илларионович, психиатр, занимающийся исследованиями, природой и лечением фобий и различных вегетативных расстройств.

От удивления и серьезности профессии этого седовласого мужчины, которого представляет Глеб, немного зависаю. Ничего себе. Крутой дядя...

– Владислав Илларионович, позвольте представить, Ваш будущий пациент, Альберт, – закончив свою речь, Глеб снова садится и берет свой бокал в руки, круговыми движениями разбалтывая и согревая жидкость.

– Что ж, приятно познакомиться, молодой человек, – улыбается Владислав, протягивая мне руку.

– Да. Здравствуйте. И мне приятно, – выхожу из ступора я, неуверенно пожимая протянутую ладонь.

– Я Вас оставлю, – тихо говорит Глеб и уходит в сторону своего кабинета.

– Итак, – поставленным голосом начинает мужчина, жестом приглашая меня сесть рядом с собою, – Глеб мне рассказал, что у Вас случился приступ «панической атаки»...

– Какой атаки? – бесцеремонно перебиваю я, действительно не понимая о чем идёт речь.

– Что Вы помните из случившегося? – не обращая внимания на мой вопрос, спрашивает врач.

– Я помню сильный страх, панику, озноб, боль в животе и холодный пот, – перечисляю я, усиленно пряча пылающее лицо от проницательных глаз Владислава Илларионовича. Ведь и ежу понятно, что он знает, ЧЕМ мы с Глебом занимались, перед тем, как у меня случился этот приступ.

– О, не стоит так смущаться, молодой человек. Я прекрасно осведомлен ориентацией дорогого Глеба Марковича, и конечно же, я знаю, что между вами произошло в момент самого расстройства. Но я здесь не для того, чтобы осуждать Вас или его. Меня пригласили разобраться в сути проблемы и помочь Вам максимально быстро избавиться от неприятного недуга.

– Эти атаки, как Вы их назвали, они опасны для жизни? – слова этого странного, я бы даже сказал, флегматичного мужчины, немного шокируют меня. Особенно та их часть, в которой говорится про ориентацию Глеба.

– Нет, умереть Вы не можете, – авторитетно заявляет врач, отпивая небольшой глоток коньяка из пузатого бокала, – дело в том, что физически Вам ничего не угрожает. Удушье, страх, паника. Всё это в вашей голове, – Владислав замолкает, что–то обдумывая, – Альберт...

– Можно просто Алик, – поправляю я, но тут же смущаюсь и извиняюсь, – простите.

– Алик, – тон становиться более профессиональным и деловым, – давайте построим нашу беседу таким образом. Я рассказываю Вам максимально доступным языком, что с Вами было, задаю интересующие меня вопросы, а уже потом Вы зададите мне свои, если что–то будет непонятно. Согласны?

– Да, конечно, – вот интересно, у Глеба все знакомые такие властные личности? От этого Влада у меня мурашки бегут по коже, а от его темно–зеленых глаз вообще хочется спрятатьс.

– Прекрасно, – сдержанно улыбается мне эскулап и продолжает, – судя по рассказу Глеба и Вашей реакции, делаю вывод, что приступ случился с Вами впервые. Для начала разберем, что такое «паническая атака»...

Последующие сорок минут он рассказывает, задает вопросы и выявляет шкалу тяжести моего расстройства. За это время я узнаю об этом недуге всё. Ну, или почти всё. Для того чтобы выявить причину появления болезни, я вынужден был рассказать о тяжелом расставании с Олегом и о том, как попал в больницу с диагнозом «нервного истощения» и «малой депрессии». А также о том страшном дне, ставшим для меня и моих чувств роковым.

Чтобы раскрутить меня на столь откровенный разговор, Владиславу Илларионовичу пришлось изрядно потрудиться. И только заверив меня в том, что он повязан кодексом о неразглашении врачебной тайны, развязал мне язык.

В общем, спустя час Владислав вынес мне вердикт, определив мое расстройство как не тяжелое, лечащееся за несколько сеансов терапии.

– Вот, возьми, – протягивает мне свою визитку мужчина в то время, пока мы стоим и курим на балконе, – на обороте есть мой мобильный, но по нему звонишь только в крайнем случае. Понятно? – спрашивает Владислав, незаметно для меня перешедший на «ты».

– Да, конечно, – бойко откликаюсь я, кивнув для большей убедительности.

– Завтра жду тебя на второй сеанс. Да, именно на второй, сегодняшний тоже считается. В общем так, будешь хорошим мальчиком, управимся быстро. И еще, – лицо мужчины становится серьезным, призывая к вниманию, – раз уж приступы у тебя непосредственно связаны с половым актом, – от этих слов краснею, бледнею, но виду не подаю, – то мы не будем его исключать. Наоборот, совместим приятное с полезным! – всё, я в ауте! Сказать, что мне стремно, всё равно, что промолчать. Одно дело говорить о сексе и любовниках с таким же геем, как и ты сам, а другое дело со взрослым мужчиной, и не просто мужчиной, а психиатром. Да, я его пациент по всем статьям. Вот только от своей гейской натуры как–то не спешу избавляться. Меня и так живется не плохо.

– Так, всё, пошли, мне еще с Глебом переговорить нужно, а я уже опаздываю на встречу, – говорит эскулап и уходит с балкона. Плетусь за ним.

Пока Владислав и Глеб разговаривают в его кабинете, я гоняю чаи на кухне. У меня есть над чем подумать...

POV Глеб

Когда в кабинет заходит Влад, я сижу за компом и сосредоточенно читаю договор поставки строительных материалов.

– Ну что, «док», всё плохо или жить будет? – спрашиваю я, потягиваясь всем телом.

– Да будет, конечно, – усмехается мужчина, с удобством располагаясь в кресле напротив.

– Что с ним? – спрашиваю в лоб.

– Да, собственно, ничего серьезного, – разводит руками он, – как ты правильно определил, это был приступ паники, вызванный страхом полового акта.

– Не понимаю, – искренне удивляюсь, сажусь прямо и спрашиваю, – он что, жертва насилия, что ли?

– Все намного прозаичней, друг мой, – с пафосом отвечает Влад, – расстройство вызвано эмоциональным потрясением, произошедшим более полутора лет назад, каким, сказать не могу, уж извини. Добавлю лишь, что всё легко поправимо. Несколько сеансов терапии, и он будет как новенький, а с твоей помощью, так и того раньше, – тепло улыбается мужчина.

– Что ж, это хорошо, – задумчиво говорю я, – а от меня-то что нужно?

– Да ничего сложного, тебе понравится, – загадочно улыбается Владислав, – начну пока с обычной терапии, потом посмотрю, как парнишка отреагирует на гипноз, ну а дальше и тебя подключу, вот только, – «док» делает паузу, внимательно на меня поглядывая, – ты уверен, что готов взять на себя эту ответственность? Зачем тебе это нужно?

Слова Влада заставляют задуматься. Нет, быть кому–то нянькой я не готов, но и пасовать перед трудностями не в моих правилах. Желание обладать Аликом как было, так и осталось, и случившееся ничуть его не ослабило. Да и вообще, тянет меня к нему, как магнитом.

– Да, я готов, – мой твердый ответ и прямой взгляд в глаза служат ярким тому подтверждением.

– Отлично, тогда я спокоен, – кивает «док» и встает, – всё, мне пора, я и так уже опаздываю.

Провожаю Влада и иду искать потерявшегося парня в недрах моей немаленькой квартиры. Нахожу его, как уже повелось, на кухне. Он сидит за столом, обхватив руками большую керамическую кружку, и о чем–то усиленно думает.

Об активном мыслительном процессе говорит его взгляд, направленный вглубь себя и глубокая складка между бровями.

– Алик, о чем ты думаешь? – от неожиданности парень вздрагивает всем телом и смотрит на меня своими невероятно синими глазами, – прости, я не хотел тебя напугать.

– Зачем тебе все это нужно, Глеб? – проигнорировав мой вопрос, идет в наступление Алик.

– Всё просто, я тебя хочу! – пожимаю плечами и подхожу ближе к объекту своей симпатии, но не дохожу, замираю. По лицу парня пробегает судорога разочарования и обиды. Хм, странная реакция на мои слова. Я далеко не каждому даю ключи от своей собственной спальни, так что можно сказать, это привилегия.

– Для тебя это просто секс, да? – с грусть в голосе спрашивает он.

– Алик, послушай, – присаживаюсь перед ним на корточки и заглядываю в глаза, – я сложный человек и я непросто впускаю людей в свою жизнь, непросто с ними схожусь и уж тем более непросто подпускаю к себе. В моем доме редко бывают посторонние люди, – внимательно слежу за тем, как мои слова проникают в подсознание парня и приживаются там, пуская корни. Да, я малодушная сволочь, которая сама никому не доверяет, но обожает, когда доверяют ей, – и то, что ты здесь для мне показатель. Ведь согласись, я же мог отвести тебя в гостиницу, или же разбудить и вытрясти из тебя твой адрес, на худой конец запереть в машине на какой–нибудь парковке, но я же этого не сделал?

Алик зачарованно на меня смотрит и словно под гипнозом кивает. Глаза его загораются блеском, а губы приоткрываются, приглашая к действию. Обхватываю его за голову руками и притягиваю к себе. Внимательно наблюдая за его реакцией, обвожу кончиком языка сначала верхнюю губу, потом нижнюю, прикусываю ее и тут же зализываю. Легкий, едва уловимый стон с его стороны вызывает у меня улыбку. Углубляю поцелуй, прохожусь языком по зубам и небу, посасываю и прикусываю его сладкий язычок, вовлекая нас в эротическое танго.

Никогда раньше не любил поцелуи в губы, считая их неприятной, слюнявой прелюдия к сексу. И вот, посмотрите на меня сейчас. Стою перед парнем на коленях, яростно сжимая его в своих объятьях, и не могу оторваться от этих умопомрачительно пьянящих губ. Всё пью и пью их нектар, не в силах насытиться ими. Разрываю наваждение, отстраняюсь от Алика и встречаюсь взглядом с глазами полными страсти и желания. «Понимаю тебя, мой хороший, очень хорошо понимаю». Встаю на подрагивающие ноги и замираю, почувствовав руки на своем паху. Опускаю взгляд и вижу, как Алик медленно расстегивает мои джинсы. Жадно ловлю каждое его движение: выражение лица, пробегающий по губам язычок в предвкушении лакомства, нетерпеливое дрожание рук.

Когда его тонкие пальчики обхватывают мою восставшую плоть, не могу сдержать приглушенного стона. Они мягкие и прохладные, а в контрасте с горячим и пылающим членом это особенно остро ощущается. Еще мгновение, и его теплый, влажный язычок обводит головку, играет с уздечкой, спускаясь по всей длине вниз.

М-м-м... Как же приятно...

Возвращается обратно к головке и немного заглатывает ее, посасывая. С силой втягиваю в себя воздух. Смотрю парню в лицо и вижу в его темно–синих глазах озорные искорки. Резкое движение его рта, и мой немаленький, надо признаться, член полностью оказывается у него во рту. От острого, яркого, бьющего по нервам ощущения прогибаюсь в пояснице и хватаюсь рукой за спинку высокого кухонного стула, что стоит рядом. Стон, похожий на рычание, вырывается из моего горла протяжным, низким звуком.

Боже, что творит этот чертенок?

– Алик, что ты... – договорить не получается, потому что парнишка начинает быстро и ритмично скользить руками и губами по члену, вышибая из моей головы все мысли. Лишая способности говорить, слышать, видеть. Могу лишь только хрипеть, рычать и стонать. Кончаю ему в рот с его именем на устах. Оргазм такой силы, что еле удерживаюсь на ногах. Делаю шаг в сторону и мешком падаю на стул. Только сейчас замечаю, что тесемки спортивных штанов Алика распущены, а из–под них выглядывает полуэрегированный член со следами спермы на головке. Сам же Алик, откинувшись на спинку, часто и глубоко дышит. На губах блуждает довольная улыбка.

– Ты. Маленький. Дьяволенок, – хриплым, севшим от страсти и стонов голосом заключаю я, – пожалуй, это самый охуительный минет в моей жизни. Говорю это и нисколько не кривлю душой. Я сложный человек, и мне сложно угодить практически во всём. Будь то еда, секс или отдых. Безусловно, оральных ласк в моей жизни было предостаточно, с яркими и красочными оргазмами, но этот оказался исключительным, фееричным, «крышесносным».

– Если это такой комплимент, то спасибо, – расслабленно отзывается Алик, не открывая глаз.

– Нет, малыш, это не комплимент, это факт, – говорю я в его приоткрытые губы, раздвигая их языком и увлекая нас в терпкий, со вкусом семени, поцелуй, – пойдем, нам обоим нужен душ.

Глава 6

POV Алик

С того дня, что я ночевал у Глеба, прошло больше недели. Всё это время я только и делал, что работал, работал и еще раз работал. А еще всячески избегал самого Глеба.

Тот эпизод на кухне напугал меня до чертиков. Не сам факт орального секса, а то, что я почувствовал во время и после него. Мое сердце наполнилось нежностью, сознание взрывалось радостными фейерверками, а в голове пульсировала одна единственная мысль: «Я ему не безразличен! Не безразличен!»

Признаться, в тот день я испытал самый яркий оргазм за последнее время.

Как только Глеб появился в моей жизни, я отдалился от Артема. Секс стал нерегулярным, по большей части механическим. Тогда я еще не осознавал, с чем это может быть связано, списывая всё на работу, усталость и недосып.

В плане постели Тёмка был таким же непроходимым романтиком, что и в отношениях. Каждый наш секс сопровождался непременной атрибутикой в виде свечей, музыки и вина. Практически всегда он был чувственным и нежным. В нем по определению отсутствовала грубость и необузданная страсть. По началу, когда мы только познакомились, я очень этому радовался, одобрял и поощрял. Таким образом я хотел убежать от любого, даже самого незначительного, напоминания об Олеге. А поскольку мой бывший любовник в постели вел себя, как похотливое животное, всяческое проявление сексуальной агрессии воспринималось мною с ужасом.

Но от себя не убежишь, как и от своих сексуальных предпочтений. Буквально через три месяца, как мы начали встречаться, мне стало не хватать тех чувств и экспрессии, того накала страстей, что неизменно присутствовал в наших с Олегом отношениях. Может быть, именно поэтому я и не смог полюбить Артёмку. Он был слишком нежным, слишком трогательным, слишком правильным во всём. А мне был нужен «жесткий трах», по крайней мере, хотя бы иногда.

И вот уже, как неделю я прячусь от Глеба, от себя и от своих собственных чувств к нему. Я слишком сильно боюсь повторения прошлого. Второго раза я просто не вынесу…

В данный момент я еду на очередную терапию к Владиславу Илларионовичу. Эта - уже четвертая по счету. На них мы много разговариваем, учимся правильно дышать, правильно думать, правильно себя вести в моменты панической атаки. Пару раз он применил ко мне гипнотерапию. Сказал, что у меня очень гибкое и податливое к гипнозу подсознание. Даже и не знаю, хорошо это или плохо.

За эту неделю я о многом передумал. О том, чего я хочу, о том, чего хочет Глеб, о том, как с ним быть, как вести себя, чего ждать от него и к чему готовиться.

Конечно же я отдаю себе отчет в том, что Глеб - улучшенная копия Олега, белее человечная, что ли. И это убивает меня больше всего. Ну почему в жизни все так нелогично? К тому, от кого нужно бежать без оглядки, наоборот, тянешься, словно глупый мотылек на огонь.

Пару дней назад Артём вывез от меня последние вещи. Не могу сказать, что легко перенес нашу встречу. Он был так подавлен, бледен и печален, что сердце сжималось в груди, и снова начинало отдавать чувством вины. Я знаю, что Тёмочка меня ни в чем не винит, но почему-то мне от этого не легче. Наверное, потому, что я очень хорошо знаю, что он чувствует...

– Здравствуй, Алик, проходи, – как всегда безупречный, выглаженный и выбритый, Владислав Илларионович восседает за своим массивным столом и что-то усиленно печатает на ноутбуке, – подожди минутку, я сейчас.

– Доброе утро, хорошо, – прохожу и сажусь в удобное кожаное кресло.

Кабинет у Влада типичный. С множеством функциональных полочек, ящичков, книг и историй болезней. Помимо рабочего стола и кресла, здесь еще есть: большой диван, журнальный столик и кушетка. Да, да, именно такая, как у психоаналитиков в американских фильмах. Сам «док» посмеивается над ней, признаваясь, что это подарок коллеги из США.

– Ну что, как дела, как самочувствие? – поднимаясь из-за стола, спрашивает Влад.

– Всё хорошо, – пожимаю плечами.

– Как сон? Кошмары не мучают? – продолжает привычный опрос мужчина.

– В последнее время мне вообще ничего не снится, – это правда. Засыпаю с серым экраном перед глазами и просыпаюсь с ним же. С одной стороны, неплохо. Было бы куда хуже засыпать и просыпаться с образом Глеба. Вполне достаточно и того, что он у меня и так из головы не выходит, постоянным фоном присутствуя на задворках сознания. А с другой стороны, страшно и непривычно.

– Не переживай, это временное явление, – беспечно махнув рукой, успокаивает Влад, – своеобразная защитная реакция сознания на терапию. Такое бывает, тем более, когда применяется гипноз. Сегодня, кстати, я снова хочу поработать с твоим подсознанием и пора подключать Глеба.

При упоминании последнего меня обдает жаром, а сердце срывается в бешеный галоп.

– Что, поссорились? – по-своему расценивает мою реакцию и перепуганное лицо, Влад.

– Нет, просто... я... у меня сейчас очень много работы, и мы практически не видимся, – ну что еще я могу сказать. Что я страус, прячущий голову в песок? Что специально загружаю себя работой по самое «не могу», чтобы времени не оставалось ни на что кроме сна? К слову сказать, Глеб подобной мне херней не страдает. Первые несколько дней моего усиленного бегства он еще пытался со мною увидеться, звонил, приглашал посидеть в ресторане, поиграть в боулинг, на худой конец, сходить в кино, но я каждый раз находил 1001 «отмазку», ссылаясь на непроходимую занятость. К концу недели ему предсказуемо надоели эти танцы с бубном, и он исчез с поля моего радара.

– Ну, значит, придется найти время, – безапелляционно заявляет Влад, пристально заглядывая мне в глаза, – Алик, если ты еще не понял, то мы тут не в игрушки играем. Человеческая психика - очень тонкий и сложный инструмент, с которым мне приходится работать. Я не потерплю неуважения к себе и к своей работе. Насколько я помню, мы изначально договорились, что Глеб примет участие в моей терапии, когда это потребуется. На основании этого я и построил всю систему твоего лечения. Так что выкрои вечерок другой для того, чтобы заняться и приятными вещами, – ни тени улыбки, одна лишь сталь в голосе и хмурый, недовольный взгляд темных глаз.

– Х–хор–рошо, – блею я под силой его давления, – простите.

– Что ж, раз мы все выяснили, тогда приступим.

Через час, перед моим уходом, Влад говорит:

– В общем, так, Алик. Как смог, я тебя подготовил, теперь всё дело за тобой и Глебом. Будете делать всё правильно, не торопясь, повторного рецидива может и не быть. Просто не забывай о концентрации внимания на самом процессе, а не на своих мыслях, страхах и ощущениях. Живи настоящим. Забудь про прошлое, – наставительно говорит Владислав Илларионович, стоя на пороге своего кабинета, – если что, звони. Всё, удачи и успехов.

– Да, спасибо, и Вам всего хорошего, – вежливо прощаюсь и ухожу. После гипноза состояние выжатого лимона. В голове пусто и гулко. Всё тело будто ватное. Иду, а ноги заплетаются. Выхожу на улицу, вдыхаю свежий осенний воздух. Делаю несколько шагов по тротуару и вижу черный припаркованный Порше с сидящим на капоте Глебом.

Дергаюсь, чтобы ретироваться к своей машине, но не успеваю. Говорю же, слабость. Сильные руки перехватывают меня и разворачивают к себе.

– Не надоело бегать? – зло шипит в лицо Глеб, сжимая мои локти.

– Глеб, пусти, мне больно, – но мужчина глух к моим мольбам. В нем клокочет ярость и гнев.

– Нет, малыш. Хватит. Добегался, – грозно рычит он, сверкая грифельно–серыми от злости глазами, – теперь ты от меня уже никуда не денешься. Садись в машину, – не просьба, приказ. Открывает дверь и ждет, пока я сяду на пассажирское сидение.

– А как же моя… – не успеваю договорить, властный голос меня перебивает:

– Отправлю людей, пригонят. Садись уже, Алик!

Признаться, видеть Глеба в таком состоянии мне еще не доводилось. Казалось, что он из последних сил сдерживается, чтобы не устроить мне разнос.

Делать нечего. Раздражать его еще больше своим упорством желания нет, да и страшно как–то. Сажусь, пристегиваюсь. Прямиком едем к Глебу домой. Субботний день, дороги свободны, долетаем за десять минут. Выходим, поднимаемся на лифте на восемнадцатый этаж его элитного дома, заходим в квартиру. Всё это мы проделываем в полной, гробовой тишине. И как только дверь с тихим щелчком закрывается, Глеб впечатывает меня в нее спиной и впивается болезненным, злым, сминающим поцелуем и так же резко отстраняется, говорит:

– Мой тебе совет на будущее, Алик. Не испытывай мое терпение. Тебе может это не понравиться, – отходит и направляется вглубь квартиры. А я стою и начинаю закипать от негодования. Срываюсь с места и иду за ним.

– Да как ты смеешь со мной так разговаривать, – моему возмущению нет придела, – кто ты такой, чтобы приказывать или угрожать мне?

Дата добавления: 2015-11-04