И этапы развития 2 страница

И у Н. В. Шелгунова причудливо переплетаются ин­тересные мысли, содержащие зерно истины, с тенденци­озными утверждениями. С одной стороны, здравые вы­воды о фиктивности народоправства, сосредоточении власти в руках богатых, приводящие его к констатации противоречий между аристократией и плебеями, между городом и волостью, к выявлению закрепощения смер­дов. Метко его указание на общность идеи, лежавшей в основе московского самодержавия и новгородского на­родоправства, под которой можно понимать не только совпадение отношений столицы с периферией, но и со­циальное родство новгородских бояр и московского кня­зя. С другой стороны, мало обоснованный нигилизм в оценке исторической роли Новгорода, его вклада в ис­торию русской государственности и культуры, уровня его правовых установлений и политических учреждений, преувеличение стихийности политической жизни, уверен­ность в том, что свет мог распространяться только из «Европы», неверные суждения о неравноправии торго­вых отношений с Ганзой и т. п.

В русской историографии XIX века, не относящейся к революционно-демократическому лагерю, нашли отра-

¹ Шелгунов Н. В. Русский романтизм//Дело СПб. 1873 № 8. С. 96—102.

r\

жение обе тенденции в оценке Новгорода, нетерпимость монархистов и романтический подход к вечевому строю.

Сторонник «православия, самодержавия и народнос­ти» М. П. Погодин видел в русской средневековой рес­публике «досадную игру истории», пытался, насколько возможно, возвеличить положение князя в Новгороде, утверждая, что ему принадлежала верховная исполни­тельная власть¹. В его исторической повести «Марфа» мы не найдем колебаний между симпатией к защитни­кам республики и пониманием необходимости централи­зации Руси, свойственных раннему произведению Н. М. Карамзина на тот же сюжет.

Наиболее характерный пример идеализации Новго­рода с либеральных антимонархических позиций пред­ставляют сочинения Н. И. Костомарова — двухтомник «Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада» и лекция «О значении Великого Новго­рода в истории России»², с которой он выступил в Нов­городе в 1861 году на празднованиях в честь тысячеле­тия России.

В древней русской истории Костомаров выделяет два периода и два уклада «по развитию внутренней на­родной жизни» — удельно-вечевой и единодержавный. Отметим сразу,некоторое смешение этих понятий, кото­рые явно не совпадают полностью. Удельно-вечевой пе­риод, выделяемый по отношениям между разными зем­лями или князьями Руси, или, говоря современным язы­ком, период феодальной раздробленности³, сам вклю-

¹ См.: Погодин М. П. Начертание русской истории. Изд. 2-е. М., 1837. С. 136.

² См.: Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. Т. I, II. СПб., 1886; Он же. Собр. соч. Кн. 1 (Т. 1—3). СПб., 1903. С. 199—214.

³ И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко видят содержание рас­пада Киевской Руси «не в развитии феодализма, а в смене родо-племенного строя общественной организацией, основанной на тер­риториальных связях и являющейся переходной ступенью от до­классового общества к классовому». См.: Фроянов И. Я., Дворни­ченко А. Ю. Города-государства "Древней Руси. Л., 1988. С. 87; см. также с. 265. Обсуждение этого вопроса выходит за рамки дан­ной работы. Отметим лишь два обстоятельства. Мысль, что феода­лизм и государственность на Руси возникли позже рубежа, уста­новленного для них в советской литературе с 30-х годов, плодо­творна. В то же время, поскольку феодальный характер отношений, складывавшихся в XII—XIII веках, не вызывает сомнений, пред­ставляется возможным по-прежнему пользоваться понятием «фео­дальная раздробленность».

чал в себя оба уклада, ибо с точки зрения внутренней конституции, а не отношений между отдельными земля­ми, для него княжество, тяготеющее к укреплению мо­наршей власти, более характерно, чем республика. К этой нечеткости приводит Костомарова, как и большин­ство дореволюционных русских историков, выбор крите­риев для определения периодов и укладов исключитель­но в сфере надстроечных явлений —государственных от­ношений, идеологии.

Костомаров видит идеал удельно-вечевой жизни в самостоятельности земель русского мира во внутренних делах при сохранении связи между всеми ними. Это стремление к связи он явно преувеличивает или, во вся­ком случае, переносит его из сферы идеальной в сферу государственную, характеризуя удельно-вечевой уклад как «эпоху господства федеративного строя русской об­щественной жизни» и придавая тем самым отношениям между княжествами правильный, точно установленный характер, который в разгар феодальных усобиц как раз не был им свойствен. Характер удельно-вечевого уклада, продолжает Костомаров, нигде не выразился полнее, чем в Новгороде. Мимоходом отметим нюанс, не имею­щий прямого отношения к теме нашего исследования. Среди причин политической самобытности Новгорода Костомаров первой называет этническую. Он предпола­гает, что новгородцы были южного происхождения, пе­реселились с берегов Днепра, на севере нашли уже сла­вянских поселенцев, но южная народность осталась над ними «первенствующею», отсюда «нравственная связь Новгорода с отдаленным Киевом»¹. Здесь чувствуется определенное влияние национализма.

Идеализация новгородских устоев проявляется у Костомарова по-разному. Он видит в них «механизм не­зависимости и гражданской свободы» и распространяет эту свободу на всех одинаково: «В Новгороде все исхо­дило из принципа личной свободы. Общинное единство находило опору во взаимности личностей. В Новгороде никто, если сам не продал своей свободы, не был прико­ван к месту». Заметим, что в холопы в Новгороде, как и в других русских землях, обычно попадали не добро­вольно, а процесс феодализации все ощутимее приковы­вал к месту и смердов, о чем свидетельствуют новгород-

¹ См • Костомаров Н. И. О значении Великого Новгорода в истории России. С. 200, 202, 203, 207.

ские источники. «Свобода, — продолжает Костомаров,— выдвигала бояр из массы, но тогда эгоистические побуж­дения влекли их к тому, чтобы употребить свое возвы­шение себе в пользу, в ущерб оставшихся в толпе; но та же самая свобода подвигала толпу против них, пре­пятствовала дальнейшему их усилению и наказывала за временное господство — низвергала их, чтобы дать место другим разыграть такую же историю возвышения и падения»¹. И здесь — тот же односторонний, поверхно­стно-политический подход. «Свобода» могла скинуть одного боярина с поста посадника и посадить на его место другого, могла даже разграбить его двор, но от­нюдь не свобода, а происхождение и богатство возводи­ли в боярское достоинство, и власть боярства, а не пре­бывание конкретного боярина в должности, была пос­тоянной и незыблемой с момента консолидации бояр в качестве стойкой социальной группы до падения респуб­лики. Пребывая в сфере идеалов и политических отно­шений, Н. И. Костомаров не замечает изменений в со­циальной основе «севернорусского народоправства». Новгород все еще представляется ему воплощением еди­ного для всей Древней Руси общинного духа. Вытесне­ние общинного строя феодальным игнорируется. Поэто­му в конфликтах, вытекающих из противоположности бедности и богатства, ему чудятся всего лишь выступле­ния народа против зазнавшихся и обманувших его до­верие должностных лиц.

Свобода, гражданственность и общинный строй рас­пространяются Костомаровым не только на главный город, но на все поселения, на всю новгородскую во­лость: «Во всей политической деятельности Новгорода не видно домогательства централизующей власти»². И это далеко от истины. Земля Новгородская не была фе­дерацией самоуправляющихся общин. В нее назначались кормленники, менявшиеся по воле главного города. Гнет его был достаточно тяжел, о чем говорят сохраненные источниками проявления недовольства, восстания и стремление отделиться.

И наконец, Костомаров явно переоценивает стремле­ние Новгорода к единению с Русской землей. Оно, безус­ловно, было, но диктовалось не столько идеальными со-

¹ См.: Костомаров Н. И. О значении Великого Новгорода... С. 205, 211, 212.

² Там же. С. 211.

ображениями, сколько экономическими, политическими и военными интересами. Необходимости объединения новгородцы не осознали, — во всяком случае, это не нашло воплощения в их политике. Новгород был погло­щен собой и думал, главным образом, о сохранении все­ми средствами своей самостоятельности.

Костомаров и сам это косвенно признает, говоря, что удельно-вечевой уклад не дошел до своего полного раз­вития, не осуществил своего идеала единства, что Нов­город не мог «идти со своею свободою по пути истори­ческого прогресса», ибо удельно-вечевой уклад в других русских землях рухнул, что, следовательно, Новгород не мог повести их за собой, а ни условий, ни средств утвердить себя в качестве отдельной державы он не имел¹. Костомаров добавляет, что Новгород и не стре­мился к этому, но такое утверждение сомнительно. ^

Вывод Костомарова: хотя Новгород и был обречен на гибель вместе с удельно-вечевым укладом, принципы его важны, они не прошли бесследно для народной ис­торической жизни: «Нельзя сказать, чтобы эти начала были бесплодны по своему существу, если б продолжа­ли возрастать в целой Руси, и что, напротив, другие, их заменившие, были и выше, и благодетельнее... Государ­ственность объединила русский народ, саморазвитие на­родных сил было поглощено делом этого единства, сво­бода общины и мира приносилась ему в жертву»². В этой оценке при всем различии либеральной и револю­ционной критики самодержавия он перекликался с Гер­ценом. Победа самодержавия привела, по Костомарову, к отделению государства от народа, апогеем чего яви­лось крепостное право (вновь характерное выведение социально-экономических условий из политических).

Свою лекцию о значении Новгорода Костомаров за­канчивает выражением надежды, что отмена крепостно­го права «есть начало новой русской истории: государ­ственность примиряется с народностью», но и призывом не обольщаться на сей счет³. Иногда видят в этом ком­промисс с теорией официальной народности. Действи­тельно, элементы национализма и православия не чуж­ды исторической концепции Костомарова, но они соче­таются у него с критикой самодержавия. Финал его речи

¹ Костомаров Н. И. О значении Великого Новгорода... С. 212.

² Там же. С. 213.

³ Там же. С. 213—214.

________________ 19 _______________-

в Новгороде можно расценить и как приспособление к духу официальных торжеств, как желание подсластить пилюлю. Пойдя на такую уступку, он смог довести до сознания слушателей и читателей остро оппозиционную мысль о том, что вся история русского самодержавия ос­нована на отрыве власти от народа, причем в отличие от классиков славянофильства Костомаров возводит этот процесс не к эпохе Петра I (реформы Петра для него лишь апогей самодержавия), а к XIV—XV векам. Это никак не вяжется с концепцией «самодержавия, пра­вославия и народности».

Н. И. Костомаров был, пожалуй, последним крупным выразителем тенденции идеализации новгородской госу­дарственности. К середине XIX века в русской литера­туре начинает укрепляться более глубокий научный, ис­торический подход к этой теме. Один из первых опытов оценки Новгорода с точки зрения представлений о все­мирном историческом процессе — «История русского на­рода» Н. А. Полевого (20—30-е годы XIX века). Попыт­ка автора применить к нашему прошлому методологию французских историков была раскритикована А. С. Пушкиным, писавшим о втором томе сочинения Полево­го: «Поймите же и то, что Россия никогда не имела об­щего с остальною Европой, что история ее требует дру­гой мысли, другой формулы, как мысли и формулы, вы­веденные Гизетом из истории христианского Запада»¹. Полемичность соображений Пушкина показывает, как нова и своевременна была постановка вопроса у Поле­вого. Историзм позволил ему в немалой мере избежать преувеличений и отказаться от модернизации в оценке Новгорода. Он видит в республиканских учреждениях и торговле с Западом «жизненные силы» Новгорода, пов­лиявшие на развитие всех русских земель, и в то же время признает его детищем своей эпохи, обреченным на гибель в столкновении с самодержавием. В статье «Великий Новгород» он писал, что его строй «не должно сравнивать с республиками древних, а тем менее можно относить... (к нему. — О. М.) мечтательные понятия о гражданском равенстве и мнимой свободе новейших вре­мен»².

¹ Пушкин А. С. Поли. собр. соч. Т. 7. С. 1-м.

² Полевой Н. А. Великий Новгород//Описание Российской им­перии в историческом, географическом и статистическом отношени­ях. Новгородская губерния. СПб., 1844. С. 6.

________________ 20 ________________

Элементы историзма получили некоторое развитие в 40-х годах во взглядах западников и славянофилов, что не мешало им приспосабливать новгородский материал к своим историческим концепциям. При разности мето­дологии и у тех и у других (речь не идет о революци­онном крыле западников) обнаруживается немало обще­го во взглядах на Новгород. Это результат влияния ли­берализма, который постепенно стирал грань между двумя направлениями.

Для славянофилов Новгород в первые века своего существования — олицетворение древнерусской общины с традиционным для нее единством.мира и князя. Эта посылка, подаваемая не применительно к определенно­му историческому периоду, который мы бы назвали пе­реходным от родового строя к государству, а как посто­янная и прочная основа национальной самобытности, сразу же ведет к искажению характера республиканс­ких институтов. По определению Ю. Ф. Самарина, «в Новгороде было двоевластие: идеал новгородского быта, к которому он стремился, можно определить как согла­сие князя с вечем»¹. С определением идеала можно бы­ло бы согласиться, но двоевластие означает не только согласие властей, но и их известное равенство, незави­симость друг от друга. Такая ситуация складывалась крайне редко и явно не типична для зрелых форм нов­городской государственности, превративших князя в должностное лицо. Да и идеал, сформулированный Са­мариным, требует уточнения: не просто согласие, а сог­ласие «на всей воле новгородской».

По Самарину, в новгородских грамотах значение князя определяется через отрицание, т. е. они содержат только ограничения княжеской власти, тогда как поло­жительные принципы пребывают в «живом сознании всей земли» и исходят из понимания необходимости кня­зя. «А почему Новгород не возвел их в правильную го­сударственную форму, — объясняет Самарин, — тому причина простая: Новгородская земля была часть Рус­ской земли, а не вся Россия; государство же должно было явиться только как юридическое выражение един­ства всей земли». Новгород пал, как и все уделы, из-за «необходимости идее о Русской земле облечься в госу­дарственную форму»².

¹ Самарин Ю. Ф. Собр. соч. Т. I. СПб.. 1877. С. 56.

² Там же.

И. Д. Беляев (второй том его «Рассказов из русской истории» посвящен истории Новгорода Великого с древ­нейших времен до падения республики) дополняет этот подход указанием на разложение основ общинной жиз­ни в Новгороде XV века, где, по его мнению, царили своеволие и неправда. Даже в утверждении на вече Судной грамоты, в естественном акте систематизации обычаев, показателем правовой культуры он видит свиде­тельство того, что в обществе «не было уважения ни к суду, ни к закону, и, чтобы восстановить это уважение, нужно было прибегнуть к искусственным принудитель­ным мерам»¹. Из этого делается вывод, что Новгороду, «по его тогдашнему внутреннему состоянию, нужна бы­ла новая, крепкая и непреклонная сила для обуздания своеволия и неправды, нужно было стеснение и ограни­чение старых прав и вольностей, уже отживших свое время, а не их обеспечение и признание»².

У западника К- Д. Кавелина встречаем мысли, во многом перекликающиеся с идеями славянофила Сама­рина. И здесь Новгород — «община в древнерусском смысле слова, какими были более или менее и все дру­гие общины, только особенные исторические условия да­ли формам ее резче обозначиться, продлили гораздо до­лее политическое существование». И здесь утверждение, будто «верховная власть находилась в одно и то же время в руках князя и веча». Преувеличивая неопреде­ленность форм вечевого правления, видя в заключении договора с каждым князем отсутствие постоянного го­сударственного устройства, Кавелин считает, что «своим долгим существованием Новгород вполне исчерпал, впо­лне развил весь исключительно национальный общин­ный быт Древней Руси» и показал, «как мало было в нем зачатков гражданственности, твердого, прочного, го­сударственного устройства»³.

Сходные соображения высказывает и С. М. Соловь­ев, в 40-х годах переходивший от славянофильских на­строений к западническим. Его магистерская диссерта­ция «Об отношениях Новгорода к великим князьям», опубликованная в 1845 году, весьма тенденциозна и" искусственно толкует новгородские грамоты как доказа-

¹ Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. Кн. вторая. Изд. 2-е. М.. 1866. С. 525.

² Там же.

³ Кавелин К. Д. Собр. соч. Т. 1. СПб., 1897. С. 32—36.

________________ 22 ________________

тельство всевластия князей¹. Соловьев видит в новгород­ском строе народовластие и относится к нему отрица­тельно. Необходимость призвания князей для него — результат банкротства народовластия. Он строит новго-родско-княжеские отношения периода республики по летописной схеме призвания варягов: раз народовластие беспомощно, не может обеспечить порядка, ему остает­ся только покориться власти князей. В борьбе Ивана III с Новгородом все симпатии Соловьева на стороне Моск­вы. В торжестве Москвы он видит не только «движение русских земель к единству», но и победу государствен­ного начала над родовым.

Для большинства русских либеральных историков середины прошлого века характерны признание Новго­рода носителем общинного (родового) быта, утвержде­ние, что этот быт себя исчерпал, зашел в тупик, что Новгород обречен был на падение вместе со всеми уде­лами, преувеличение власти князя в Новгороде. Силь­ные и слабые стороны русских либеральных историков нашли здесь свое выражение. С одной стороны, элемен­ты историзма, сказавшиеся в понимании неизбежности замены удельно-вечевого быта единым государством, от­каз от схематического противопоставления двух форм правления — республики и монархии. С другой — пол­ное пренебрежение к эволюции общественно-политичес­кого строя Новгорода, если не считать рассуждений о своевольстве, беззаконии и упадке добродетелей или о том, что община изжила себя. Новгород объявляется народовластием, но не на государственной, а на общин­ной основе. Переход от общины к республике, от перво­бытно-общинного строя к государственности, с социаль­ным расколом, который этот переход обусловил, остал­ся незамеченным. Лишь революционный демократ Н. В. Шелгунов отметил внутренние конфликты между бед­ностью и богатством, между властью и бесправием, свойственные новгородской общине. " Следующий крупный шаг в изучении новгородской темы был сделан В. О. Ключевским. С его именем свя­зано обращение русской исторической науки к социаль­но-экономическим проблемам. Будучи буржуазным ли­бералом, противником как самодержавия, так и револю­ции, Ключевский дал во многом реалистическую оценку

¹ Подробнее см. в разделе о князе. _________________ 23 _______________——

политической истории Новгорода, стремясь вывести ее из экономических условий. Следуя уже сложившимся в русской литературе традициям историзма, он исходил из прогрессивности и неизбежности объединения Руси, и это уберегло его, несмотря на явную антипатию к по­литическому строю России конца XIX века, от абстракт­ного противопоставления республиканского и монархи­ческого принципов. Он объясняет слабости государст­венных учреждений Новгорода глубоким антагонизмом между имущими и неимущими, столкновениями между центром и периферией, распылением власти. Для Клю­чевского Новгород не является символом народоправст­ва. За формами вечевой демократии он различает кон­туры боярского совета, скрытой пружины власти¹.

Полагая, что древнерусские города «были созданы успехами внешней торговли Руси»², Ключевский видит главным образом в торговле и основу политических уч­реждений Новгорода. Это не помешало ему отметить ус­коренные темпы закрепощения крестьян в Новгороде, но все же процессы феодализации до известной степени ото­двигались на второй план.

Интерес к социально-экономическим проблемам — характерная черта русской исторической науки конца XIX века. Следует отметить две капитальные моногра­фии профессора Варшавского университета А. И. Ни­китского, посвященные истории экономического быта и церкви в Новгороде³.

Переход к марксизму в русской историографии свя­зан с именем ученика Ключевского М. Н. Покровского. Его «Русская история с древнейших времен», написан­ная накануне первой мировой войны и неоднократно пе­реиздававшаяся при Советской власти, представляет со­бой первую попытку создания марксистского курса оте­чественной истории. Придерживаясь близких Ключевс­кому взглядов по вопросу о происхождении и характере русских городов, Покровский обогащает их марксистс­кими представлениями о классовой борьбе и общих за­кономерностях исторического процесса. Ему принадле­жит немало интересных и поучительных соображений,

¹ См.: Ключевский В О. Сочинения. Т. П. М., 1957. С. 75—76, 87—92, 97—102.

² Там же. С. 127.

³ См.: Никитский А. И. Очерк внутренней истории церкви в Новгороде. СПб., 1892; Он же. История экономического быта Вели­кого Новгорода. М., 1893.

_______________ 24 ________________

касающихся социального и политического строя Новго­рода. Он поднял важную проблему сравнительного ана­лиза Новгородской республики и вольных городов За­падной Европы. Однако увлечение торгово-капиталисти-ческой теорией не позволило ему оценить значение фео­дальных устоев, а с ними и своеобразие русской фео­дальной республики, в частности, в том, что касается эволюции государственного строя. Специально примени­тельно к Новгороду и периодизации его политической истории взгляды Покровского были подвергнуты крити­ке А. В. Арциховским¹.

Советские историки стремились применить к изуче­нию средневековой Руси представления о феодальной общественно-экономической формации, о закономернос­тях и этапах ее развития. Эта методология дает ориен­тиры и для определения исторической роли Новгородс­кой республики.

Отказавшись от эксцессов теории торгового капитала, подчеркивали последовательно феодальный характер средневекового Новгорода Б. Д. Греков, С. В. Юшков, М. Н. Тихомиров, А. В. Арциховский, Б. А. Рыбаков, Л. В. Черепнин и др. Они показали, что при всем зна­чении торговли основу его хозяйства составляло земле­владение, и именно крупная земельная собственность обеспечивала господствующее положение боярства. Эта тема специально разрабатывалась в монографиях С. А. Таракановой-Белкиной, Л. В. Даниловой, В. Н. Вернад­ского, В. Л. Янина, а также в общих работах по истории Новгорода (Н. Л. Подвигина и др.)². Ряд исследовате­лей последних лет (И. Я. Фроянов и др.) справедливо отмечают, что в нашей литературе с 30-х годов возник­ла тенденция преувеличивать зрелость феодальных отно­шений на Руси и относить к слишком далекому прош­лому момент возникновения феодальной собственности на землю, сказавшаяся и в интерпретации самых ранних

¹ См.: Арциховский А. В. К истории Новгорода//Исторические записки. 1938. № 2. С. 108—109.

² См.: Тараканова-Белкина С. А. Боярское я монастырское землевладение в новгородских пятинах в домосковское время. М., 1939; Данилова Л. В. Очерки по истории землевладения и хозяйст­ва в Новгородской земле XIV—XV веков. М. — Л. 1955; Вернад­ский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М., 1961; Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981; см. также: Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII—XIII вв. М., 1976.

—————————————— 25 ______________

известий, касающихся новгородской земли. Этот воп­рос ставится далее. Сейчас же речь идет не о вре­мени возникновения феодальных отношений в Новгоро­де, а о степени их развития в период республики, ины­ми словами — об экономической основе могущества боярства.

В советской литературе нет единого взгляда на сте­пень развития и характер феодализма в Новгороде. С. В. Юшков вслед за В. О. Ключевским и А. И. Ни­китским считает, что феодальные отношения в Новгоро­де были более зрелыми, чем в других землях, и отмеча­ет раннее в сравнении с Москвой прикрепление кресть­ян. Б. Д. Греков и некоторые его последователи пола­гают, что Новгород не выделялся среди своих соседей темпами процесса феодализации¹. В. Н. Вернадский, признавая справедливой позицию Грекова, идет еще дальше и говорит о медленности хода обояривания зе­мель. «Расцвет Великого Новгорода в XIV веке (а зна­чит, между прочим, и особенно интересующий нас рас­цвет политических форм. —О. М.), — указывал Вернад­ский,— опирался не на высокий уровень развития феодальных отношений»².

По нашему мнению, источники свидетельствуют о весьма раннем развитии феодализма в Новгороде, нес­мотря на отсутствие сильной княжеской власти, которая в Киеве в значительной мере стимулировала феодализа­цию и определяла ее характер. В Новгороде был дру­гой ускоритель процесса — размах товарно-денежного оборота. Новгородские грамоты поражают высокой раз­работкой института частной собственности на землю, и особенно боярской собственности. Купля-продажа, да­рение, завещание земли были очень распространенными явлениями. В результате уже в XIII веке наблюдается отмеченное А. И. Никитским «сильное движение к сос­редоточению земли в руках крупных собственников, уч­реждений и отдельных лиц». О сильной степени фео­дальной зависимости крестьянства говорят не только устанавливающие выдачу и наказание беглых смердов договоры с князьями и шведами, значение которых для суждения об уровне феодализации подвергается сомне­нию Б. Д. Грековым, но и упоминания грамот о неотхо-

¹ Подробнее см. в разделе об общественном строе.

² Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля... С. 29.

______________ 26 ______________

жих местах, о повинностях к монастырям, о юрисдик­ции землевладельцев и т. п. ¹

Слабое развитие отработочной ренты в Новгороде — главный аргумент В. Pi. Вернадского в пользу замед­ленного процесса феодализации — является, по нашему мнению, показателем не столько «сохранения дофеода­льных и раннефеодальных форм эксплуатации», сколь­ко своеобразия зрелого новгородского феодализма. Климатические условия делали малопроизводительным земледельческий труд. Новгороду не хватало своего хлеба, поэтому он не мог служить предметом широкой торговли. Собственные запашки крупных землевладель­цев были очень невелики (1—3 крестьянских запашки). Поэтому среди источников обогащения новгородских феодалов существенное место занимали рыболовство, охота и другие промыслы. Но они по самой своей эко­номической природе делали более выгодной, единствен­но применимой оброчную форму ренты. Мысль о том, что преобладание натурального оброка в Новгороде объясняется своеобразием экономики, а не недоразви­тостью феодализма, подтверждается и отмечаемым Вернадским на основе значительного фактического ма­териала переходом в XV веке к высшей форме феодаль­ной ренты —денежному оброку, минуя барщинную стадию.

Слабость княжеского землевладения и власти бла­годаря противодействующему влиянию торговых связей не затормозила процесса феодализации, а лишь при­дала ему особую в сравнении с Киевом форму. Перед исследователем Киевской Руси стоит труднейшая зада­ча размежевания отношений, вытекающих из осущест­вления княжеской власти и отношений, вытекающих из права собственности на землю, иными словами дани-на­лога и феодальной ренты,— настолько тесно был связан киевский феодализм с Киевским государством, настоль­ко феодальные отношения порождались из одного цент­ра за счет княжеских пожалований, настолыко иерархия феодалов совпадала с иерархией княжеских слуг. В Новгороде же мы встречаемся с экономическим процес­сом в более чистом виде. Феодализация идет посредст­вом выделения богатейших членов общины одновре-

¹ В соответствующих разделах дается более подробное изложе­ние упоминаемых здесь лишь вскользь норм гражданского права и правового пэложения групп населения.

_______._.________ 27 ________________

менно из многих центров. Летописи говорят о боярах земских, новоторжских, двинских, князе копорейском и т. п., отнюдь не имея в виду новгородских бояр, владе­ющих вотчинами в соответствующих землях. Разумеет­ся, и в Новгороде имела место передача земель госу­дарством отдельным лицам для сбора дани, а позже в кормление, что содействовало установлению разных форм зависимости крестьян хотя бы вследствие сосре­доточения в руках данников и кормленников значитель­ных средств.

Другая особенность новгородского феодализма — его теснейшая связь с торговлей, своего рода симбиоз тор­говли и эксплуатации сельского населения. Интересы торговли тянули новгородских бояр к городу. Крупней­шие феодалы имели здесь свои дворы, принимали актив­нейшее участие в политической жизни. Доходы с вотчин давали средства для ведения городской жизни. Бояр­ская экономика заключалась в сбыте продуктов вотчин­ного хозяйства.

Дата добавления: 2015-10-28