В своем действовании. 3 страница

Только теперь понимаю, какой трагичной была жизнь отца, особенно в последний год. Каково жить, будучи неизлечимо больным, когда с тобой хочет развестись жена, когда от детей никакого уважения, когда дочь "гуляет", а сын не оправдывает надежд, когда на работе подсиживают, и долги, долги, долги... А главное, невыносимое чувство упущенных возможностей, безвозвратно утерянного времени, и уже неспособность сделать то главное, что вечно откладывал на потом.

Раньше я жил с мыслью, что всё ещё только начинается, что я ещё смогу, у меня есть время… Теперь же чувствую, как исчезает каждое мгновение, словно в песочных часах, как безвозвратно уходит время, силы, возможности.

Годы требуют отчёта!

Нет, никак не могу согласиться с тем, что всё уже позади и ничего не будет.

Самое страшное и противное — врать самому себе!

Но стоит ли переживать по поводу проходящей жизни? Умру я, народится другой! Нашей солнечной системе четырнадцать с половиной миллиардов лет, а человечье существование короче века.

Нет, длинная жизнь большое испытание!

Не могу, не могу я жить, чтобы жить. Я должен, должен что-то сделать! Но что? Не знаю. Я делаю то, что считаю необходимым, что в моих силах. Но в этом ли моё предназначение? Неужели все мои усилия в пустоту, и вся жизнь моя ничего не стоит? Нет, не могу в это поверить, не могу! — Или не хочешь? — Наблюдая упитанных и довольных собой сорокалетних ловеласов с толстыми кошельками, невольно спрашиваю себя: а чего достиг я? что есть у меня? на что потратил я сорок лет жизни?

Нет, не могу я уподобляться тому, что считаю для себя лишённым смысла. Нет у меня ни денег, ни карьеры, но есть нечто более важное — тайна, которую я разгадываю! И она важнее всех тленных благ. Только этому и стоит посвящать жизнь!

Я живу и делаю то, в чём вижу смысл, даже если для других это полная бессмыслица. Я существую в мире своих представлений, и мне наплевать, верны они или нет!”

Дмитрий бродил между могилами, читая надписи на надгробиях.

“Все, все умерли: и отец, и сын, и муж, и жена. Максимка — четырех лет не исполнилось! — "Солнышко наше, радость наша, как жить без тебя..." Прошло уже десять лет, а детские игрушки стоят до сих пор!

Какое радостное, беззаботное лицо. А ведь не думал, что умрёт в двадцать пять. Что он не сделал? Что хотел сделать? Почему? Почему?!!!

Чем, чем отчитаюсь, что скажу перед смертью себе, людям, но главное себе?! Кого я осчастливил в эти годы? и был ли счастлив сам когда-нибудь? не отнял ли я что-то у природы? и стал ли сам добрее хоть чуть-чуть? Что принесло моё существование Земле и людям, Миру целиком? Иль, может быть, напрасны все старанья, и все труды засыпятся песком? Так стало ль чище сердце и душа, или оценка только лишь слова? Кто вспомнит обо мне благодареньем? Или никто не вспомнит никогда? Зачем тогда слова, слова, слова..! Не похвалы ищу я, не награды. Ищу ответ: зачем я был рождён? зачем я жил? и буду ль воскрешён? подарит ли Господь благо отрады? иль недостойный буду умерщвлён? В конце концов, зачем же я живу, и что в итоге людям принесу? В чём смысл моего существованья? чтоб счастье обрести иль наказанье? Да и зачем, в конце концов, оно, когда, быть может, всё предрешено? И всё же, всё же, всё же, всё же, всё же... я не могу себя не осуждать, чтобы в конце покаяться, быть может: помог я миру в чём-то лучше стать!

Нет, всё не то, не то! И зачем эти венки, ленты? Не это мне нужно, не это! Всё ложь, обман, самообман! Всю жизнь жил иллюзиями. И только теперь понял, как надо было жить. А венки, ленты, цветы, — это они для себя старались. А человеку не это нужно, не это! А только бы денёк, хотя бы один денёчек счастливо пожить, чтобы правильной, истинной жизнью. Только вот из могилы не выпрыгнешь!

Я всю жизнь не верил. То есть верил, хотя больше не верил, — ни в бессмертие души, ни в посмертный суд. А сейчас совсем скоро. Отчитаться же нечем. Венки и ленты истлеют, цветы уже завяли, и буду я лежать под холодным камнем. И все воспоминания, слова признательности только изолгут меня окончательно. А я ничего не смогу возразить. Вот за то и любят покойников, что они возразить ничего не могут! Живого-то почитают, а мёртвого бранят.

— А ты бы хотел, чтобы наоборот: чтоб при жизни бранили, а после смерти возносили до небес?

— А кто его знает, что лучше. И так не эдак, и эдак не так, — кто мёртвых поймёт?!

— Куда уж мёртвых, живых понять не могут.

— Достойно умереть не менее важно, чем жить.

— Какое это имеет значение, если после смерти нет ничего?! Если я не верю в посмертное существование, то почему я не должен любить жизнь?

— Не полюбив смерть, вряд ли научишься любить жизнь.

— Как же вы мне все надоели! И тут покоя нет. Прошу, хватит! Умоляю, дайте покоя! Дайте не быть! Я в жизни намучился, руки на себя наложил, надеялся, хоть смерть упокоит на веки. Думал, нет никакого загробного существования, повешусь и всё. А теперь куда деваться от бессмертия?! И ведь ещё отправят чёрт знает куда. Уж лучше жить, чем так мучиться!

— Вот и надо было. Никто не заставлял вешаться.

— Это хорошо, когда сам, а когда безо всякого желания — убили, и всё.

— Видать, судьба такая.

— Судьба, судьба. Я до сих пор не знаю, что такое судьба. Предначертано было убийство, или сам я виноват?

— Вот вы, известный человек, вам цветы носят, а я так и остался неизвестным, хотя совершил не меньше вашего, и жизнь у меня была не менее замечательная.

— Да что вы спорите. Разве смерть нас не уравняла?

— Нетушки! И тут своя иерархия!

— Судить всё равно будут нелицеприятно.

— Полагали, будет одно, а всё оказалось не так. Вот и думай после этого о смерти. Эх, смерть!..

— Закурить бы сейчас. Рюмашку пропустить, или пивка с рыбкой.

— Бабу хочу, бабу!

— Хватит. Привыкнуть пора. Пожили, будя.

— Нет, не могу, не могу! Дайте пожить, дайте! Хотя бы денёк! Хотя бы часик!! Минуточку!!!

— Была у тебя минуточка, да не одна, а 40997371 — весь твой срок!

— Нет, не могу я здесь, не могу! Хоть бы кто пришёл, поплакал. К этому, что вчера похоронили, цветочки носят. А мне... Скорей бы уж суд!

— Успеется. Ведь не знаешь, чего приговорят. Может, и не помилуют. Тогда о здешних страданиях молить будешь.

— Потерпи, уж скоро.

— Никто не помилует, никто! Всё что заслужил, сполна получишь! Жизнью праведной надо было жить: добро творить, прощать, любить несмотря ни на что, — не стонал бы сейчас!

— Задним-то умом все горазды.

— Говорили же тебе, призывали, убеждали. Не верил, наверное?

— А как поверить, пока сам через это не пройдёшь. С волками жить, по-волчьи выть.

— Вот теперь и вой, раз ничему больше не научился за всю жизнь.

— Эх, кабы пожить, вернуть денёчки…

— Привыкай к новой жизни.

— Надо было готовиться к вечности, копить нетленное.

— А у соседа ограду украли.

— Людям кушать надо, вот и крадут.

— Смотри-ка, этому опять цветы принесли.

— Дешёвые какие-то. Лучше бы уж конфет положили.

— А у этого-то могилка посуше будет. Вот здесь и заночевать.

?!

Дмитрий вдруг заметил стайку детей, пристроившихся между могилами.

— Что вы тут делаете? — с удивлением спросил он.

— Как что? — в свою очередь удивилась девочка. — Я тут живу. Когда тепло, сплю на могилке, когда холодно — в туалете. Правда, там крысы… Я их очень боюсь. Однажды, когда спала, крыса забежала, так я испугалась, так испугалась!..

“Вот тебе и Бобок!”

— А это друг мой, — девочка указала на щуплого подростка, — тоже бездомный.

— Как же вы тут живёте, чем питаетесь?

— А что покойникам приносят, то и едим. Особенно хорошо после праздников: объедок много, конфет тоже. После Пасхи яйца крашеные собираем.

— Ну а когда праздников нет?

— С могил цветы собираем, свечки, украшения разные, ну и продаём…

— А мама, папа у тебя где?

— Не знаю. Пьют, наверное.

— А живёшь где?

— Так здесь, — ответила девочка удивлённо, — на кладбище!

— А дом у тебя есть?

— Нет, мама квартиру продала.

— Чья же ты?

— А ничья.

— А меня мама бьёт, когда я прошу кушать, — с горечью сказала другая девчушка, — продаёт меня за бутылку.

— Нас называют "живые деньги", — усмехнулся мальчик.

— Почему? — удивился Дмитрий.

— Родители из дома выгоняют, чтобы мы денег принесли; всё равно как достанем, в тюрьму-то нас не посадят. Иногда приходится приторговывать. Покупаю там газетки разные. Танюшке я уже ботинки и куклу купил. Вот только рэкетиры достают. Однажды у метро подошёл ко мне парень и предложил отдать ему деньги, а заодно и кожаную куртку снять. Я ему в нос газовый баллончик, что купил на первую выручку, он так и рухнул. Ну я в вагон. После этого случая каждый день станции менял. А недели через две всё равно выследили. По голове доской так дали, что до сих пор болит.

— Неужели никто не вмешался?

— Стоящие рядом делали вид, что не замечают. Человек человеку — бревно!

— Ну а милиция?

— Милиция сама за нами охотится, чтобы поиметь.

— Но ведь закон защищает детство! — Дмитрий почувствовал наивность своих слов.

— Ничего он не защищает. Какое детство, когда жрать нечего!

— А меня мама из окна выбросила, — сказала девочка лет девяти, очень похожая на мальчика.

— Как это? — оторопел Дмитрий.

— Она вечно пьяная, дома есть нечего, ну мы и пошли гулять. Братья увидели дяденьку пьяного, сказали, чтобы я заманила его на стройку...

— Ну а потом, — перебил сидящий рядом мальчик, — когда он присел, она дала ему кирпичом по голове. Только он не умер, и нам пришлось его камнями добивать. Вещи забрали, кое-что продали сразу на рынке, купили сладостей, поесть…

— А не страшно было? — Дмитрий съёжился от ужаса.

— Не-а, — задористо ответила девочка. — Я только крови боюсь. Ну а через два дня ещё одного так же убили. Потом ещё. А потом нас поймали. У нас уже двое старших братьев в тюрьме сидят. А что делать, раз матери на нас наплевать?! Вот и приходится выживать. Моей старшей сестре шестнадцать лет, а она уже два аборта сделала.

Девочка с ярко намалёванными губами улыбнулась.

— Мы тут с парнями решили попробовать что-то новое в сексе: трахались на балконе, в ванне, в кинотеатре… Но всё не то. Посоветуйте что-нибудь суперсексуальное.

Дмитрий только пожал плечами.

— Вредно курить, — сказал он, глядя как мальчуган достал сигареты и стал прикуривать.

— А мне скучно без сигарет. Они хоть как-то согревают.

“Да, холодно. В душе холодно. Одному холодно. Что же согреет? Где найти тепло?”

Мальчуган постарше достал полиэтиленовый пакет, намазал его клеем из тюбика, и стал дышать. Глаза закатились, по лицу расползлась счастливая улыбка.

— Кайф!

— Денег хватает?

— А то! Вчера с ребятами палатку грабанули. Торты утащили, конфеты. Но лучше милостыню просить. Иногда в день до трёхсот рублей выходит. Но самое выгодное — телом торговать: или в туалете «Макдональдса» или в привокзальной подворотне. Заработать можно настоящее бабло, а милостыню просят только лохи.

— А я уже давно в порнофильмах снимаюсь, — с гордостью заявила намалёванная девчушка.

— Да что они понимают? Клей нюхают, сюсюкаются. Жизнь надо держать во как! — Мальчишка сжал кулак. — И дрючить её, пока сливки не польются.

“Когда смотрю на молодёжь, становится грустно. Но не потому, что завидую. Напротив, мне жаль их как слепых котят, которым ещё только предстоят разочарования и страдания. Нет, всё бессмыслица, всё!”

Увидев маленькую часовню, Дмитрий решил зайти, чтобы отдохнуть и сосредоточиться в мыслях. Как только он открыл дверь, его подхватила музыка. Зал часовни был абсолютно круглый, по окружности стены были прикреплены сиденья, а в центре на постаменте стояла бронзовая скульптура. “Воспаряющая душа!” — сразу подумал Дмитрий.

В разных концах круглого зала сидели задумчивые посетители. Говорить ни о чём было невозможно — говорила музыка! Она мягко усадила и нежно окутала трепетом понимания и сочувствия. Звуки пронзили нежностью, вызвав ни с чем не сравнимое наслаждение, и Дмитрий ощутил, как весь превращается в чувство, когда нет ничего кроме чувства, и чувство это безмерно и пронзительно как молния, болезненно и приятно как смерть!

“Что это? Оно разум затмить готово! Но откуда? Из детства? Да. Это... это желание нежности… желание быть нежным… Я хочу сладкого безмятежного забытия… хочу заснуть в любви… хочу покоя… Наверное, это воспоминание, как мать кормила меня грудью, а я, насытившись, засыпал у неё на руках… Я и сейчас хочу нежного бессловесного понимания, когда женщина знает, чего можно хотеть от неё, и даёт это желанное удовлетворение и покой.

Знаю, знаю, все мечты мои чушь, но любовь к этому образу и сила чувства делают образ реальным!

Чудо из чудес — музыка! Картины, скульптура, стихи — всё это от ума, это всё жалкое копирование реальности. А вот музыка!.. Это даже не мираж, не иллюзия реальности… это выдумка, нечто невообразимое, необъяснимое — то, чего нет, что нельзя пощупать, что появляется буквально из ничего! Картины — это холст и краски, стихи — это словеса, а музыка… нет, это не ноты. В музыке нет ума, она вся чувство, настроение, вдох и выдох, что-то неуловимое, и в то же время значительное, столь важное, без чего и жить невозможно!

Что же притягивает меня в музыке? Наверное, гармония! Но что есть гармония? … Неблагодарное занятие — пытаться объяснить музыку. … Но почему, почему эта мелодия кажется мне гармоничной? Наверное, потому что волнует. Однако не всякая мелодия способна заставить плакать, не в любой музыке есть гармония, но лишь в той, что идёт из души и идёт в душу! Это гармония звуков сродни гармонии Вселенной. Жизнь души — это музыка!”

Он взглянул на бронзовую статую в центре зала и залюбовался. “Это душа моя одинокая! … Душа, душа, как трудно в мире найти гармонию мечты. Как тяжко в теле, и в квартире, и улететь мечтаешь ты. А тут заботы и соблазны, обязанности и долги, и тело разжигают страсти… Тебе же хочется любви! Как много лишнего в сей жизни, как много чуждого душе. И где найти простор для мысли? и счастье где найти себе? Томит мне душу искушенье любить, любить, любить, любить! и страсти хочется, волненья… Иначе стоит разве жить? Душа, душа, о чём ты плачешь, в глубокой тишине поешь? — О том словами не расскажешь, о том лишь сердцем узнаёшь! Я без ума лишь существую, без плена мысли, чувством лишь, и я люблю мечту любую, люблю мечтать в ночную тишь. Увы, никто не понимает моей печали и тоски, и грусть меня не покидает… и как же хочется любви!.. Любви, созвучья, пониманья, и нежности, что нет нежней. Вся жизнь моя одно исканье, и жажда быть собой, добрей… Услышит ль кто мои терзанья, без слов услышит, и поймёт? Хочу любви, любви страданья, и снится мне души полёт. Я улетаю, улетаю, я всё оставил на земле, я таю, таю, таю, таю… Душа, иль это снится мне?..”

Зал опустел. Дмитрий остался наедине с собой и музыкой.

“Чего же ты хочешь? — Чего? Наверное, постичь Гармонию, понять смысл происходящего, узнать судьбу свою.

Ничего себе задачка — Замысел Божий постичь!

Как же мне жить? к чему стремится? чего желать? Уехать, сбежать от мира или устраивать жизнь со всеми вытекающими проблемами? Нет, лучше бы не познать пути правды, нежели, познавши, возвратиться назад от преданной святой заповеди. В Писании верно сказано: для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите ещё снова поработить себя им?

Я обречён на любовь! В этом моя судьба. Ведь если не любить, значит, ненавидеть? Нет, остается только любить, и этим быть счастливым!

Я хочу любви. И веры. Я нуждаюсь в любви как в вере. Отказываюсь от сладкого, чтобы насладиться горьким! Я хочу подарить себя, но никому не нужна моя любовь. Нет у меня ни жены, ни дочери, ни друга. Один Господь! Но Он стоит всех! Только Он меня понимает и любит, делая счастливым.

Любовь! Как много в этом слове для сердца и души сплелось, как много в нём отозвалось!

Но что за бес меня терзает? Иль это ангел шепчет мне? И как понять себя в судьбе?

Никто меня не понимает. И не поймёт. И сам себя порой не понимаю я.

Но что же это за волненье? к чему влечёт меня душой? что говорит мне ангел мой?

Я чую, чую содроганье, и трепет сердца, стон души. Но кто же это, кто же ты?

Любовь… Она неуловима. Не хватит слов, чтоб описать, то можно лишь душой понять.

Так что же ты, любовь, желаешь? чего ты хочешь от меня? зачем понадобился я?

Так неужели, неужели влечёт к любви меня судьба? В любви заключена она?

А может, я лишь ошибаюсь, или внушил себе мечту?

За что же любят красоту?

Но нет, я слышу, ощущаю волнение другой души, и ты приходишь в мои сны.

Жизнь — сон с открытыми глазами, а сон есть жизнь моей души, пространство тайное любви.

Что есть мечты? — судьбы предзнанье? молитва? жажда? жизни цель? иль, может, жизни смысл моей?

Так что же душу мне волнует, смущает сердце, мутит ум? Кто ты, источник моих дум?

Мне образ не даёт покоя, не явен он, неуловим. Как нам понять себя самим?

Куда зовёшь меня, мой ангел? Что должен я собой свершить? Или кого должен любить?

Всё есть Любовь! Всё Бог! Всё Слово! Мы искры Вечного Огня, и Им живёт душа моя.

Всё достигается любовью, любовью мир творится наш, любовью правит Бог и нас.

Должны идти мы за любовью, служить любви, любовью жить, творить любовь, и всех любить!

Но что же, что за наважденье? Куда исчез благой покой? чего ты хочешь, Боже мой?!

Я жду и не жду ничего, надежды уже не питая. Но воле послушен Его, судьбу до конца принимая. Не знаю, что зло, что добро, что благо, а что неудача. Мне нужно одно — ничего! как мелочью крупная сдача. Кокетничать хватит с собой. Я жажду в себя воплотиться. Узнать, что сокрыто судьбой, и с мыслями уединиться. Творить с Богом наедине, Его став послушною ручкой. И этим я счастлив вполне, равняя себя с закорючкой. Желаю, хоть знаю: желать, а также иметь — недостойно! Но мудрым ведь сразу не стать, всё в жизни приемля спокойно. Пусть будет, что будет — приму я всё как судьбы моей волю. И всё же пойду и пойду, как счастье неся свою долю!”

Дмитрий вышел из часовни.

“Куда теперь? А, всё равно!..”

На улице и в душе было зябко. Единственным местом, где можно было спрятаться и найти тепло, было детство.

“Ревнив Дух! Оставляет меня одного. А потому одиночество нужно воспринимать как благо. А что ещё остаётся? Либо плакать оттого, что жизнь кажется бессмыслицей, либо верить, что во всём есть смысл и искать его, либо придумывать нечто, облегчающее жизнь. Одиночество неизбежно для тех, кто старается постичь то, что другим непонятно или не нужно, кто идёт туда, куда другие идти боятся.

Я не хочу быть кем-то. Я хочу быть собой! А потому должен готовиться к непониманию и одиночеству мудреца”.

Проходя мимо детсадовского сквера, в котором он гулял в юные годы, Дмитрий решил зайти к "своему" дереву. Ему вспомнилось, как привезли саженцы, и вместе с воспитателями они — дети — высаживали молодые деревца в землю. "Запомни, это твоё дерево. Ты за него отвечаешь", — врезались в память слова воспитательницы. — "Да, я за него отвечаю! Это моё дерево." А потом, много лет спустя, он с удивлением обнаружил, что согласно гороскопу друидов это действительно было "его" дерево.

“Странная вещь память. Предмет, слово, фотография, музыка, лицо могут мгновенно вернуть прошлое, будто отмотать видеозапись пережитого, и видишь всё в мелочах, каждую деталь, цвет, даже чувствуешь запах”.

Дмитрий подошёл и погладил ствол "своего" дерева. “Мы живём параллельно, только масштаб времени у нас разный”. Он ещё раз с нежностью погладил ствол. “Как поживаешь? Тебя не узнать. Вырос. Изменился. И, как и я, всё также одинок. Да, что поделать, коли судьба такая. Хотел бы я пожить твоей жизнью. День на день похож, скука смертная. Весна, осень, зима и снова весна, — ничего не меняется. Все перемены — дождь, ветер, снег, солнце, и снова снег. Одиночество — вот мука. Что ж, видно судьба моя такая. Одно хорошо — немного осталось. Пора цветения прошла, а плодов нет. Никому я не нужен. Разве только птицам. Лишь они моя отрада и единственное развлечение. По правде сказать, люди иногда благодарят, но бывает это редко. А ведь я для того и живу, чтобы дарить радость окружающим. Стараюсь делать мир чище. Только никто меня не ценит, никто не понимает, не заботится обо мне. Никому я не нужен. Никто меня не любит! Лишь птицы. Да ещё дети. Ну и ты, может быть?

В детстве радость была от всего, всё было внове. Сейчас с каждым годом всё сильнее давит груз прожитого. Чем больше лет проходит, тем больше грусти.

Земля питает меня, но и держит. А я так люблю небо! И ещё туман — когда всё исчезает, и ты абсолютно один. И ещё весну люблю, набухание почек, нежные липкие листочки. Как приятно быть свидетелем рождения нового, видеть появление желторотиков, наблюдать, как они учатся летать, осваивают жизнь. Но и осень люблю, — осенью я становлюсь красивым!

Меня бездвиженье угнетает. Надоело стоять на одном месте, хочется развития, движения. Так хотелось бы мир повидать, сотворить нечто удивительное. Однообразие дней так мучительно! Осенью так и тянет улететь с птицами!

Когда рос, казалось, достигну высот, мечтал стать чем-то значительным, надеялся приносить пользу людям. А кончилось тем, что стою в одном ряду с другими, и никто мне не рад.

Всё более ощущаю себя песчинкой в мире, всё более проникает в меня мысль о промежуточности нынешнего моего существования, о моей прошлой и будущей жизни, будто пытаюсь сделать то, что не успел когда-то. С каждым годом всё отчетливее ощущаю огромный пласт живших до меня, в котором растворюсь после смерти, выдавленный в небытиё ожидающими своего часа родиться. Всё более ощущаю себя посреди толщи времен. Я песчинка. Но сверкаю!

Отчего во мне эта непрекращающаяся тоска по прошлому? Оттого что оно невозвратно? Но я не хочу возвращаться в былое. Детство моё наполнено одиночеством — мучительным и желанным.

Я родился по необходимости — матери нужно было устраивать свою личную жизнь. Не любила она ни меня, ни отца, — иначе бы не изменяла! Необходимость, необходимость правит бал! Вся логика жизни в движении необходимости! И естественно, каждый прежде думает о себе.

Нет, не хотел бы я возвратиться в прошлое. Время моё сейчас! И ничего не хотел бы менять в прожитом, настолько оно закономерно, настолько оно моё.

Тогда зачем эти воспоминания? Обращение к детству как попытка понять судьбу? Да, я хочу понять себя. Я ведь почти не изменился за прошедшие тридцать лет, и все мои сегодняшние качества обнаруживаю в себе–ребёнке. Главное из них — вера в слово!

"Всем хорошим во мне я обязан книгам", мог бы повторить я слова известного писателя. Книги были моя отрада и страсть. Я помню, где и как купил каждую книжку из своей библиотеки. Это не просто вещи, это события моей жизни, и потому так бережно я отношусь к ним. Книги я покупал на деньги, которые мне мать давала на школьные завтраки. Но самое удивительное, что, будучи ребёнком, я некоторые сложные научные труды покупал впрок, словно предчувствуя, что когда-то они мне пригодятся, и они действительно пригодились спустя много лет.

Меня дразнили дворником и одновременно интеллигентом. То ли за любовь к книгам, то ли за любовь к музыке, или потому что был не как все. Меня избивали одноклассники, и во дворе тоже, и я плакал, но не от боли, а от унижения. И чтобы сохранить себя, я научился защищаться.

Многие сверстники называли меня стариком. Я, действительно, ощущал в себе нечто, что направляло и защищало меня, удивляясь непостижимой мудрости сокрытого во мне.

Меня манило всё необычайное. Любимая игрушка детства — калейдоскоп. В ней восхищало бесконечное разнообразие гармонии, возникающее от любого движения; но настоящим открытием стало то, как она образуется. Когда однажды я разобрал магическую трубу, то с удивлением обнаружил, что весь секрет заключён в системе зеркал, и удивительные частички целого лишь кусочки битого стекла, которые сами по себе никогда не привлекли бы моего внимания. Это превращение хаоса в гармонию удивляет меня до сих пор.

Воспоминания детства — нескончаемая тоска, и мука от желания понять себя: чего же хочу, что должен делать, почему меня влечёт к одному, тогда как всех к другому?

Как жаль мне себя, как люблю я его — трогательного, одинокого и мечтательного мальчика с незащищённой душой.

Меня всегда манило одиночество — какой-то тайной! Но самая главная трудность была в желании оставаться собой, и потому столь велика была потребность в свободе. В целом, детство вспоминается как неволя: ограждения, запреты, наказания, — одним словом, рабство!

Я был не счастлив!

Лишь каникулы были праздником, потому что тогда я мог быть свободным — я мог быть собой! И когда не хватало сил их дождаться, заболевал. Но в долгожданные каникулы родители "сбрасывали" меня в загородный лагерь; летом — в летний, зимой — в зимний. Это была комфортабельная, но тюрьма. Распорядок душил меня. Я жаждал одиночества, свободы для своих настроений и размышлений, уединения под звёздами. Но требование казармы этого не допускали. Вынужденный идти строем, я с завистью смотрел на тех, кто был свободен и мог идти на все четыре стороны. Мне хотелось сбежать в новое, непостижимое, удивительное. Проходящая поблизости железная дорога манила приключением. Я мечтал уйти по ней в таинственную бесконечность, чтобы уж никогда не возвращаться в лагерный ад. Однако вынужден был идти в казарму. Своей обязаловкой лагерь тяготил меня. Быть «как все» для меня было равносильно самоубийству. Я читал меньше, чем хотел, занимался не тем, что мне нравилось, — коллектив убивал во мне индивидуальность. Я всегда неуютно чувствовал себя в стаде, где меня воспринимали как чужака. Я не мог приспособиться, как не мог не быть собой!

Уровень, который задавало большинство, был ниже моего, а опускаться я не хотел! Ночные шутки — вроде подкладывания лягушек в постель — удивляли и возмущали, а грубость и скабрезность солагерников превращали отдых в каторгу. В школе я инстинктивно сопротивлялся обучению, интуитивно не воспринимая то, что ощущал неистинным или мне не нужным. Сознание подростка ещё не могло отличить обмана от правды, но душа, душа отличала, непостижимым образом откликаясь на слова истины, и оставаясь равнодушным к водопадам обольщающей лжи.

Только теперь я понимаю, чем были вызваны мою юношеские истерики — желанием прорваться сквозь суету, почувствовать Высшее, потребностью ощутить Мир Иной!

Неужели это никогда не повторится? Неужели всё безвозвратно? всё в прошлом, в безжалостном прошлом? Эх, вернуть бы, повторить…

Но нет, не хотел бы я возвращаться в прожитое; слишком оно — детство моё, грустное, одинокое. В нём много слёз и нет любви, нет понимания и нет сочувствия, а только невыносимая мука одиночества!

— Бедный мальчик. Как тяжело тебе. Но держись. Слушай голос, что звучит в душе, иди за ним и будь собой. Во что бы то ни стало будь собой! Не изменяй себе. Не всё, но очень многое зависит от тебя. Не стыдись себя, доверяй своему внутреннему голосу. Слушай сердце и не иди против совести. Сомневайся в доводах разума и доверяй сердцу. Не бойся разочарований. И думай об окружающих хорошо, даже если они творят зло. Пойми сокрытую в тебе мудрость и будь собой — в этом всё! Храни в себе себя! Когда-нибудь ты поймёшь, какое богатство в тебе заключено. Береги его, не растлевай чуждыми веяниями. Храни сокровище, тебе дарованное. Старайся очистить себя от чуждого. Слушай себя! — в этом вся мудрость! Не бойся ничего, кроме предательства — предательства себя! Главное — во всём и везде оставаться собой! Быть собой самое трудное, но и самое правильное! Ты поймёшь себя, если будешь верен себе. Это очень трудно, но необходимо. Счастье — быть в гармонии с собой. В тебе заключено очень многое, и ты должен реализовать дарованное. Постигни сокрытое в тебе сокровище и стань им! Ведь ты родился не напрасно. У тебя есть цель и смысл жизни на земле. Ключ к постижению этого — быть собой! Осуществи себя! Стань тем, чем ты должен стать! Постигни своё предназначение! А для этого всегда и во всём будь собой!

Спасибо тебе, дерево! Я люблю тебя. И всегда любил. Только ты меня понимаешь!”

Дмитрий с любовью погладил шершавый ствол.

“Страшно то, что прежнее никогда не вернётся, и мы никогда не будем такими, какими были когда-то, и не будет уже тех надежд и возможностей, которые позволяли смотреть в будущее с надеждой, с радостью ожидая каждого следующего дня”.

Дмитрий ещё раз с любовью погладил шершавый ствол.

“Прощай детство моё печальное. Мне не жаль тебя! Мне жаль себя! Не хочу я возвращаться назад, однако чувствую, что вернусь. Но это будет уже новое детство”.

Он решительным шагом вышел из сквера.

“Странно, словно смотрю на себя из будущего, как в прошлое своего настоящего, оценивая, хорошо или плохо я поступаю.

Нет, не хочу смотреть в будущее, из которого выгляжу отжившим. Всё настоящее для меня сейчас! Да и есть ли оно — будущее?”

— Вы хотите узнать будущее? Хотите знать, что вас ждёт впереди? Узнайте ваши завтрашние тайны сегодня! У нас вы можете постичь своё будущее!

Две женщины стояли возле весьма странного аппарата с надписью «Уста судьбы» и зазывали желающих.

— И что, правду говорят? — недоверчиво спросил Дмитрий.

Дата добавления: 2015-10-28