Ибо то угодно (Богу), если 29 страница

Быть готовым ко всему означает следующий шаг после веры, а за ним — ничего не желать, ничего не ждать от жизни и отдавать. Но тогда ради чего жить? В чём смысл человеческого существования? Научиться любить несмотря ни на что, то есть отдавать, ничего не требуя взамен? Но как обеспечить себе хлеб насущный?

Страх перед будущим — от безверия!

Нет, не могу я уже вернуться в только лишь материальное существование. Чувствую, что уже не могу не верить, словно опору под собой ощущаю. Вера — будто свет, освещающий жизненный путь. А может быть, и это иллюзия?

Моя проблема в том, чтобы освободиться от сомнений. — Вера, в которой нет сомнений, это или заблуждение или предвидение. Сомнения есть оборотная сторона веры. — Но может ли разум уверовать? — Только через убеждение в истинности того, во что веришь.

Нет, не могу я жить без веры! не могу! Я постоянно сверяю своё поведение с Голосом, звучащим внутри, а все мои неприятности от собственной глупости.

Я безрассуден. Многие мои поступки это действия без надежды на успех. Однако то, что заставляет поступать меня безрассудно, как бы минуя разум и не допуская сомнений, как раз и приводит к истинным поступкам.

И всё-таки хочется сохранить здравый смысл.

Меня мучит какое-то странное сочетание рационализма, как выражение требований реальности, и иррационализма веры, — по существу, противоречие между требованием действительности быть рациональным и прагматичным, и ощущением другой реальности, которая является основой веры.

Неужели всё моё самосознание, самоощущение, всего лишь психофизиологические реакции?

Предположим, что всё выдумки: и вера, и бог. Что меняется? Да ничего. То, чем я жил раньше не исчезнет просто так, но даже если исчезнет, то образуется пустота, которая должна чем-то заполниться.

А если, действительно, никакого процесса не происходит, не происходит ничего, то есть вообще ничего нет?! Предположим, ничего из того, во что я верю, не существует. Но что тогда есть? Только то, что можно пощупать?

Зачем жить, если нет цели, к которой стремишься, нет веры… нет ничего, что смущает здравый смысл? Если нет ничего, выходит, моя жизнь пуста, значит, она выдумка, такая же, как и Бог? — Так всё выдумка! Всё!!! — Но тогда я должен повернуться на сто восемьдесят градусов и заняться чем-то другим, более реальным. Или продолжать жить выдумками? Что, в самом деле, лучше: жить, как хочется, даже если знаешь, что это иллюзия, или существовать в реальности, от которой тошнит? Пусть мечты — самообман, но самообман спасительный. Пусть буду приятно заблуждаться, чем смотреть на мерзость реальности, от которой тошнит. Человечество живёт в сказке, и трудно сказать, большее время мы находимся в мире выдумок, возвращаясь в реальность, или же только на время сбегаем в спасительный мир грёз.

Так что же есть вера: предчувствие иной реальности или самовнушение? И что есть реальность?

Не только звуки музыки, но и запахи способны изменить реальность; реальность, но не действительность. Всё зыбко, неопределённо, не на что опереться, всё может обмануть, во всём можно ошибиться. Как жить тогда?!”

Вдруг захотелось умереть, причём для того лишь, чтобы узнать, действительно ли существует Бог, есть ли на самом деле Рай и Ад. Мысль эта показалась безумной.

“А может быть, я и не заметил, как сошёл с ума, если готов умереть только ради того, чтобы убедиться в существовании Божием? Ведь можно сказать, что я всё выдумал: и Голос, и судьбу свою, и общение с Космосом. Но если всё это результат самовнушения, то что есть самовнушение? Желание желаемого? Однако вряд ли я желал того, скорее это была потребность, обращённая внутрь, нежели вовне. А вот вера идёт извне, я это отчетливо ощущаю; чувствую, что не могу не верить, хочу не верить, но не могу! Вера наполняет меня извне. Это не просто я верю, а словно я должен верить! Причём это не абстрактная вера, а вера в необходимость совершения определённого действия. Не насилие, не принуждение, а предложение поверить в то, что необходимо поступить именно так, а не иначе. И если я верю и поступаю сообразно, то испытываю чувство удовлетворения и вера моя прибывает. А если не совершаю то, к чему меня зовёт поверить Нечто, то ощущаю неудовлетворённость и чувство вины. Это не просто я верую, то есть верю в своё желание, иногда это против моего желания, словно Что-то извне предлагает мне поверить и не следовать своим желаниям; и если я верю, то получаю гораздо больше и лучше, хотя иногда совсем не то, чего желал. Самое главное, что вера идёт не из желания, а извне, это словно ощущение судьбы, ощущение Предопределения!

Так чего же больше в вере: желания или предчувствия? С одной стороны, пытаюсь постичь судьбу через отыскание закономерности происходящего, а с другой, смиренно готов ко всему. Мне нечего терять, и в то же время я ничего не хочу приобретать. Но чувствую, чувствую, что, несмотря на все мои шатания, сомнения, колебания, иду предопределённым мне курсом, и всё происходит как должно, хотя и не могу объяснить как именно. Вся моя нынешняя жизнь это вера!”

Внезапно Дмитрия остановили две проходящие мимо женщины.

— Не хотели бы вы изучать дома Библию? — спросила одна из них.

— Вы хотели бы знать, для чего умер Иисус Христос? — обратилась другая.

— Я хочу понять смысл происходящего, — ответил Дмитрий, удивлённый столь неожиданным обращением. — Люди охотно изучают Библию, ставят свечки, молятся, но чаще всего это лишь оправдание своей нелюбви к ближнему.

— В мире нет другой публикации, которая бы также как Библия представляла Божье руководство для тех, кто хочет поклоняться Богу и обрести его благоволение.

— Бог не в книгах, а в любви, — возразил Дмитрий. — Нужно лишь раскрыть своё сердце, искренне попросить, и ответ придёт. Но даётся ответ для воплощения, а не для удовлетворения любопытства.

— Однако, чтобы правильно обращаться к Богу, нужно знать его имя.

— У Бога нет имени. Всё в чувстве. Ибо Бог есть любовь.

— Приходите к нам на конгресс, и вы убедитесь, что Бог именно в нашей церкви. Вот возьмите журнал и наши брошюры.

Женщины вручили Дмитрию цветные буклеты и пошли дальше.

— Они уже вышли на охоту за вами, — сказал кто-то за спиной.

Дмитрий обернулся и увидел мужчину с листовками в руках.

— А вы знаете, что недавно три девочки выбросились из окна? А всё потому, что находились под влиянием секты. Эти сектанты навязчиво предлагают рекламные буклеты с красивыми картинками райской жизни, которая наступит только для членов их церкви. Люди не имеют информации о ложности их учения, и потому доверяют рекламе секты как "единственно истинной божьей организации". Уже многие тысячи людей введены в заблуждение и стали жертвами этого опасного культа.

— Что предосудительного в том, что они хотят приобщить людей к вере? — спросил Дмитрий.

— Каждая секта старается замаскироваться, чтобы получить наибольшую власть. Вот и эти обманывают. Они говорят, что христиане, а на самом деле ничего общего с Христом не имеют. Я священник, и знаю: их главная задача как можно больше переманить на свою сторону верующих других церквей. Это то, чем занимается дьявол на протяжении тысяч лет. В Уганде пятьсот членов сектантской церкви сожгли себя. Руководители церкви объявили конец света, но в назначенную дату он не состоялся. Тогда переназначили на другой день. Они верили, что придёт дева Мария и заберёт их на небеса.

— Почему я должен верить вам и не верить им? — сказал Дмитрий. — Очень трудно разобраться в многообразии вероисповеданий.

— Нужно искать, в чём различие. Дьявол прячется в мелочах. Одни говорят, что всё окружающее есть Бог, а мы говорим, что всё это божье творение — разница огромная!

— У каждого своя вера. Многие не верят, потому что жизнь Христа, Мохаммеда, Будды превратили в легенду, и теперь уже никто не скажет, как было на самом деле. О любви к ближнему говорят в любом храме, но, по моему мнению, должен существовать критерий, по которому можно отличить истинное от неистинного.

— Главный критерий — в чём та или иная религиозная конфессия видит спасение человека. Одни говорят, что человек спасается только верой, то есть рациональным убеждением, а мы — что только в церкви, только соединяясь со Христом в таинстве, человек может достичь спасения!

— Разве не всё равно как верить?

— Нет, не всё равно! — категорично заявил священник. — Не все религиозные пути приводят к добру. Если делать добро, не освещённое верой в Бога, оно всё равно выльется во зло. Без веры в Бога не может быть добра! Не всё то, что говорит о духовности, ведёт к Богу!

— А мне кажется, определяющим является, верит ли человек в бессмертие души или не верит? верит ли в посмертное воздаяние и наказание, или нет?

— В Библии нет слов о бессмертии души, об Аде, Чистилище и Троице, — вмешался в разговор подошедший человек. — Пусть мне покажут хотя бы строчку из Библии, где сказано, что душа бессмертна. Нет этого! Может ли Троица разорваться? Когда Иисус обращался к Отцу, кем он был?

— Сказано в Писании: Христос в вас! — сказал священник. — Открыть в себе Христа означает открыть принцип, а цель самосовершенствования — понять этот принцип, суть которого в механизме взаимодействия с Божеством, то есть, какова наша роль в Замысле Бога. Постигнуть свою судьбу означает постичь себя. Постигнув себя, постигните и Бога. Сказано в Писании: никто не приходит к Богу, как только через меня, Я есть Путь, Истина и Жизнь.

— А чем ограничивается власть Бога-сына? Значит ли это, что в его власти только вопросы посмертного распределения душ? — спрашивал незнакомец с издёвкой. — Вправе ли Христос вмешиваться в судьбу? И как сочетается благодать с предопределением?

Спор начинал злить Дмитрия.

— Так ли уж важно, в какой церкви ты крестился, — сказал он.

— Конечно, важно, — возразил священник. — Принятие крещения у сектантов есть отречение от церковного крещения. Истинное крещение во имя Христа и Троицы. А эти Троицу не признают, отреклись от Христа, отреклись от Бога и попали в лапы дьявола. Крещение — это не просто обещание Богу доброй совести, это принятие ответственности за себя и за всё происходящее вокруг.

Неожиданно в разговор вмешался парень лет двадцати.

— Истинный христианин — это человек, доверивший себя Господу Иисусу Христу для спасения от вины и силы греха, подчинивший себя Ему — Господу и Учителю, и признающий Его таковым перед миром.

К кружку спорящих подошёл мужчина средних лет.

— Я верующий человек, но у меня нет религии, нет догмы, нет храма. Я считаю, что кратчайший путь к Богу это я сам.

— Называть себя верующим может только тот, кто не просто верит, что путь к Богу спасителен, но и идёт по этому пути, — сказал священник. — Дьявола можно тоже считать верующим, поскольку он знает о существовании Бога и верит в Него, хотя заповеди не исполняет. Вера — это дар Божий, который помогает человеку быть самим собой. Вера есть жажда жить по божественным законам любви, законам божественной гармонии. Уверовать труднее всего, а ещё труднее веру сохранить. Главная проблема человека не в том, что он не может поверить, а в том, что у него сердце не так поставлено. Вера идёт от сердца. И вообще, самое тяжелое в жизни это вера.

— Но разве обязательно ходить в храм, чтобы быть верующим? Может, достаточно быть просто порядочным человеком? — спросил Дмитрий.

— Одно другому не мешает. Но без прихода в церковь быть верующим невозможно, — ответил священник. — Путь к Господу лежит только через храм и только через церковь. И самое главное на этом пути это Евангелие. Оно как компас в поисках пути к Господу. Но в одиночестве, сидя дома и читая Евангелие, прийти к вере невозможно. Вера — очень тяжелый путь со Христом, который должен пройти человек, чтобы обрести в себе веру, это сораспятие со Христом. Мы должны жить с покаянием, чтобы каждую минуту быть готовым предстать перед Господом.

— То, что Бог есть, признают все, а вот ходить в церковь и исполнять предписываемые обряды я не считаю для себя должным. Если Бог у меня в душе, то не всё ли равно, хожу ли я в церковь или молюсь дома?

— Когда человек говорит, что он верующий, но не считает нужным посещать церковь и выполнять обряды, то он не есть верующий! — отрезал священник.

— Церковь это не храм, а сообщество единомышленников!

— Да, но во время крещения всегда задаётся вопрос: воцерковляешься? и человек отвечает: воцерковляюсь, то есть даёт обет быть верным сыном церкви и соблюдать все обряды.

— Но без Бога в душе всё это лишь внешние проявления веры. Вот я считаю себя верующим, но исполнять обряды не могу себя заставить, потому как читал разных философов; я не могу прийти в церковь и причащаться вместе с бабушками. И вообще, необходимость ходить в церковь и исполнять обряды — многих это отталкивает от веры.

— Надо идти в церковь со смирением, с любовью, принимая церковь такой, какова она есть, при личном покаянии и со смирением, а не вести себя как слон в посудной лавке.

— Поймите, я не могу ходить в церковь исповедоваться священнику, который вчера пил водку. Я хожу в храм, любуюсь службой, любуюсь фресками, подзаряжаюсь святой энергией намоленных икон, но не считаю себя обязанным припасть к кресту.

— Суть церкви не в том, что в неё приходят и молятся, а в том, что это реальное соединение со Христом. Все христиане верят в то, что Христос — это Бог, принявший человеческую плоть. Если мы веруем во Христа, то мы соединяемся с Богом. Церковь — это тело христово, сообщество людей, объединенных во Христе.

— Для многих вера превращается в ритуал, как и посещение храма. Но если нет веры в душе, то все ритуальные действия никакого смысла не имеют. Из тех, кто ходит в церковь, возможно, только один процент действительно верят. А все эти свечки, крашеные яица, да куличи — только символы. Вот я учёный-астрофизик, но это не значит, что я атеист, — напротив! Я верю в то, что все наши действия контролируются единым началом. Человек, занимающийся наукой, не менее достойный, чем занимающийся верой. Есть вера религиозная, и есть вера философская. Необходима трансформация религии посредством перехода от догматизма к творчеству, возврат к первоначальной вере и очищение от всего того, что встало между богом и человеком. А слепое принятие религиозных догм, не понимая их и не стараясь понять, может затормозить процесс, потому что этим могут воспользоваться те представители церкви, которые, как мне часто приходилось убеждаться, сами ни во что не верят.

— А какими, по вашему мнению, должны быть идеальные отношения между церковью и человеком? — спросил Дмитрий у священника.

— Человек в церкви как клетка организма. Если он хочет развиваться, то должен помогать церкви всем, чем может, а она в свою очередь поможет ему в общении с Богом.

— Вот у меня свекровь очень верующий человек, но ничего верующего в ней нет, — сказала подошедшая молодая женщина с ребёнком. — И хоть соблюдает она все праздники, а фактически алкоголичка. Я считаю, что не важно, во что ты веришь и какие культы исполняешь, главное, чтобы человек в сердце любовь имел и творил добро окружающим.

— Творить добро и быть верующим не одно и тоже, — сказал священник. — Сами-то вы какой веры?

— Пока ещё никакой. У нас в семье отец был коммунистом, мать староверка, а бабушка была православной, и каждый молился своему Богу. А сама я ещё не крещёная.

— Это трагедия! — осуждающе сказал священник. — Вот вы супруга имеете, и он бы вам говорил: давай я буду жить в Париже, а ты в Старой Руссе. Он семя вам вылил в Париже, а вы в Старой Руссе, и написал Эдуард. На вас посмотреть, вы такая красивая, а с точки зрения девичества, верности, будто просите, чтобы ещё… словно напрашиваетесь, чтобы вам палку бросили или взад или вперёд.

— Почему это?! — возмутилась молодая женщина.

— Потому что в брюках нельзя ходить! — гневно произнёс священник.

— Я одеваюсь так, как мне удобно.

— Дома, если хотите, голой можете ходить, а когда вы в обществе...

— О человеке по одежде ни в коем случае судить нельзя!

— Соблазнам нельзя служить! — всё более горячился священник. — Вот вы замуж вышли девушкой?

Женщина не ответила.

— Я только не могу понять, — посчитал необходимым вмешаться Дмитрий, — почему каждая конфессия именно себя считает единственно истинной? Каждый кричит "С нами Бог" и при этом готовы убить друг друга. Говорят одни и те же слова, но понимают под этим разное, ловят друг друга на противоречиях, спорят до хрипоты, доказывая, что их перевод Библии более правильный. А смысл уже потерялся в переводах!

— Христос завещал нам себя Самого, а не набор книг, — сказал священник.

— Не важно, какая вера, главное чтобы человек заповеди исполнял.

— Быть христианином — это не просто соблюдать заповеди, а верить в Христа, исповедовать тайну Спасения. Одни верят только в Единого Бога, и не признают Христа, другие...

— Один Бог — Аллах, и Мохаммед — пророк его! — сказал восточного вида мужчина.

— Человек должен прежде думать о душе, жить духовными заботами, а не мыслями о хлебе насущном.

— У меня ребёнок, дом, огород, скотина, и я с радостью занимаюсь этим. Мне некогда задумываться над духовными проблемами, и требовать от меня это просто безнравственно.

— Верить в Бога — значит духовное ставить над материальным. Надо помнить о Боге и молиться Ему, стараться, по возможности, быть всегда с Ним.

— Ерунда. Нет никакого бога!

— Для верующих есть, для неверующих нет.

— Бога нет. Есть природа.

— Какая разница, как называть, пусть будет природа.

— Страха у людей не стало. Так что пусть уж Бог будет, а то совсем озвереем.

— Люди вместо Бога ищут безнаказанности, пытаются откупиться, подкупить Духа Святого.

— Я с вами не согласен. Люди хотят верить.

— Но почему они хотят верить? — не выдержал Дмитрий. — Почему?!

— Чтобы обмануться, спастись от невыносимой жизни. Они не хотят знать, и потому хотят верить.

— Они даже думать не хотят! — возмущённым тоном сказал один из спорящих. — Им нужно только жрать, спать и срать. Куда им размышлять над вечными вопросами!

— А какой практический смысл от этих рассуждений о вечном?

— Смысл в том, чтобы научиться быть счастливым всегда и везде!

— Надо, чтобы принцип «не укради» и «не убий» вошли в повседневную жизнь общества, стали нравственным императивом.

— Соблюдение заповедей является лишь средством духовного самосовершенствования, составляющего цель земной жизни.

— Есть глубокое различие между самосовершенствованием и принятием благодати Божией, — сказал священник. — Всё, что может достичь человек, он достигает благодаря Господу. Потому идеалом должно быть со-действие, или синергия — сотрудничество человека и Бога. В церковном богословии есть такой термин — «призывающая благодать». Это то действие Божие, которое происходит вне Церкви, то касание Богом человеческого сердца, которое поворачивает сердце к вере. "И найдёт на тебя Дух Господень, и ты сделаешься иным человеком", — сказано в Библии.

— Хватит спорить, чья вера правильнее! Религией лишь прикрываются, чтобы оправдать братоубийство. Церковь должна объединять людей, а вы разъединяете, значит, служите не Богу, а Дьяволу.

— Все религии учат любви и добру, и только в своих обрядах немного отличаются друг от друга. Нужна единая универсальная религия, которая бы смогла объединить различные вероисповедания.

— Невозможно выработать таких критериев, которые устроили бы всех. Если интересоваться религиозным содержанием той или иной веры, — сказал священник, — надо спрашивать не об этических заповедях, а о понимании жизни и смерти. Все культуры делятся на те, которые считают целью человеческого существования счастливую жизнь с максимальным комфортом без веры в грядущую Вечность, и те, что рассматривают человеческую жизнь лишь как подготовку к Вечному существованию. Чтобы спасти себя для жизни вечной, одни считают необходимым избавиться от связанности с телом и материальным миром, избавиться от желаний, которые заставляют человека страдать и делают его жизнь несчастной, в том числе избавиться и от любви. Другие — прежде всего христиане — считают, что именно любовь помогает преодолеть несчастья этой жизни и спастись для жизни вечной.

— Объединение возможно, а вот применение — нет! Противоречие интересов ещё устранить можно, а вот недовольство человека собой — никогда!

Постепенно участники дискуссии разошлись, и священник спросил у Дмитрия:

— А вы, собственно, чем занимаетесь?

— Пытаюсь найти истинную религию. Христианство кажется мне уже прошедшим этапом. Я хочу пойти дальше, и понять, что есть Бог? как устроено мироздание? что такое Судьба? каков Смысл жизни?

— Мы такие букашки, что не можем рассуждать о Господе Боге, а должны лишь чувствовать себя его рабами.

— Моё стремление понять смысл происходящего идёт не от головы, а из подсознания; оно словно изначально заложено в моей природе, а теперь всплыло как желание.

— Какой же смысл вы хотите постичь?

— Смысл происходящего со мной и вокруг меня, смысл жизни как творения.

— Ищите и обрящете. На всё воля Божия. Ничего случайного в этом мире не происходит. Всё предопределено. Во всём есть Божий промысел. Господь видит всю картинку, где что происходит, мы у него как на ладошке.

— Но как жить с мыслью о том, что между всем стоит воля Бога?

— Нельзя человека убедить веровать. Каждый должен пройти через горнило сомнений в своей вере, и у каждого это горнило своё собственное, индивидуальное. Через сомнение лежит путь к истине! Не сомневаются только дураки. Но тебе, сын мой, не философствование нужно, а смиренномудрие.

— Я испытываю потребность знать, чтобы осуществить. Хотя... если заглянуть глубже… весь смысл этого постижения состоит в желании обрести любовь. Да, любовь! А больше мне и не нужно.

Священник глубоко и внимательно смотрел в глаза Дмитрию.

— Трудное это дело, верить и творить добро. Даже мне, священнику. Я ведь когда-то был морским офицером, служил на флоте, но однажды понял, что жизнь моя в служении Господу. Бросил всё, окончил семинарию, приехал сюда, стал простым священником. Только если бы знал, что такое безобразие может в церкви твориться, никогда бы не согласился быть священнослужителем. И повышали меня и понижали в чине церковном, даже подкупить пытались. Только никак я не могу согласиться с творящимся безобразием; и изменить ничего не в силах. Могу только Богу честно служить, да прихожанам помогать. А настоятель меня ненавидит за это, всеми неправдами пытается отсюда выжить. Соблазняли приходом, только бы я уехал отсюда. Не могут понять они, что не ради карьеры я стал священником. Травят меня за то, что Богу одному служу, не доношу, не заискиваю перед начальством. Подсылали ко мне и агентов, дабы собрать компрометирующие меня сведения. Всеми способами пытались меня отсюда выжить, даже жилья лишали, чтобы, значит, уехал я. Но как только дом купил, так поутихли, хотя и сейчас клевещут на меня не переставая. Не нравится им, что не пытаюсь угодить, не потворствую злу. Какой только напраслины на меня не возводили, только не пристала она ко мне. Сколько не пытались оболгать, люди-то меня каждый день видят, у них глаза есть. От всех переживаний и болезнь свою нажил. Вылечить, говорят, нет никакой возможности, так и страдаю, как Господь страдал.

Дмитрий с изумлением слушал исповедь священника.

— Душа вся измаялась. Страшно, что творится, страшно! Иногда такое случается, что начинаешь колебаться в вере, — как же Господь такое допускает?! Ведь как проповедь читать, когда вокруг клеветники и доносчики? Сам не понимаю, как такое может твориться?! И это в церкви, в Божьем храме! Тяжко. Будто с Сатаной воюю, в самом деле. И во зле этом надо творить добро. Душа ночами плачет, а утром надо на службу, потом крестины, обедня и так без конца. Такое вот испытание посылает мне Господь.

Священник тяжело вздохнул, помолчал, заглянул в глаза Дмитрию и сказал:

— Не сопроводишь ли меня в храм на службу, сын мой?

— Да, пожалуй.

Когда они вошли на территорию храма, священник пошёл готовиться к вечерней службе, а Дмитрий зашёл в церковную лавку.

— И поручили ему поле косить, — услышал он разговор продавца с покупателем. — А поле большое, там всемерόм, а не одному справиться бы. Он Богу помолился, ну коса и давай сама косить. Люди смотрят и не верят. А он только улыбается.

“Они сами-то верят в то, что говорят?” — подумал Дмитрий.

— Нет ли у вас чего-нибудь... для благополучия, — обратился к продавцу делового вида мужчина. Продавец несколько растерялся. — Ну, чтобы всё было... Для благополучия. … Какой-нибудь иконы, что ли?

— Помогает не сама икона, а тот, кто на ней изображён, — осторожно разъяснил продавец, — его надо просить.

— А вот это кто, Иисус Христос?

— Да, он и есть, — не смутившись, ответил торговец.

— Вот его хочу. … Он мне нравится. … Сколько стоит Иисус Христос?

— Сто пятьдесят.

— Дайте его.

«Деловой» вынул деньги и протянул продавцу.

— Может, ещё чего посоветуете прикупить? Чтобы уж наверняка благополучие было?

— Есть у нас божья матерь? Желаете?

— Да. Хочу. Сколько?

Пока покупатель расплачивался, один торговец сказал другому:

— Сегодня вечером у меня служба в храме…

“Это что же, совместительство?” — удивился Дмитрий.

— Простите, — обратился он к торговцу, — я хочу купить вот эту фотографию монастыря с текстом молитвы.

— К сожалению, больше нет.

— А можно ли купить ту, что на стене приклеена?

— Нет, это для рекламы.

— Но мне очень нужно. Пожалуйста.

— Она приклеена к стене скотчем, и уже испорчена.

— Это ничего. Мне бы очень хотелось иметь эту фотографию с текстом.

— Ничем не могу помочь. Если отдирать будем, то стену испортим.

— Да не нужно вам это, — вмешалась интеллигентного вида женщина в платочке и в длинной юбке. — Я вот наизусть эту молитву знаю, но это не значит, что исполняю. Стою в храме, крещусь, молитву шепчу, лбом отбиваю поклоны, а толку никакого. Слова не важны, главное, чтобы сердце молитвой к Богу обращалось. Молитва — это крик сердца! Умно-сердечная должна быть молитва. Ум к сердцу опустить надо. А то читаю молитву часами, крещусь, а мысли мои далеко, всё к суетному, а не к Богу обращены. Фарисей я.

Дмитрий удивился столь искреннему признанию.

— Молюсь часами, а Господь меня не слышит. Потому что холодным сердцем это делаю. Трудиться надо, разогревать себя, чтобы к Богу сердцем обращаться, и не словами, не умом. А я всё словами хочу до Бога достучаться. А слов-то моих Господь не слышит, ибо сердце моё молчит. И труды не помогают. Если хотя бы одно слово сердцем было сказано, то Господь-то услышал. Надо просить Господа, чтобы научил молиться. Помилуй нас, Господи.

“Помилуй? Нет. Не надо миловать. Пусть каждый получит, что заслужил!”

Войдя в храм, Дмитрий долго пытался сосредоточиться. Он жаждал открытости, ощущал искренний порыв тех, кто стоял рядом, но столь же явственно ощущал и примесь лицемерия. Старушки на него шикали: руки нельзя в карманах держать, стоять надо смирно.

Видя, как крестятся, целуют икону, отбивают поклоны, у Дмитрия возникло противоречивое чувство. Было понятно стремление видеть лик божий, и в то же время было очевидно, что все эти изображения не имеют ничего общего с действительностью. “Образ Божий нужно носить в душе, ведь Бог может иметь различные воплощения, и потому не следует делать изображений. А если Иисус был внешне безобразен, что же, не любить его?

Так ли важно, что именно есть Бог? Важно признание над собой Силы, справедливой и любящей, перед которой благоговеешь, законы которой исполняешь и любви которой следуешь”.

Дмитрий внимательно смотрел на торжественные лики Святых, на образ Богоматери с младенцем, долго и с непонятным восхищением рассматривал фрески с изображением жизни Христа, и отчего-то вдруг возникло чувство, что всё так и было, как изображено на этих фресках, что всё это правда, всё это истина!

Кто-то читал Евангелие, где описывалась казнь Иисуса. Знакомые до боли слова разбудили сердце, и неожиданно для себя Дмитрий подумал: “Пошел бы! Пошел бы на Голгофу! Вместе с Ним!”

Он подошёл к жертвеннику, и долго в задумчивости, стоял, глядя на распятие.

“Христос воскрес! — Воистину воскрес! Но что есть Воскресенье — вот загадка? Души высвобожденье мне понятно. Но телу не подняться до небес. … Иисус воскрес в людских сердцах и мыслях, и этим уж бессмертье доказал. Живёт теперь Он в чужих жизнях. Он в Вечность путь любви нам указал. Бесстрашием любви своей примером Он показал, что Истина — в Любви. Не словом, но распятием как делом, Он подтвердил бессмертие души. Он верить требовал без страха и сомнений, поскольку нет без веры ничего, и не желал хвалебных песнопений, не жертвы, милости прося боле всего. Учил прощать друзей, врагов и близких, тем проявляя искренность свою; не быть рабом своих желаний низких и верить в Бога, как в свою мечту. Он с нами, Он во мне, Он недалече. Я чувствую, как любит Он меня. Он Царь Земли, Он Сын Того, что вечен, Он ради нас пожертвовал себя! И нечем искупить великой жертвы. Ему любовь свою хочу дарить! Смерть не страшна — в ней радость близкой встречи с тем, кто меня не может не любить! Воистину воскрес Христос из мёртвых, поскольку Он живёт в других, во мне. Я крест несу с ним из времён далёких, чтоб сотворить, что Бог велит судьбе!”

Вдруг подошёл поп и начал исполнять поминальную молитву, причём как-то второпях, формально, будто выполнял надоевшую обязанность, отчего возникло желание уйти, настолько силён был контраст между молитвой-призывом-стоном, и монотонной скороговоркой священнослужителя.

Дата добавления: 2015-10-28