Ибо то угодно (Богу), если 27 страница

"Как я его понимаю! Так понимаю, что, кажется, люблю. Или люблю, и потому понимаю? Нет, цареубийство это не убийство царя, это просто убийство!"

Когда Дмитрий проснулся, то первое, что услышал, было сообщение о взрыве на центральной площади столицы перед резиденцией главы государства. Террорист прорвался на площадь на автомобиле, потребовал собрать пресс-конференцию, потом пытался взорвать себя. Как объяснили, причины, подтолкнувшие на такие действия, чисто личного свойства: из-за семейных неурядиц и неразделённой любви. Покушавшийся был помещён в психиатрическую лечебницу, где скоропостижно скончался.

Дмитрий позвонил в квартиру соседа. Открыла соседка. Увидев Дмитрия, пригласила войти. Сосед лежал на кушетке. Вид у него был не жизненный.

— Здравствуйте, как самочувствие? — спросил Дмитрий.

— Плохо, — скорбно ответил сосед. — А твои как дела?

— Дел нет, есть проблемы. Вот хотел с вами посоветоваться. Вы прожили большую жизнь, накопили огромный жизненный опыт...

— А проку? — произнёс сосед с безнадёжностью. — Есть у меня и награды, и почётные звания... Ну и что?! Кому они сейчас нужны? Что от них пользы? Страдали, работали, а всё псу под хвост! Всё, всё бессмысленно! Что жил, что ни жил!

— Но ведь остаются дети, внуки…

— Ну и что? С чем они остаются? С пшиком?

— Что же, неужели нет смысла в жизни?

Сосед долго молчал; видно было, что он напряжённо думает.

— По-моему, нет, — ответил он, наконец. — Главный результат жизни – что вот валяюсь сейчас на койке на последнем издыхании. Только зачем человеку мучиться? — с отчаянием проговорил сосед, и в голосе зазвучали слёзы.

— Неужели всё так...

— Безнадёжно?

— Да.... Ну а посмертное существование?

— Не верю я в это.

— А Бог, по-вашему, есть?

— Нет, — сказал сосед удручённо. — Высшей справедливости нет! Ни на земле, ни на небе.

— Но ведь это ужасно, жить без веры в справедливость.

— Да, ужасно.

Сосед тяжело вздохнул.

— Вы смерти боитесь?

— Нет. Я бы даже сейчас не возражал…

— А если всё-таки есть загробная жизнь?

— И слава богу. Вообще, интересно, если бы что-то было.

— А если будет суд за прожитую жизнь?

— Тоже интересно. Какие-то выводы можно было бы сделать.

Дмитрий удивился.

— Вы удовлетворены тем, как прожили жизнь?

— Нет, конечно, — ответил сосед обречённо. — На тройку с минусом. Особых достижений не вижу. Главное, наверное, получение под старость этой квартиры. Я её сам выменял. Это немаловажный фактор: создать нормальные условия для жизни.

Дмитрий не мог сдержать любопытства.

— Вам семьдесят шесть лет. Это много или мало?

— Как ни странно, мне кажется, мало. Жизнь пролетела незаметно. — Сосед посмотрел на Дмитрия с завистью: — Эх, мне бы твои годы, я бы уж пожил в полную силу, на всю, что называется, катушку!

— А что было самым трудным?

— Самое трудное было определить это самое трудное, найти правильный подход к жизни. С годами появился более трезвый подход к существованию на этой грешной земле. В жизни нет совершенно бессмысленных и несвязанных между собой явлений. Надо быть честным по отношению к себе и окружающим, работать честно, честно выполнять то, что тебе поручили. Жульничать не следует, получать что-то себе за счёт других. Хотя, тем не менее, это повсеместно распространено.

— Как же можно призывать быть честным, когда все повсеместно врут? — удивился Дмитрий.

— В этом основная трудность жизни: невзирая на сложные ситуации, быть собой, быть честным с самим собой во всеобщей лжи, оставаться порядочным человеком, — исповедовался сосед. — Жизнь далека от порядочности! — он словно оправдывался. — И ещё нельзя доверять окружающим людям, которые могут тебя заложить в любой момент. Там где им выгодно, пойдут на что угодно; думают одно, говорят другое, а поступают совершенно иначе. Это, видимо, свойственно человеческой натуре. Люди по большому счёту не меняются, поскольку всё в них определяется биологической природой. Неизменным остается лишь стремление к власти.

Дмитрий с удивлением посмотрел на соседа.

— А к чему в этой жизни следует стремиться?

— Как ни странно, стремиться нужно к собственному благоденствию. Главное — личное счастье, развитие своей семьи, создание наилучших условий для своих потомков. Материальное благосостояние должно стоять на первом месте! Люди отвечают на призывы общества, и совершенно отказываются, при этом, от личных благ. А все эти принципы и призывы быть честным — просто обман! Говорится одно, а делается совершенно иное. Просто дурят народ! Люди живут честно, но это, в какой-то степени, признак их недалёкости. Глупо быть честным. Кто абсолютно честен, тот дурак. … Однако надо стараться быть порядочным человеком. Хотя это и не соответствует природе человека. Жизнь ведь — она непорядочна! Но надо стараться не совершать поступков, за которые потом будет стыдно, не польщаться на мелкие подлости.

— А если бы вы родились вновь, как бы жили?

— Я бы прожил свою жизнь иначе; многое бы сделал, чего не делал, и наоборот. Хотя знание ошибок не всё могло бы изменить. Были в моей жизни поступки, которые не очень меня красят; кое-что не хочется вспоминать. — Сосед тяжело вздохнул. — Вообще-то, я бы хотел всё забыть и начать жить с белого листа.

— А вы верите, что человек живёт не единожды? — спросил Дмитрий осторожно.

— Нет, не верю; я не верующий, и не крещёный.

— Но душа-то у вас есть?

— Не ощущаю. Я махровый материалист. Считаю, что моё сознание ничем не отличается от сознания кота.

— И не страшно умирать, сознавая, что исчезнешь навсегда?

— Ну и что? За этим горизонтом полный мрак и неизвестность. — Сосед отчаянно мотнул головой. — И хотя я нахожусь на закате дней своих, всё равно в вечную жизнь не верю. Вот надо бы написать в домоуправление, чтобы систему отопления прочистили, а то ремонт дома уже сколько лет не делали, бачок в туалете починить…

— Да наплевать на бачок! Ведь если этой жизнью всё ограничивается, то можно делать всё что заблагорассудится? А если человек верит в последующее существование, он становится более нравственным. Зачем к чему-то стремится, если после смерти не будет ничего?!

— У тебя голова не заболит от таких разговоров? — обратилась соседка к мужу.

— А верите в то, что посмертная жизнь будет, и суд будет каждому по делам его? — не отставал Дмитрий.

— Не надо об этом думать, — заявила соседка. — Нам это ни к чему.

— А вы бы стали просить ещё одну жизнь? — продолжал допытываться Дмитрий.

— Нет, не стал бы, — ответил сосед отрешённо. — Я в этой жизни нажился.

— Надо отдохнуть от этой жизни, — вставила соседка. — Не дай бог эта вечная жизнь. Всё на свете надоедает.

— А как по-вашему, существует ли судьба?

— Рок какой-то существует, — ответил сосед с сомнением. — Жизнь в главном предопределена, а случайности сути не меняют. Хочет человек или не хочет, а совершает предопределённые действия. И хотя он свободен, но чаще поступает, как диктуют ему обстоятельства, поскольку не во всех случаях может их перебороть.

— Так в чём, по-вашему, смысл жизни? — опять спросил Дмитрий.

— Никакого смысла в жизни нет, — встряла соседка.

— Разве ваш муж прожил бессмысленную жизнь?

— Что значит бессмысленную? — удивилась соседка. — Он родился, вырос, выучился, пошёл работать, женился, родил детей. Где ж бессмысленная? Нет, он прожил не напрасно, он детей оставил. И у животных так: растят, воспитывают детей... Нет, самая нормальная жизнь. … А смысл жизни мы не узнаем. Это очень сложно. Некоторые люди делают добрые дела, по природе своей… А в остальном жизнь бессмысленна.

— Значит, есть всё-таки смысл в добрых делах?

— Людям просто хочется делать; они получают от этого удовлетворение. А другие творят с удовольствием плохие дела. Вот муж мой… старался не делать зла... — соседка вздохнула. — Надо стараться не совершать грехов, зла большого. Это идёт вам в плюс.

— Значит, зачтётся? — улыбнулся Дмитрия.

— Боюсь, вы обманываетесь. Нигде нам это не зачтётся. Никто там не сидит и не считает. — Соседка махнула рукой. — Я хотя и делаю добро, но в ущерб себе делать не буду. … Приятельница моя рассказывала… Когда училась в университете… Ну, вообщем, вызвали в деканат и спрашивают: хочу ли я Родине помогать? А кто ж не хочет? Предложили доносить обо всём происходящем. А если откажешься — уходи из университета. Потом всю жизнь так и пошло: звонят, говорят, где и когда нужно быть, ну а после подробный отчёт о том, кто и что говорил. И ни дня покоя. — Соседка горестно вздохнула. — Кто старается выслужиться перед богом, тому надо делать добрые дела в ущерб себе. … Хотя, не знаю... Лучше не думать над этим. Зачем голову себе морочить?

— Я хочу понять, чтобы жить правильно.

— Женитесь, заведите детей, и тогда все эти умствования отойдут.

— А вы семейной жизнью довольны? — обратился Дмитрий к соседу.

— Нет. Женился как все, — какую глупость по молодости не сделаешь! Жениться не самое главное, главное родить и воспитать детей.

— Так бессмысленна жизнь, или есть в ней какой-то смысл? — вновь спросил себя Дмитрий.

— Это такой глубокий вопрос, — ответил сосед уклончиво. — Если начать копаться, то очень далеко и глубоко можно зайти… и, по-моему, это до конца не раскопано, а может, и не будет никогда.

— Не нам его решать, — опять встряла соседка. — Вот монахи были, они и решали.

— Не хочется прожить жизнь напрасно; хочется что-то сделать для людей. Вот в чём, по-вашему, счастье человека? — допытывался Дмитрий.

— Не знаю, — ответил сосед равнодушно. — Если я не придумал за всю жизнь, то и сейчас не придумаю. Слишком маленький я человек. А большие — те тоже не знают.

— И не надо об этом думать — заявила соседка. — Дана жизнь – живи.

— Я обычный человек, — устало произнёс сосед. — А когда пишут о людях выдающихся, уверен, наполовину врут.

— К чему в этой жизни нужно стремиться? — Дмитрий ощущал себя будто на исповеди.

— К максимальной свободе, — не задумываясь, ответил сосед.

— А что самое главное в жизни?

После долгого раздумья, сосед, наконец, сказал:

— Честность... Доброта... И любовь. Только не такая... не плотская. … Хотя любовь входит в доброту.

— Вам, Дима, надо было стать священником, — сказала соседка.

— Или идти в монахи, — добавил сосед. — Всё, прости, устал. Приходи завтра.

Дмитрий попрощался, и, возвратившись к себе, не раздеваясь, упал на постель.

“Вот и прошла жизнь. И зачем жил? Для чего?.. Как быстро, однако, жизнь пролетела. Вроде бы много было всего, а вспомнить нечего. Мучился, старался, приспосабливался... А зачем? Всё равно конец один. Бессмыслица какая-то... Не понимаю. Не понимаю!.. Зачем жил? Зачем выживал?! Не знаю! Полная бессмыслица. А может и есть смысл? Но какой? … Страшно. Помирать страшно! Уж лучше бы не было ничего. … А вдруг есть? Вдруг правду говорят? Нет, не верю, не верю! Всю жизнь не верил, как же теперь поверить? Или есть она, загробная жизнь? … Говорят, душа бессмертна. Только как проверить? Вот помру, и видно будет. … А уж лучше бы и не было ничего. Умру, и конец, и чтобы никаких судов, никакой другой жизни. Хватит, в этой натерпелся. … Или есть она? … Неужели все врут: про тоннель, про ангелов?! … Хочется верить почему-то, хочется. И не хочется. … Что ждёт меня там? Может суд? Ведь грешник я! … Нет, не верю! Выдумки всё это. Не хотят люди умирать, вот и придумывают себе сказки. Или есть бессмертие? … Страшно! Ведь умру совсем. И не будет ничего! Ничего больше не будет! Никогда! … Страшно! … А может и лучше это, чем посмертные мытарства? Так хоть успокоюсь навеки. Исчезну навсегда. Или?.. А вдруг будет эта самая реинкарнация, и опять буду жить? Только зачем? Зачем ещё жить, если всё бессмысленно? … Но если жизнь даётся, значит должен быть какой-то смысл! Только вот какой?!..”

Среди газет, пришедших по почте, Дмитрий обнаружил весьма необычное написанное от руки приглашение на церковную службу. К приглашению прилагались стихи.

«Помни о смерти! Ежедневно и ежечасно, каждый миг! Готовься к смерти! непременно, чтоб не застал врасплох свой крик. В любой момент она заставит отбросить важные дела, и лишь один вопрос оставит: "готов я к смерти? и когда?" Страх смерти равен жажде жизни. Смерть лечит нас от суеты, и добавляет укоризны, и совесть будит средь ночи. "Как ты живёшь? И что ты сделал? Что ты оставишь на Земле? Кого любил? Во что ты верил? И чем понравишься себе? Что в Вечность заберёшь с собою? Что в жизни ты своей успел? Что создал ты своей любовью? Прощать и верить ты умел? Сейчас умрёшь! Возможно, быстро. А может, мучиться я дам. В душе твоей всё так ли чисто? Ведь умирать ты будешь сам. Готов ли ты? Ведь я уж рядом, всегда я около тебя. Окинь всё прожитое взглядом, и попроси: "возьми меня". Готовься ж к смерти! Смерть нагрянет! Ведь неожиданна она. Твори, что Вечность в нас оставит. Ведь жить останется душа!»

Удивившись столь необычному приглашению, Дмитрий решил сходить, благо это было недалеко от его дома. Придя в указанное место, он обнаружил сидящих за накрытым угощениями столом людей, ожидающих чего-то.

— Здесь ли будет служба? — обратился Дмитрий к одному из присутствующих.

— Здесь, здесь, проходите, пожалуйста, — приветливо ответили ему, — Раздевайтесь, подсаживайтесь к столу.

Дмитрий сел на одну из табуреток и стал рассматривать присутствующих. Лица людей его заинтересовали. Вдруг из-за стола поднялась пожилая женщина и, заглядывая в книжку, запела, окружающие нестройными голосами стали ей подпевать.

“Нет, что бы там ни говорили, а хорошо, лучше, чем в миру, светло, душу очищает”, — думал Дмитрий, слушая пение хора.

Когда в комнату протиснулся весьма грузный человек, все присутствующие заулыбались, видимо, его-то и ждали. Раздевшись и кивком поздоровавшись со всеми, вновь пришедший на ломаном русском языке стал говорить:

— Умные люди везде всегда ищут Бога. Не нужно молится иконам и идолам. От этого все болезни. Когда молится иконам, демоны одолевать человека. Бог ждёт от нас не злата, не икон, а самых главных для него подарков — веры и любви. Верою человек спасён будет. И тот, кто верит, для того небесные врата открыты. Бог хочет, чтобы мы были верующими как дети, послушными своему родителю.

Проповедник словно угадывал его мысли, однако внутри Дмитрия что-то сопротивлялось.

— Сегодня у нас есть крещение. Поздравляю вас всех.

Миссионер достал из своей сумки подарки, и, раздавая присутствующим, продолжал говорить:

— Где иконы, там демоны, зло и болезнь и вам, и вашим близким. Это не есть красиво, когда в доме иконы. Надо молиться не иконам, а просить у Бога, и Он даст.

Люди рассматривали подарки и радовались как дети. Одна из женщин обнаружила в открытке вложенные деньги, и все остальные принялись проверять, нет ли у них того же.

Присутствующие вновь стали хором читать Евангелие, и у Дмитрия возникло ощущение, словно они отрабатывают полученные подарки.

Проповедник раздал тексты, и все вслед за ним стали по бумажке читать хором молитву. Дмитрий молчал. Он не чувствовал в себе желания повторять с другими, что говорил проповедник, не мог молиться заодно со всеми. Он чувствовал себя здесь чужим. Сердце не открывалось, хотя желание обратиться к Богу не утихало.

— Вы будете креститься вместе со всеми? — спросил миссионер.

— Меня уже крестили, когда был маленький, — смутившись, ответил Дмитрий. — Я не могу делать это вторично в другой церкви. Сам не знаю почему. Простите.

Дмитрий встал и вышел на улицу. Он решил пойти в ту церковь, в которой когда-то, как говорила мать, его во младенчестве крестили, — там он надеялся раскрыть своё сердце.

Когда Дмитрий вошёл в храм, то услышал возмущённые женские голоса.

— Вчерась службы не было, сегодня нет. Говорят, уехали они.

— Никуда они не уехали. Разломать двери. Они пьяные там лежат.

— Кричать не надо в церкви. От этого ничего не изменится, — сказал одетый в церковную одежду мужчина с ключами. Одна из окруживших его старушек воскликнула:

— Они не пьяные должны спать, а на службе быть!

— Так себя в церкви неподобающе вести, — умиротворяюще проговорил служитель. — Стыдно вам должно быть.

— Пусть стыдятся те, кто довёл до такой жизни!

— А у них-то стыда и нет.

— Уехал батюшка к больному, — сказал служитель.

— Если один уехал, другой должен остаться.

— Нет справедливости! — удручённо произнесла одна из старушек. — Суд есть, законы есть, а не знаешь куда и жаловаться.

— А я вам давно говорю, надо собирать деньги и ехать к Митрополиту, — прокричала одна из возмущающихся.

— За сорок лет ведь такого ни разу не было, — заплакала другая.

— Говорю вам, надо писать заявление, давно говорю.

— Пойди спроси, где он, а мы подождём, — попросила у служителя одна из прихожанок.

— Если настоятель не знает время службы, то чего спрашивать, где он есть, — возмутилась самая экстремистски настроенная старушка. — Обалдеть можно, обалдеть!

— Душа плачет, плачет душа, — причитала пожилая женщина, вытирая слёзы уголком платка. — Ведь мы и так-то погибаем за грехи наши...

— Да никуда он не уехал! А надо взломать двери, он там насмерть пьяный лежит!

Служитель покачал головой:

— Вы так говорите, словно им налили. Дома их нет, а то бы давно мне открыли, я-то знаю.

— Поменьше бы ты знал, а поближе к Богу был!

— Довели до такого-то! Шуметь надо, шуметь! А то они плохо нас слышат!

— Вы сначала смирение найдите, а потом кричите, — с укоризной произнёс служитель.

— Не защищай его! — взвизгнула "экстремистка". — Люди пришли крестить ребёнка, а священника нету. Если некому работать, зачем открыли церковь? Мне панихиду по матери надо отслужить. Я деньги заплатила.

— Идите в другой храм, — посоветовал служитель. — Там и отслужат что вам нужно.

— Давайте тогда мне возврат денег!

— Пожалуйста. Вот касса. Подойдите и возьмите. Только не шумите в церкви.

— Вы нам рот не закрывайте! Мы вас всех знаем! Срам один! Не первый раз уж пьяный!

— Разве бывало прежде? — удивился Дмитрий, до этого молча взиравший на происходящее.

— Не первый раз, что вы, не первый раз вот так чудят они.

— Я сам по себе, — сказал служитель. — На свою душу я вот такой большой крест возложил. А это их проблема, не моя.

— Да, это наши проблемы, — с обидой проговорила старушка, — Напились так, что не подняться...

Служитель, по всей видимости, пономарь, покачал головой:

— Вот вы не видели, не знаете, а осуждаете человека, да ещё в церкви.

— Мы всё видим, и слышим, и знаем, и понимаем! А вы хотите нас обмануть! Мы вас всех знаем! Вы не забыли, что пасхальные дни идут? А службы нет!

— Ох, Господи, Господи, — крестясь, причитала старушка. — Не мог бы позвать хотя бы отца Агафангела службу отслужить.

— Говорят, он поехал в больницу.

— Никуда он не уехал, — решительно произнёс пономарь. — Я сам лично ходил к нему. Он ответил, что не может, потому как не подготовленный к службе. Только хуже будет, если он вообще не отслужит, чем придёт неподготовленным. Однажды уже была такая ситуация, и он пришёл, и сейчас мог бы прийти, но не захотел. А почему — я знаю, тоже не глупенький, чего они тут раздуть хотят.

— Агафангелу завидуют, — сказала одна из старушек. — Ему сказано было не ходить, вот он и боится.

— Вишь какое безобразие у нас творится, — со слезами проговорила возмущённая старушка. — Надо хоть успеть к иконе приложиться.

— Бог-то видит, что мы пришли, — неожиданно для себя сказал Дмитрий. — А то, что службы нет, это не главное.

— Собрали мы деньги на строительство церкви, а они проели!

— Не все, наверное, кто в церкви служит, будут на небесах. То, что он священник, это ещё ничего не значит.

— Так ведь священник идёт первым, а мы за ним...

— А расставлять-то будет Господь. Вот он и расставит. По делам.

— Грех, конечно, судить. Ну да не мы судить будем, а нас. Я вот какую историю слышала. Работала женщина в церкви двадцать лет; а в церкви-то работать нужно очень благоразумно. И видит она, значит, сон. Ведёт её какой-то святой проводник, подводит к дверям, которые как окно большое, и там сидит человек, записывает. Он и спрашивает женщину: где, мол, работаешь, как, да что. А она и отвечает, что, мол, в церкви работаю. Он говорит: хорошо, я сейчас посмотрю. Достал книгу, посмотрел и говорит: ни одного дня не записано. Так-то вот! Всё пишут о нас, всё! Ведь живём мы не просто так, сынок. Пишутся и добрые дела и злые. А женщина та вернулась в церковь и говорит: "я сегодня ухожу из церкви!" Матушка моя её спрашивает: "почему?" А та отвечает: "двадцать лет я в церкви проработала и ни одного дня не заработала. Так уволюся, и, может, в миру где-нибудь заработаю, чтоб пропустят сюда вот".

Выйдя из храма вместе с другими пришедшими на службу, которая так и не состоялась, Дмитрий присел на скамейку, и подумал о том, что, возможно, и у него ни одного дня не записано в Книге Жизни.

— Бабульки пришли на службу, а службы нет, вот они и расстроились, — сказал присевший на скамейку рядом с Дмитрием старичок. — Чуют, что один есть, потому и воют. Это Владыко во всём виноват — молодых поставил. Рука руку моет, и оба чистые бывают.

— Неужели в церкви такое может быть? — удивился Дмитрий.

— Может. Вот недавно женщина приехала из города, повесила кулончик золотой на икону Богоматери, так они сняли, продали. Раньше, когда вешали, годами хранили, преклонялись, а теперь думают только о корысти. Сейчас молодое-то поколение с тобой говорит, а сам в руки смотрит, что даёшь. Ну это же нагло! У меня недавно бабка умерла, так я, сколько ни просил, ни отец Николай, ни отец Сергий не пришли. Им деньги нужны. А я, почитай, пятьдесят лет в церкви. Однако же заплатил и за отпевание, и за хор. А доброта-то, доброта должна быть?! Старушки-то верующие приходят в храм, а там скандалы…

— Неужели везде так?

— Праведника отца Агафангела за его доброту, за то, что людям делает хорошее, понизили до рядового священника, объяснили, будто больной человек. Он такое погонение получил, его бичуют… а с этими, которые пьют прямо наяву, все прихожане ничего сделать не могут. Вот собрание было, Владыко как топнет, как об стол кулаком стукнет, как заорёт в храме: "ухожу я"! А женщины-прихожанки и говорят: "Мы тебя с машины столкнём в речку и вместе утопим". Ну что это за храм, что это за Владыко?!..

— Получается, верх берут далекие от Бога люди?

— Я так и говорю. Смотри между священниками какая грубость. А Владыко интересуют прежде всего деньги. Он тех ставит главными, кто ему больше денег пересылает. Отец Артемий, тот, который молодой, как из армии пришёл, так Владыко его сюда поставил без семинарии, ни без чего. А всё потому, что у того отец зубной техник, он всем коронки и зубы золотые и серебряные вставлял. Блат — он и в церкви действует! Всплывает вся дрянь! А отца Агафангела с архимандритов в простые священники, за то что добро творит. Я спрашиваю у владыки: "За что вы так бичуете Агафангела?" а он отвечает: "За его доброту! Что людям добро делает. Надо, говорит, быть немного сатане в душе". А мир тянется за Агафангелом. Выходит, кто поощряет это, Сатана?

— Что же получается, Дьявол правит в церкви?

— Вот и есть что так. Именно так! Вы только глянули, а я пятьдесят лет на это смотрел. В храме я стал работать без никаких денег, и всё равно ни в честь, ни в славу. Помогал и не спрашивал денег. Бывало, как уйду помогать-то, так до двух часов ночи, а в четыре утра снова идти и на то же время. А как заболел, слёг с воспалением лёгких, с температурой сорок, так никто не поинтересовался. Я сутками в храме трудился ни один год, а как занемог — никому дела нет. Никто ко мне не пришёл! Сейчас выздоровел, но в храм больше не пойду. Боже упаси! На такое безобразие себя искушать!.. Возможно ли, чтобы как дьякон наш прошлый год на Пасху, ходил, ходил в алтаре, пьяный, невменяемый совсем, и вдруг как бросит кадило через престол, облачение снял и бросил его. Страсть сущая!..

Я сколько при храме, очевидец этому всему, и понял, что хужее этого места, наверное, нет ничего. Корысть одна! Свеча ещё не догорит, а её уже выбрасывают, потом собирают в килограммы-то и снова, значит, делают свечи на продажу.

Я без трёх лет восемьдесят прожил и глубоко верил. А теперь только в душе могу верить. Могу почитать, что положено, ходить к Агафангелу исповедаться, а в храм больше не хожу. Потому как там, только ежели деньги покажи-ка, то будешь хорошим. Во всех в них корысть! Два слова сказал, и уже кошелёк давай. А Владыко всё это дело поощряет. Служить Богу надо без благодарности! Вот я всю жизнь работал, медалей заработал. А что они мне помогли, медали-то?

Настоящий-то священник, он тебя накормит и напоит, и в дорогу ещё даст, и никогда не откажет, никогда не пожадничает. А как наши сейчас священники: золотую цепочку принесут, так они её хвать и скорей в алтарь. А она должна отлежать, покуда ритуал не отойдёт. Настоятель наш вечно пьяный. Владыко как увидел его, так в алтаре и говорит: "я сейчас тебя вдоль хребта так уделаю!..". Это за то, что не просыпаясь, пьют, и пьют, и пьют. Они пьют страшно! А после службы настоятель сразу звонит владыке и докладывает все слухи и сплетни. Ну такое безобразие! И себя втягивать в такое?.. Меня трясёт, как смотрю на это! Когда был вдали от всего этого, то душа боялася, чтобы, значит, человека оскорбить, это просто было невозможно. А сейчас нагляделся, и отвернуло мне душу. Нет, в храм я больше не пойду.

“Страшно! — подумал Дмитрий. — Но это правда!”

Старичок тяжело вздохнул.

— Справедливости не стало. Нету её! Где справедливость? Кого можно бояться? Да никого можно не бояться! Помер, и всё. А там Бог судья.

— Неужели всё бессмысленно? — спросил Дмитрий. — Вот вы же свою жизнь прожили не напрасно?

— Напрасно, — утерев рукавом слёзы, сказал старичок. Он, кряхтя, поднялся и, сгорбившись, пошёл восвояси.

Почему-то вдруг в этом старичке Дмитрий увидел себя. “Вот так живёшь, веруешь, а потом оказывается, что всё, во что верил, был сплошной обман”.

Мимо проходили знакомые по церкви старушки.

— Все с ума посходили, — причитала одна них. — Деньги, деньги, деньги...

— Не хлебом единым жив человек...

— Первая пища — хлеб!

Дмитрий решил подойти, поговорить.

— Я вот хотел у вас спросить, поскольку вы верующие, как к Богу прийти?

— Да какие мы верующие, — сказала одна из старушек. — Придём в церковь, помолимся и уходим. Можем ийти, а можем не ийти — мы и про себя дома верующие.

— А я уже не могу не ходить в храм, — возразила другая старушка. — Как не схожу, так словно тяжесть в душе какая. А как простою службу, как покаюсь, причащусь, так благолепие какое на меня нисходит, словно просветление, чистота на душе такая…

— Ты пойди купи три свечки, крестик, цепочку и оформись на крестины.

— А я вот ни во что не верю, — заявила старушка, не знакомая Дмитрию, — только в себя. Вот останусь одна в квартире, и никто ко мне не придёт: ни соседи, ни Бог — никто не даст ни попить, ни поесть. Никто! Так умрёшь, и будешь лежать.

— Бог не знаю, поможет или нет, а соседи хорошие помогут.

— А чем отличается верующий от неверующего? — спросил Дмитрий.

— Это от человека зависит, у кого какое сердце и характер. Вот у нас женщина в доме, всем помогает. Сама приходит и помогает, только для того, чтобы сделать людям добро. Она у нас самая святая! Хотя неверующая, и в церковь не ходит, а верит, быть может, больше других, только не говорит об этом. А мы ходим в церковь, но грешим больше неё.

— В ком же тогда Бог: в крещёном или в некрещёном?

— Ни в ком нет Бога!

— А в ей есть!— сказала старушка, указывая на свою соседку. — Она божественная такая, потому что людям зла не делает.

— Выходит, вы более безгрешный человек, чем священник?— спросил Дмитрий у "божественной".

— Священник – самый грешный человек, — ответила та. — Я неверующая, но может быть, больше делаю добра, чем иной верующий.

— Наше ли дело осуждать людей, которые посвятили жизнь миру. Да, с соседкой мы можем поцапаться, поругаться, а тут идёт другой вопрос: можно ли осуждать служителя церкви? Они ведь Богу служат. Пусть он грешен, но к Богу он поближе.

— А как определить, кто ближе? — спросил Дмитрий.

— На ком благодать божья.

— Да нет никакого бога! — воскликнула "неверующая". — Это просто природная сила. Я бы всех этих верующих в омут головой! Потому как, если ты веришь, то будь человеком и делай всё по-божески; если уж пошла в церковь, то отдай всю себя молению, и с человеком ты должна поступать по совести, по душе. Вот я не верую, но поступаю по-божески, хотя посты и не соблюдаю. И хотя денег у меня никогда не было, жила я душевно богато. Мы честно прожили, никогда не крали, потому-то и нет денег на старости лет. Никого я не обидела, всегда жалела людей, и удовлетворена своей жизнью! Всё, чего я хотела в жизни — имела, вырастила детей хороших, чтобы они проводником были мне в последний путь…

— Говорите, что не верите в Бога, а живёте по-божески, — изумился Дмитрий.

— Я при себе держу Господа Бога. Считаю, что Он во мне. Вся надежда на Него. Были в моей жизни ситуации, когда я убедилась, что Бог есть. Но кричать об этом не буду. Я верю тем, которые ходят в храм и чувствуют удовлетворение в душе от веры своей. А я зачем пойду, если не получаю удовлетворения? Вот вы видно, что веруете, видно, что божественный, потому как вопросы такие задаёте... значит, вы в божьем храме.

Дата добавления: 2015-10-28