23 страница. Но Джеймса ждало еще одно потрясение – «почтенные старушки» оказались

Но Джеймса ждало еще одно потрясение – «почтенные старушки» оказались многочисленной разновозрастной толпой, с музыкой и танцами ввалившейся на территорию питомника. Праздник продолжался три дня, и на вторую ночь Джеймс проснулся под крыльцом – пьяный, замерзший и совершенно оглохший и ослепший от буйства красок, пронзительных звуков скрипок, гортанных громких песен, веселых танцев и красоты местных девчонок. Смуглые, смешливые, с длинными быстрыми ногами, выписывающими немыслимые па в каком-то варварском танце вокруг костра, с певучими медовыми голосами. И у каждой, как на подбор - огромные карие глаза, похожие на спелые блестящие вишни, и сладкие красные губы, как густое рубиновое вино, льющееся рекой все три дня. Он уже не мог вспомнить лица бесконечных Маричек и Илян, перецеловав с пьяных глаз, наверное, дюжину пряных хохочущих ртов, и если бы не бдительный дядя Чарли, отправивший набравшегося племянника проветрится, то Джеймс бы проснулся под крыльцом не один.

- Ты смотри… - сказал утром дядя, насмешливо посматривая на бледного племянника сквозь пелену рыжих густых ресниц, - Девки местные, они такие… Одно слово - ведьмы. И что б я тебя рядом с ними больше не видел! Еще не хватало, что бы какой-нибудь папаша пришел скандалить! Тут нравы строгие, ты не смотри, что они зубы скалят, тут тебе не Англия! Я с местными ссориться не хочу, сглазят драконов, и что делать-то тогда?! Вон, Людовика сглазили, так он уже три недели мучается, бедный! А он у нас один, их осталось то меньше десяти голов!

- Какой еще Людовик? – не понял Джеймс, поднимая от деревянного ковшика с водой исстрадавшееся серо-зеленое лицо с красными воспаленными глазами. А ведь после памятного употребления отцовского виски давал себе слово никогда больше не пить! О, Мерлин, как же плохо-то…

- Да, зелье не очень, извини, - дядя Чарли легко перекинул ногу через лавку, и встал из-за стола, - Вот послезавтра приходи к дальней вольере, покажу тебе такое, чего ты, может, и не увидишь больше никогда в жизни.

К вольере он отправился, не дожидаясь завтрака, только буркнул что-то недовольному Хьюго, хлестнувшего Джеймса по голой спине полотенцем. Ладно, посмотрим, что там за чудо такое невиданное. Честно говоря, чудеса уже начинали надоедать – ближе к концу недели способность удивляться и разевать рот притупилась, и Джеймс затосковал по дому. Ну, а про маленького он и не забывал. Вот приедет, и обязательно будет долго-долго рассказывать Скорпи про все, что видел. И выпросит у Роззи колдографии, которых она нащелкала уже, наверное, на целый толстый альбом. И может быть, на следующее лето мистер Малфой… Ну, Джеймс же уже будет совершеннолетний… Ну, вдруг он разрешит сыну… Хотя, вряд ли, но вдруг! Всякое ж бывает, он же не будет всю жизнь считать, что Джеймс человеческий отброс, да и Скорпи может сказать, что они давно помирились… И вообще…

- Ты уже здесь? – ладонь с красными рубцами легла на плечо и Джеймс улыбнулся знаменитому родственнику, уже приготовившему длинный черный арапник, - Ты за изгородь на заходи, драконы когда линяют, нервные становятся, а Людовик еще и намучался…

- Так он линять будет? – разочарованно протянул Джеймс. Ну вот, наблюдать как крылатый ящер будет, словно розовый гигантский слизень, вылезать из старой шкуры… И это то самое обещанное редкостное зрелище?

- Ты нос-то не вороти! – дядя деловито закатал рукава огнеупорной рубахи и полез под изгородь, чтобы открыть ворота вольеры, - Это ж такой дракон! Тимишоарский солар! Это тебе не простой огневик, и даже не хвосторога! Таких зверей ты никогда не видел! Красавец!

Джеймс только хмыкнул, почесывая щетинистую щеку – бриться он перестал еще во вторник, впечатленный героическим видом лихих драконьих загонщиков. Со щетиной вроде как более мужественно. И пусть она растет немного клочковато, а под носом вообще лезет какое-то рыжее недоразумение, но…

- Людычку, Людычку… - неожиданно писклявым голосом пропел дядя Чарли, причмокивая губами в темноту открытого вольера, похожего на просторный маггловский гараж, - Иди сюда, хороший мой! Иди, красавчик, сейчас легче станет, потерпи, солнышко!

Джеймс непочтительно захихикал, опустив голову на сложенные руки, а когда наконец отсмеялся, то подавился воздухом и замолчал, пораженный отталкивающим и пугающим зрелищем. В загоне стояло странное существо – непонятный зверь, то ли дракон, то ли больная лошадь с волочащимися по земле длинными тряпками-крыльями. Тело животного казалось пушистым из-за вставшей дыбом тусклой чешуи.

- Да уж, красавчик, - с отвращением пробормотал ценитель драконьей эстетики, наваливаясь грудью на изгородь. Вот не знал, что у родного дядьки такое странное чувство юмора - позвать племянника полюбоваться на гибрид ящерицы с гиппогрифом, пусть он сто раз редкий. Тоже мне, Тимишоарский солар, страшный, как Волдемортова смерть. Животное еле держалось на тонких подкашивающихся ногах, вяло мело по земле острым длинным хвостом и устало вздыхало, когда дядя Чарли начал гладить узкую усатую морду, покрытую грязно-розовыми струпьями.

- Ну, давай, милый, давай еще разочек, ты ж один у нас, красавчик ты мой, - бормотал знаменитый драконолог и Джеймса замутило от отвращения, когда струпья с морды зверя с тихим шелестом полетели на землю, как сухая рыбья чешуя. Мерлин, бывают же такие уроды…

Дядя Чарли, успокоив усталого зверя, отошел немного назад, достал палочку и прицелился, внимательно глядя прямо на дракона, передергивающего худыми пушистыми боками. Джеймс на мгновение испугался, решив, что дядька решил усыпить несчастного уродца, чтоб тот не мучился, и даже успел пожалеть редкую скотину, принявшую такой бесславный конец. Но дядя, как дирижер перед оркестром, взмахнул палочкой, крикнул какое-то непонятное заклинание, гортанное и певучее одновременно, так похожее на местные песни, и дракона закрутило на месте, завертело во все стороны, так что выгибающееся змеиное тело исчезло в густом пыльном облаке.

- Отойди, за камень отойди! – заорал дядя, махая Джеймсу рукой, стараясь перекричать жуткий вой зверя, от которого кровь стыла в жилах – столько в нем было боли и страдания. Джеймс закрыл уши ладонями и присел на корточки, покрываясь мурашками и дрожа не меньше агонизирующего чудовища, бьющегося в конвульсиях в центре загона.

Вдруг что-то треснуло, словно над ухом щелкнули арапником, драконья шкура лопнула и Джеймс вытаращил глаза, напрочь забыв про то, что он уже не способен удивляться. Длинная шея зверя вытянулась вверх, кожа на морде зашевелилась, задвигалась, и во все стороны брызнуло перламутровыми искрами – струпья, оказавшиеся старой драконьей чешуей, начали облетать, осыпаться тонкими треугольными лепестками, превратив желтое пыльное облако в разноцветный переливающийся ураган.

- Красота, а?! – радостно и громко закричал дядя Чарли, поворачивая к ошеломленному племяннику смеющееся лицо, - Не высовывайся пока, а то чешуей порежет!

Перламутрово-розово-голубой вихрь вокруг орущего чудовища постепенно успокаивался, и Джеймс не смог усидеть на месте, сгорая от любопытства, когда дядя Чарли что-то закричал на местном языке, вытряхивая из медных волос разноцветные кусочки, летевшие во все стороны. Из облака раздалось неразборчивое рокотание, и драконолог рванул вперед, к своему питомцу.

- Ай, Людычку, красавчик ты мой, ай молодец, ай, хороший! – ворковал дядя где-то в глубине загона, и храбрый гриффиндорский загонщик не выдержал – разгоняя руками текучее перламутровое марево, он полез под изгородь и пошел вперед, закрывая лицо от острых невесомых чешуек, плывущих по воздуху.

- Вот, сбросил таки, смотри, какой он у нас красавец! – с гордостью пробасил дядя, и Джеймс подняв голову, только и смог, что молча кивнуть, восторженно вздохнув.

Дракон действительно был красив. Перед молодым англичанином стояло и скребло землю когтистой лапой великолепное животное, переливающееся новой гладкой шкурой, похожей на жидкое золото. Людовик тряхнул длинной усатой мордой, расправил слюдяные стрекозиные крылья, и гибкой радужной лентой взлетел в воздух, окончательно избавляясь от последних перламутровых треугольничков. Джеймс задрал голову вверх и счастливо рассмеялся – дракон, помахивая разноцветным гладким хвостом, поднялся выше, облетел черепичную крышу вольера и унесся за ближайшую гору, напоследок полыхнув разноцветным всполохом.

- Нууу, теперь до вечера не вернется, соскучился, пока болел, - дядя Чарли радостно потер обожженные руки, и вдруг, присев на корточки, сунул в ладонь племянника что-то острое и невесомое, - На, девушке какой-нибудь подаришь. На цепочку повесь, амулет будет, на счастье. Тимишоарские солары удачу приносят и золото указывают. Только краешки сточи, порежется.

Джеймс уставился на неожиданный подарок – это оказалась старая драконья чешуйка, прямо в руке теряющая легкость, становящаяся плотной и непрозрачной. Через секунду он уже вертел в пальцах твердый перламутровый треугольничек, бликующий всеми цветами радуги, прикидывая, как красиво это чудо будет смотреться на тонкой белой шее, и повторяя про себя название редкостного дракона, чтобы ни в коем случае не забыть. Тимишоарский солар…

- Дядя Чарли, а что значит «солар»? – наконец спросил Джеймс, оборачиваясь к драконьему наставнику, с удовольствием притоптывающему разноцветный сверкающий ковер под ногами. Дядя усмехнулся, и ответил, сгребая ногой живой шелестящий перламутр:

- Солнечный.

* * *
Когда в камине подозрительно зашумело, а по дымоходу прошел гул перемещения, Гарри бросил на стол газету и нервно поправил на носу очки – ну вот, дождался.

- Что, уже?! – Джинни выглянула из кухни, привлеченная громким шумом, и радостно вскрикнула, когда Лили, загорелая до красной меди, с воплем перепрыгнула через каминную решетку. Следом за ней из черного каменного зева вылетела дорожная сумка, и кроссовки Джеймса шагнули на плитки пола, своротив по дороге подставку для угольного совка.

- Привет, - Гарри выпучил глаза, словно впервые увидел старшего сына. Ничего себе! Не был дома всего неделю, а изменился-то! Это что за бородища, как у бифитера?! Это что за прическа, торчащая во все стороны, как воронье гнездо?! Решил переплюнуть отца, всю сознательную жизнь сражающегося с собственной шевелюрой? Загорел, румянец во всю щеку, даже, как будто, подрос на полголовы, или это кажется? Так, а это еще что такое?!

- Дядя Чарли подарил! – с гордостью объяснил Джеймс, отстегивая от широкого ремня, почему-то болтающегося не на поясе, а на бедрах, короткий нож с загнутой ручкой и широким лезвием, - Им с драконов шкуру снимают и туши свежуют!

- Мерлин, кошмар какой, - Джинни совершенно не обратила внимания на жутковатое оружие, блеснувшее холодной сталью, прежде чем исчезнуть в щегольских тисненых ножнах, сделанных из такой же странной зеленоватой кожи, что и пояс, - Голодные, наверное?! Ну, сейчас обед, сейчас, сейчас!

- Мы в самолете ели! – откликнулась Лили, повиснув на шее у ошеломленного этой суетой отца, - И дядя Рон с нами в кафе заезжал! Я обедать не буду!

- Что значит – не буду?! – Джинни суетилась и голосила не намного тише возбужденных детей, и Гарри, поставив дочь на пол, привычным усталым движением потер висок, предчувствуя очередной приступ головной боли. Нет, он тоже счастлив, но орать-то так зачем? – Лили, крикни Альбусу, чтобы они спускались обедать!

Дочь не ответила, втаскивая по лестнице чемодан, Джинни отвесила Джеймсу звонкий поцелуй в щетинистую щеку, с плохо скрываемым восторгом потрепала его по взлохмаченной голове, еще больше взбивая «воронье гнездо» и ушла в кухню, проворковав что-то насчет «сюрприза к ужину». Гарри повернулся к сыну и изучающее уставился на смуглого небритого незнакомца. Что не говори, а идея с Румынией в любом случае оказалась замечательной – разнообразие еще никому не вредило.

- Что? – спросил Джеймс, и повернулся к камину с выставкой белых бумажных фигурок на мраморной полочке, выстроившихся вряд как на параде, - А это что такое?

- Это Альбус, - неопределенно ответил Гарри, отправив сумку сына в медленный полет на второй этаж, - Ори… Оригами, они со Скорпи всю неделю развлекались.

- А, помню, да… - Джеймс взял в руки бумажного дракончика, подергал за острый хвостик, посмотрел на складывающиеся тонкие крылышки и улыбнулся каким-то своим мыслям, не обращая внимания на озадаченный взгляд отца.

«Оригами, - объяснил Малфой, глядя на дрожащие над головой звезды, - Это Астория его научила. Хорошо развивает воображение, память зрительную, ну и вообще – интересное занятие. Это японская забава»

Японская, ишь ты. Ну конечно, какие-нибудь более простые развлечения маленькому хорьку не подходят – обязательно должно быть что-нибудь эдакое. А вот Альбус за несколько дней наловчился сворачивать жирафов и бегемотов ничуть не хуже друга.

- Ну и как она, Румыния? – Гарри неловко перетаптывался посреди гостиной, не зная, о чем говорить с собственным сыном. Пока Джеймс был в отъезде, он и думать забыл о своих тревогах, успокоенный двумя учеными мышками, ведущими незаметную безгрешную жизнь – гостиная, библиотека, заднее крыльцо по вечерам, и японские бумажные фигурки. Тихо. И все время на глазах. И, кажется, они и между собой-то почти не разговаривали всю неделю, видимо и так прекрасно друг друга понимают.

- Румыния как Румыния, - Джеймс вернул дракончика на каминную полку и поддернул широкий ремень, зазвенев многочисленными металлическими кольцами и карабинами, прицепленными к зеленой пупырчатой коже, - Все как ты и говорил – леса, горы и драконы, ничего интересного.

Поттер почувствовал в голосе сына иронию и нахмурился – да, характер. А ведь за неделю он так и не решил, как поступить, и что делать с неправильными отношениями между Джеймсом и Скорпиусом.

«Знаешь, Поттер, - говорил Малфой, поворачиваясь на бок и потирая сухие ладони, узким бледным пятном выделяющиеся на фоне темной резины понтона, - Дети… Ты никогда не думал, что им надо давать возможность набивать свои собственные шишки? Вот когда они просят помощи, только тогда твой долг кинуться на защиту, а до того момента – оставь их в покое, это не твоя жизнь».

«Больно умный стал, - ворчливо подумал Гарри, вспоминая странный ночной разговор, и разглядывая Джеймса, которому, видимо, не очень-то хотелось делиться впечатлениями о поездке. Ну, еще бы, он же всего лишь отец, а не маленький блондинчик, - Вот посмотрел бы я на тебя, если б ты застал собственного сыночка тискающимся с другим парнем. Все понимающие, пока сами не столкнутся…»

- А эти где? – Джеймс отставил в сторону ладонь, указывая расстояние до пола – видимо обозначив этим жестом младшего брата и его друга. А он, значит, большой уже. Сосунок! Бородищу отрастил, а голова еще глупая.

- Ну, а как поживает дядя Чарли? – Гарри сделал вид, что не расслышал последнего вопроса, и мысленно ударил себя «Квиддичным обозрением» по затылку – соберись уже, аврор недоделанный! Или действительно, как говорил Малфой, оставь их в покое. Может, Джеймс уже присмотрел там, в Румынии, какую-нибудь симпатичную колдунью из местных, а ты тут себя клянешь за то, что расслабился за несколько спокойных дней. Не просто же так сын изменился, хотя, сейчас он больше похож на записного разбойника с большой дороги, а не на влюбленного, страдающего в разлуке со своей девушкой. Как есть дикий горец, один драконий нож чего стоит.

- Джеймс, хоть ты Альбуса позови, Лили не дождешься! – крикнула из кухни Джинни, и Поттер брюзгливо поморщился, увидев, как просиял сын, - Они в библиотеке сидят!

- Дядя Чарли поживает нормально! – отрапортовал Джеймс, и припустил к лестнице, не обратив внимания на грузно опустившегося в кресло отца – да, никого он там не встретил, в Румынии. И драконы не помогли. И с чертовым Драко Малфоем Гарри так и не поговорил, бездарно потратив всю воскресную ночь на рыбалку, которая закончилась ничьей, и задушевную полупьяную болтовню о сущих пустяках. И как это хорек умудряется каждый раз заставить его забыть обо всем, кроме своей драгоценной персоны?

Глава 23.

Отец сразу почувствовал неладное – отозвал в сторону, долго выслушивал невнятные лепетания Скорпи, хмурился, поджимая тонкие губы, качал головой, и, наконец, поняв, что никакого откровенного разговора не будет, отпустил сына с миром. Скорпи помог собрать бывшие пестрые пуфики и валики, превратившиеся в привычные старые подушки. Стараясь не смотреть на полосатую шкуру, быстро теряющую яркую окраску и скукоживающуюся до размеров обыкновенной кресельной накидки, подхватил закопченный котелок с остатками черной вонючей наживки, и держа на лице непроницаемую улыбку, отнес свою ношу в дом.

Альбус, притихший и молчаливый, ходил за ним по пятам весь день, еле заметно шмыгал носом, прятал мокрые глаза под лохматой челкой и даже, казалось, стал ниже ростом и еще худее. К вечеру Скорпи не выдержал этой молчаливой демонстрации страдания и вселенской скорби – прижал Альбуса к библиотечному шкафу и хорошенько пошлепал друга спиной о книжные полки. К его великому изумлению Ал словно ждал этого, тут же начав активно давать сдачи, и от намечающейся первой серьезной драки лучших друзей уберег спонтанный книгопад с громко скрипящего стеллажа, мигом отрезвивший обиженных приятелей.

До полуночи они собирали рассыпавшуюся литературу, звонко чихая от пыли, складывали книжки в стопки, потирали ушибленные макушки.

- Дай гляну! – Альбус отложил в сторону тяжеленный том, оставивший медный уголком красную широкую царапину на руке приятеля, и быстро подполз к Скорпи, мрачно разглядывающего рваную прореху в рукаве рубашки, - Дотерпишь до утра, или к маме за зельем сходить?

Скорпиус не ответил, разрываясь между желанием закрыть глаза, и отпихнуть юного экспериментатора в сторону – Альбус удобно сел по-турецки рядом, ловко закатал порванный рукав, и начал осторожно дуть на царапину, выпятив вперед вишневые блестящие губы. В конце концов сосредоточенное сопение и осторожные поглаживания закончились почти поцелуями – Скорпи молчал, покусывал нижнюю губу и тихонько вздрагивал, когда новоявленный санитар слишком близко наклонялся, практически дотрагиваясь ртом до содранной кожи.

- Ну, вот и все, и не больно совсем… - забормотал друг, отворачивая порозовевшее лицо, когда младший Малфой осторожно отодвинулся, расправляя смятый рукав. В тот вечер они почти не разговаривали, но уже не так, как утром – молчание было приятным и почти привычным. Альбус, почувствовав, что лучший друг больше не сердится, воспрял духом – хрупкое равновесие, взорванное никому не нужным сексом, почти восстановилось, и они оба теперь боялись нарушить его неосторожным словом или действием.

Вся неделя прошла в спокойном созерцательном молчании – старый альбом для рисования методично сворачивался, складывался, скручивался, постепенно превращаясь в стройные ряды фигурок животных. Озеро и уроки плавания были на время забыты – и Скорпи и Альбус, не сговариваясь, продолжали держать осторожный нейтралитет, не дотрагиваясь друг до друга без крайней необходимости. Тема воскресной ночи превратилась в табу, как и любые разговоры о сексе, и к концу недели видимость прежних отношений была почти восстановлена.

Субботнее утро началось как обычно – тихий завтрак, диван в библиотеке, теплое плечо Альбуса, случайно прижимающееся к Скорпи, когда друг тянулся за печеньем через весь стол, и голова мистера Поттера, несколько раз заглядывающая в открытую дверь.

- Жарко… - Альбус оттянул ворот футболки и сильно подул за пазуху, подворачивая под зад ногу – забавная привычка сидеть на стуле, которая умиляла Скорпи и раздражала миссис Поттер, - Пить хочу… Тебе принести? На кухне лимонад должен быть.

- Не, - Скорпи мотнул головой, откидывая с мокрого лба длинную челку – в библиотеке действительно было душно. И жарко. И пыльно. И… Младший Малфой задержал дыхание, почесал нос и заморгал заслезившимися глазами. Нет, да ну, в самом деле! Всю неделю сидеть в доме, словно мало было долгой сырой зимы! Пыльный спертый воздух вдруг начал раздражать так, что зачесалось сразу все тело, словно он не был в душе, по меньшей мере, неделю. Сам весь пыльный стал, как крыса архивная!

- Купаться пойдем сегодня? – осторожно спросил он, пока Ал выкручивался из-за стола, разминая затекшие ноги. Чем черт не шутит, может, хватит уже танцевать вокруг друг друга, ну не получилось, бывает, но Малфой же не маньяк, чтобы набрасываться на лучшего друга, увидев его в плавках. Если уж они смогли выплыть из такой неприятности, то не пора ли…

- Ой, пошли, конечно! – расцвел друг, и Скорпи не смог сдержать ответной облегченной улыбки – все, можно двигаться дальше, перепрыгнули!

* * *
На Альбуса он налетел в коридоре – тот как раз выходил из библиотеки, вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Увидев Джеймса он вытаращил глаза и остановился как вкопанный, разглядывая экзотический вид старшего брата, задерживаясь взглядом то на бренчащем при каждом шаге ремне, то на непривычно лохматой прическе и недельной щетине на щеках.

- Привет, братишка! – вежливо поздоровался Джеймс, и несильно прихватил Альбуса за кончик носа двумя пальцами, прекрасно зная, как тот ненавидит этот жест. Не то, чтобы он сделал это специально, просто… А вот просто настроение хорошее!

- Вас там без воды держали, что ли? – сразу окрысился Ал, с неудовольствием шлепая брата по руке, - Или мыла не было? Мог бы морду в пасть к дракону сунуть, подпалить.

- Зануда, - ласково ответил великий путешественник, уже сосредоточив свое внимание на двери библиотеки в конце коридора, - Тебя мама звала, иди вниз.

- Идиот, - отозвался Альбус, и потрусил по коридору к лестнице, напоследок покрутив пальцем у виска. Джеймс не обратил на это никакого внимания – там, за тяжелой дубовой дверью притаился тушканчик. Сидит, наверное, весь в своих дурацких книжках закопался, вместо того, чтобы поплавать или на метле полетать. Бедолага, наверняка всю неделю так и просидел на привязи возле Альбуса. Ну, ничего, теперь-то он вытащит маленького на свежий воздух!

Осторожно потянув на себя широкую медную ручку двери, он заглянул в образовавшуюся щель. Сердце ухнуло в желудок, сигануло обратно, и гулко заколотилось в ребра, словно Джеймс проскочил петлю на американских горках – белобрысый сидел за столом, и, подперев бледную щеку кулаком, лениво листал какую-то книжку. Точно, так и торчал с братом в доме – вон, прозрачный стал, как призрак, даже синева под глазами залегла.

Скорпи поднял голову, увидел в дверях нежданного гостя, и сделал почти тоже самое, что и Альбус – распахнул глаза и открыл рот, зачем-то зашлепав ладонью по заднему карману джинсов, словно надеясь нащупать там волшебную палочку.

- Здорово! – Джеймс шагнул вперед, не сдерживая рвущуюся наружу улыбку, и, не дав времени на размышления, легко выдернул пискнувшего тушканчика из-за стола, крепко прижав к себе.

- Твою мать, пусти, придурок, тролль чертов… - зашипел белобрысый, болтая в воздухе ногами, пока Джеймс тыкался губами то в бледную щеку, то в ухо, то в мокрый соленый висок, втягивая носом знакомый теплый запах. Вот чего ему не хватало всю неделю, вот по чему он скучал. Скучал так, что даже драконы надоели, даже горы перестали казаться самым красивым местом в мире. Если бы не опасность быть застуканными, он разложил бы блондинчика прямо тут, на присыпанном крошками и крупицами сахара столе, смахнув на пол книги и журналы. Ну, уж сегодня-то он получит все, чего был лишен так долго, да еще с процентами. Жаль, что нельзя прямо сейчас, наплевав на все, схватить упирающегося, красного от злости Скорпи за руку, и утащить в какой-нибудь укромный уголок…

- Да все уже, отвали на хуй! – рявкнул младший Малфой, выкручиваясь из смуглых шершавых рук, - Одичал там, что ли, окончательно?!

- А у меня сюрприз, - Джеймс ловко увернулся от кулака с большими круглыми костяшками, мелькнувшего перед лицом, и, посадил тушканчика на стол, подхватив подмышки, - Смотри, амулет, на удачу.

Блондин что-то зло буркнул, сдвигая в сторону стопку книг, и знаменитый путешественник по странам Восточной Европы вдруг нахмурился, вытягивая из кармана длинный витой шнур – что это с ним? Белобрысый действительно выглядел как-то… Непривычно он выглядел, не так, как всегда – кожа бледнее обычного, лицо осунулось и заострилось, словно младшего Малфоя всю неделю морили голодом. И взгляд – холодный и колкий, непривычный. Или это тусклое освещение виновато?

- Это тебе!

Скорпи уставился на костяной треугольничек, покачивающийся перед глазами – вдетый в маленькую дырочку длинный витой шнур, смятый в кармане Джеймса, начал медленно раскручиваться, и амулет заиграл, заискрил, пуская во все стороны длинные радужные лучики. Розовые, сиреневые, голубые и зеленые пятнышки запрыгали по бледным щекам, зарываясь в платиновые пряди длинной челки. Джеймс нахмурился, немного раздосадованный реакцией тушканчика – тот смотрел спокойно, без восторга или какого-то особого интереса. Ну, хорошо хоть, что не с безразличием. Странно все как-то…

- Ты что, солара завалил? – недоверчиво протянул белобрысый, переведя взгляд со сверкающего подарка на кожаные ножны у пояса брата Альбуса, - Браконьер, тоже мне…

- Он удачу приносит… - Джеймс почувствовал тревогу. А если тушканчик сейчас пошлет его куда подальше, оттолкнет руку с подарком, обидно рассмеется в лицо? Почему-то еще неделю назад такие мелочи его не волновали – ну пошлет и пошлет, всегда можно немного надавить, настоять на своем, заставить, в конце концов. Или уговорить. Но не заставишь же другого человека принять подарок? Джеймс почувствовал, как во рту стало сухо и неприятно, так, что и сглотнуть нечем, а серебристый шнурок показался скользким и мылким – того гляди выскользнет из внезапно вспотевшей ладони. И так и останется лежать на темных мореных досках пола, всеми забытый, и никому не нужный. И сам Джеймс, как тот подарок – не нужен.

- Да знаю я эту легенду, - поморщился Скорпи, протягивая руку, и чешуйка Тимишоарского солнечного дракона легла в узкую длинную ладонь, - Я спрашиваю, откуда ты это взял? Это же исчезающий вид.

- Не больше десятка голов осталось… - автоматически повторил Джеймс слова дяди Чарли, и прерывисто вздохнул пересохшим ртом, когда белобрысый, повертев перед лицом экзотический подарок, надел шнурок на шею, спрятав радужное великолепие за ворот футболки.- Дядя дал. На счастье…

Тушканчик молча кивнул, не поднимая головы, а потом сделал нечто совсем запредельное – по прежнему не глядя в глаза ухватился за кожаный румынский ремень с охотничьим ножом, дернул Джеймса на себя и уткнулся носом куда-то с ключицу, словно пытаясь спрятаться. И тут Джеймс занервничал по настоящему, хотя, в любой другой момент воспринял бы подобный приступ нежности с восторгом. Было что-то болезненное в напряженном молчании, в пальцах, вцепившихся в твердую драконью кожу ремня, и главное – в громком сопении, подозрительно напоминающем пыхтение Лили, когда сестра пытается сдержать слезы.

Джеймс поднял руку, осторожно погладил мягкие светлые волосы, и не получив отпора, обхватил руками чуть вздрогнувшее тело – что-то случилось с белобрысым, пока он был в Румынии. Что-то неприятное, обидное и неправильное, и Джеймс, сразу, каким-то шестым чувством понял, что сейчас лучше всего заткнуться и молчать, давая возможность Скорпи почувствовать, что он тоже кому-то очень нужен и тоже сомневается в этом.

* * *

Мама потребовала всех вниз, обедать – Альбус стоял, прислонившись к дверному косяку, слушал мать и кивал головой, не особо вслушиваясь в слова. Он вообще все последние дни ходил как в тумане – кивал головой, без противоречия выполнял то, о чем его просили, молчал и слушал. И ходил за Скорпи, стараясь хоть как-то, хоть чем-то, любым способом угодить другу. Нет, уже не просто другу.

Воскресная ночь и утро оглушили Альбуса – огромный черный бладжер врезал по затылку и умчался дальше, оставив в голове гулкое пустое эхо и шум в ушах, через который с трудом просачивалась окружающая действительность. Он стоически выдержал весь долгий тягостный понедельник, мастерски изобразил радость, когда мама, увешанная коробками и подарками, вышла из камина во второй половине дня, передав всем привет от тети Гермионы и дяди Рона, вежливо попрощался с мистером Малфоем, и к вечеру с грустью решил, что у него явный актерский талант. Даже отец, вернувшийся с рыбалки в крайней степени задумчивости, даже мама, сразу пощупавшая лоб и осмотревшая сына на предмет царапин и ссадин, ничего не заметили.

Показное спокойствие подвело его вечером, во время драки в библиотеке. Не зная, как еще, какими словами и поступками объяснить Скорпи, как он переживает, и как ему плохо, Альбус с незнакомым азартом сцепился с лучшим другом, вовсю размахивая кулаками. Ну, пусть так, пусть – драка, лишь бы не молчать и не получать в ответ такое же напряженное молчание.

Выдержка еще раз подвела его, когда он увидел яркую розовую царапину на плече приятеля. Хорошо, что в последний момент Альбус успел взять себя в руки и не прижался ртом к ссадине. Теперь, точно зная и помня солоноватый вкус, он на мгновение даже почувствовал на губах тепло и мягкость чуть золотистой кожи – так хотелось… хотелось…

- И что с вами всеми такое? – мама вытащила из шкафа белоснежную скатерть и отправила в гостиную стопку тарелок, - Такое впечатление, что я сама с собой разговариваю! Альбус! Ты меня слышишь?! Зови всех обедать! Теперь и Джеймс где-то пропал, не успели вернуться, и сразу по дому разбежались!

- Да, сейчас позову, - Ал послушно кивнул, послушно повернулся в дверях, как солдат на плацу, и послушно пошел созывать семью на обед. Он вообще был даже слишком послушным в эту неделю – не перечил родителям, вел себя тихо, и поддерживал все идеи и развлечения Скорпи, вроде совершенно неинтересного оригами – только бы его больше не отталкивали, только бы не прогоняли и не убегали. Если бы завтра Скорпи предложил сигануть вместе с крыши, наверное, Альбус, не долго раздумывая, согласился – только бы угодить и добиться, наконец-то, одобрения и искренней улыбки Хоть какой-то реакции!

Дата добавления: 2015-10-28