22 страница. - Поттер, а странно все-таки, что они подружились, а?

- Поттер, а странно все-таки, что они подружились, а?

Гарри пожал плечами – ничего странного в дружбе Альбуса с маленьким хорьком он не видел. Ну, подружились, не дерутся, не враждуют – так хорошо же! Хотя, судя по тону, Драко говорил о чем-то другом…

* * *

Оказалось, что надо было всего лишь закрыть глаза, чтобы перестать бояться – в горячей жаркой темноте все сразу встало на свои места. Ощущения, не подкрепленные зрительными образами, моментально сделали свое дело – Альбус медленно расстегнул джинсы, поймал узкое, прохладное на ощупь запястье, и потянул его вниз. В темноте стащить штаны оказалось намного проще, и намного проще было самому провести рукой по животу, и, наткнувшись ладонью на горячее, твердое и чуть влажное – не отдернуться испуганно, а осторожно сжать, погладить; спустившись вниз, осторожно подхватить снизу округлые и тяжелые яички... И мысленно обозвать себя трусом и нервной девчонкой на первом свидании.

Где-то слева раздался тихий выдох, зашевеливший волосы на голове – Скорпи. И еще один, когда Ал нетерпеливо провел ладонью по гладкому и твердому – только теперь намного ближе, так, что теплым дыханием, как ветром, обдало щеку. Друг больше не сердился, позволив Альбусу заняться «экспериментом», как он сам это назвал. Ну, пусть думает, что эксперимент, опыт, практическая работа, пусть думает что хочет, тем более, что со стороны, наверное, так и выглядит. Но хотелось, хотелось, очень хотелось наконец-то… И все эти посиделки в библиотеке, и прикосновения, и слова, и взгляды – такие же, как и раньше, но теперь все наполнилось другим смыслом, не столько дружеским, сколько… чувственным. И уже не казалось смешным или глупым, хотя еще совсем недавно... И когда отношение начало меняться, Ал тоже не помнил – может, это началось, когда друга начали уводить, отвлекать, оттаскивать; а может быть после того случая с мазью; или, когда подлые лесбиянки бросили возбужденного читателя наедине с его фантазиями…

- О, господи, не спеши… - выдохнуло теплым ветром в макушку, и Альбус послушно ослабил хватку, почти прекратив движение рукой. На минуту представилось, как это выглядит со стороны – темная палатка, освещенная пошлым красным светом, он сам, спиной на тигриной шкуре со спущенными до колен джинсами и задранной футболкой, с узкой прохладной ладонью друга на глазах. И Скорпи – провести руками по худым сильным ногам сверху вниз и обратно – стоит над ним на коленях, и ему, наверное, тоже неудобно в приспущенных штанах. Острый край пряжки царапнул кожу, и Ал решительно сунул большие пальцы за пояс, потянув вниз чужие джинсы – ну хватит игр, ничего он уже не боится!

* * *

Чего он совершенно не ожидал, так это новой вспышки упрямства. Поморгав, Альбус медленно отвел глаза от распахнутой ширинки друга, вызывающе выдвинул челюсть и закопошился на шкуре, деловито расстегивая ремень, приспуская до колен штаны вместе с бельем, заставив приятеля шумно вздохнуть при виде полу-напряженного темного органа, лежащего на бедрах – ничем не уступающего размерами старшему брату. И опять улегся на спину, полыхнув бордовыми щеками. Да еще схватил Скорпи за руку и накрыл его ладонью глаза, отсекая от себя реальность.

- Хочу! – буркнул, как приказал. Ну и что прикажите делать? Разлегся, раскрылся, заголился как… Скорпи дернулся от неожиданности, когда смуглая ладонь прошлась по животу, на мгновение нерешительно остановилась, наткнувшись на возбужденное препятствие, и вдруг сильно обхватила член. Даже смешно стало – как за дверную ручку схватился. Дурачок испуганный, ну что вы за народ такой – Поттеры? Упрямцы, глупые наивные герои, умилительные в своей решимости все доводить до конца.

- Не спеши… - голос подвел, сорвался, вместо нормальных слов выдавилось что-то похожее на сиплое задушенное карканье. Нет, слишком быстро – Скорпи чуть отодвинулся, почувствовав, что если смуглые пальцы будут продолжать в том же духе, то все закончится раньше, чем хотелось бы. И не в физическом удовольствии дело – слишком сильно ударил в висок тяжелый горячий коктейль эмоций и переживаний, в котором было намешано чересчур много ингредиентов. И страх, и отчаяние, и нежность, и возбуждение - огромное и неотвратимое, как чернильное небо, забрызганное молочными каплями звезд, и желание поверить в то, что это происходит на самом деле, и сомнение, и снова по кругу…

И когда Альбус вдруг отвел его руку, дернул вниз джинсы, толкнул на спину, наваливаясь сверху – Скорпи уже не мог сдерживаться. Друг вздрогнул всем телом, обернувшись назад, когда белые ладони сильно сжали ягодицы, почти до крови впиваясь ногтями в смуглую кожу.

- Черт… - выдохнул Ал. И уткнулся лицом в тонкую шею, прерывисто сопя в ухо, и без того оглохшее от двойного стука сердец, от оглушающего звона и лязганья пряжек ремней, рваным ритмом бьющихся друг об друга, от болезненного упрямого мычания, когда мокрые от слюны пальцы с силой продавились внутрь. Воздуху не хватало - бордовые угли, страшные раскаленные камни выжгли последний кислород, наполнив легкие густым кроваво-красным жаром, от которого пересохшие рты вместо поцелуев могли только жадно открываться, давясь одним дыханием на двоих. Скорпи цеплялся за худенькие скользкие плечи, приподнимал бедра, усиливая и без того до боли тесный контакт между грубо трущимися членами, скреб ногами в запутавшихся штанах по оранжево-черному меху, ловил и прикусывал зубами потрескавшиеся темно-вишневые губы. И уплывал, еле сдерживая напряжение, умирал от восторга, чувствуя, как непривычная сдавливающая теснота вокруг пальцев медленно расслабляется, пропуская его глубже.

Вдруг Альбус приподнялся на локтях, не прекращая движения, закатил под веки черные жуткие глаза без зрачка, и Скорпи взорвало изнутри трудным болезненным оргазмом, разорвало в пыль, в труху, в молочные звездные брызги, когда на живот плеснуло горячее, и чей-то смутно знакомый голос пробормотал странную абракадабру:

- Все же бисексуал…

* * *
Откуда в плотной ткани шатра образовалась маленькая дырочка, было не понятно. Может, она была с самого начала, а может быть к утру волшебство стало понемногу рассеиваться, и наколдованная ткань разъехалась в месте крепления, и теперь в пышных красных складках появилась крошечная прореха. Почувствовав на лице тепло солнечного луча, Альбус сморщил нос, повертел головой, пытаясь уйти от источника света, и, наконец, открыл глаза.

Похлопав ресницами, он зевнул, пошевелил пальцами ног и удивился – тело было спеленато в плотный кокон, так, что даже колено не согнешь. Приподняв с подушки голову, Ал оценил гору пестрого тряпья, наваленного сверху, и сунул руку под спину, вытаскивая что-то твердое, больно вдавившееся в поясницу. Это оказался брючный ремень – оценивающе покачав на ладони металлическую пряжку, теплую и тяжелую, он снова взглянул на свои ноги. Сбившееся покрывало, яркая наволочка, сползшая с какого-то пуфика, несколько подушек, и как апофеоз безобразия – белые тонкие трусы, обмотавшиеся вокруг щиколотки. Не опознав в куске материи принадлежащий ему предмет нижнего белья, Альбус осторожно сдвинул в сторону руку Скорпи, тихо, стараясь не шуметь, сел на шкуре, и начал выпутываться из вороха разнообразного барахла.

Он даже заботливо разобрал одежду, отделив друг от друга две пары джинсов, скрутившихся штанинами в какой-то немыслимый клубок, все аккуратно сложил стопкой рядом с их импровизированным ложем, и лег обратно на подушки, устраиваясь на спине. Скорпи тут же занял исходное положение – головой на плече друга, рука легла поперек живота, нога примостилась на бедро. По-хозяйски так. Альбус еще раз зевнул, автоматически поглаживая ладонью худую прохладную спину с круглыми выступающими позвонками, почему-то на ощупь напомнившими ему драконий хребетик, хотя спину дракона он никогда не щупал – они что, так и проспали всю ночь в обнимку, как парочка из любовного романа? Скользнув по спине приятеля чуть ниже, он слегка подвинулся, давая Скорпи возможность прижаться еще крепче – ага, именно так и спали. Притом, абсолютно голыми. Вот почему столько шмоток сверху – холодно было, тем более что угли жаровенки к утру умерли окончательно, подернувшись серым пепельным налетом.

- Привет, - хрипло пробормотал Скорпи, и Альбус послушно отозвался, продолжая изучать высокий резной столб, установленный в центре палатки:

- Привет.

Друг приподнялся на локте, рассматривая лицо любовника внимательными усталыми глазами. Альбус скользнул взглядом по растрепанным светлым волосам, по губам, бледным и сухим, отметил жест руки, заправляющей за ухо длинную челку, и привычно улыбнулся приятелю, мысленно решая задачу мирового масштаба – так все таки, дырка в пологе была с самого начала, или образовалась только к утру? Ни о чем другом сейчас почему-то думать не хотелось.

- Ал, ты в порядке? – с непонятной тревогой спросил Скорпи, и Альбус задумался. Да, конечно, он в полном порядке. Ну, если не считать несильного жжения между ягодицами, которое, наверняка, пройдет уже к вечеру. А можно еще взять в родительской аптечке какое-нибудь зелье, тогда еще до обеда все пройдет.

- Альбус… - лохматая белая челка защекотала лицо, сухие губы царапнули щеку, Альбус рассеянно погладил друга по затылку. Нет, а все же – неужели мистер Малфой допустил промах, когда колдовал? Торопился, что ли? Да нет, не может быть. Наверное, слишком сильное натяжение ткани в месте крепления привело к тому, что…

- Все нормально? – опять спросил друг, и Альбус напрягся, сам не зная, почему. Странный тон, сдержанный и холодный, как сквознячок, проникший под покрывало, когда Скорпи навис над ним на вытянутых руках. Да, все нормально. Во всяком случае, Альбус Северус Поттер теперь точно знает, что он бисексуал, а никакой не натурал. И нечего было читать всякие энциклопедии, проходить дурацкие тесты и переживать. Вспомнив то, что произошло ночью, он мысленно пожал плечами – ну да, он занимался сексом со Скорпи, это было здорово, и то, что с утра не возникло непреодолимого желания утопиться в озере, говорит о том, что все произошедшее – нормально. Для него, с учетом ориентации – нормально. Значит можно больше об этом не думать, а принять как факт. И повторить, когда захочется. И вообще, чего они раньше-то этого не делали? Давно надо было…

- Понятно, - криво улыбнулся Скорпи, еле заметно дрогнув уголками губ. Легко оттолкнулся руками, сел среди подушек, почесал «драконий хребетик» позвоночника, и, встав на четвереньки, потянулся к своей одежде.

- Ты куда? – удивился Альбус, наблюдая, как друг аккуратно и сосредоточенно застегивает пуговицы рубашки. От спокойного утреннего настроения не осталось и следа – Скорпи встал и запрыгал на одной ноге по шкуре, натягивая трусы. Вроде бы ничего не происходит, но Ал почувствовал, что по всему телу пронеслась волна мелких нервных мурашек – друг отворачивал в сторону бледное лицо с темными кругами вокруг заблестевших глаз, на Альбуса не смотрел, и быстро одевался.

- Пора уже… - невнятно пробормотал он, расправляя сложенные джинсы, - Да и твой отец с моим скоро вернутся…

И сел опять спиной, продолжая одеваться, словно за ним гонится стадо взбесившихся грифонов. Альбус занервничал – друг был чем-то расстроен, или обижен, или разочарован, а чем – непонятно. И как исправить положение, Ал понятия не имел. Только чувствовал, что дело именно в нем – это он, Альбус, что-то сделал не так, чем-то обидел приятеля, продолжающего отворачивать лицо, зашнуровывая кроссовки. Да что он сделал то?!

- Скорпи… - но друг уже ловко собирал в кучу рассыпавшиеся подушки, растаскивал по углам круглые пуфики и длинные валики, похожие на разноцветные сардельки, завязал узлом мешок с остатками пирожных, к утру превратившихся в сладкую труху, и молчал, быстро придавая палатке первоначальный вид.

- Ты встаешь? – спросил Скорпи, берясь за край скользкого шелкового покрывала, и наконец-то поднял голову. Альбус увидел розовые, как у кролика, веки, такие же розовые неровные пятна на бледных щеках, тонкие губы, и глаза – не привычно голубые, а светлые, почти серые, вылинявшие и пустые. Ну совершенно как у мистера Малфоя. И от вида этих пустых бесцветных глаз на фоне нездорового румянца, от вида плотно сжатых твердых губ и аккуратно приглаженных волос, еще несколько минут назад беспорядочно и игриво торчащих во все стороны, Альбусу стало тоскливо и страшно.

* * *
Он еще никогда так не мерз. Ванную заволокло душным тяжелым паром, Скорпи сидел под горячими струями, положив подбородок на колени, мелко дрожал и никак не мог согреться. А еще он ужасно хотел спать. И спать он хотел дома, в Малфой-Мэнор, в собственной кровати, казавшейся сейчас самым уютным и спокойным местом на земле. И хотел попросить отца подумать насчет перевода в другую школу. Учиться же можно и в Дурмстранге, а не только в Хогвартсе, правда же? А еще он смертельно устал от каникул, лета и всей этой истории. И от Поттеров тоже устал.

Оказалось, что сегодняшнее утро не шло ни в какое сравнение с пережитым насилием. Тогда эмоции были простые и понятные – страх, боль, отвращение, злость, и сперва жгучее, а потом вполне осознанное и холодное желание отомстить. И ведь если бы не волшебное вино и разговор с отцом – Джеймс бы сейчас медленно умирал в одной из палат Мунго, а не болтался по Румынии. Черт с ним, пусть болтается, Скорпи еще той ночью, напившись вина, честно признался себе и отцу, что тоже виноват в случившемся не меньше тролля. И да, провались все на свете, ему действительно нравится трахаться со старшим братом Альбуса, и никакой злости или ненависти к нему он уже не испытывает. Привык, может быть, даже чуть-чуть привязался к этому туповатому верзиле, имеющему привычку щекотно бормотать на ухо всякую нежную чушь. Совсем не обязательные и часто раздражающие слова, но сейчас Скорпи очень хотел услышать хоть что-нибудь хорошее. Что он теплый, что у него мягкие легкие волосы, что он похож на золотое нежаркое солнце, и что он самый замечательный на свете, и главное – что он нужен! Нужен до дрожи, до горького кома в горле, до желания, наплевав на все, устроить сумасшедший крышесносный секс где угодно, хоть в гостиной, хоть в столовой, хоть перед родителями, настолько сильно его хотят.

- Сентиментальный слезливый пидор… - пробормотал Скорпи, обращаясь к своим коленям и обхватил дрожащие плечи руками, - Баба и тряпка.

Как ни странно, но злые и обидные слова его отрезвили. Озноб прошел, Скорпи выключил воду, вышел из ванной, выпустив в комнату порцию влажного пара, долго копался в шкафу, выбирая одежду, долго приглаживал перед зеркалом волосы, заткнув истерящее раненое самолюбие. Ничего не случилось такого, к чему он не должен был быть готов. С чего это Альбус должен был повести себя иначе? Не отпихнул, не ударил – уже хорошо, уймись, Малфой, и заруби на своем остром семейном носу простую истину – не всякий Поттер падок на твою великолепную внешность.

Скорпи зло хмыкнул, уставившись на отражение «великолепной внешности» - из зеркала, покрытого капельками влаги, на него смотрел бледный строгий мальчик. Очень аккуратный, гладко причесанный, сурово поджавший розовые губы, и с очень серьезными голубыми глазами. Хоть портрет пиши и вешай куда-нибудь в коридор одной из верхних галерей поместья. И подпись, большую, и непременно гравированную на золотой табличке – Малфой, которого отшил Поттер. Нет, не в галерею – в гостиную, над камином, в назидание потомкам! Лопух, дурак и идиот, за полтора месяца в чужом доме умудрившийся наворотить столько глупостей, которых иному человеку, при скромном пользовании, хватило бы до конца жизни. Дедушка, наверное, в гробу переворачивается. Как бы не заявился в виде призрака… Скорпи нервно дернул щекой – выслушивать от дедушкиного приведения нотации он совершенно не хотел. Надо будет его портрет убрать из спальни, то-то дед в прошлый раз был так молчалив – наверняка уже в курсе похождений любимого внука.

Ладно, ныть и жаловаться не имеет смысла, пора делать приветливое лицо и спускаться вниз – разговаривать с отцом, улыбаться мистеру Поттеру, идти и общаться с Альбусом, так и не понявшем, почему приятель почти сразу умчался в дом, ничего не объяснив. Ну, мистер Поттер наверняка ничего не заметит, а вот обмануть отца вряд ли удастся.

Скорпи вздохнул, швырнул расческу под зеркало, и открыл дверь. Ровно за тем, чтобы споткнуться об вытянутые ноги сидящего на полу Альбуса.

- Здорово… - выдал друг нелепое приветствие, словно это не он проснулся час назад со Скорпиусом под одним покрывалом, - Я тут… Ну, в общем… Ты поговорить не хочешь?

- О чем? – младший Малфой покачался с пятки на мысок, пока приятель неловко поднимался на ноги – нет, ну действительно, о чем еще говорить-то? И что-то подсказывало, что Ал совершенно не догадывается в чем дело. Сейчас начнет извиняться, по-щенячьи заглядывая в глаза, будет умолять объяснить в чем его вина, еще больше усугубляя ситуацию. Глупенький, наверняка решил, что сделал что-то не так, или был недостаточно хорош, или что-то в этом роде…

- Вообще-то, ты прекрасно знал, что я ничего не умею! И нечего было такое лицо делать… Мне что, нужно было в Лютный переулок сходить, опыта набраться?! - сходу брякнул Альбус, заливаясь смуглым румянцем, и Скорпи мысленно кивнул – ну, точно, именно это он и решил, и разговор сейчас пойдет по давно известному сценарию. Друг с легкостью взял всю вину за неудачное утро на себя, и теперь придется его утешать, успокаивать, уверять, что дело вовсе не в его неопытности, и что все было прекрасно… Черт, ну почему на каникулах нельзя колдовать – одно заклинание, стирающее память, и можно было бы общаться как раньше.

- Ал, давай потом... Как нибудь... потом про это поговорим... - Скорпи решил сделать отчаянную попытку соскользнуть с неприятного разговора, или хотя бы оттянуть неизбежное, - Все нормально, я всем доволен, не в этом дело, просто…

- Просто не надо было дружбу портить, да?.. – Альбус сдвинул брови и колупнул ногтем краску с дверного косяка, - Не надо было это все…

- Да, наверное, не надо, - выдохнул Скорпи. Вот именно, черт возьми, не надо было - приятель озвучил именно то, что с самого утра сидело в голове, и что он сам очень не хотел произносить вслух. Нужно было поменьше фантазировать. Не нужно было тешить себя глупыми мечтами, и не стоило возлагать надежды на возможную ориентацию друга. Вот она, ориентация во всей своей красе – стоит, и сердито отколупывает со старой деревяшки кусочки белой краски, роняет невесомые пластинки под ноги, дрожит ресницами, и не знает, что сказать, и не понимает, каково Скорпи от этого непонимания. И что толку? Друг попробовал, ему даже, судя по всему, понравилось, но не загорелось, не вспыхнуло… Эксперимент, проба… И Альбус честно об этом сказал. И не его вина, что кое у кого слишком богатое воображение, и этот кое-кто готов принять любопытство новичка за зарождение совсем другого интереса.

- Давай, все таки, потом... – взмолился Скорпи, чувствуя, как голос срываться в горячий болезненный хрип – для завершения такого «впечатляющего» утра осталось только разреветься как в детстве, когда он разбивал коленку или падал с лошади. «Брызнуло из глаз, и хватит! – повторял дедушка, смазывая подвывающему внуку ссадины пахучим зельем, - Не показывай слез, плакать можно только на похоронах. Ты же мужчина!»

Альбус только мотнул вихрастой головой и ничего не ответил, растирая в пальцах сухую краску. Другу тоже было паршиво. И, может быть, так же паршиво, как и самому Скорпи.

Глава 22.

Новых впечатлений хватило ровно до пятницы – в субботу с утра Джеймс открыл глаза, покосился на соседнюю кровать, в которой вызывающе храпел Хьюго Уизли, свесив вниз руки-ноги, и убрался в душ.

Привыкнуть к странным приспособлениям для подачи воды было сложно, и малолетние англичане каждое утро по полчаса сражались с вентилями – старыми, с щербинами облупившейся краски на железных кольцах для пальцев, а синий вентиль еще и брызгал во все стороны тонкими ледяными струйками. И водяные трубы были старыми – высокими, певучими, тянущимися по всему потолку к большущей душевой лейке, намертво приваренной к стене ржавыми шестигранными болтами. Немыслимая маггловская технология. Отрыв от цивилизации. Экзотика.

Душ лупанул по затылку кипятком, и Джеймс довольно улыбнулся – обычно он просыпался позже всех, и гигантская лейка выдавала ему лишь слабую струю чуть теплой воды, пахнущей железом. Приходилось смывать мыльную пену с тела, поворачиваясь то левым, то правым плечом, пританцовывая на темных деревянных досочках настила – мыльная вода затекала в широкие щели и неслась к квадратному отверстию слива, забранному металлической решеткой. Зато гудела и тряслась лейка так, словно рядом с питомником заходил на посадку огромный самолет, вроде того гиганта, на котором они летели из Лондона в Бухарест. Дядя Чарли, загорелый до красноты, сливающейся на лбу с яркой медью волос, посадил их в допотопный драндулет с непроизносимым и смешным названием «Шкода», ловко пошвырял в багажник сумки, и устроил племянникам обзорную экскурсию по улицам странного города. Лили, Роззи и Хьюго липли к окнам, орали как сумасшедшие, комментируя увиденное, а Джеймс, на правах взрослого усевшийся на переднее сидение, переглядывался с малознакомым родственником, и время от времени понимающе усмехался – дети. Орут и верещат, словно попали в зоопарк, а не в чужой город, и по улицам бродят невиданные чудища, а не обыкновенные люди. Столица Румынии не произвела на старшего сына Гарри Поттера особого впечатление – город как город. Иногда чем-то напоминающий волшебную часть Лондона, иногда не похожий ни на что из ранее виденного. Люди, машины, туристы, широкие проспекты и высоченные вычурные фонарные столбы в пять световых штанг, застывшие рядом со светлым большущим зданием, похожим на дворец.

- Это Парламент, - пояснил дядя Чарли, и Джеймс пожал плечами – да и черт с ним, Парламент так Парламент. Музей – так музей. Проспект – так проспект. Дядя сыпал всевозможными прибаутками, местными анекдотами и городскими легендами, вызывая возбужденные вопли на заднем сидении, и к концу экскурсии Джеймс уже одурел от новых слов и названий, от местного воздуха, пропитанного бензиновой гарью и сладким запахом корицы, и от дурацких маггловских имен, распространенных в этой стране.

- Эонеску… - пробормотал он, с облегчением наблюдая, как дядя Чарли с трудом переключает литой резиновый тумблер невидимости на передней панели, такой же древней, как и сам автомобиль, - Иванеску… Папеску… В-зад-стамеску… Бред какой-то…

Машина плавно разогналась и под радостный трехголосый крик с заднего сидения, от которого заложило уши, тяжело оторвалась от земли, резко взмывая вверх. За поцарапанными толстыми стеклами мелькнули высокие окна верхних этажей, облупленные стены, вечернее солнце ударило в глаза, и под колесами раскинулись барханы красных черепичных крыш.

- У-у, а Лондон больше, - разочарованно протянула Лили, и Джеймс, опустив стекло и высунув голову наружу, согласился – Лондон больше. Город стремительно уходил вниз, крыши слились в одно темно-кирпичное пятно с далекими архипелагами новых районов, сбоку блеснула широкая лента реки.

- Дымбовица, - пояснил дядя Чарли, и Джеймс закрутил ручку стекла в обратную сторону. Дымбовица как Дымбовица, ничем не лучше Темзы. Наверняка, еще и хуже, наверняка какая-нибудь сточная канава.

Они летели куда-то на запад, прямо в черную ночь, оставляя за выхлопной трубой Бухарест, сливающийся вечерним оранжевым заревом уличных фонарей с солнечным закатом. Заднее сидение притихло, и, обернувшись назад Джеймс хихикнул – сестра и кузены дрыхли вповалку друг на друге, облопавшись местных тягучих сладостей, присыпанных сахарной пудрой. Дети…

- Спи, будем подъезжать – разбужу, - посоветовал дядя Чарли, не отрывая взгляда от непроницаемой тьмы, льнущей к лобовому стеклу, - Эх, дождь будет, а Людовика, наверное, забыли в вольер загнать…

Джеймс послушно сполз пониже на сидении и закрыл глаза – все равно смотреть было не на что. Проснулся он уже на земле – крепкая веснушчатая рука дяди с красными рубцами старых ожогов, исполосовавших кожу до самого локтя, сильно трясла его за плечо. Он выполз из машины, потянулся, хрустнул шейными позвонками, вдохнул сырой прохладный воздух и чуть не упал в обморок от свежести и аромата ночных цветов.

- Да, это тебе не мегаполис! Это горы! – засмеялся знатный драконолог с обожженными руками, вытаскивая из машины багаж, и вручая заспанной хмурой Лили ее сумку, - Ну что, девочки направо, мальчики – налево, все расспросы и вопросы утром!

И вопросов хватило на целый день, и даже на следующий, и Джеймс не был уверен, что они вообще когда-нибудь закончатся. Драконий питомник оказался самым красивым местом, которое он когда-либо видел – маленькая зеленая долина, зажатая в кольце высоких гор, и казалось, что крошечные домики, загоны и драконьи вольеры находятся в гигантской чашке с волнистым краем. Кто-то капнул на ее дно изумрудно-зеленую краску, а потом долго вертел чашку в руках, размазывая яркую зелень по стенкам. И накрыл этот ненормальный образчик современного искусства пронзительно голубой крышкой неба с белыми барашками облаков. Джеймс вышел на крыльцо, открыл рот и несколько минут стоял в ступоре, молча обозревая всю эту красоту.

- Альбус дурак, что отказался, - выдохнула за спиной Лили, и он полностью согласился с сестрой. Полный дурак! Эх, сейчас бы сюда метлу, и разогнаться, и рвануть к самой вершине самой высокой горы, и лететь вдоль склона, сбивая ногами чашечки белых неизвестных цветов, и дышать, задыхаться вкусным сочным воздухом, который, казалось, можно резать ножом и есть ложкой. А потом свечкой вверх – прямо в глубокое бесконечное небо, цвет которого так напоминает глаза белобрысого.

Чудеса начались сразу за завтраком – увидев длинный деревянный стол, заставленный едой, Джеймс недоуменно хмыкнул. По его расчетам, таким количеством жратвы можно было накормить не только всех работников питомника, сидящих тут же и быстро орудовавших ложками, но и их огнедышащих подопечных.

- Садитесь, садитесь, - раздался за спиной женский голос с таким сильным акцентом, что гости даже не поняли сперва, что им говорят, - Ешьте, вкусно, надо хорошо есть, до обед не проголодаться!

- До обед бы не лопнуть, - проворчал Хьюго, усаживаясь рядом с Джеймсом, который с интересом рассматривал миски с плотной кашей ярко желтого цвета. Каша исходила вкусным паром и лоснилась тающим в самом центре щедрым куском сливочного масла, таким же твердым и желтым, - Неужели, это все можно съесть?

Оказалось – можно. Каша, вареные яйца, белоснежный ломкий сыр, соленый и пряный, румяные лепешки с толстыми пышными краями – они подмели все, только успевая спрашивать смеющегося дядю и добрую женщину в белом легком платке, подвязанным под волосами, о названии незнакомых, но очень вкусных блюд. И к обеду, набегавшись по питомнику, почувствовали, что умирают от голода.

Драконы не произвели на Джеймса впечатления, зато Лили, Роззи и Хьюго были в восторге. Огромные крылатые махины, бегали в загоне, по утиному переваливаясь с боку на бок, курлыкали громоподобно, перхали черным дымом с искрами и льнули к знакомым загонщикам. Как голуби, тьфу ты, тоже мне, драконы…Загонщики, молодые веселые парни в странной одежде, от которой огненные искры отскакивали, не причиняя никакого ущерба, разговаривали громкими гортанными голосами, много смеялись, много кричали, и много и страшно хлопали большими драконьими арапниками, поднимая в небо тяжелую чешуйчатую стаю.

- Ух ты! – Лили и Роззи открыли рты, Хьюго сел на валун, которым подпирался столб загона, а Джеймс вдруг подумал, что для полного счастья ему сейчас не хватает белобрысого. Смотреть на полет драконов, грациозно и медленно облетающих по кругу чащу долины, прижимая к себе Скорпи… Да, сесть на траву, посадить его спиной к себе, ловить губами легкие белые волосы, бросаемые в лицо ветром, чувствовать ладонями тепло кожи под рубашкой и смотреть на необыкновенное зрелище. И молчать. Именно так - изумрудная зелень, подернутая белым цветочным туманом, вкусный свежий воздух, запах дерева, дыма и нагретого камня, небо, цвета голубых глаз, и - алые, золотые, болотные, черные перепончатые крылья в вышине. Как диковинные бабочки.

- Эй, ты тут не один! Давай быстрее! – заорал Хьюго, и дверь душевой затряслась от мощного удара. Джеймс, уже решивший тихонько помечтать под душем, вспоминая маленького теплого тушканчика, ругнулся, сбитый с настроя, и раздраженно закрутил облезлые маггловские вентили. Трахаться хотелось просто ужасно, и даже драконы, даже новые впечатления, которых с каждым днем становилось все больше и больше, не спасали от навязчивых мыслей о Скорпи.
А тут еще местный праздник совершенно выбил из колеи, не добавив спокойствия, а только усугубив ситуацию. Оказалось, что в нескольких километрах от питомника, там, где горы сходятся почти вплотную, образуя длинное ущелье, примостилось местное волшебное поселение.

- Потомственные ведьмаки и колдуньи! – важно сообщил дядя Чарли, поднимая вверх указательный палец, стараясь внушить племянникам священный трепет, - Не надо такие лица делать! Вы тоже потомственные, но тут совсем другое дело! Это вам не Хогвартс, и не Дурмстранг! Они местные, долину веками не покидают, магия у них зашкаливает! Если только свадьба, ну, или, там, похороны… Так что, со всем почтением к ним! С расспросами не приставать. Вести себя скромно. И не просить показать «что-нибудь интересненькое», особенно это Лили касается! Ясно?!

Да ясно, ясно! Еще одни Малфои местного разлива, именно такие, как дядя Рон рассказывал. Небось, спеси и гонора по самую покрышку. Хотя, поверить в то, что отец Скорпи когда то был заносчивым гадом было почти невозможно. Но раз просят «со всем почтением»… Ладно, посмотрим на этих почтенных стариков и старушек, великих карпатских колдунов.

Дата добавления: 2015-10-28