Кохан В. Есть ли место философии в деятельности учителя?

Сейчас, обращаясь к русским ^[1], я особенно сожалею о том, что не говорю по-русски, потому что приходится делать это на английском, а это не мой родной язык. В действительности же, язык – то, что очень важно для философии, поскольку мы мыслим то, что мы говорим. Однако нам надо постараться преодолеть языковой барьер, чтобы уметь размышлять-вместе.

С чего следует начать – это произвести различение, которое ведет свое происхождение из Франции, от Мишеля Фуко: нам требуется различить истину и опыт. Фуко говорил, что, когда автор пишет свою работу, он может писать, исходя из логики истины, или исходя из логики опыта. И если автор пишет книгу, исходя из логики истины, это подразумевает, что он(а) полагает, будто имеет эту истину и пишет с той целью, чтобы передать истину, которую имеет, другим. В отличие от этого, иной процесс складывается в том случае, когда автор пишет книгу, исходя из логики опыта-переживания (experience). Он(а) пишет, тоже имея свою истину, но обращается к читателям, чтобы поделиться собственным опытом-переживанием. И при этом автор подвергает сомнению, ставит под вопрос свои отношения с истиной.

Так что, когда мы пишем или читаем книги, исходя из логики истины, тогда мы или стремимся передать, или стремимся получить истину. Во втором же случае в то время, когда мы пишем или читаем, мы тоже стремимся передать истину, но стараемся передавать, проблематизируя свои отношения с ней.

Именно это различие, которое есть между истиной и опытом-переживанием принципиально для нас, чтобы задуматься о важных вещах, в особенности, в философии. И, соответственно, мы можем относиться именно так к философии: исходя из логики истины или исходя из логики опыта-переживания. Некоторые люди учат философии, чтобы передать истину. Но если мы учим философии, исходя из опыта-переживания, тогда мы стараемся передать то, что ведет к вопрошанию.

Ровно то же самое относится и к образованию: мы можем подходить к образованию, исходя из логики истины, или исходя из логики опыта-переживания. И к этому моему тексту можно относиться или исходя из логики истины, или исходя из логики опыта-переживания. Но я, со своей стороны, приглашаю вас отнестись к нему, исходя из логики опыта-переживания. Это значит подвергнуть сомнению и вопрошанию все то, что я утверждаю как истину, и то, что вы утверждаете как истину.

Думаю, мне следует сказать несколько слов о себе и о том, что я и мои коллеги делаем вместе с учителями бразильских школ, поскольку я полагаю, что в рамках логики опыта-переживания мы не можем и не должны отделять свою философию от того, что есть мы сами, философы. Я работаю в Государственном университете Рио-де-Жанейро, и у нас есть проект, который направлен на введение в философствование учащихся: детей, взрослых, которые приходят получать образование после работы, и также учителей. Этот проект проводится со стороны Университета, то есть он был инициирован на нашем философском факультете. Учителя, педагоги посещают наш курс добровольно, сами совершая этот выбор. Среди них есть и воспитатели детских садов, и преподаватели разных предметов средней, старшей и высшей школы, и учителя младших классов, и учителя вечерних школ, те, кто занимается образованием взрослых.

Я изложу несколько принципов, которые мы определяем для себя в этой деятельности, и относительно которых можно задуматься, насколько они значимы для учителей в школах.

I.

Первый принцип – мы полагаем философию не теоретической системой или идеями, но философским опытом мышления. То есть философия – это не само знание, а отношение к знанию. Мы знаем это еще от Сократа. Что делает мудреца философом, – это то, что он знает, что ничего не знает.

Обычно, когда мы знаем что-то, это значит, что мы переместились от незнания к знанию. В философии есть противоположное направление: мы перемещаемся от состояния знания к незнанию.

Это похоже на парадокс. Относительно того, что мы знаем, мы нуждаемся, чтобы не знать это. Поскольку чем больше мы знаем, тем меньше мы думаем. Чем меньше мы знаем, тем больше мы задумываемся. Философия – это движение от знания к мышлению.

Другая очень важная вещь – то, что в "философии" " фило " значит любовь. Это страсть, любовь, которая и представляет из себя то движение.

Если мы пытаемся делать что-то подобное в школе, нам в качестве предварительного условия оказывается необходимо признать, что другие также могут думать-вместе с нами. Это допущение, которое необходимо принять: что все в равной степени способны мыслить.

Здесь принципиальный момент такой: не то, что мы занимаемся философствованием, чтобы все стали способны в равной степени мыслить, но мы занимаемся философствованием, потому что все в равной степени способны мыслить. Это для нас совершенно необходимая предпосылка. Это не цель, но условие.

В этом смысле оказывается, что этот опыт философского размышления-совместно – это диалогический опыт с Другими, неважно, какого возраста эти Другие, какого они уровня образованности, кем вообще они являются. И это также объясняет, почему так важны вопросы в философии.

Есть такое предвзятое мнение: чем больше кто-то спрашивает, тем больше, значит, он не знает. В философии наоборот. Чем больше человек знает, тем больше он спрашивает.

И обычное движение – это от вопроса к ответу. Но необычное движение – в философии: мы начинаем с ответов и заканчиваем вопросами.

Вопросы, в действительности, в философии пребывают везде – и в начале, и в середине, и в конце процесса. И, кроме того, зачастую, то, что мы познаем, то есть те ответы, которые мы получаем, состоят не в том, что мы преобразуем вопрос в знание, а в том, что мы переводим один вопрос в другой.

Поэтому очень многое в философии делается в рамках самих вопросов. И, что наиболее важно, это вовсе не только те вопросы, которые обращены к чему-то вне нас, – но и те вопросы, которые обращены к нашим отношениям с этими вопросами, к тому, какое мы сами место заняли в поднимаемых нами вопросах.

Можно сказать, что первый принцип, с которого мы начинаем, когда говорим о философствовании- с-другими, состоит в том, что мы все больше переходим к вопрошанию.

II.

Второй принцип касается того, что значит "учить". Это понимание того, что такое учащий и что такое учащийся, что такое учить и что такое учиться. Обычно мы полагаем, что кто-то учит другого, а кто-то учится у того, кто учит. И тот, кто учит, должен знать то, чему он хочет обучить того, кто учится. Но вспомните, что в философии, как было сказано, нет того знания, которому можно было бы учить. Поэтому, если философ знает, что у него (нее) нет знания, которому можно учить, и нет передачи знания, тогда весь процесс, который происходит между учащим и учащимся, состоит в том, что это передача отношения к знанию.

Возьмем опять-таки пример Сократа. Что говорит обычный, традиционный учитель ученику? Учитель говорит: "Ты не знаешь. Я знаю. Так что я обучу тебя тому, чего ты не знаешь, – и ты узнаешь это от меня". Но Сократ как учитель философии совершенно иной. Сократ говорит: "Ты знаешь. (Ты думаешь, что ты знаешь). Я не знаю. И если я буду обучать тебя, то не тому, что я знаю, потому что я ничего не знаю, но тому, чтобы ты озаботился тем, что ты знаешь". Собственно это и означает, что обучение у Сократа – это не передача знания, но приглашение к размышлению-вместе. И, как минимум, это приглашение к размышлению-вместе подразумевает приглашение к вопрошанию-вместе относительно всей нашей жизни.

III.

А третий принцип происходит из нашей латиноамериканской традиции – от философа Симона Родригеса, которого мы называем Сократом из Каракоса. Он был учителем Симона Боливара, борца за независимость Латинской Америки в XIX в.

Симон Родригес говорил:

"Или мы изобретаем что-то новое, или мы ошибаемся".

Это не означает, что всякое изобретение – истина, но значит, что нельзя получить истину без того, чтобы произвести изобретение. И это принцип, актуальный и для философии, и для собственно эпистемологии, и для политики, и для образования.

Политически он имел следующее выражение. Родригес размышлял в начале XIX в. о латиноамериканских странах, которые обрели независимость и в которых тогда проявлялась тенденция взять конституции Европы и США за образец и по ним смоделировать, выстроить свою конституцию. Родригес говорил им: "Не нужно брать за образец! Не нужно моделировать по чужому примеру. Необходимо собственное изобретение. Не будет реальной политической жизни, если мы не изобретем нашу собственную конституцию".

Ровно тот же принцип нам необходим также и в отношении к знанию. И в особенности, в отношении к детству. Подумайте, ребенок имеет новый, свежий опыт-переживание мира. То есть ребенок отличается тем, что смотрит на мир, как на увиденный впервые.

Для нас это значит, что всякий раз, когда требуется философский опыт-переживание чего-то, нам следует глядеть на это что-то как на увиденное впервые, как если бы мы никогда еще этого не мыслили.

Это также очень важно для образования. Родригес говорил по поводу образования, что нам совершенно необходимо вносить в образование изобретение, нововведение. Нет наготове той системы образования, которую можно было бы взять за модель и следовать ей, образовывая всех без исключения различных детей в различных ситуациях в различных программах.

И, в итоге, это же оказывается совершенно принципиальным для самих учителей. "Или мы изобретаем, или проигрываем" для учителя обозначает, что нет метода, нет техники, которые следовало бы применять, полностью им следовать. Учитель должен изобретать собственный метод.

При обсуждении этого принципа могут вставать вопросы: "Значит ли этот принцип, что человек неправ, принимая уже готовые решения, и прав, только если принимает решения здесь, сейчас, в настоящий момент?" и "Не опасно ли изобретать собственный метод, особенно в таком деле, как образование?" Ответ будет следующий. Требуется принимать решение в настоящий момент. Но следует прояснить: если вы не принимаете решение, вы неправы, вы ошибаетесь. Однако это не значит, что решение, которое вы принимаете, обязательно будет правильным, безошибочным. Решение может оказаться неправильным и ошибочным. Но если вы не принимаете решение, то не станет возможным, чтобы вы были правы.

С другой стороны, у нас нет никакой гарантии относительно в том, что следование техникам и методам подразумевает отсутствие ошибок. И это первое, что надо сказать по поводу рисков. А второе, что для нас совершенно принципиально, – что учителя, педагоги нуждаются в том, чтобы иметь взаимоотношения с самими собой как с теми, кто следует осознанной ими самими задаче. Не какой-то существующей и поставленной вне их задаче, а тому, что они сами мыслят, понимают, желают и осуществляют.

Весь обсуждаемый третий принцип – это приглашение учителей к тому, чтобы мыслить самостоятельно, вносить изобретение в том плане, что вы мыслите совершенно оригинальным образом, именно так, как вы можете индивидуально, личностно мыслить. И в этом процессе вы уже приглашаете учащихся мыслить-вместе.

Завершая разговор об этом третьем принципе и подводя итог представлению того, что мы делаем со стороны философии относительно учителей, я бы сказал, что философия оказывается для учителей приглашением. И это приглашение не только к мышлению определенным образом, то есть приглашение к тому, чтобы мыслить индивидуально, самостоятельно, личностно, но и приглашение к тому, чтобы чувствовать себя учителем определенным образом. Философия оказывается приглашением подумать: "Что я такое как учитель?" И, задумавшись: "Что я такое как учитель?", подумать затем: "Каким учителем я хочу быть?"

Когда меня спрашивают: "Сколько учителей в Латинской Америке следуют этим принципам?", я отвечаю так. Для нас это не вопрос подсчета, цифр. Это не вопрос количества, но вопрос качества. Это означает, что если даже нет многих учителей, которые способны следовать этим принципам, но есть хотя бы один, этого уже достаточно. А, в действительности, есть не один такой, но много таких.

Несколько недель назад в университете состоялась встреча с учителями школ. В рамках нашей программы мы встречаемся и в университете, и в школах. В этот раз мы собрались в университете, и присутствовало около пятидесяти учителей. Поскольку учебный год в Латинской Америке начинается в марте и завершается в декабре, а это был март, то мы пребывали в начале процесса. И вот одна учительница, которая участвует в этом проекте уже семь лет, вдруг начала восклицать: "Я устала от этого, наконец! Одно и то же. Каждый год одно и то же! Мы ничего не изучаем. И мы все время в начале – вечные начинающие!" Она имела раздраженный, страдающий вид и выкрикивала: "Мы без конца все меняем! Я не знаю, каковы мои ценности, что следует думать, как нужно работать, нет ничего, до чего мы бы окончательно договорились, нет даже окончательных тем, нет метода…" И она продолжала говорить и говорить, все более горячо. А мы только слушали, не переводя дыхание, пока она, наконец, не сказала: "Только одна вещь не меняется".

В этот момент мы все выдохнули и спросили: "Какая вещь не меняется?" И она ответила:

"Невозможность быть тем же самым учителем, каким я была до вхождения в философию".

Я считаю, это самое главное. Это самое главное, поскольку все, что мы делаем, направлено как раз на это: само-преобразование.

(Пер. с англ. М.Н. Кожевниковой)

[1] Статья подготовлена по материалам выступления Вальтера Кохана в Санкт-Петербурге в рамках проекта "Семинар по философии образования" в ФГНУ ИПО РАО в апреле 2014 г.

Дата добавления: 2015-10-02