Оживление жанра политической драмы в условиях смены культурной парадигмы.

Период 1980-1990-е гг. для русской культуры – время глубокого пересмотра всех представлений о мире и человеке, происходившего под влиянием социально-исторических факторов. В конце ХХ века Россия вступила в полосу очередного исторического разлома. Прежняя однородная социальная общность стремительно исчезала. Одновременно уходило в небытие и само понятие общей страны и народа, единых традиций, этических и эстетических основ. Перестроечные процессы коренным образом изменили и культурную ситуацию в стране. «Для отечественной науки, культуры, литературы, и театра в частности, наступило время распада и утраты цельности, время подрыва основ, принявшее невиданное агрессивное абсурдно-карнавальное обличье, время пиршества всякого рода подмен и химер»[16]. На рубеже 1980-1990-х гг. происходит смена социальной и культурной парадигмы, утверждение нового идеала, обусловленного в первую очередь потребительскими целями. Это не могло не оказать влияние на эстетику театра и драматургии, обусловив их выразительные средства, жанровые модели, особенности стиля и языка. Если советский театр 1950-1970-х гг. (и драматургия данного периода, в частности), несмотря на цензурное и идеологическое давление, оставил в истории образцы истинно демократического театра, театра как «празднества для всего народа»[17] (театр Г.Товстоногова, О.Ефремова, А.Эфроса, Ю.Любимова, В.Плучека. А.Гончарова и др.), то в новых условиях русский театр, уйдя из пространства идеологии, все больше начинает перемещаться в пространство рынка услуг.

Многие деятели разных форм искусства в эти годы испытывали чувство растерянности перед стремительно развивающимися событиями. «Сейчас у нас спроси любого – никто толком не знает, куда идти. Много поэтов, которые не пишут стихов, художников, которые не пишут картин. <…> Время обрушилось на людей, переломало их. В искусстве сейчас очень мало творчества, мало серьёзных размышлений о жизни, слишком много политики»[18]. И действительно, гибель коммунистической Помпеи обусловила невероятный расцвет политической темы во всех сферах деятельности. По всей стране появляются «неформальные» молодежные клубы. Подобного рода активность стала притягательной силой для политически ориентированной молодежи, не нашедшей приемлемой роли в официальных структурах. В то же время в СМИ полным ходом идет разоблачительная антисоветская кампания, появляется пренебрежительное понятие «совок». Волна обличения недавнего прошлого захватывает и культуру. В 1980-х одним из наиболее активных факторов смены художественной парадигмы становится политический компонент культуры. Активность его была обусловлена богатыми смысловыми и художественными возможностями в области передачи центральных мировоззренческих проблем конца века – проблемы осознания социального неравенства, самовосприятия и жизнеустройства человека в новом мире, смысла и направленности исторического развития, итога истории и др. Тесное взаимодействие политики с философией и искусством рассматриваемого периода, обусловленное общностью целевых установок в познании мира, нашло наиболее яркое выражение в процессе вовлечения политических столкновений в литературу.

Так, в атмосфере общего интереса к «белым пятнам» истории, переосмысления устоявшихся оценок, демифологизации отдельных событий и персонажей драматургия перестройки переживает всплеск жанра политической драмы на злободневные темы, среди которых главенствовали «антисталинская» тема, тема ГУЛАГа, новый взгляд на некоторые события Октябрьской революции и Гражданской войны. Повесть А. Рыбакова «Дети Арбата» и драма М. Шатрова «Дальше... дальше... дальше...» в годы перестройки открыли этот тематический пласт и приняли на себя ураган несправедливых упрёков критики. Как вскоре выяснилось, в отечественной драматургии также уже давно существовали подобные произведения, попавшие под запрет двадцать-тридцать лет назад и впервые опубликованные в перестроечный период. Читателю открылись, наряду с романами, пьесы «Пленники» и «Республика труда» А. Солженицына, «Колыма» И. Дворецкого, «Анна Ивановна» В. Шаламова, «Брестский мир» М. Шатрова, «Надежда Путнина, её время, её спутники» И. Малеева, «Тройка» Ю. Эдлиса и др. В центре этих произведений — человек, в драматических эпизодах нашей революционной истории, на различных стадиях политического террора, противостоящий тоталитарной системе.

Политизация театра, зрительного зала и критики, вне всякого сомнения, – основополагающая черта сезонов конца 80-х годов. Политическое мышление при этом носит ярко выраженный этический характер. Так, само название пьесы М. Шатрова «Диктатура совести» чрезвычайно примечательно: драматургический текст не только продолжает прежние пьесы драматурга, но и отражает изменившуюся позицию автора. Поставленная в 1986 г. в театре имени Ленинского комсомола, «Диктатура совести» вызвала разноречивые зрительские/читательские мнения. В пьесе разыгран театрализованный суд, который имеет и реальную предысторию. В день пятидесятилетия В.И. Ленина, 22 апреля 1920 года, «Правда» напечатала заметку «Суд над Лениным!» о театрализованном собрании, на котором рабочие и красноармейцы защищали Ленина и завоевания революции от нападок белогвардейцев, капиталистов, помещиков, которых изображали самодеятельные артисты! Известно, что Владимиру Ильичу идея понравилась. И в шатровском произведении есть суд – и есть защита – молодые ребята-комсомольцы, есть прокурор и свидетели обвинения, среди них и литературные персонажи, и реальные политические деятели, и всевозможные индивидуалисты разных рангов[19].

Поскольку это суд, а не детские игры – обвинения на нем отнюдь не карточные и не картонные. Пьеса ведет речь о многих сложных периодах нашей истории, о противоречивых явлениях сегодняшнего дня, о тех явлениях, которые до сих пор в сознании многих людей запечатлелись как «необсуждаемые». «Диктатура совести» адресована, прежде всего, молодежи. И при явной невозможности запомнить все перипетии споров, имена, ударные реплики и аргументы – наверняка остается в сознании общая атмосфера утверждения оптимизма, честности, гласности, диктатуры совести.

Другой политически и социально значимой пьесой, поднявшей тему соучастия искусства происходящим процессам, стало произведение А. Буравского «Говори…». Автор вывел образ писателя, принимающего активное участие в событиях и одновременно их осмысливающего и воссоздающего. Писатель борется за новое, его очерки не печатают, его пьесу, посвященную «районным будням», с отвращением репетируют актеры, мучительно произнося непривычный текст, который в процессе репетиций становится своим, близким. Борьба за новую жизнь идет параллельно борьбе за новое искусство. Примечательно, что произведение лишено ложного оптимизма, даже в самом названии «Говори…» не мажорный восклицательный знак, а призывающее к раздумью многоточие. Вместо бездумных иллюзий о том, что вслед за сменой бюстов в кабинетах все изменится, пьеса рождает надежду, что ценной неимоверных усилий, необходимых проб и неизбежных ошибок жизнь может измениться. Вместе с тем, наряду с погодинско-шатровскими интерпретациям образа Ленина стали сочиняться и разыгрываться в многочисленных экспериментальных студиях пародийные композиции, вроде «Человека с рублём» или остроумной фантасмагории В. Денисова «Шесть призраков Ленина на рояле». Конфликт личности и тоталитарной системы из традиционных пьес-хроник переходит в иной эстетический план. «Паратрагедией» назвал свою пьесу «Чёрный человек, или Я, бедный Coco Джугашвили» поэт и драматург В. Коркия. В пьесе недавние «неприкасаемые» фигуры (Сталин и Берия) предстали в фарсовом, пародийном освещении. Пьесы политической тематики поднимали серьёзную проблему, предупреждали об опасности повторения событий недавней истории. Не случайно в финале драмы «Дальше... дальше... дальше...» М. Шатров так и не уводит Сталина со сцены, а В. Коркия устами героя произносит под занавес слова: «Но миф о бедном Coco Джугашвили лишь только начинается»[20], имея в виду не столько уроки отечественной истории, сколько современное состояние мира.

В то же время предпринимаются попытки построить иные эстетические системы, перевести конфликт личности и тоталитарного общества в более широкий, общечеловеческий план. Это подтверждается, в частности, появлением пьесы-притчи А. Казанцева «Великий Будда, помоги им!»[21]. Действие произведения происходит в «образцовой Коммуне имени Великих Идей», господствующий здесь режим отмечен особенной жестокостью к проявлению всякого инакомыслия, человеческая личность низведена до примитивного существа с первобытными инстинктами и единственным сильным эмоциональным проявлением – животным страхом.

Таким образом, политическая драма является одним из магистральных направлений развития драматургии 1980-х гг. В первую очередь, такая востребованность была обусловлена интересом к «белым пятнам» истории, необходимостью переосмысления устоявшихся оценок, демифологизации отдельных событий и персонажей. В то же время жанр претерпевает определенные изменения. Интерес к социальным проблемам постепенно переносится на современность. Драматургия середины 1980-х годов претендует на злободневность. Один из спектаклей сезона 86-го года так и назывался «Из новостей этого дня». Политизация мышления в сочетании с возросшим значением этических норм на фоне пре-ступания этих норм обуславливает усиление нравственного начала в социально-бытовой драме.

---

Дата добавления: 2015-10-02