Нравственно-этическая проблематика в пьесах «молодежной» («подростковой») тематики драматургии 1980 – начала 1990-х гг.

Особо обостряется в переходный период тема молодежи. В начале 80-х годов в детские театры пришла плеяда новых драматургов, со своим видением современности и хорошим знанием своих героев. «Из прозы, поэзии, публицистики пришли в драматургию для детей В.П. Аксёнов, А.Н. Рыбаков, М.М. Рощин, Н.Г. Долинина, Н.А. Ивантер, Р.П. Погодин, Г.С. Мамлин, Э. Шим, А.Г. Хмелик и многие другие талантливые литераторы, что повысило художественный уровень пьес, расширило их жанровое многообразие, выдвинуло на первый план проблему нравственного созревания личности»[29]. Подростковая и юношеская драматургия 80-х годов на фоне общелитературной тенденции предперестроечных и перестроечных лет переживает очередной взлет гражданственности, усиление нравственной проблематики, озабоченность тем, каким будет молодой современник, какие идеи и образы выберет в качестве жизненных ориентиров. «Мы сами, наверное, виноваты в том, что происходит с неоперившейся юной частью общества <...> В значительной мере тут виновата семья, ещё больше школа <...> Отупляющий ширпотреб искусства тоже делает своё недоброе дело <...> Нельзя благодушествовать, надеясь, что ничего страшного не происходит: сейчас они жестокие, бессердечные, высокомерные, а подрастут – исправятся, мы их исправим. Не исправим. Исправлять трудно...»[30].

Наркоманы и проститутки, юные бездушные прагматики, «неформалы», особо жестокие хулиганы вышли на экраны и сценические подмостки. Всё это – герои произведений, рассказывающих о том, как гражданская незрелость молодых в обстановке общественного к ним равнодушия, безразличия может обернуться непомерной жестокостью, а иногда идеологическим и физическим терроризмом. Не случайно многие пьесы этого времени о подростках выросли из реальных историй и журналистских очерков («Вагончик» Н. Павловой, «Ловушка № 46, рост второй» и «Между небом и землей жаворонок вьется» Ю. Щекочихина и др.)

Именно к тем, кто достигнет возраста зрелости на рубеже тысячелетий, ради кого проводится реформа школьного образования и кому жить уже в новое время, обращена пьеса известного журналиста Ю. Щекочихина с загадочным названием «Ловушка № 46, рост второй».

Предваряя публикацию «Ловушки...», Ю. Щекочихин говорил о широкой аудитории, которой адресована пьеса: «Мы вырастаем, и нам кажется, что всё, что случилось в юности, — пустяки, ерунда, безделица, канувшие в Лету, — как и не было. Вот почему эта пьеса — для взрослых. Жизнь сложится такой, какой она получится сегодня: в пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет, когда вся жизнь ещё впереди. Вот почему эта пьеса — для подростков...»[31]. Щекочихин рассказывает о зародившихся стихийно в среде молодёжи к концу 80-х гг. разного рода «НОМах» — неформальных, аполитичных организаций молодежи, групп с сомнительными «манифестами», естественно, старающихся выделиться из толпы сверстников и быть замеченными. В перечне действующих лиц значатся некие «волки» и «шарага». Причем «волки» в свою очередь имеют клички: Арлекино, Чиж и прочие. «Волки» – болельщики одной из популярных футбольных команд, из тех, кого на стадионах именуют «фанатами». «Шарага» – это совсем другого типа подростки. Футбол их не интересует, их развлечения носят более «взрослый» характер, они дорого одеты, куда более развиты, у них есть цель в жизни – и она не исчерпывается покупкой джинсов, как у Миши-Арлекино из группы «волков», у которого после знакомства с ребятами из «шараги» смыслом существования стало – во что бы то ни стало достать джинсы № 46, рост второй. За джинсы он готов на многое, даже довести до последней степени унижения своих бывших товарищей.

Пьеса затронула довольно широкий круг проблем. Во-первых, это существование неофициальных молодежных групп. Причем автором отмечается, что если «волки» – это стихия, то «шарага» состоит из целеустремленных циничных прагматиков, на словах – «без лести преданных», а на деле – готовых на любую подлость.

Во-вторых, социальное расслоение, наличие дефицита, возможности, не поспевающие за потребностями. В связи с этим возникает еще одна тема, заслуживающая особого внимания, – тема зависти, ощущения социальной несправедливости.

В противостоянии двух конкретных «команд» автор и дал почувствовать главную причину вражды — социальное неравенство. Он с беспощадностью пишет о жестокости «волков», но считает не меньшей, а, может быть, большей опасностью психологическое «зомбирование», исходящее от ребят из «спецухи», элитарной «шараги». Один из зрителей довольно точно определил суть и позицию этой группировки: «Шарага» заманивает «волков» в ловушку привязанности к вещам, делает настоящими «волками». «Шарага» из «спецухи» – у них есть всё. Но в то же время они отличаются потрясающей моральной пустотой. Все их мысли вращаются вокруг денег, шмоток, престижа. Получается замкнутый круг, из которого трудно вырваться. Вот она, «ловушка», ловушка «сладкой жизни»[32]. «Заострив в пьесе множество наболевших общественных и нравственных вопросов, Щекочихин, как многие авторы жёстких современных пьес, не даёт на них ответа. Но важно уже то, что такие пьесы будоражат умы юных, заставляют их самих присмотреться к себе и к окружающей жизни – за порогом школы, класса, семьи»[33]. Подростки ощутили, что с ними заговорили по-другому и о другом. Подобные проблемы поднимаются и в пьесах «Подъезд»В. Якименко и И. Туманяна, «Незанкомка» Ю. Клепикова – эти произведения обращены к острым вопросам жизни подростков и молодежи.

Отдельно стоит остановиться на пьесе Н. Павловой «Вагончик».Судебная хроника[34] в двух действиях «Вагончик» написана по материалам репортажа в журнале «Молодой коммунист» и стала основой острого публицистического спектакля МХАТа им. А.П. Чехова. Главное событие пьесы – судебное расследование по поводу жестокой драки с нанесением телесных повреждений, учинённой в подмосковном строящемся академгородке группой девушек 15-ти, 16-ти и 17-ти лет над двумя своими сверстницами. Действие пьесы выстраивается как бурный диспут участников судебного процесса: судьи, прокурора, свидетелей, родителей, врача-психиатра, адвоката, репортёра. Среди обвиняемых – дочь главного архитектора города Инга Белова, 16-ти лет. Отец проглядел дочь, хотя его мечтой было – спроектировать город будущего именно для неё, на проектах он всегда рисовал девочку: «идёт по улице моя Инга. Маленькая, постарше, сама с дочкой...У меня без доченьки нет будущего»[35]. Три подсудимые девушки не видят в своём поступке криминала, только досадуют на затянувшееся разбирательство: «Сажали б скорей – вдруг в тюрьме не так скучно? Нудят, нудят». Либерально-снисходительному настрою во время суда противостоит прокурор Ольга Ильинична, подчёркивая опасность всего происшедшего не просто как частного факта, а как общественной болезни: «Норма такая... Жестокость. Нормальная! Привычная! И ведь привыкли уже – уже не возмущаемся. Синяк? Пустяк! Хамство? Мелочь! Мы сумасшедшие – мы привыкли к нормальной подлости. Норма уже – в магазине отбреют! В автобусе облают. На улице так обхамят»[36].

По утверждению М.И. Громовой, главный вывод в пьесе: «жестокость – лишь следствие, а причина её – бездуховность, грубый быт и отсутствие любви. Наверное, поэтому в афишке к пьесе все молодые героини объединены словами: «подсудимые (они же потерпевшие)». Инга лишена родительского внимания, Зина страдает нервным истощением, Галю Хореву, восемнадцатилетнюю мать-одиночку, из петли вынули»[37].

Пьеса поднимает и другую актуальную проблему – проблему взаимоотношений родителей и детей. М.И. Громова пишет: «Одной из главных линий в современных молодёжных пьесах является психологическое исследование взаимоотношений между взрослыми и детьми, причём авторы пьес отвергают априорность конфликта «отцов и детей». В одних произведениях рассказывается о дружбе и взаимопонимании, как важнейшем залоге нравственного здоровья молодого человека, его гражданского созревания, а в других – об абсолютной отчуждённости как источнике многих духовных потрясений и драм юного героя. Души подростков – тонкие и хрупкие, их легко исковеркать жестокостью и грубостью, но они в такой же степени распахнуты для добра и благородства. И во всех случаях они ищут неформального, "нерегламентированного" общения со взрослыми»[38].

Эта проблема стоит в центре внимания таких драматургов, как Е. Гремина, А. Сеплярский, О. Юрьев и др.

Через образы подростков драматурги «разоблачают» действительность, представленную в пьесах, как невозможную для выживания. Не случайно, их герои-дети либо погибают, либо живут сиротами при живых родителях: Виктор («На втором этаже» А. Сеплярский), мальчик и девочка («Песенка песенок» О. Юрьев), Вика («Алексеев и тени» М. Арбатова), дети-дайхоры и Мариша («Колесо фортуны» Е. Гремина). При этом тема сиротства получает неожиданный поворот: Андрей, логопед, в «Колесе Фортуны» Е. Греминой занимается с чужими детьми – по сути, отказав своей жене в праве родить собственного ребенка. Героиня этой же трилогии Надя едет в отдаленную местность и открывает школу для детей народности дайхоров, не сумев устроить свою жизнь. Инна в пьесе А. Сеплярского «На втором этаже...» пытается «усыновить» юношу Виктора и научить его прощению и любви – чего явно не хватает ей самой. Алексеев в пьесе М. Арбатовой «Алексеев и тени» мягко пытается наставить на нравственный путь выросшую без него и не узнанную им дочь. Таким образом, тема сиротства приобретает иной масштаб[39]. Сиротами предстают не только дети, но и взрослые.

Пьесы, обращающиеся к проблемам молодежи, сильны своим эмоциональным воздействием на читателей и зрителей, шокирует реалистичностью и жестокостью жизненных ситуаций. Интерес к молодежной проблеме в 1980–1990-х был обусловлен социальной необходимостью перестроечного времени. Драматургия заговорила о тех, кому предстоит жить уже в новой стране, кто достигнет возраста зрелости на рубеже веков. Обращаясь в своих пьесах к явлениям частным, драматурги говорили о вполне узнаваемом и распространенном. «Правда факта» растревожила мысль, заставила читателей отчетливо обозначить свою нравственную и социальную позицию в переходный период.

§ 5. Эволюция драматургического мышлении: от «новой волны» –

Дата добавления: 2015-10-02