Читайте также: |
|
Надя быстро встала и ушла, словно боялась сказать еще что-нибудь или услышать что-то в ответ.
Динго не оглянулся ей вслед. Он задумчиво докуривал сигарету, поднося ее к пепельнице после того, как пепел падал на колени.
* * *
Женька спал в кресле. На экране телевизора мигала табличка, напоминающая о том, что его необходимо выключить. В комнату вошел молодой человек, настороженно оглядываясь вокруг. Увидев развалившегося в кресле Женьку, он склонился над ним, прислушался к дыханию, облегченно вздохнул, выключил телевизор, включил светильник. Женька приподнял веки и пробурчал спросонок:
- Ты кто?
- Смерть твоя, - небрежно бросил гость.
- Уже? Чего так рано? - Женька сладко потянулся в кресле.
- Ничего себе рано, - гость взглянул на часы, - два часа ночи.
Женька наконец очнулся от сна.
- Голубка, ты откуда? Как ты вошел?
Гость устроился в кресле напротив.
- А разве у тебя не день открытых дверей? Радуйся, что я вошел первым. Смотрю, все настежь и темно. Я даже забеспокоился.
- Да кому я нужен.
- На тебя-то уж точно не позарятся, а в квартирке есть что взять.
Женька махнул рукой.
- Пусть берут. Все равно счастья нет.
- Что бы ты в этом понимал.
Женька подпер ладонью щеку и внимательно посмотрел на Голубку.
- Ты стал философом? Тебя трудно узнать. Как проходит лечение? Или ты уже в порядке?
Голубка усмехнулся:
- Про сифилис я тебе соврал.
- Зачем?
- Не знаю. Язык не повернулся сказать правду.
- А сейчас?
- Сейчас скажу. У меня - СПИД.
Женька вздрогнул.
- И у тебя тоже?
- А у кого еще?
- У Голуб... Подожди. Почему тоже? Ведь это у тебя... Выходит, они про тебя говорили. Точно! Они ведь... А я подумал... О-о! Сам все запутал, а теперь сам же...
Голубка равнодушно следил за бурными эмоциями Женьки.
- Чему ты так обрадовался?
Женька все еще лихорадочно соображал.
- Они узнали, что ты болен и подумали, что болен он, - Женька вскочил с кресла. - Они думают, что это он!
Тут Женька вспомнил о Голубке и, устыдившись своей радости, густо покраснел. Голубку его поведение, похоже, нисколько не задело.
- Ты успокоился?
- Прости.
- Простить за что?
- Все, что я сейчас говорил, не касается тебя. Мне жаль, что у тебя все так получилось.
Голубка смотрел на Женьку равнодушно.
- Да, меня это не касается. Но и то, что случилось со мной, не касается тебя. Поэтому не трудись. Хорошо у вас дело поставлено. А я-то надеялся, что здесь еще никто ничего не знает. Думал, поживу, как все, пообщаюсь.
Женька пожал плечами.
- Но они ведь не знают, что Голубка - это ты. Они думают на другого.
- Но ты ведь сразу догадался. И они не глупее. Думаешь, они тогда поверили, что Голубка - не я. Они просто выбрали того, кто им понравился больше. А теперь, стоит мне появиться, они снова сделают этот выбор, и все поймут.
Женька почувствовал себя неловко.
- Может быть, ты и прав. Извини.
- Если ты собираешься все время извиняться за то, что ты здоров, а я - нет, то сразу предупреждаю - зря. Я все равно не прощу. Ты не виноват, но и я не виноват. Поэтому перестань кривляться, - не разжимая губ Голубка засмеялся. - Скажи лучше, как я выгляжу?
Женька сосредоточенно осмотрел его, потом сделал кислую мину:
- Ты никогда не был в моем вкусе. Но ведь вкус есть не у всех, поэтому у тебя есть шанс.
Голубка широко улыбнулся:
- Все ты врешь! Я безумно хорошенький. Мне буквально сегодня один мужик это сказал в поезде, когда я сюда ехал. Я на него почти и не смотрел. Так, пару раз взглянул, а он и размечтался. Стою в тамбуре, сигареткой развлекаюсь, и он прискакал. Противный такой, - Голубка скорчил смешную гримасу. - "Какой славный парнишка! - сказал он мне. - Не скучно тебе одному?" - А я ему таким обалденно сексуальным голосом: я не один, я со СПИДом.
Голубка засмеялся. Женька тоже, но ему было не очень весело.
- А мужик что?
- Я думал, он с поезда на ходу выпрыгнет. А он ничего. Не поверил, наверно. Но на всякий случай подстраховался, грамотным прикинулся, всю дорогу газету читал. Странно, мне бы скрываться, молчать, а меня все время так и подмывает рассказать про свою изюминку. Знаешь, Жека, теперь все по-другому. Смотришь вокруг, и тоска берет. Все будто ненастоящее и таким глупым кажется. Иногда забавно, но чаще раздражает. И не говорят все вокруг, а только треплются. Считают, что живут. Каждый только за себя трясется. Противно. Да ладно. Ну, а что же тот, второй? Как устроился?
Женька не ответил. Задумался. Потом сказал, размышляя вслух:
- Да-а, вот как все обернулось. Они ведь все врассыпную бросились. Вот и славно. Мне бы только сейчас Дима найти. Он еще ничего не знает. Хотя, что я говорю, как раз он один и знает...
Голубка не слушал его, он явно скучал.
- Жека, познакомь меня с каким-нибудь мужчинкой. Только не из круга.
- А ты что, знакомиться разучился? Я тебя познакомлю, а потом мне голову отвернут.
Голубка скривился:
- Вот и ты прижался. Да пошли вы все... Как вам надо было, так из кожи лезли, слюной истекали. Ну, чего ты на меня уставился? Живой я еще! Ты это понимаешь! Ничего, придет и ваш черед.
- Чего ты разорался! Я тебе обязан чем-то? Ты думаешь, главное дело в моей жизни - вас, гомиков, спаривать? А для меня хоть один расстарался? И нечего мне тут из себя жертву корчить. Достало. Всю жизнь тащитесь от собственного изгойства и ждете, когда вас кто-нибудь обслужит. Сами палец о палец... И не ори на меня!
Голубка усмехнулся:
- Обидели мальчика. Ну, успокойся, никто тебя больше не потревожит. Обойдемся. А я вот найду твоего протеже и трахнусь с ним. Мы ведь оба Голубки, и все у нас должно быть одинаково.
Женька посмотрел на Голубку тяжелым взглядом.
- А может быть, мне тебя прямо сейчас и грохнуть? И ничего мне не будет. Да еще спасибо скажут.
На щеках Голубки выступил румянец.
- А может быть, я первый тебе за это "спасибо" скажу. Ничего вы дурачки про жизнь не знаете. "Дискриминация, нетерпимость, права человека". А ведь мы, больные СПИДом, среди вас, здоровых гомосексуалистов, тоже меньшинство. Так чем же вы лучше их? - Голубка поднялся с кресла, вздохнул. - Не поймешь ты ничего. Пойду я.
- Подожди, - Женька тоже поднялся. - Мы ведь так и не поговорили. Посиди, я чайник поставлю.
Сидя за столом на кухне, Голубка несколько раз брал чашку в руки и тут же ставил ее на место. Пальцы его дрожали. Женька молча наблюдал за ним, потом спросил:
- Ты чего?
- Ничего. Плохо мне. А ты что на чашку уставился? Запоминаешь, чтобы потом простерилизовать. А может, просто выбросишь?
- Это твоя мнительность. Вот и все.
Женька намазывал на хлеб масло.
- Будешь?
- Не знаю. А тебе что, жалко?
Женька придвинул Голубке бутерброд.
- Съешь, может подобреешь. Только прямо тебе скажу: жалости от меня не жди. Я не знаю, как об этом говорить, поэтому и говорить не буду. Плохо тебе, да ведь и я ничем помочь не смогу. Как бы я себя ни повел, все равно ничего не изменится. Сегодня мы оба живые, а кого завтра не станет, никто не знает. Давай просто поговорим. Ты правда тусоваться приехал?
Взгляд Голубки смягчился.
- Я давно подозревал, Жека, что ты хороший парень. Ладно. А то я сейчас... Нервы шалят. Знаешь, была мысль, оторваться, получить сполна на сто лет вперед. И злость была, и отчаяние, и зависть, и пустота... Пустота и сейчас. Ты себе представить не можешь, насколько вы живете по стрелочкам. А мои кто-то стер. Вот и стою, не знаю, куда податься. И любые лица, любые слова фальшивыми кажутся. Умом понимаю, что никто не виноват, но все время себя заставляю прощать. И прощаю одно, другое, пятое, десятое...
Женька закурил.
- А с такими же пробовал встречаться? Может быть, кто-то нашел выход. Все-таки на одном языке легче разговаривать.
Голубка тоже потянулся к сигаретам.
- Разговаривать о чем? Нет, это еще хуже. Хотя, не знаю, не пробовал. И пока не тянет. Для того чтобы общаться, впору заново учиться видеть и слышать. Мне не хватает каких-то других зрения и слуха. Как ты думаешь, я привыкну к этому? Можно ли к этому привыкнуть?
Женька тяжело вздохнул:
- Не знаю. Не спрашивай меня. Тебе бы с Димом поговорить. Может быть, то, о чем он говорит, как раз и нужно тебе. Странный он. Иногда я его вообще не понимаю. Но так люблю!
Голубка улыбнулся.
- Я его плохо помню. Но он произвел на меня впечатление. Что-то такое невинное. Что он может знать?
Женька пожал плечами, потом сделал жест, словно хотел взять что-то в руки.
- Я чувствую, что он что-то знает, что-то такое... Поэтому рядом с ним всегда таким дураком себя ощущаю. Но если я поверю хоть одному его слову, он меня раздавит. А я люблю его именно беззащитным и странным.
- Жека, а что ты меня все чаем поишь? Не пора ли нам выпить за несчастную любовь? Ты - к своему "беззащитному и странному". А я - к жизни.
* * *
Оглянувшись на вошедших, Леха вскрикнул. Дим и Гера замерли на пороге, во все глаза глядя на него. Соседка, выглядывая из-за спины незваных гостей, ахнула. Лицо Лехи было покрыто толстым слоем крем-пудры. Яркие тени на веках скрывали синяки. Вспухшие губы были жирно накрашены алой помадой. Ресницы на одном глазу уже образовали черную сень. Другой глаз еще выглядел блекло. Собирая пузырьки с пола, Леха манерно повел плечами:
- Дети улицы! Некому было научить стучаться перед тем, как войти.
Голос Лехи неузнаваемо изменился и в то же время стал очень узнаваемым. Первым в себя пришел Дим.
- Лиза... Это ты?
- Наконец, дошло! Дураки противные! Все испортили!
Гера оглядел комнату.
- А где этот?
- Который?! - раздраженно спросил Леха.
- Ну, брат твой.
Леха вздохнул на беспросветную глупость Геры, потом обратился к соседке:
- Дорогая, что же ты так уставилась? Никогда педерастов не видела?
Старушка охнула и, причитая, скрылась в темноте коридора.
- Дверь закройте, гости дорогие.
От того, что один глаз Лехи так и остался ненакрашенным, казалось, что он все время подмигивает.
- Чего прибежали-то?
- Мы думали, что твой брат... - Дим запнулся. - То есть я сказал Гере, что он...
Леха улыбнулся:
- Ах вот в чем дело. Все-таки не совсем безразлична тебе Лиза. Нет никакого брата и не было, - Леха сделал паузу, оглядывая Дима и Геру. Его, кажется, осенила догадка, и он усмехнулся. - А что это вы ночью и вместе?
Гера опередил Дима:
- Лиза, ты объяснишь, что здесь происходит?
Леха вздохнул:
- Куда же теперь деваться. Объясню. Осточертело все: и круг, и рожи ваши... Все ждал, что само собой все свернется. Дудки! Не видно конца этой порнографии. Вот и придумал себе брата, да такого, чтобы сумел разогнать эту компашку, - Леха ласково улыбнулся Диму. - А когда ты мне в руки попал, помнишь, там, под аркой, то подумал - это судьба. Вот кто образ брата до круга донесет прежде, чем он там появится. Тебе бы поверили. Тебе все верят. И еще... - Леха быстро взглянул на Геру, только миг сомневаясь, стоит ли говорить при нем, - я надеялся, что ты согласишься уехать со мной. Для тебя ведь это тоже был шанс. Тебе нельзя здесь оставаться. Такой ты здесь никому не нужен. Из-за тебя только и задержался.
Что ты так на меня смотришь? Разочарован? Думаешь, развлекался, обманывал. А я ведь ни единым словом тебе не солгал. Все как есть. Не было брата, но был отчим. Днем он из меня настоящего мужика лепил, а ночью нет-нет да под пьяное дело использовал, как хотел. Может быть, и не его вина, но я думаю, это он расколол мою душу надвое.
Когда он брал меня, о другом я мечтал. Сладко принадлежать кому-то всецело. Слаще, чем сам секс. Да только не все равно, кому отдавать. И грязью этой сыт был по горло. А днем среди дружков крутизной блистал, но при этом в каждом из них партнера видел. Власть и диктат - это тоже обладание. Да еще какое! Покруче самого секса.
И долго я так маялся, пока не показалось мне однажды, что только став Лизой я смогу брать и отдавать одновременно. Бывает в жизни так, что не успеешь и подумать... Так я попал в круг. Сначала просто ошалел от счастья. Казалось, вот оно, то, о чем мечталось. Через многое надо было пройти, чтобы наконец понять: гей идет по маленькому кругу. По одну сторону от него просто одиночество, а по другую, в центре, - полное одиночество. Мы ищем между собой тех, кого среди нас быть не может. Мы как товар на полках магазина, в который не заходят покупатели. Оценить нас некому, вот мы и набиваем сами себе цену...
Я ненавижу "голубых". Эти пустые глаза, которые заглядывают в твои глаза только для того, чтобы полюбоваться на свое отражение. Это притворное внимание, когда тебя слушают только для того, чтобы убедиться, что все в тебе и у тебя хуже, чем у них.
Вот на пике этой ненависти я и стригусь наголо, надеваю тяжелые ботинки и давлю, давлю эту приторную, омерзительную массу...
Гера не выдержал:
- А сам-то ты?!
Леха кивнул в ответ:
- И себя ненавижу за то, что святое в грязь втоптал, выставил себя на дешевую распродажу, где нет места ни любви, ни дружбе, а все только трахаются, трахаются как кролики. А потом меняются между собой и снова трахаются...
Леха посмотрел на Дима с надеждой и отчаянием:
- Теперь ты понимаешь, почему они все от тебя с ума посходили. Ты вне игры. Димка, решайся. Я так хочу, чтобы мы уехали вместе. Тебе не надо будет ни о чем беспокоиться. Я все сделаю сам. Ты же видел, я многое могу. Я за тебя и в драку, и на панель. Ведь не совсем же ты равнодушен ко мне. Я тебе сегодня специально все так сказал про Лизу, чтобы проверить. И ты пришел. Я так хочу уберечь тебя от всей этой грязи.
Дим в замешательстве оглянулся на Геру. Леха горько покачал головой.
- Все. Ничего не говори. Ты ведь не ради меня пришел. Но я надеялся.
Тягостное молчание прервал Гера:
- Это надо же было додуматься! Ты же навел на нас "ремонт". Ты всех ненавидишь, но как же Динго? Мне казалось, что вы друзья. Да и остальные: Сова, Тони, Ганс... Разве они заслужили?
Леха отшвырнул пузырек с лаком для ногтей, который до сих пор вертел в руках.
- Вот только не надо! Я все это сделал не против вас, а против круга, против Шефа и его псов. Вы еще спасибо мне скажете.
Гера гневно сверлил Леху взглядом:
- Спасибо за что? А ты не подумал о том, чем будет заниматься твой "ремонт" дальше?!
- А ты не подумал, что может произойти дальше в круге? Ганса погубил не "ремонт". А те, что в расходе? А Шура! Ты его забыл?!
- Замолчи! - вскрикнул Гера. И добавил шепотом - Не смей.
Спохватившись, Леха закусил губу:
- Прости. Не буду. Но и ты не вини меня в том, в чем я не виноват. Мне и так не сладко. Возможно, я ошибался, но, сам видишь, за все расплатился сполна.
После того, как в кафе устроили эту заварушку... Кстати, по-моему, было довольно весело. А как я от души по роже Шефа проехался!.. Так вот, после этого псы Шефа меня вычислили. Хорошо мне тогда досталось. Видели, они и сейчас у дома караулят. То, что они разрядят на мне энергию своей молодости, входило в мои планы. Иначе трудно было бы выглядеть жертвой. Хотелось, конечно, чтобы это было не так больно. Но хорошо то, что не убили. Я сделал макияж и отправился к Динго, к Платону и еще к кому попало демонстрировать следы братской любви. Особенно Платон всполошился. Ему, наверно, и обязан этим караулом у дома. Но чего я никак не ожидал, так это того, что встречу на улице своих же дружков по "ремонту". Они быстро признали во мне Лизу... Били послабже, чем псы Шефа. Они вообще ленивые. Не думаю, что их на этом поприще надолго хватит. Но по больному принимать удары было все равно несладко. Ладно мужик вступился: "Как вы смеете поднимать руку на женщину!" А мне и секунды хватило, чтобы смыться.
Теперь вот сижу, стараюсь все это как-нибудь залепить гримом, - Леха обвел пальцем свое лицо. - Одеть ведро на голову, так и то больше на человека буду походить. У меня ведь все к отъезду готово. Чемоданы на вокзале в камере хранения. Я теперь могу все сначала начать.
- И что же это будет? - спросил Гера.
Леха загадочно улыбнулся:
- Жизнь покажет. Мне нужно немного времени, чтобы разобраться в себе. Дима, а что ты скажешь? Это правда, что у тебя СПИД?
- Нет, - просто ответил Дим.
Леха и Гера переглянулись. Гера вскочил на ноги, в порыве обнял Дима.
- Я так и знал, что эта сволочь - Эсмеральда... Я знал, что это неправда!
- Неправда что? - Дим еще не понимал причины радости Геры.
- Да ладно! Теперь ясно. Они все подстроили, - Гера тряс Дима за плечи, то и дело прижимая к себе. - Димка, я ведь думал, что ты тоже сгорел!
Леха хлопнул в ладоши.
- Я сейчас же должен позвонить Динго!
Гера остановил его:
- Подожди. Это неплохо, если еще некоторое время все будут считать, что это правда. Нам нельзя упускать такой случай.
Леха не мог изобразить на своем разбитом лице переполняющие его эмоции, поэтому отчаянно жестикулировал.
- Как ты можешь так говорить?! Люди считают себя смертниками. Каждую минуту кто-то из них может не выдержать! Нет, я немедленно звоню Динке, - он игриво засмеялся. - Хороша бы я была подруга!
- А он может хотя бы не болтать, кому не надо?
Уходя из комнаты, Леха махнул рукой:
- Дина будет молчать. Она не дура.
Гера и Дим остались одни. Дим все еще плохо понимал, что происходит. Гера сиял, глядя на него:
- Если бы ты только знал, как я рад за тебя!
- Значит, теперь мы будем вместе?
Гера нахмурился, опустил глаза.
- Давай не будем говорить об этом. Я и так едва с собой справляюсь. Неужели ты думаешь, что меня могло бы что-то остановить, если бы я не решил... Сейчас нам надо выйти из круга и начать нормальную жизнь.
Дим смотрел на него печально.
- Ты женишься на Оле, но будешь думать обо мне. Это нормальная жизнь?
Гера отвернулся. В комнату влетел Леха.
- Странно, трубку никто не берет. И времени совсем не осталось. Дима, я тебя очень прошу, завтра, прямо с утра, найди Динго и расскажи ему обо всем. Только с самого утра. А теперь я на поезд опаздываю. Проводите меня. Надеюсь, с вами-то псы не привяжутся ко мне.
* * *
- Давай немного посидим. Просто посидим. У меня голова идет кругом. Мы обошли всех, у кого хотя бы случайно мог оказаться Дим. Мы обшарили все гостиницы, исколесили весь город. Что дальше? Что мы упустили?
Кома и Тони сидели в машине, поглощая пышки и запивая их кефиром. Тони только пожал плечами. Кома размышлял вслух:
- Из города уехать он не мог. Ему некуда и незачем ехать. Он не стал бы терять время. А ты уверен, что он не вернулся?
Тони отказался от протянутого ему пакета кефира и вытер белые следы с губ.
- Они скоро вернут его. Мне так кажется. Они пригласили какого-то мужика. Похоже, он всерьез принялся за Дима.
Кома нервничал:
- У нас мало времени. Ты должен помешать им.
- Как?
- Ты меня спрашиваешь? Откуда мне знать. Ты ведь там, а не я.
- Ты тоже там.
- А толку что! Я, кажется, уже чувствую и с каждым днем все больше, как мне кто-то мешает жить. Я все время оглядываюсь и верчусь, словно на привязи. За мной как будто долг, который я не в состоянии отдать. Я становлюсь таким же сумасшедшим, как ты. Это ты во всем виноват. Ты дал имя моей боли. Если бы это был не Дим, а... Да любой из этих. Почему он так ненавидит меня? У меня нет этих жеманных манер, я не похож на этих светских львов, я не красавец и, что скрывать, не обременен добродетелью. Но разве можно за это ненавидеть? Гриф говорит, что в последнее время не узнает меня. Я и сам себя не узнаю. Во мне словно кто-то поселился, и этот кто-то властвует надо мной, стоит мне только подумать о Диме. Иногда он заставляет меня стыдиться самого себя, и я, как подросток, совершаю одну глупость за другой. Скажи, а что там, я красивый? Он, наверное такого же ищет здесь?
Тони покачал головой.
- Нет, на вид ты довольно щупленький и страшненький. Скорее всего, он выбирает не по внешнему виду.
- О, Боже! Значит, если я вернусь, мне придется продолжить жизнь таким заморышем! За что же он так любит меня? Разве таких любят так?
Тони скептически посмотрел на Кому, но ничего не сказал.
- А он? Ты говорил, что не считаешь его красивым. Это правда?
Тони не ответил, надеясь, что Кома не ждет ответа. Но тот пытливо смотрел на него. Тони взглянул на него почти с отчаянием. Кома нетерпеливо ткнул его в плечо.
- Ну ты что, язык проглотил вместе с пышкой?
- Я не хочу, чтобы ты ушел! Я не хочу, чтобы ты любил его! Я не хочу, чтобы он помешал нам! Ты прав, я виноват, я заставил тебя жить среди теней, а меня, живого, ты почти не замечаешь. Зачем он пытается нарушить естественный ход событий! Ведь ты ушел оттуда и стал таким, каким мечтал стать. Да, он сильный и красивый! Я думаю, он привык опекать и защищать тебя. А теперь ты сам способен на это. Он, наверно, знает, что не стоит искать тебя среди слабых, иначе какой смысл был бы тебе уходить оттуда. Но ведь здесь он не принял тебя таким, какой ты есть, а я люблю тебя! В тебе столько жизни и страсти. Ты необыкновенный. Только ты мог поверить тому, что я открыл тебе. Для меня ты лучший, и я узнал бы тебя под любой личиной. А он просто хочет прийти и забрать тебя у меня! Он не понимает, что если даже вернет тебя, ты не станешь прежним. Он потерял тебя. Я хочу помочь тебе. Но не так, как этого хочешь ты. Сначала я думал, что не имею права вторгаться в вашу любовь. А теперь я знаю, ее уже нет. Осталась только связь, у которой нет ни настоящего, ни будущего. Только прошлое. Да, мы должны его найти. Если он уйдет, не встретив в тебе того, кого искал, он ничего не поймет и никогда не успокоится. Поехали.
ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
* * *
Надя включила светильник, достала из-под подушки книгу, раскрыла ее на закладке, но смотрела на мужа. Он, словно почувствовав ее взгляд, повернулся к ней. Она поспешно перевела взгляд на страницу. Он, блаженно улыбаясь, смотрел на ее профиль.
- Надюша, если ты в течение еще одной минуты не перевернешь страницу, я подумаю, что у тебя в книге любовное письмо.
Надя мельком взглянула на него и улыбнулась в ответ:
- Мне никто никогда не писал любовных писем. Твой опыт не пригодился.
- С завтрашнего дня начну писать тебе любовные письма, и ты увидишь, что у меня совершенно нет опыта.
- Разве интересно писать любовные письма жене?
- Это здорово уже потому, что это не банально. Но ты можешь купить новое платье, сделать новую прическу и представить, что ты совсем мне не жена.
- Не знаю, какое платье нужно купить, чтобы забыть, что я твоя жена, - Надя отложила книгу. - Миша, а тебе нравится, как я одеваюсь?
Миша поднял брови.
- Я бы не смог по достоинству оценить твой вкус, даже если бы попытался. Ты, наверно, родилась со знанием того, как надо. Я просто отвечу, что мне все в тебе нравится. А почему ты спросила?
Надя отвела взгляд.
- Так бывает, когда встречаешь женщину, у которой все иначе, как-то по-особенному. Я зашла на минуту в кафе и увидела ее. Мне показалось, что каждый мужчина просто обязан влюбиться в нее. Любой без исключения. И я подумала, а если бы с ней встретился ты?
Надя, наконец, посмотрела на мужа. Он сел рядом и обнял ее.
- Я уверен, когда она увидела тебя, она подумала то же самое. Ты для меня самая лучшая, потому что я люблю тебя. Возможно, ту женщину тоже по-настоящему любят. Это как отраженный свет.
Надя посмотрела ему в глаза.
- А бывает так, что мужчина полюбил двух женщин именно потому, что они разные?
В глазах Миши мелькнуло беспокойство.
- Надюша, я не могу отвечать за всех мужчин планеты, я могу ответить только за себя.
Надя потупилась.
- Я все знаю.
- Что ты знаешь?
- Помнишь, тот мальчик, который пытался тебя шантажировать... Ты можешь его больше не бояться. Я все знаю.
Миша убрал руку с плеча Нади и отодвинулся. Выражение лица его было таким, как будто он смотрел в пропасть. Голос стал хриплым:
- Кто? Кто тебе сказал?
- Этот мальчик дал мне телефон Дины.
Глаза у Миши закрылись. Лицо стало серым. Он молчал. Молчала и Надя. Потом Миша спросил чужим голосом, глядя в сторону:
- И что он тебе сказал?
Внезапно Надя почувствовала себя виноватой. Она почти физически ощущала состояние мужа, и ей стало страшно.
- Он ничего не сказал, только дал телефон.
- Чей телефон?
- Ее.
- Ее?
Миша смотрел в глаза жене взглядом, полным отчаянной надежды.
- Вы только разговаривали по телефону?
- Нет, мы встретились. Это ее я увидела в кафе.
Миша продолжал смотреть на жену теперь уже ошеломленно.
- Кого ты увидела в кафе?
- Ее.
- И что ОНА сказала?
Надя подумала о том, стоит ли рассказывать мужу подробности, но уже ничего нельзя было изменить.
- По телефону она только подтвердила, что вы встречаетесь. А когда мы были в кафе... - Надя задумалась. Только сейчас она вспомнила, что Дина за всю встречу не открыла рта. Но до этой минуты Наде казалось, что они много разговаривали. - Она сказала, что ее зовут Дина.
- И все?
- И все.
Испарина выступила на лице Миши. Он медленно провел ладонью по лбу. Надя казнила себя, что начала этот разговор. Или надо было начать как-то иначе. Вид мужа пугал ее.
- Миша, тебе плохо?
- А тебе?
Надя не знала, что делать дальше. Она попыталась вспомнить, как в фильмах или романах поступают в таких случаях. Но ей совершенно не хотелось делать ничего подобного. Надя поняла, что ей сначала надо было разобраться, что она сама думает по этому поводу. Еще час назад ей казалось, что после откровенного разговора муж сам все расставит по местам. Но теперь на него рассчитывать уже не приходилось. Странным было то, что, несмотря ни на что, в его любви к ней она была уверена. А теперь получалось так, что сама того не желая, она ставит его перед выбором, и, зная заранее о его решении, она подумала, что напрасно так мучает его.
- Я знаю, что ты любишь меня, - тихо сказала она, и, увидев, сколько страдания и благодарности отразилось в его глазах, еще раз убедилась, что сейчас ей все надо решить самой. - Миша, скажи: в ней то, чего нет во мне или то, чего нет в тебе?
- В ней то, чего не должно быть ни в тебе, ни во мне, но иногда оно не дает покоя. Я виноват в том, что позволил части затмить целое. Можно напиться до потери сознания, но при этом не стать алкоголиком. Я тебе обещаю...
- Нет, не надо! Я не хочу стать виновной, если ты не сможешь выполнить обещания. Это, наверно, трудно, да и не нужно отказываться от исполнения своих желаний. Но важно не стать их заложником.
Миша горестно вздохнул:
- Если бы можно было все исправить, я бы отказался от желаний ради того, чтобы не быть их заложником.
- Но разве то, что я знаю правду, не освобождает тебя?
- Есть нечто, чего уже нельзя исправить.
Надя надвинула одеяло до самого подбородка. Ей стало холодно, и она боялась расплакаться.
- Ты считаешь, что нам надо расстаться?
Словно ток прошел по телу Миши. Он отрицательно качал головой, но словно со стороны услышал свой, ставший неузнаваемым, голос:
- Я бы не смог. Но от меня это уже не зависит.
- Все зависит только от тебя, - тихо, но твердо ответила Надя.
- Чего ты не смогла бы мне простить?
- Я приму все, пока чувствую, что ты любишь.
Они не спали до самого утра. Надя старалась представить самое ужасное и, казалось, невозможное, снова и снова оправдывая мужа. Миша думал о Наде, о Динго, о круге, о болезни и о Диме. Ему вдруг показалось, что Дим и стал той чертой, которая прошла как итог его тайному прошлому. Дальше оставалась только болезнь.
* * *
- Ты красиво это сделал.
- И это все, что ты можешь сказать.
- Да, но это все, что ты сделал.
- Смотри-ка, а мне казалось, что я вложил в это частицу своей души.
- Не обижайся, но ты явно поскупился. Твоя картина хороша. Разве этого мало? Разве тебе не доставляет удовольствия любоваться красивым человеком, ничуть не заботясь о его духовном багаже?
- Ребята, бросьте. Картина очень необычна. Она притягивает. Она просто лучится положительной энергией.
- Светик, это твоя энергия отражается от ее идеально гладкой поверхности. Ну, что ты скис? Ты ведь знаешь, что я не умею лебезить только ради того, чтобы сделать приятное автору. К тому же я - не все человечество. Не исключено, что я буду твоим единственным оппонентом. А когда ты умрешь, люди придумают красивую легенду о том, как я отравил тебя из зависти.
- А ты не завидуешь?
- Оставь. Давай лучше спросим Диму. Он человек новый. Так сказать, лицо незаинтересованное.
Дим смущенно улыбнулся Гере. Тот подмигнул в ответ. Дим внимательно смотрел на картину. Она действительно была красива и холодна. Но холодом веяло не от пустоты, а от присутствия чего-то застывшего.
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Путь по кругу 22 страница | | | Путь по кругу 24 страница |