Глава 14. Баня. 9 страница

Ваня вошел в воду по пояс и остановился, прислушиваясь к своим ощущениям, как его учила Настенька. Хорошо прогретая за день вода казалась теплее вечернего воздуха. Она приятно прикасалась к телу. По ее еле заметным колебаниям можно было догадаться, что где-то рядом проплывает крупная обитательница озера. Тело в воде становилось легким, почти невесомым. Ване вдруг захотелось оказаться посередине сияющего голубизной опрокинутого неба между плывущих в воде белоснежных облаков. Оглянувшись на плавающую вдоль берега Настеньку, Ваня поплыл вдаль. Отплыв от берега, он лег на спину и подставил лицо солнцу. Вокруг было небо сверху, снизу, с боков. Было хорошо и спокойно.

"Молодец, Настенька! - Подумал он. - Сколько радости она мне сегодня подарила... Будто глаза новые появились или родился сегодня заново". Он улыбнулся девушке издали и поплыл к ней. Услышав плеск, Настенька обернулась, шаловливо стрельнула глазками и, смеясь, брызнула водой Ване в лицо.

- Ах ты так, да? - принял он игру и обрызгал дочку Лешего. Настенька сильно хлопнула по воде обеими руками, облив Ваню с головы до ног. Он сделал то же самое.

Недалеко забурлила вода и показалась некрасивая голова Хозяина озера. Его капризно поджатая губа выдавала желание пожаловаться на жизнь и посетовать на шумную молодежь. Ваня и Настенька поклонились ему в пояс и поздоровались. Водяной нехотя ответил и уже хотел начать бубнить под нос что-то неприятное по поводу и без. В этот момент из воды показалась его жена.

- Будет тебе жаловаться, одернула она мужа. Молодым весело, и пусть себе веселятся, пока не постарели. Успеют еще степенными и важными побыть, пусть резвятся, с тебя не убудет, не ворчи.

Она поздоровалась с Ваней и Настенькой и чета водяных вернулась под воду. Парень и девушка продолжал резвиться и брызгаться. Большие ладони парня подняли целый фонтан брызг. Солнце переливалось в каждой поднятой им капельке и то и дело вспыхивали радостные золотистые, красные, голубые искорки.

- Ой, радуга! - радостно захлопала в ладоши Настенька и Ваня заметил, что между поднятыми им брызгами у самой водой лежит расписная радуга-дуга.

- А я ее тебе дарю! - присоединил Ваня разноцветную солнечную ленту к цветку на пне.

- Кто под радугой пройдет - тот будет счастливым, - смеясь, заметила Настенька, поднырнула под радугой и от избытка чувств снова поцеловала Ваню. И он с удовольствием отвечал ей тем же, шепча между поцелуями нежные слова, пока уже низкое солнце не заглянуло ему прямо в глаза и не заставило обратить внимание на красоту уже уходящего дня.

Вечерело. Солнце уже испекло сдобу облаков до золотистой корочки. Оно уже собиралось покидать небосклон и на прощание дарило свои сокровища. Богатств заходящего солнца с избытком хватало на весь лес. Золотились самые верхушки деревьев. Отдельные листочки и веточки наполнились золотом солнца и будто светились сами. В озере уже не любовались собой деревья - само озеро превратилось сейчас в чашу, наполненную жидким золотом. И это жидкое золото, мерцая, слепило глаза. - Блин! Красота какая! - выдохнул восторг Ваня. Настенька заулыбалась и Ване показалось, что солнце подарило ей часть золотых лучей и сейчас эти лучи сыпались во все стороны из ее глаз.

Любоваться красотой, стоя в воде, помешали невесть откуда взявшиеся комары. Как только солнце перестало жарить, они налетели со всех сторон. Пришлось выйти из воды и поспешно одеться.

- Ну, что пойдем, что ли? - предложил Ваня.

- Ага, закат посмотрим и пойдем, - сказала Настенька как о чем-то само собой разумеющемся. Ваня охотно согласился - ведь после заката он снова увидит тысячи манящих серебряных звездочек. И они будут снова звать его с высоты. Нет, не только его - его и Настеньку. Он поделится с ней звездами. Это будут не только его, но и ее звезды. Ведь только это он увидел без Настеньки, это его тайна, его сокровище. И они будут вместе стоять и смотреть на беззвучную бесконечность космоса. Все это будет очень скоро - сразу после заката. И тут Ваня неожиданно для себя осознал, что ведь он никогда в жизни не видел ни одного заката, вернее не смотрел на него специально. Конечно, могло быть так, что он оказался на улице вовремя когда темнело, но на небо он не смотрел. Как-то не до того было.

Лес успокаивался. Дневная суета сменялась вечерним покоем. Постепенно затихали дневные звуки - куда-то разлетелись гомонящие птицы и где-то спрятали головы под крылья, примостившись поудобнее в гнездах или на ветках. Исчезли звенящие днем оводы и стрекозы. Даже пугливые осинки почти не шелестели. Так постепенно затихает шумный зрительный зал пред поднятием занавеса.

Скрипичный оркестр кузнечиков исполнял увертюру. Собравшиеся зрители ждали начала представления. Настенька села на траву, обхватив колени руками, рядом плюхнулся Ваня. Из воды вышли и сели на прибрежный камень супруги водяные и русалки.

- Тоже закатом полюбоваться решили, - тихонько указала на них девушка. - Я с ними часто вижусь на закате.

Ваня кивнул в ответ и ему вспомнилась картинка из какой-то старой вроде бы детской книжки: какой-то мальчик с соломенными волосами и маленькой коронкой на голове сидит на стуле на каком-то шаре с торчащими в разные стороны тремя баобабами и маленькими вулканчиками и каждый час передвигает стул, чтобы снова и снова увидеть заходящее светило.

Солнце готовилось уйти на покой за горизонт. Оно раздало все золотые лучи без остатка и теперь раздавало последние красные. Сняв с себя золотое одеяние ослепительных лучей, солнце позволяло полюбоваться собой. Оно больше не било по глазам дерзких людей, осмеливающихся на него взглянуть. Но, раздав небу облакам и деревьям ослепительные лучи, небесное светило утратило и их игривую легкость. Тяжелым красным шаром стекало оно с небосвода. А навстречу плыл по воде такой же красный шар по алой дорожке.

Зрители молча любовались ежевечерней церемонией отхода солнца ко сну.

"Зрелище, блин! Круто! - думал Ваня. Ему вдруг стало неловко перед самим собой за такое простецкое обращение к красоте - как-то не вязались привычные определения с торжественностью увиденного. Не хватало слов, чтобы выразить то, что он видит и чувствует. - А ведь закаты каждый день есть... Ну, пасмурные дни, конечно, не в счет. Но не все же дни дождливые. А я ни одного заката не видел. Столько лет живу, а не видел ни разу. Да нет в городе закатов. Там их дома заслоняют. Не видно ни хрена. Можно всю жизнь прожить и не увидеть заката. Вообще ни разу не увидеть. Понятно, что можно рассвета не увидеть - он рано, можно не проснуться до рассвета, а по будильнику для этого вставать - полный бред, все равно спросонок никакой красоты не увидишь, будешь только зевать да глазами хлопать. Но закат то вечером, спать еще рано, можно и посмотреть. Было бы желание. Блин! Столько людей живут и ничего такого не смотрят. Да и видеть не хотят. Скажешь им - я пошел на закат пялиться, так за идиота примут. Так и не видят. Какой нафиг закат, когда можно не выходя из дому в ящик впериться и смотреть всякую чушь. Дураки, можно хоть раз в неделю или раз в десять дней выкроить время, и пойти закат посмотреть. Но только почему-то никто не ходит. Не до того как-то. Дела какие-то, проблемы. Добро бы именно дела, а то и дел то никаких особых нет, так суета какая-то. Просто не замечают и все. Я вон ни хрена здесь по вечерам не делаю, а много я закатов видел? Ну хотя бы за последнюю неделю-две? Ну, когда белкой был и когда в лесу ночевал - не до закатов и красот было - стремно, ладно, дальше. Ну пока болел - тоже не в счет, дома сидел. Так, дальше. Потом закат пропустил пока мылись - ладно, поехали дальше. Потом пьян был - дальше. Вот вчера, например, ничем не занимался, мог бы и посмотреть, если бы захотел. Настенька, вон, осталась закат смотреть, а я обидку на весь свет расковырял, ушел. Дурак и есть дурак. Вот и все так..."

- Знаешь, а я впервые закат вижу, - честно признался он дочке Лешего.

Ее глаз округлились - похоже она даже не совсем поверила.

- У нас там, в том мире, не принято как-то на закаты смотреть, - начал оправдываться он. - Ну и дела у людей всякие... Хотя не в делах дело... Дома высокие, не видно ни фига... Хотя, конечно есть пустыри, площади всякие, набережные, посмотреть можно было бы желание. Там влюбленные гуляют.

- А остальные дома сидят?

- Ну, не все, у кого-то встречи всякие назначены, другие дела, кто-то с работы домой спешит, по-разному одним словом.

- А на закат все же никто не смотрит? - не верила Настенька.

- Не знаю, может влюбленные смотрят...

- Грустно у вас как-то, - задумчиво протянула девушка. - Выходит только влюбленные на красоту смотрят, а у остальных душа спит.

- Выходит, что так, - согласился Ваня. Ему вдруг стало жалко своих соотечественников, живущих как кроты слепые и не знающих этих радостей и красот.

- Показать бы им закат... На пленку что ли заснять, помнишь я тебе рассказывал как это делается, - вслух размышлял он.

- Тогда бы тебе пришлось каждый день снимать, - засмеялась Настенька, - закат ведь каждый раз разный, - и тут же добавила:

- сомневаюсь я, что то, что ты покажешь смотреть будут. На то, что есть не глядят. Сначала надо души пробудить, а там ничего показывать не надо будет - сами увидят, ты ведь сегодня и сам все видел.

Ваня задумался.

- Знаешь, - сказал он после долгой паузы. - У нас там странные люди. Сами не видят ни хрена, а если кто-нибудь что-то на пленку снимет или нарисует, ходят и смотрят. "Ах, как хорошо! Ах как красиво!". Вот бы нарисовать этот закат и показать.

- Коли рисовать хочешь, так тятеньку попроси, он тебе краски добудет. Прялку разрисуй, али миску какую. Пусть люди смотрят на нее, любуются.

- Не умею, - застеснялся Ваня. - У меня, наверное, ничего не получится, я никогда не рисовал. А сам подумал: "может и действительно начать рисовать, вдруг что-нибудь выйдет. Только заморочиться надо. И рисовать на чем-нибудь таком, что выкинуть не жалко... Может как-нибудь и займусь этим, когда делать будет нечего".

Солнце бросило прощальный огненно-красный луч на небо и скатилось за горизонт. Небо быстро наливалось синевой. Зажглись первые, еще несмелые звездочки.

На поляну прибежал Дружок и, подбежав к Настеньке, громко залаял.

Радостный лай пса нарушил тихую торжественность вечернего леса. Чета водяных попрощалась с Настенькой и Ваней и нырнула в озеро.

- Нам с тобой тоже пора, вон Дружок прибежал нас домой звать, - улыбнулась девушка и погладила пса по лохматой голове. Парень и девушка взялись за руки и пошли к дому, а вокруг с веселым лаем прыгал черный пес. Иногда молодые люди останавливались и подолгу смотрели друг на друга. И Ване казалось, что глаза его подруги излучают спокойный и мягкий свет - в них светился тот прекрасный сказочный мир, который он для себя сегодня открыл.

- Маменька, у Вани душа сегодня проснулась, - воскликнула девушка, едва переступив порог дома. Лесаня широко улыбнулась. И Ваня увидел, что из глаз Лесани тоже льется такой же удивительный свет. «Значит, и она видит все: ну как Настенька. Какие они все замечательные - и Настенька, и Леший, и Лесаня!» - обрадовался он и почувствовал, что будто стал прича­стником чего-то большого и прекрасного.

Впечатления от увиденного переполняли Ваню и он даже обрадовался, когда заметил, что Настенька украдкой позевывает.

- иди спать, малыш, спокойной ночи! - сказал он ей и нежно поцеловал на прощание. Настенька тоже пожелала ему спокойной ночи и юркнула в свою комнату.

Спать Ваня еще не хотел. Ему стало душно в комнате и он вышел на крыльцо. Над ним во всей красе развернулся купол ночного неба, украшенный сотнями тысяч алмазных звезд. «Вот так жи­вешь-живешь и вдруг опаньки! И такое увидишь вдруг, - думал он. - Как прекрасен мир! А ведь мог никогда всего этого и не увидеть!». Бережно, как редкой красоты драгоценности перебирал он в памяти маленькие открытия сегодняшнего дня. Он снова видел торжественный уход солнца с горизонта

и вспорхнувшую с руки бабочку. Ему хотелось прыгать и смеяться от сча­стья. Он подумал, что никогда он не был настолько счастлив. Он тихонько засмеялся и ему показалось, что и ночь смеется от счастья вместе с ним. По­чему-то снова вспомнился дедушка писатель. Старик улыбался и Ваня видел, что и в его глазах спрятался тот же прекрасный мир. Ваня подумал, что только теперь он понял бы его по настоящему. Еще Ваня по­думал, что дедушке было бы о чем поговорить с Настенькой, Ле­шим, Лесаней. Старый мудрец тоже умел радоваться взлетевшей бабочке. Вот только жаль, что он давно умер…

Наконец, Ваня почувствовал, что устал и хочет спать. Он помахал рукой звездному небу. «Глупость какую-то делаешь, звезды неодушевленны», - одернул его прежний скучный Ваня. - «Пусть глупость. Зато я так хочу!» - отогнал он своего угрюмого двойника и вспомнил слова лешего: «а ты не стесняйся радоваться: радость человеку для того и дана, чтобы ему хорошо было. Позволь радости литься как реке - и будешь счастлив». Ваня улыбнулся звездам и снова махнул им рукой. И звезды по­желали ему приятных снов, мигнув лучиками.

Глава 28. Маленькие открытия.

Ваня проснулся рано. Он слышал, как Лесаня готовит завтрак, но не подал виду, что проснулся. Он долго лежал с закрытыми глазами, с наслаждением вспоминая вчерашний день и предвкушая новые впечатления. За завтраком он ел быстро, чуть не давясь, ожидая, когда он снова будет делать маленькие открытия. Леший понимающе поглядывал на него и широко улыбался.

- Ну, что, работничек, пойдем что ли? Поглядим как белочки наши обустроились? – наконец позвал Лесной Хозяин.

«Блин, ведь, наверное, мы с ним вдвоем будем, - подумал Ваня. – Хорошо бы, чтоб Настенька с нами пошла». И будто прочитав его мысли, Настенька сама попросилась с ними в лес. Леший не возражал. Настенька быстро обулась в мягкие невысокие сапожки. Каждая Настенькина веснушка будто светилась от счастья, и Ваня будто купался в ее счастливых глазах и чувствовал себя таким же счастливым. Ему хотелось смеяться и прыгать на одной ножке, как в далеком детстве, и если бы он себе это разрешил, он бы просто кувыркался бы и ходил колесом.

В лесу было еще не жарко. И, казалось, деревья тоже радуются хорошему утру и синему-синему небу. Солнце выбирало молодые, одиноко стоящие деревца и щедро купало их в лучах. Под деревьями резвились солнечные зайчики, стайками гоняясь друг за дружкой от самого легкого ветерка. Паучок сушил между деревьями тяжелую от росы сеть. Пойманные им росинки, подрагивая, вспыхивали разноцветными огоньками. На полянках маленькими звездочками и солнышками улыбались из травы цветы самых разных расцветок. А спелые ягоды малины призывно алели.

Леший вырос и, посадив на ладонь Ваню и Настеньку, быстро шел по лесу от одной беличьей семьи к другой. Белки радостно выбегали ему навстречу, лазали по нему как по дереву и что-то рассказывали. Иногда Леший наклонялся и кнутом проводил черту по земле. Белки сразу разделялись на две семейки. Одна из семеек забегала за черту, другая оставалась с другой стороны. На мордочках читалось удовлетворение.

- Границы владений точнее определяю, - пояснил Ване Лесной Хозяин, – чтобы ссор не было.

- А у тебя самого-то границы владений обозначены? – спросил Ваня.

- Конечно, обозначены, - рассмеялся Леший. – Это границы моего леса. Только выгоны у деревень исключить надо – там Полевик живет, да озеро.

- А Полевик – это кто?

- Полей и лугов Хозяин.

- И зачем он нужен?

- Как это зачем? Чтобы на поле все путем росло, чтобы саранча все не пожрала, чтобы колосья вовремя заколосились, чтобы сено хорошо высохло. Не люблю я его…

- А чего так?

- Да вечно люди мои угодья вырубают да ему во владения отдают. Да еще сено для своих коров на моих полянках косят, лугов, можно подумать мало! А он, потом, ходит и усмехается – мол, я важнее. И коров по краю леса водить начинает, вот мол, что я значу. А у самого – ни кола, ни двора. На зиму с женой и детьми вместе к овиннику спать уходит. Или среди оставленных ему колосьев клубочком укладывается да спит всю зиму. И труслив, как заяц: стоит мне волком завыть, так он коров чуть не бегом из лесу выгоняет, и сам впереди бежит, только пятки сверкают. Да я ему за чванство мщу – то медведей на овсы выпущу, то лосей по ржи. Не на все поле, конечно, а так, по краю. Ну уж, а если поле или луг какой забросит – это уж я быстро себе возвращаю. Лет пять пройдет и вырастут молодые березки или ивняк, он растет быстро. Вот так и живем.

- А кто еще есть? - заинтересовался Ваня.

- Домовые, дворовые, овинники. Ну еще Вышний с матерью и святыми и Леший многозначительно показал на небо и Отвергнутый с чертями и бесами, но они не наши.

- А у нас в городе ни в кого не верят. Только Барабашки бывают.

- А это-то кто? – удивился Леший. – Я про таких и не слыхивал.

- Ну, в доме у некоторых живут. Не у всех, у меня нету. Говорят, они стучат посудой по ночам, вот так и назвали. Или вещами кидаются. Но не знаю, сам не видел.

Леший и Настенька рассмеялись.

- Эк, как смешно вы Хозяина дома называете, - покачал головой Леший. – Какой же он Барабашка? А посудой гремит – значит предупредить о чем-то хочет или недоволен чем. Вы, ведь его небось и не уважаете, не кормите.

- а что надо?

- Конечно надо. Не дорог орешек, да дорога потешка. Домовой, как и я. Может и совсем не есть, а все ж приятно, что его уважили. В Великий четверг перед Пасхой кормить обязательно надо, а в течение года – ну как захочешь.

- А как кормить Домового?

- просто, положить ему еду в отдельную миску да пригласить со всей семьей отужинать. Ну и поставить эту миску за печку.

- Да у меня в доме и печки-то не было…

- А как же вы готовите, - удивилась Настенька.

- У нас для готовки плиты есть.

- А домовой с семьей, наверное, там за плитой живет, - предположил Леший, - коли печки-то нету. Он любит, когда едой пахнет. Да и еда без Домовихи плохо готовится. Так, вот, за плитой еду оставить надо для Домового или просто на столе. Ну и пригласить Хозяина и всю семью его отобедать, поклониться им. Да на ночь и оставить. А на другой день скотине или домашнему животному скормить.

- А если нет домашних животных?

- Тогда на окошко бросить, чтобы Домовой мог в птицу обернуться да поесть спокойно – людям-то Хозяин без особой нужды не показывается, разве только если предупредить о чем хочет. А еще надо в тот же Великий четверг его за службу поблагодарить – прикоснуться ко всем вещам в дому, да Домовому денежку, а Хозяйке его - ленточку или другое какое украшение за печку бросить. Тогда он точно озоровать не будет и домочадцам своим не позволит.

- Тятенька, а ведь вещами небось кикимора кидается. На Домового это не слишком похоже, разве уж если очень сердится, - вставила Настенька.

- А разве кикимора в доме живет? У нас говорят «кикимора болотная»…

Леший и Настенька рассмеялись.

- Что ж ей в болоте-то делать? – обстоятельно объяснил Леший. - Она же домовому сродни. Некоторые ее даже с Домовихой путают. Да только характер у кикиморы вредный. Пакостить любит, шалить. То одно опрокинет, то другое. Курица если ей не понравится – так все перья вытаскает, а потом сама переживает. А, вообще, она домовитая и добрая. Креста она боится, но если баба кудель незакрещенную оставит, или нитки, или ткацкий стан или еще какое бабье рукоделие, то кикимора всю ночь работает. Спрядет она за ночь всю кудель или ткани на рубаху соткет, а бабе очесов каких-нибудь подбросит или другого чего негодного, глаза отведет, вот баба и считает, что перед ней ее пряжа. Только, конечно, ничего путного из этого уже никто не сделает.

- А бывает, что и со зла кикимору в дом подпустят, - добавила Настенька. – злых-то людей хватает… Кость с кладбища со словами особыми под дом подложат или еще гадости какой. Такую кикимору и выгнать трудно. И зла от нее много – то в еду сору или навозу накидает, то соль всю по полу рассыплет. У них с Хозяином домовым тогда война начинается. Они в друг друга вещами кидаются. А такая кикимора и рада бы уйти, да ее эта кость держит, а заговор заставляет чертям служить. Вот и выживает хозяев.

- А у нас некоторые черепа с кладбищ домой приносят… просто так… Чтобы на полке стояли… Но про кикимор я не слыхал.

- Человечьи кости в дом вносить нельзя, - наставительно сказал Леший. – Этого домовой не любит! Обидеться может.

- Черепа домой? Страшно же! – воскликнула Настенька. – так ведь и смерть с кладбища можно занести.

- Это верно, - подтвердил Леший. – Уж хоть в мой-то дом мертвецов не приноси.

- Не принесу, - пообещал Ваня. - А что делать, если кикимору подбросят?

- Ну перво-наперво, поговорить с ней – может и не кикимора это вовсе, а домовенок расшалившийся или хозяину мало почета в доме, вот он посуду с обиды и бьет. А коли не поможет – так все с папоротником перемыть. До Великого четверга следующего года папоротник силу иметь будет. А от папоротника кикимора будто хмельная делается и больше уж не безобразит. Ну, а коли и это не поможет – так надо знахаря звать, чтобы от заговора злого дом освободил, да пакость подброшенную вытащил да уничтожил – ее ведь простому человеку иной раз и в руки брать не стоит, смотря какой заговор на нее наложен. А иначе и Хозяева дом бросят и у людей житья в том доме не будет.

- А если попа позвать? Ну, там дом освятить и все такое?

- А толку не будет. Это не его ремесло, он в этом не смыслит. Пока заговор не снят, хоть попа, хоть архиерея зови. Все одно. Вон, в деревне отец Петр попытался Любашу от Андрюхи отогнать, а сам опрометью из бани выскочил да крест выронил.

Они пошли дальше. Ваня хотел посеять гриб.

- Хорошее дело задумал, - одобрил Леший, - да сушь стоит. Не приживется грибница. Вот хоть маленький дождик пройдет – тогда и посеем грибы.

По пути Настенька и Леший охотно показывали Ване лесных обитателей. Ваня то провожал глазами голубенькую стрекозку, то искал на ветках чирикающую птаху, то рассматривал яркую бабочку или след того или иного зверя. Заяц выскочил из-за куста и бросился бежать, но, заметив, что перед ним лесной хозяин, встал на задние лапки и следил за идущими. Ваня подошел к зайцу поближе. Леший что-то проверещал по-заячьи. Зверек настороженно посмотрел, но позволил даже себя погладить, а потом спокойно продолжал пастись. Вместе с Настенькой Ваня прислушивался к звукам леса и с удивлением вспоминал, что лес казался ему гнетуще молчащим. Настенька помогла открыть музыку леса. Барабанщик дятел, голосистые птахи-вокалисты, гудение шмеля, тихий шелест листвы казались теперь Ване единым ансамблем, исполняющим вечную мелодию жизни. И Ваня чувствовал себя первооткрывателем, Колумбом, ступившим на незнакомую землю. Он открывал для себя каждую травинку, каждый цветочек, каждое деревце. И был счастлив от каждого маленького открытия. Захлебываясь от восторга, делился этими маленькими открытиями с Лешим и Настенькой. И в глазах у каждого отражался волшебный и сказочный мир.

Ваня и Настенька не могли удержаться от манящего призыва малиновых кустов. Пока они лакомились спелыми ягодами, Леший исчез. И вдруг с другой стороны малинника зарычал медведь.

- Беги, Настенька, - крикнул Ваня, - а я его как-нибудь задержу.

Настенька спряталась за Ванину спину. Ваня оглядывался, ища хоть какое-нибудь оружие или укрытие для себя и Настеньки. Но вдруг хищный зверь встал на задние лапы и превратился в Лешего.

- Напугал, напугал, - смеялся Леший, и деревья вторили ему, качая кронами. Ваня и Настенька облегченно вздохнули. Настенька прижалась к Ване и больше не вынимала своей маленькой ладошки из его руки.

Время пролетело так незаметно, что Ваня даже удивился, когда Леший позвал его обедать. После обеда Леший, Ваня и Настенька еще немного походили по лесу втроем, а потом Леший отпустил молодежь купаться. И снова Ваня и Настенька играли в воде в пятнашки и поднимали фонтаны переливающихся на солнышке брызг.

На озере послышались детские голоса и конское ржание.

- Пошли посмотрим, кто там? – позвала Настенька. На поляне около озера паслись стреноженные лошади. Три мальчика разного возраста возились с костром. Трое девочек-подростков в сарафанчиках и платочках сидели около воды, шушукались и смеялись

Как только костер разгорелся, старший мальчик поставил на него котелок и предложил:

– Давайте поиграем?

Девочки стали обсуждать во что лучше поиграть.

- Давайте в монаха? – предложил один из мальчиков. Все согласились.

Мальчик, предложивший игру, встал и сделал вид, что что-то ищет у себя в штанах.

- Монах, монах, что роешь в штанах? – хором закричали девочки.

- А я золото ищу, никого не подпущу! – ответил водящий. – А я золото нашел, продавать его пошел. Он сделал вид, что ходит по торговым рядам. Другой мальчик подошел и хлопнул водящего по руке, как будто заключив сделку.

- А я золото продал. На баранки девкам дал, - продолжал водящий и девочки протянули руки, чтобы получить воображаемую баранку.

- На мосту стоит кровать, можно девушек помять, - скороговоркой произнес водящий и бросился ловить разбежавшихся с визгом девочек. Два других мальчика не убегали, а, наоборот, становились так, чтобы помешать водящему. Наконец, водящий поймал одну девочку, звонко поцеловал ее, отчего девочка густо покраснела. И игра началась снова, только водил другой мальчик.

Наконец, ребята набегались и сели около костра.

- Хорошо, что Петровки прошли, - а то я русалок боюсь, - сказала одна девочка.

- Я тоже боюсь, - призналась ее подруга. – Хоть Петровки и прошли, а я чесноку наелась, чтобы не пристали.

- Дурехи, - сказал старший мальчик. – Русалки опасны только до Петровок, да если после заката купаться. А так они после Петровок из воды не показываются. Вот Лесной – это да! Я как-то пошел по грибы, и чувствую, водит меня по лесу-то. Ну никак на дорогу в деревню не выйти. Я и туда и сюда – а не знаю, куда идти и все. Как туман в голове. Я и закричал в лес: «овечья шерсть, овечий хвост!» и слышу будто голос такой глухой: «а, догадался». И тут вижу, что за деревьями крайние дома деревни уже виднеются. А я их и не видел, пока не крикнул.

- А я только мертвяков боюсь, - сказал самый младший мальчик.

- И я боюсь, - призналась девочка, наевшаяся чеснока. – Вон, на святках мертвяка в гробу по домам носили. А он страшный такой, рожа белая, мукой присыпана, глаза сажей подведены и зубы из репы торчат. Сам голый и саваном прикрыт. А мне говорят, ты с ним попрощаться должна и поцеловать его. Раньше не целовала, говорили, маленькая еще. А в этом году говорят, целуй, мол. Я к нему наклоняюсь, а у него между ног как что-то встанет, аршин величиной – не меньше. И он хватать меня да тискать как начнет! Вот страху-то! А старшие все смеются – это они Степку мертвяком нарядили, а между ног ему палку положили и нитку привязали. Как девушка его целует, так он палку поднимает…

- А у меня сестра на святках в бане гадала на жениха. И ей в зеркале кто-то показался. Она зеркальце уронила да в дом бегом, - рассказала девочка, боявшаяся русалок. – А потом мы всю ночь с ней не спали – черта из зеркала боялись.

- я что-то не понял, - тихонько спросил Ваня. – Что это за покойник на святках.

- А у вас разве на святках покойника по домах не носят?

- Не-а. А зачем?

- Чтобы смерть на год обмануть. Она как раз на святках по земле ходит, да выбирает, кого в году забрать. А так парня какого покойником рядят да оплакивают будто родного, а девки поцеловать должны. Ну, а «покойник» не будь дурак, девок лапает.

Ваня засмеялся. Ему было смешно, что смерть можно так просто обмануть.

- Смеется кто-то, - сказала одна девочка. – Страшно…

- Лучше все эти страсти не поминать, - сказала самая старшая девочка. – Всё не дома, где Батюшка Домовой в обиду не даст да иконы стоят.

- И то верно, а смеется, небось, Хозяин здешний, - согласился средний мальчик и, повернувшись к лесу, торжественно сказал:

- Леший Батюшка, мы тебя не обидим и ты нас не обижай. Мы в лесу не век вековать, а одну ночь ночевать. А лучше угощайся с нами кашей.

Леший сразу вышел из леса, провел руками над котелком и Ване показалось, что каши стало намного больше. Затем он на несколько минут исчез и вернулся с ложками для Вани и Настеньки.

- А вы что сидите, - шепнул он Ване, - пригласили – значит, ешьте. Лесане я уже сказал, чтобы к ужину не ждала. А чтобы хватило для всех – я позаботился.

Он достал ложку и принялся за еду вместе с деревенскими ребятишками. Ваня и Настенька охотно поужинали вкусной, пахнущей дымком кашей. Тем временем солнце неторопливо скатывалось в озеро. И Ваня видел, как вылезли из воды полюбоваться закатом супруги водяные. И сам Ваня с удовольствием наблюдал торжественное ежевечернее зрелище.

- Тихо как, - сказала старшая девочка, когда лес приготовился ко сну и запела.

-То не ветер ветку клонит

- Не дубравушка шумит, - подхватили ее подруги. И грустная, берущая за душу, песня полилась над озером. И ее напевная мелодия, спетая чистыми девичьими голосами, гармонично сочеталась с природой, и чувствовалось, что песня такая же часть всего этого мира, как растущие здесь деревья, спокойные воды озера, шелестящие у воды камыши, этот закат.

Обе русалки показали головы из воды и тихонько слушали песню.

- Извела меня кручина, подколодная змея, - выводили девочки. «Вроде простые слова, а как поют! Прямо сердце щемит…» – подумал Ваня. Настенька несколько раз глубоко вздохнула.

- Вздыхает кто-то, - тихо прошептала одна из девочек.

- Тебе показалось, - успокоил ее один из мальчиков.

Дата добавления: 2015-10-24