Глава 14. Баня. 8 страница

- ты что, маленькая, я же тебе ничего плохого не сделаю, - попытался притянуть ее к себе Ваня.

- Знаю, - негромко ответила Настенька. – Но, давай не будем…

Настенька покачала головой. И Ваня почувствовал, что ничего у него с Настенькой не получится. Все радужные надежды рушились. «Вот и поделом тебе! Дурак безмозг­лый!» - выругал он себя. Он был недоволен собой, недоволен своими слова­ми, недоволен своим поведением, и своей влюбленностью. К недо­вольству примешивалось сомнение. Он сомневался, что он сможет когда-нибудь завоевать Настеньку.

- а если она так и не проснется? - хрипло спросил он. - Тогда что?

- не знаю, - чуть слышно сказала Настенька. Она снова заглянула парню в глаза и еще тише добавила: - я бы очень хотела, чтобы у тебя душа проснулась.

«Она бы хотела! Можно подумать, что я бы не хотел!» - подумал Ваня. Он снова почувствовал смутную зависть к людям с сияющими, счастли­выми, вечно молодыми глазами из этого далекого, оторванного от цивили­зации мира. Хорошо бы научиться быть такими же как они. Вот только нау­читься бы не от Настеньки. От лешего, от Лесани, от кого угодно, но не от нее. Но Леший самоустранился: А Лесаня: захочет ли она чему-то учить Ваню? Вряд ли - у нее и с Лешаченком хлопот хватает. Значит, придется до всего своим умом доходить. Другого выхода нет… Не будет же он, мужчина, в самом деле просить помощи у этой девчонки!

Настенька молчала и похоже тоже о чем-то серьезно думала. Из раз­мышлений ее вывела пестрая бабочка, севшая ей на плечо.

- Смотри, смотри, - прошептала Настенька, стараясь, не спугнув ба­бочку. Бабочка несколько секунд подержала крылышки расправленными, затем сложила их и будто прикинулась незаметным лис­точком. Подождав немного, она снова расправила расписной веер своих яр­ких крылышек, помедлила, как придворная дама, обмахивающаяся веером от жары, снова сложила крылышки, развернула их и полетела.

Настенька проводила бабочку глазами и улыбнулась Ване, будто приглашая разделить непонятную ему радость. Тот недоуменно пожал плечами. Бабочка как бабочка.

- красивая, да? - продолжала улыбаться Настенька. Она чего-то ждала от Вани, но тот никак не мог понять чего именно. Он снова пожал плечами.

- бабочка как бабочка.

Улыбка на Настенькином лице как-то сразу потухла, лицо стало грустным.

- неужели ты никогда не радовался красивой бабочке, цветку, улыбающемуся солнечному лучику? - спросила она и в ее голосе Ваня услышал и удивление, и боязнь поверить, что это действительно так, и грусть, и неж­ность, граничащую с любовью.

- не знаю, может и радовался… Только давно в детстве… - Ваня еще раз вспомнил себя в детстве и вздохнул. В детстве и ты был миру распахнут и тебе был мир распахнут… - мысленно повторил он. Ему стало грустно и показалось, что душа ни­когда не проснется и он так и не сумеет научиться улыбаться от того, что рядом пролетела красивая бабочка.

И вдруг погрустневшее лицо девушки озарилось какой-то идеей и она совершенно некстати сказала:

- А ты ей улыбнись!

- кому?

- бабочке! - смеясь, ответила Настенька. - или солнышку и оно тогда тебе в ответ улыбнется и будет светить только тебе!

- солнце всем светит, - безразлично ответил Ваня, подумав, что солнце - звезда и кому-либо улыбаться не может, а Настенька - наивная дурочка с хорошим воображением и своими странностями.

Настенька кивнула:

- конечно всем - каждому человеку, каждой зверушке, каждой букашке, деревцу, травинке, листику. Только если к солнышку лицом повернуться и улыбнуться ему - оно будет светить только тебе. И улыбаться тебе будет каждым лучиком. Вот увидишь! - она повернулась к Ване и попросила. - Ну попробуй, улыбнись солнышку! Пожалуйста!

Чтобы не обижать девушку, Ваня повернулся лицом к солнцу и растянул губы в улыбку. «Хорошо, что меня никто не видит, - подумал он. - Вы­гляжу как законченный кретин! Стою и солнцу как дурак улыбаюсь. Как же! Улыбнется оно мне в ответ, ага, как бы не так! Оно вообще улыбаться нико­му не умеет!»

- Вань. А ведь ты не веришь, что тебе солнышко на твою улыбку улыбнется, - ни с того ни с сего грустно заметила Настенька. - Ведь вижу, что не веришь - ты что, у своего папаши мысли читать научилась? - оторопело уставился на девушку Ваня.

Настенька принялась неторопливо разглядывать его лицо, будто хотела что-то на нем прочитать. А потом важно ответила:

- Может и так.

«Она серьезно? Вот только этого мне не хватало!» Мысли растеряно метались в голове. - А я думал про нее всякое… А она, значит… Вот тебе и на! Значит, не только с лешим, но и с ней нельзя ни о чем думать… И ведь столько времени я даже не подозревал! Дурак! Какой же я дурак! Я должен был это понять сразу, как только познакомились! До­гадаться должен был!»

Настенька заливисто расхохоталась. Ее хохот произвел на Ваню действие ведра холодной воды, неожиданно вылитой на голову. Значит, она никакие мысли читать не умеет! Хорошо-то как!

- ты вправду мысли не читаешь?

Настенька опять рассмеялась.

- конечно нет! Я же просто человек!

- Как же ты догадалась, что я не верю, что солнце не умеет улыбаться?

- да у тебя ж это на лице написано! - смеясь, ответила девушка. - Всегда видно, делает или говорит человек то, что думает, или нет. Неужели же ты сам этого никогда не замечал? Ложь сразу видно. Не слова, так глаза подскажут, не глаза, так все тело. Я не знаю, как это объяснить, но ведь это видно. Смотришь на человека, слушаешь внимательно, что он говорит и все. Это как если в песне кто-то чувствует не то, про что песня сложена - вся песня на отдельные слова распадается, а единой песни нет. Вот так и с не­правдой. Она сразу весь разговор портит.

«Да, с ней надо держать ухо востро! Может быть даже также востро, как с ее папашей!» - подумал про себя Ваня, а вслух спросил:

- А я по-твоему часто говорю неправду?

- Бывает - не задумываясь, ответила девушка. - Иногда ты почему-то хочешь казаться хуже, чем ты есть.

Ваня вопросительно на нее посмотрел и она пояснила:

- Ты вроде бы неплохой человек, но иногда ведешь себя так, будто ты злой, грубый и пуп земли.

- А может я и правда такой? - спросил Ваня, внутренне готовясь услышать честное подтверждение этому.

Настенька заглянула ему в глаза так, как умела заглядывать только она - не просто в свое отражение на зрачке, а куда-то глубже, вовнутрь, может быть прямо в душу.

- Нет, - уверенно сказала она через несколько невероятно долгих секунд. - У тебя глаза добрые. Ты иногда грубишь, но твоя грубость как одежда с чужого плеча. Кажется, что придумал ты, что нагру­бить надо, а сердцем зла не чувствуешь. Так что ты не злой, не наговаривай на себя.

- Не буду, - охотно согласился Ваня. Если бы Настенька считала его «человеком в футляре», она бы об этом сказала. Настенька очень наблюда­тельна, но к счастью, не настолько как ее отец. Пока еще не все потеряно. У него еще есть шанс завоевать Настеньку. Ване стало весело и он улыбнулся девушке, а она подарила в ответ свою улыбку.

- день сегодня хороший, - сказал Ваня, просто чтобы опять начать разговор.

Улыбка на лице Настеньки снова сменилась задумчивостью.

- А ведь ты не чувствуешь, что день хороший, - сказала она. - Говоришь, а слова пусты.

- Как это пусты?

- А будто не от тебя идут. Не от души они сказаны, вот и пусты.

Ваня пожал плечами.

- А чем для тебя сегодняшний день хорош?

Ваня увидел лукавые искорки в ее глазах, будто был подвох какой-то. Он снова пожал плечами и сказал:

- просто хороший день. Ну погода хорошая. Солнце светит… Да что ты ко мне привязалась? Уж и сказать ничего нельзя.

- Не проснулась у тебя еще душа, - печально констатировала Настенька и покачала головой. – Жаль… А мне показалось ты к радости потянулся…

- Может и потянулся. Слушай, а тебе в лесу жить скучно не бывает? - спросил он, чтобы переменить тему.

- Как в лесу может быть скучно? - удивилась вопросу Настенька. - Ведь здесь столько всего вокруг! И все такое разное! И такое красивое, что и жизни не хватит этой красотой налюбоваться. Неужели ты не видишь этой красоты?

Ваня ничего не ответил.

Настенька немного подумала, оглянулась вокруг и нагнулась к какому-то цветку с яркими желтыми лепестками.

- посмотри, какой он красивый.

Ваня тоже нагнулся, но никакой красоты не увидел. Цветок как цветок. Стебелек с мелкими овальными листьями. Один листочек свернулся, другой поеден каким-то насекомым. Букашка какая-то по стеблю ползет. Около десятка крупных цветков желтеет в разных местах. Некоторые из них уже отцвели, их ставшие тонкими лепестки приобрели буро-красный цвет. Несколько пятнистых бутонов еще только собирались раскрыться. Ничего интересного. И что в нем Настенька нашла красивого?

Но Настенька, похоже, от всей души любовалась этим простеньким цветком.

- Смотри, какие красивые у него лепестки, - приговаривала она, поминутно поглядывая на Ваню и улыбаясь. - Ведь этот цветок прекрасен! Неу­жели ты этого не видишь?

Ваня молчал. Ничего прекрасного он не видел, а обижать девушку не хотел.

- А ты поищи красоту, у тебя непременно получится. Мне тятенька говорил, что ты привык, чтобы тебе красоту по­казывали. А ты попробуй сам найди!

И в этом предложении была вся Настенька - какая-то глубинная мудрость сочеталась с полудетской наивностью, улыбка соседствовала с почти невероятной серьезностью. И хотелось ей слепо довериться и найти ту кра­соту, которую пока видела только она и разделить с ней эту красоту. Ваня снова нагнулся к цветку. Цветок, как цветок. Яркий такой. Солнечный. Странно, он раньше солнечным цветком называл одуванчик. А этот тоже солнечный. И, наверное, все ярко-желтые цветы похожи на маленькие сол­нышки. А у этого лепесточки напоминают звездочку. И на стебельке не­сколько таких звездочек. Как будто меленькие золотистые звездочки заблу­дились в густой зеленой траве. Да, пожалуй, это даже красиво.

А тем временем Настенька с улыбкой, но совершенно серьезно учила его тому, что красоту можно найти почти везде, главное - захотеть. И что любой цветок прекрасен уже потому, что он живой и по его лепест­кам течет живой сок, и потому, что на него можно любоваться сколь угодно долго, все больше и больше влюбляясь в форму каждого лепесточка, тычин­ки, стебелька, и что каждый цветок, кустик, деревце, прекрасны по-своему. Нужно только быть внутренне готовым принять эту робкую красоту, которая не бросается в глаза с первого взгляда.

- Надо себя всего радости отдать, всего до капельки, - наставляла На­стенька. - Радуешься и слушаешь, что чувствуешь. Нужно только, чтобы весь ты своей радости отдавался - и глазами и ушами и всем телом. Если не весь ты радоваться будешь - ничего у тебя не получится. Только либо весь целиком - либо никак. Я может, немного путано говорю, но когда душа ра­дуется - именно так бывает, - она смутилась, застенчиво улыбнулась и про­должала: - И это так радостно, когда ты прислушиваешься к себе и чувству­ешь, как ласкает твою ногу каждая травинка, как, когда ты входишь в воду, тебя обнимает каждая капелька, как прикасается к твоей коже каждый лучик солнышка, и ты этой каждой травинке, каждой капельке, каждому лучику отдельно и всем вместе улыбаешься. И тогда радость будто по тебе разоль­ется как тепло, когда с холода в натопленную избу войдешь.

- Как песня поется, как река течет, как птица летит, - подхватил Ваня, повторяя слова Лешего.

- ага, - засмеялась Настенька. - хорошо сказано!

- Да это не я приду­мал, это Леший сказал, - стал зачем-то оправдываться Ваня.

- Ну и что? Все равно хорошо сказано! - Бабочка пролетела, ты ей порадуешься и тебе захочется полетать вместе с этой бабочкой. Мне кажется, что я иногда почти летаю с ней вместе. Лучик солнечный твою кожу погладил, ты ему улыбнулся - и тебе хочется так же кого-нибудь погладить, будто ты тоже - ма­ленькое солнышко.

- Ну не можешь же ты постоянно радоваться! - не верил ей Ваня, а сам подумал: «вот именно так я миру и могу распахнуться. Ну как Леший учил. Она права, эта девчонка, ой, как права! Так и надо либо все - либо ничего! А я хочу, чтобы все!» И Ваня почувствовал ту легкость, которую уже чувство­вал, когда во сне летал между смеющимися звездами. Но полностью отдаться ей он себе не позволил и с иронией спросил:

- А тебе не надоедает каждый день радоваться одному и тому же?

- А разве оттого, что ты вчера солнышку порадовался, оно сегодня хуже светит? - философски спросила Настенька. Ваня был вынужден согла­ситься, что не хуже.

- я тоже так думаю, - засмеялась девушка. - Вот и улыбаюсь ему каждый день, и оно мне в ответ тоже.

- что же ты так всегда и улыбаешься? - снова спросил Ваня, подумав, что просто так всегда смеются только дурачки.

- Нет, конечно. Душе грусть тоже нужна. Я радуюсь только когда грустного вокруг ничего нет.

- Значит, тебе и грустно бывает? - уточнил для себя Ваня, а про себя подумал: «если скажет, что бывает - значит не просто дурочка, блаженнень­кая, а нормальный человек. И даже вовсе не глупый».

- Да, мне иногда бывает очень грустно, - ответила девушка, и при воспоминании о грустном у нее погрустнели глаза. - Я грущу, когда пасту­шок грустную песню играет, когда цветы засыхают, когда дождь несколько дней идет и лес промок насквозь и зверушкам некуда спрятаться от него. Или, когда зимой пурга бьет по всему живому маленькими острыми льдин­ками и тоже зверушкам некуда от нее деться. Она помолчала и тихо добави­ла: - а еще, когда человек просто так без надобности лесу вредит, зверей убивает, цветы топчет.

Глава 26. Пробуждение чувств.

Ваня молчал. Настенька сказала и показала многое. С детской непосредственностью она открыла перед Ваней душу и показала свои самые заветные сокровища - что ее радует, что печалит, чему она улыбается, отчего она грустит, что составляет смысл ее жизни, о чем она думает. Ваня никогда раньше не встречался с такой доверчивостью и открытостью. Полностью открыть душу так, чтобы не осталось ни одного скрытого уголочка, он сам, наверное, не смог бы никому, даже самому-самому родному человеку. А если бы и открылся, то, возможно, постоянно думал бы о том, что его могут не понять, посмеяться над чем-нибудь, что для него важно, а то и предать, больно лягнуть в самое нежное и чувствительное место. А Настенька похоже о таких вещах просто не думала - подлости и предательству не было места в ее мире. Она опасалась только, что Ванина душа еще не совсем проснулась, что он не сумеет услышать ее.

"Оказывается можно вот так взять и раскрыться! Просто ни с того ни с сего! - думал потрясенный Ваня. - А ведь я ей не подруга детства, не брат и не любимый. По сути дела посторонний человек". Настенькина доверчивость прибавила ей уважения в Ваниных глазах. Она как бы выросла для него - она могла позволить себе такую обезоруживающую откровенность, а он - нет.

Но Настенька не только раскрылась - она с радостью поделилась миром, который видела только она. Не требуя ничего взамен, она как будто на ладошке протянула этот мир Ване. Это был яркий мир. В нем была живая хрупкость прожилок цветочного лепестка, деловитость собирающей мед пчелки, всполох полета расписной бабочки и многие тысячи подобных маленьких открытий и наблюдений. Для Вани этот мир был пока незнаком. В его прошлом в суете жизни конца двадцатого века просто не находилось места для подобного. В каменном городе, где он жил на человека, который остановился чтобы полюбоваться взлетающей бабочкой или невзрачным на первый взгляд полевым цветочком смотрят как на неисправимого чудака. Да там и не до того - извечная гонка на работу, с работы, ежедневная монотонность жизни, прерываемая время от времени скучными пьянками, "мыльными операми", похожими на сплетни, грубой порнухой или кровавыми боевиками, никому не нужными пустыми разговорами не оставляла времени на любование природой. А может быть просто Ваню не научили видеть то, что показала ему сегодня Настенька. Нет такого предмета в школах - радость восприятия мира и даже будущих художников, как правило, учат твердо держать в руке кисть, соблюдать заданные пропорции, выводить правильные аккуратные линии, но не наблюдать за проявлениями жизни во всем вокруг и не радоваться этой жизни.

Мир, подаренный Настенькой, пока был чужд для Вани. Но он манил, переливаясь разными красками. Бывшему горожанину, выросшему, как ему сейчас казалось в бесцветном городе, очень хотелось принять этот почти сказочный мир. А для этого требовалось понять его, осмыслить, пропустить через себя так, чтобы из чужого и незнакомого он стал своим, родным, близким, продолжением "своего я". И Ваня глубоко задумался, осмысливая Настенькин подарок.

Настенька не мешала ему. Она сидела неподалеку и делала вид, что наблюдает за какой-то маленькой ползущей по листочку букашкой. Украдкой она посматривала на Ваню, пытаясь понять по выражению лица какие мысли его одолевают. А вдруг он не сможет принять ее мир? Или не захочет сделать этого? Нашла ли она такие слова, которые дошли до сердца и могут окончательно пробудить спящую душу? А может быть нужно что-то добавить, разъяснить, ответить на какие-то возникшие вдруг вопросы...

"Всего за один день я столько увидел, - думал Ваня. - Будто у меня глаза изменились. Почему я не видел всего этого раньше? За этим же не надо ехать за тридевять земель. Вот оно все - рядышком, на ближайшей лесной полянке. И в городе, наверное, можно что-нибудь подобное найти. Только захотеть найти надо - там же тоже есть какие-то деревья, кусты, газоны, букашки какие-­то ползают, птицы летают". Он попытался вспомнить, может он видел что-то подобное раньше, делал все эти бесконечные маленькие открытия, только сейчас об этом не помнит. Ему же говорила Настенька, что он забыть-траву пил. Может просто память отшибло? "Нет, - тут же подумал он, - забыть трава здесь ни при чем. Я ведь сам после забыть травы не изменился. Что умел, то и умею. И привычки у меня те же и склад характера. И если не видел того, что мне сейчас Настенька показала, значит и не хотел видеть или не умел. А открытия маленькие если и делал, то в далеком детстве, тогда каждый каждый день открытия делает, целый мир для себя открывает. А потом уходит это умение куда-то, когда человек взрослеет. Верное Настенька слово для таких подобрала: душа засыпает. И ходят все, будто не знаю кто - ничему не радуются, ничего не замечают. Я, вон, столько лет прожил, а что я сам в жизни видел, без подсказки? - Только небо звездное для себя позавчера открыл, а больше ничего". Ему вспомнился темно-синий купол ночного неба и сон в котором он порхал между смеющимися звездочками. Его губы непроизвольно расплылись в счастливой улыбке. И его улыбка тут же передалась Настеньке:

он улыбается от счастья, он похож на нее в своем счастье, значит, хоть часть ее слов услышана и может быть понята.

Внутреннее напряжение ожидания сменилось надеждой: Ванина душа может прозреть и когда-нибудь Ваня сам будет делиться с ней радостью оттого, что трава зеленая, а небо голубое. И радость одного будет умножаться на радость другого и обоим будет от этого хорошо на сердце.

Ваня вдруг пожалел себя прежнего. Как же он обкрадывал себя! Он же жил как крот слепой! А сейчас мир играет перед ним всеми красками жизни. И он бы так и жил дальше, ничего не видя и ничего не замечая, если бы не Настенька. "Милая моя! Да сколько же ты мне подарила! - думал он. - Как отблагодарить тебя за этот подарок?" Настенька казалась ему сказочной волшебницей. Она как будто промыла чистой водой то стеклышко, через которое он смотрел на мир. Исчезла серая однотонность повседневной жизни. Хотелось рисовать, петь, смеяться, летать от распирающей душу радости. Очевидно Ванина душа была уже готова проснуться и увидеть мир по-новому. Оставалось только подтолкнуть ее немного, чуть-чуть поучить, показать куда смотреть и что видеть. А дальше она сама расправит крылья. Из уродливой неподвижной куколки родилась и вспорхнула легкая прекрасная бабочка. И душа наполнилась радостью, которая как птица летит, как песня льется.

- Пошли купаться, - предложил Ваня, чтобы не молчать. Настенька согласилась. Они шли молча. Каждый думал о своем. Настенька время от времени бросала осторожные взгляды на его лицо, будто хотела заметить на нем малейшие отпечатки Ваниных мыслей. А он думал о том, как отблагодарить Настеньку за подаренный ему мир. Ему хотелось немедленно что-нибудь подарить ей. Только вот что? Он мог бы подарить ей мужские ласки - она соблазнительная фигуристая девочка, ух он бы ее! Но эту мысль пришлось тут же откинуть. В этот момент такие мысли показались ему какими-то грубыми и неподходящими. Кроме того Настенька раскрыла ему душу и казалась ему сейчас такой же хрупкой и нежной как лепесток цветка. Такой лепесточек с прожилочками сжал чуть-чуть и нету его, останется только мятый бесцветный комочек. Ване подумалось, что если бы он прижал Настеньку так, как хотел в прошлый раз, он бы просто ее раздавил. Сейчас он любовался ею, ее грацией, походкой. Он думал о ее внутренней красоте. Из сознания исчезла доверчивая дурочка, улыбающаяся неизвестно чему и задающая кучу дурацких вопросов. Перед ним была мудрая женщина, прожившая уже сотни, а может и тысячи веков, любящая жизнь и умеющая находить радость в незаметных казалось бы мелочах. И он, старший по годам, только учится видеть то, что уже давно умеет видеть она и радоваться тому, чему радуется она. Сейчас ее тело воспринималось им как драгоценный сосуд в котором хранится веселый сказочный, отблески-искорки которого мелькают иногда в ее зелено-серых глазах. Ваня бы с радостью снял с неба одну из серебристых звездочек и подарил бы ее Настеньке, если бы это было возможно. Ему хотелось прикоснуться к ней как ко вдруг ставшей осязаемой мечте, но он не решался сделать это. Ему чудилось, что от прикосновения она исчезнет, ведь мечту нельзя трогать руками. Хотелось услышать ее голос, но Настенька сейчас молчала.

- Что же ей подарить? - мучительно думал незаметно влюбившийся в Настеньку робкой любовью пятнадцатилетнего юноши Иван. - Свою душу? А что там, кроме того, что она сама сегодня туда положила? И нужен ли ей я? А если и нужен, то зачем и в какой роли? Кто я для нее? Друг? Хорошо, если так - без спроса лезли в голову неприятные мысли. - Она рада болтать со мной. Да, здесь у нее мало общения. С кем ей еще общаться? Она даже полюбить меня может потому, что других мужчин рядом нет. Но знать, что его любят только потому, что на безрыбье и рак рыба как-то грустно.

- А может именно меня и полюбит, - с надеждой подумал Ваня, отгоняя досадную мысль, - но это потом, когда-нибудь... А сейчас, именно сейчас, мне хочется ей подарить что-нибудь. Но что? Что? Нарвать цветов - но она не любит сорванные цветы, они ее огорчают. Эх, почему я не поэт? Может быть я тогда бы подарил бы ей стихи... Но я их никогда не писал, для этого талант нужен... Ваня снова перебрал то, что может подарить Настеньке - тело, букет, мужские ласки... - Это все не то, - думал он, а что тогда? Он бессмысленно шарил глазами вокруг себя, надеясь, что что-нибудь натолкнет его на мысль о достойном Настеньки подарке. Непривычный к маленьким открытиям взгляд не находил ничего интересного - обычные деревья, обычные кусты, небо, облака. Ваня уже готов был впасть в отчаяние. Наконец он скользнул взглядом куда-то вправо и вниз и остановился на каком-то пне. Дерево было срублено не так давно возможно, всего год назад, но спил уже потемнел, хотя не почернел совсем. Грибы еще не успели дружной семейкой вырасти на корнях умершего дерева. Но пень жил своей жизнью. Прямо из середины тянулся к солнцу какой-то зеленый росток. Но это был не побег спиленного дерева - на пне вырос небольшой цветок. Листья цветка были с зазубринками по краям как у крапивы, а над ними гордо поднимались три вытянутых овала из маленьких фиолетовых цветочков.

- Надо же, - подумал Ваня, - вот это желание жить! Это цветок взял да и вырос из пня.

И тут он понял, что нашел то, что искал: он удивился, он сам сделал свое маленькое открытие. Он увидел не только то, что показала ему Настенька, но и что-то свое, новое, то, что можно ей показать. В горле запершило и он сказал каким-то глухим, чужим голосом:

- Смотри, цветок, вон там, на пне.

Мельком взглянув туда, куда показывал Ваня, девушка захлопала в ладоши.

"Прозрела! Прозрела! - несколько раз повторила она непонятно к чему.

- Кто прозрела? - переспросил Ваня.

- Душа твоя прозрела. Красоту видит, - радовалась Настенька. Она повернулась к цветку и залюбовалась им, приговаривая:

- Сильный какой! Из пня вырос, молодец! Ему ведь даже есть почти нечего в пне-то - там ведь земли почти нет, только несколько соринок, что в щель ветром занесло да гнилое дерево. А он все равно вырос! И даже цветет... Вот красота какая!

- Я хотел тебе что-нибудь подарить, - вытягивал из себя какие-то извинения Ваня, - но так и не нашел что... Я дарю тебе этот цветок.

- Спасибо! – тихо и восхищенно сказала Настенька и, привстав на цыпочки, поцеловала его в губы. Он прижал ее к себе так нежно, как будто она была из тонкого фарфора и могла бы разбиться от неосторожного движения и ответил на ее поцелуй Долгим нежным поцелуем.

Глава 27. Закат.

Сказать, что Ваня был в эту минуту счастлив - ничего не сказать. Он был по уши влюблен. Еще несколько минут назад он был в отчаянии от одной мысли, что не может найти своей фее достойного подарка - звезду с неба достать очень сложно, а на меньшее он был не согласен. Его терзали кошмароподобные мысли о том, что он может быть нелюбим или любим только потому, что другие претенденты на руку и сердце отсутствуют. Како манне небесной он мечтал о простом прикосновении - даже это казалось ему пределом желаний, почти чудом. А сейчас Настенька смеется от радости по тому, что он незаметно для себя нашел ей подарок по душе. Пусть это маленький цветок, выросший на пне всем смертям назло, а не хрустальный дворец с золотым крыльцом. Главное, Настеньке это понравилось. И она благодарит его за подарок! Более того - она сама поцеловала Ваню. Отнимать губы он не торопился - он блаженствовал от каждой секунды прикосновения к своей богине. И всячески старался продлить свое блаженство.

Наконец, их губы разъединились. Молодые люди посмотрели на объединивший их цветок и улыбнулись друг другу.

- Пошли купаться? Предложила Настенька.

- А хочешь я тебя на руках понесу? - не дожидаясь ответа, Ваня подхватил девушку на руки и понес. - Только говори куда, я дорогу плохо помню.

- Я, наверное, тяжелая? - неуверенно осведомилась раскрасневшаяся от удовольствия Настенька.

- Ты то? Да ты вообще как перышко, с улыбкой ответил он и снова поцеловал девушку, благо ее губы были совсем близко от его губ. "А что в ней и в самом деле весу-то? - думал он. Она же маленькая, мне по грудь всего. Стройная. И нести можно долго-долго".

Долго нести не пришлось. За деревьями было озеро. Ваня бережно опустил свою ношу на землю.

- Красиво здесь, правда? - воскликнула дочка Лешего. "Она ведь не спрашивает, - подумал Ваня. Мое согласие ей не особо-то и нужно. Да и не утверждает. Просто делится своим чем-то". Ване показалось, что снова открылась дверца в тот сказочный мир, который показывала ему только что Настенька и она, смеясь, зовет его на прогулку по этому миру. И тут же радость сменилась удивленным восхищением: ведь Настенька выросла на берегу этого озера, видела его в любую погоду - и зимой, когда оно спрятано под твердый холодный лед, и летом, в дождь и в солнечные дни. И красота этого места могла стать привычной, стереться в суете повседневности, примелькаться. Но с Настенькой ничего подобного не произошло - и в сотый, а может и в тысячный раз она радовалась тому, что озеро красивое, что небо голубое, что вокруг зеленеет травка и поют птички. И сам Ваня сейчас смотрел на озеро новыми глазами. Может быть так же, как видела эту воду и Настенька. В этот раз он видел то, что не замечал раньше. Ветра не было и вода огромным безмятежным зеркалом отражала синеву неба. Солнце подчеркивало выпуклую пышность облаков, неторопливо плывущих в небе и также неторопливо пересекающих водную гладь. Старая дева ива о чем-то плакала, низко склонившись над водой и, ища утешения, касалась ее длинными узкими листочками. Модница березка старалась полюбоваться собой из-за плеча невысокой крепенькой елочки. Сейчас Ваня не чувствовал себя раздавленным тишиной. Вместе с новыми глазами он получил и новые уши. Да и не могло быть тишины в живом Настенькином мире. С разных сторон перекликались разговорчивые птахи, крякали утки, еле слышно плескалась вода, где-то недалеко стучал дятел, а с другой стороны озера ему вторил еще один. Настенька с улыбкой представляла обитателей своего мира. По ее указке Ваня вертел головой, вслушивался, присматривался и открывал, открывал для себя что-то новое, веселое, интересное, что он может и знал в детстве, но забыл с возрастом.

"Надо же, а ведь мог и не увидеть ничего!", постоянно думал Ваня и с благодарностью смотрел на постоянную обитательницу этого сказочного мира - Настеньку. - "Волшебница моя".

- Смотри, утка с утятами, - наконец завидел и он что-то без Настенькиной помощи. Утка неторопливо рассекала водную гладь, изредка покрякивая, а за ней чинно плыли пушистые детишки. Один из них что-то увидел интересное и отплыл в сторонку. Утка обернулась, пересчитала детишек и призывно крякнула. Отставший малыш встрепенулся и быстро поплыл к маме, помогая себе еще неоперившимися крылышками, и присоединившись к своим братишкам и сестренкам, чинно поплыл дальше.

Ваня и Настенька, смеясь, показывали друг другу каждое движение любопытного утенка, а потом, переглянувшись, снова поцеловались. Большая рыба громко плеснула по воде хвостом и напомнила молодым людям зачем они пришли на озеро. На сей раз Ваня уже не стеснялся раздеваться при Настеньке. Собственные ночные размышления, постоянная нагота Лесани и свободное отношение к голому телу окружающих, то есть Лешего, ребят, Банника и его супруги, постепенно приучили его к мысли, что раздеваться при купании - это нечто естественное, не страшное, хотя до сих пор и не совсем привычное. Он уже не бросался на Настеньку как будто полжизни женщину не видел - любовь усмирила жившего в нем дикого зверя, бросавшегося на любую самку. Сейчас он был счастлив уже от того, что мог целовать ее почти сколько угодно. Ему не хотелось торопить события - всему свой черед. А Настенька, похоже, все равно будет его, только немного позже.

Дата добавления: 2015-10-24