Глава 16. «Кровная плата».

«Кто?» — безмолвно заданный вопрос, взгляд на секунду оторвался от карточного стола.

— Я скоро, не отвлекайся, — губы Тео, легким прикосновением к волосам. Конечно, это неприлично. Но игрокам по-крупному можно простить маленькие грехи против приличия, не так ли?

— Кажется, мы нужны королеве, Марк.

— Не задерживайся. Без тебя я просажу кучу денег, — Марк усмехнулся, скользнув рукой по спине Тео. Садясь за игровой стол надолго, Тео позволял себе снять пиджак, оставшись в шелковой сорочке, такой приятной на ощупь. Марк поймал себя на мысли, что ему уже наплевать на игру. Хотелось послать всех к черту, прижать Нотта в укромном уголке … Нотт улыбнулся, уже с порога, кажется, прекрасно догадавшись, о чем Марк сейчас подумал.

«Последняя партия — и в отель». — Марк попытался вновь сосредоточиться на игре.

Про себя он усмехнулся: похоже, вопрос о том, зачем им звонил Рэндом, волновал его куда меньше, чем чертово желание очутиться с Тео наедине и как можно скорее. Партнер по игре смотрел на Марка с недоумением — дивился, должно быть, беспечности англичанина, позволяющего себе отвлекаться, невзирая на размер ставок.

Марк кивнул крупье, давая понять, что готов продолжить. В конце концов, волнение тут неуместно — Тео все расскажет, когда вернется.

Не стоило кидать деньги на ветер из-за десяти минут…

… Тео вышел из зала, на минуту замешкавшись в дверях, пропуская пожилую леди со спутником, годившимся ей в сыновья. Маленький холл пустовал, только у лестницы, спиной к нему, стоял охранник. Все еще сжимая телефон в руке, он огляделся по сторонам. Похоже, лишних ушей вокруг не наблюдалось, так что не требовалось идти в VIP-комнату. Остановившись в двух шагах от входной двери, Тео оглянулся. Через стекло он смотрел на Марка и не мог сдержать улыбки. Он обожал смотреть на Флинта, особенно в те секунды, когда Марк не видел его пристального взгляда. Видеть, как сейчас, его профиль, черную гриву волос по крепким плечам, сцепленные перед собой длинные пальцы. Они жили вместе уже полгода. Полгода, прошедшие с той ночи на вилле, когда Тео впервые в жизни ощутил, что значит любовь. Восторг и боль, радость отдаваться, утопать в объятиях этих рук, что умели держать так нежно, так бережно, словно он мог разбиться. Засыпать и просыпаться рядом, неожиданно для себя стать маленьким мальчиком, уверенным в том, что его защитят и обласкают, и будут любить, обязательно будут. Он больше не боялся ни будущего, ни одиночества, потому что отныне не был один и знал, что никогда не будет. Потому что Марк рядом. Поднося телефон к уху, Тео подумал, что, в сущности, он теперь совершенно счастливый человек.

— Да?

— Мистер Нотт…

Это был не Рэндом. В первую секунду Тео даже допустил мысль, что ослышался.

— Мистер Нотт, вы меня слышите? Это «Крыс» Бредфорд. Мистер Нотт…

Тео вдруг захотелось сбросить звонок. А после раздавить этот телефон каблуком. Прямо здесь, сейчас, на глазах у изумленного охранника. Сделать что угодно, только не продолжать разговор. Волна дурного предчувствия накатила на него, обожгла по спине, заставила дрогнуть пальцы. Он слышал Крыса, но не мог заставить себя произнести хотя бы слово. Просто не мог заставить себя произнести.

— Мистер Нотт.

— Слушаю, — ответ потребовал усилия: встряхнуться, облизнуть пересохшие губы. — Откуда ты узнал этот номер? Рэндом дал?

— Да, сэр. Мне нужен Марк. Это срочно. Мистер Рэндом сказал, вы можете знать, где он и как с ним связаться.

— Вот как? А зачем он тебе?

— Вы знаете, где он, сэр?

Тео не нравился этот звонок и еще меньше ему нравился голос Бредфорда. Спокойствие, в которое не верилось. Совсем. Сейчас он медлил с ответом, выстраивал в голове цепочки фактов — быстро, привычно, отсекая всё лишнее в виде эмоций и своего дурного предчувствия. Этот номер не знал никто кроме Рэндома. Тео оставил его для связи со своим «нанимателем» на самый крайний, пиковый случай. За полгода, проведенных вдали от Англии, он согласился лишь на два «дела» — не хотел рисковать Марком. Даже чуть-чуть. Все остальные звонки и заказы он просто проигнорировал. Кроме того, Рэндом держал связь именно с ним, и Тео ни разу не обмолвился, что Марк живет в его доме. Этого Рэн не знал. Просто предполагал, что Нотту известно, где Флинта можно найти. Не более того. Сейчас Тео пытался предугадать, какие обстоятельства заставили Рэна дать этот номер своему вербовщику. Проблема с полицией? Не остроумно — выйди маггловские авроры на такую фигуру как Рэндом, его портрет уже давно не сходил бы с полос газет. Слежка? Они пытаются засечь, где Нотт? Смешно! Рэндому, как никому другому известно, что Тео стоит только взмахнуть рукой, чтобы просто переместиться в любое другое место и засечь его не смогут никакими средствами. Значит, это не ловушка. Но что? Что надо Рэну? Убрать их с Марком? Скользкий маггл задумал что-то против них лично? Но что?

— Просто ответь на вопрос, зачем он тебе нужен.

— Это касается Вуда, того парня, с которым он жил.

— Я тебя слушаю.

Секундная пауза — где-то там, в Англии, бесконечно далеко от Монте-Карло, бывший легионер собирался с мыслями, чтобы разбить кажущееся таким прочным и незыблемым ощущение счастья Теодора Нотта. Одним ударом, как бьют об каменный пол стекло. Одним именем.

Тео перевел взгляд на дверь: сердце совершило болезненный скачок, забилось быстро и гулко в груди. Марк, откинувшись на спинку кресла, лениво скользил взглядом по столбикам фишек. Машинально, не отдавая себе отчет, зачем он это делает, Тео подошел вплотную к стеклу, прикоснувшись ладонью к гладкой поверхности. Должно быть, Марк почувствовал его взгляд — повернулся к двери. Кивнул головой, задавая молчаливый вопрос. «Я потеряю его. — Тоскливо кольнуло сердце. — Марк…». Тео заставил себя улыбнуться, успокаивающе кивнуть головой. Нужно было отвернуться. Но Тео не мог этого сделать. Стоял, не сводя взгляда с лица Марка, с наклеенной на лицо улыбкой. И слушал голос Бредфорда. Как приговор:

— Мистер Нотт, он сказал, что держит их в заложниках. Мою дочь и этого Вуда. Будет держать по тех пор, пока Марк не придет. Сказал, что знает про вас и Марка…. Вы слышите меня, сэр?

Он слышал. Мелкая дрожь поселилась внутри тела и теперь терзала сердце.

— Продолжай.

— Если Марк не приедет, он убьет их и будет искать вас сам…. Вас и Марка.

«Я не могу оторвать глаз от тебя, Марк. Салазар Великий, я слышу все, что говорит мне маггл, и смотрю на тебя. У меня не было памяти, я оставил так далеко мою родину, и все, что было с этим связано. Ради тебя. Я увез тебя, чтобы больше никогда не вернуться.

Ты — это все, что мне нужно в этом мире. Но сейчас я стою за дверью и чувствую, как мир рушится. Ощущаю почти физически, словно эти стены у меня на глазах зашатались, обросли трещинами, чтобы лопнуть, взорваться, погребая нас под обломками. Всё, что я создал для нас, Марк. Мне нужно быть твердым. Говорить спокойно. Чувствуя, как я тебя теряю».

— С чего такая паника, Бредфорд? Или Рэн не может разобраться с этим магглом самостоятельно?

— Он не такой как мы, сэр. Он может творить такие вещи…. Мистер Рэндом велел передать вам, что он как вы… вы поймете…. Он называет Марка Проклятым…

— Ты уверен?

— Да сэр.

— Как он выглядит? Твоя дочь сказала, как его зовут? — «Глупые, ненужные вопросы. Зачем, когда я и так уже все понял? Я задаю их механически, все еще надеясь на ошибку».

— Какой-то ирландец, сэр. Шеймус, кажется… Ферриган или как-то так…

«Финниган, — поправил Тео про себя. — Финниган, Бредфорд».

Он прикрыл глаза на мгновение. Рука сама сжалась в кулак. «Он зовет Марка Проклятым.… Не только Марка, всех нас…»

— Сэр, вы скажите Марку? Сможете с ним связаться? Этот ирландец говорил что-то про плату кровью…. Мистер Рэндом запретил вызывать полицию, сказал, что вы сами сможете разобраться, только вы…. Сэр…

«Сволочи! Плата кровью! Он заплатил за всё, все мы! Почему бы вам не оставить нас в покое, мстители трахнутые!»

— Я разберусь, маггл…

Он сбросил звонок — механически закрыл телефон, сжал в руке. Прислонившись затылком к стене, на ощупь отключил маггловскую игрушку, спрятал в карман. Руки все еще дрожали.

«Иногда не замечаешь, как прошлое на тебя наваливается. Я когда-то говорил тебе, Марк, что они не забудут, хотя сам в это не верил. Бросал в твою душу сомнение, чтобы подтолкнуть к себе. А теперь стою здесь и чувствую, как наша прошлая жизнь врывается сюда, хватает меня за волосы. Нельзя убежать от того, что ты сделал».

— С вами все в порядке, сеньор?

Он открыл глаза. Охранник стоял напротив, участливо на него поглядывая.

— Все в порядке, спасибо. Помощь не нужна.

Отделиться от стены. Выпрямиться. Попробовать улыбнуться магглу. И сесть на диван, потому что ноги дрожат и нет сил сделать хотя бы шаг. «Нет. Нет. НЕТ! Я тебя не потеряю, Марк! К Мерлину Вуда, магглов, весь этот мир! Я просто ничего тебе не скажу. Забуду об этом звонке. Потом ты меня поймешь. Я увезу тебя так далеко, что никто нас не достанет. Ни магглы, ни Финниган, ни один долбаный мститель. Бежать всю жизнь? Да, всю жизнь. Пока нас не потеряют окончательно. Сколько потребуется, бежать, отсрочить то, что будет, хоть на день, на месяц, на год, на какой угодно срок, только бы провести его с тобой! Мне один день с тобой, как жизнь! Это моё! Моё счастье! Моя любовь! Моя жизнь! И я никому не позволю тебя у меня отнять! Никому! За любой из дней, что я отвоюю у тех, кто вздумал мешать мне, кто решил, будто в праве разделить нас, я пойду на что угодно. Я убью, предам, обману тебя, но я тебя не отдам! Ты мой! И моим останешься, чего бы мне это не стоило. Ты поймешь меня, я знаю. Тебе просто не к кому будет возвращаться, когда Вуда не станет. А Финниган… Салазаром клянусь, я горло ему перегрызу, если он только к тебе приблизится! Сейчас я просто вернусь к тебе, и ты ничего не узнаешь. Я не позволю тебе узнать!»

— Ну, что я тебе говорил? Из меня отвратительный игрок!

«Улыбайся, Нотт! — Приказ себе, подстегивающий, как плеть. — Улыбайся, ради него. Положи руки на плечи, заставь себя не дрожать, когда Марк возьмет тебя за руки. Ты же можешь! Не подавать вида. Во что бы то ни стало, не подавать вида».

— Это всего лишь деньги, Марк. В следующий раз мы просто пошлем к черту все телефонные звонки.

— Что хотела королева? Верной службы?

— Я сказал, что мы в отпуске.

«Смотри ему в глаза! Не смей отводить взгляд!»

— Что-то серьезное?

— Нет. Иначе я бы согласился.

— Ты дрожишь…

— Да? Там в коридоре довольно прохладно.

— Тогда надевай пиджак, и поехали отсюда.

— Сеньор не хочет отыграться?

— Нет. У сеньора есть дела поважнее.

«Я не буду об этом думать! Не буду думать! Не было звонка. Ничего не было. Есть ты, Марк, я буду чувствовать твои руки, впитывать в себя каждое твое прикосновение, смотреть, как ты застегиваешь на мне пуговицы.… Как в последний раз.… Не думать!»

— Возьмем машину?

— А ты хочешь прогуляться пешком?

— Ну, нет. Это слишком долго и далеко до постели.

«Тебе плевать на охрану, Марк. На любых свидетелей. Мне тоже плевать. Ты прижимаешь меня к стене в коридоре, так сильно и тесно…. Я льну к тебе, трусь макушкой о твою щеку. Дышу тобой. Мы идем по коридору, провожаемые взглядом участливого охранника. Моя рука в твоей руке. И я сжимаю твою ладонь с такой силой, будто от этого зависит моя жизнь».

— Марк, ты уверен, что хочешь в отель?

— А ты нет?

— Я бы съел чего-нибудь сладкого.

— Тео, ночью кондитерские не работают.

— Тогда заедем в "Tavola calda".

— Ну если ты не боишься, что я буду приставать к тебе в машине, то пожалуйста.

— Не боюсь. Ты еще никогда не приставал ко мне в машине. Хочется попробовать.

— Тогда залезайте, сеньор, и чур не звать на помощь!

«Я больше не буду думать об этом звонке. Запрещаю себе думать! Залезу в темноту машины, брошу водителю купюру, способную заставить его стать молчаливым и очень терпеливым, и прижмусь к тебе так сильно, как только могу».

— Vada sempre diritto. (Поезжай прямо).

— Знаешь, чтобы я хотел съесть?

— Что?

— Pasta dolce con panna montata. (Пирожное с взбитыми сливками)

— Взбитые сливки, да?

— Марк! Не прошло и полгода, как ты стал понимать по-итальянски!

«Ты прижимаешь меня к сидению. Слушаешь мои слова, нетерпеливо расстегивая пуговицы пиджака. Твои губы так близко, Марк… Я тянусь к тебе. Обнимаю за шею, притворно пытаюсь увернуться от поцелуя, продолжая игру. Мне уже жарко — вслед за твоей рукой, скользящей по моим ногам. Я развожу колени, давая тебе ласкать меня. Успокоенный суммой водитель, даже не смотрит в зеркало заднего вида. Делает вид, что ничего не происходит».

— Ты и так dolce, Тео… — Шепот над ухом, горячее дыхание, заставляющее тело вздрагивать в сладких судорогах.

— А какой я еще?

— Caldo…

— А еще?

— Нежный мой… ласковый…

Любимый…. Хотя бы сейчас скажи мне это слово, Марк! Скажи, что я любимый.… Хотя бы сейчас.… Прижаться к твоим губам. Замереть. Почувствовать ненасытный жар твоего поцелуя. Пусть будет одна долгая, бесконечная ночь. Пусть будут твои поцелуи, твои ласки, огонь твоих рук, гладящих меня по лицу. Я закрываю глаза — ты целуешь меня так глубоко, так нежно.… А я дрожу, потому что сейчас твоя нежность убивает меня. Мне больно, Марк!

— Хочешь меня? — на секунду прерывая поцелуй, чтобы так близко увидеть карие глаза.

— А ты не чувствуешь? Я не доеду до проклятого отеля…

«Он зовет Марка Проклятым.… Не думать! Не смей выуживать эти слова, Нотт! Думать о них…».

— Наберись терпения.

— А магазин, Тео?

— К Салазару магазин, Марк! Я ведь и так сладкий, да?

— О, да! Очень сладкий, очень…

— Puo' portarmi a questo indirizzo… «Grand Ferra»…

— Si, Signore, — водитель кивает головой. Не оглядываясь.

— Piu veloce, per favore, — Марк потянулся вперед, бросил на сидение рядом с водителем еще одну купюру.

— Марк!

— Что? Хочешь, чтобы я взял тебя прямо сейчас?

— Хочу!

— Это будет стоить нам денег. За молчание.

— Плевать!

— И кто это только что призывал к терпению?

«Ты смеешься. Я вернул тебе эту возможность — смеяться. Быть беспечным и открытым. Не скрывать своих желаний. Я хочу спросить у тебя, был ли ты счастлив со мной. Хочу непременно услышать эти слова. Что за все это время, которое мы провели вместе, ты думал только обо мне. Хотел только меня. Обмани меня, Марк, но скажи об этом. Я буду рад обманываться. Такси набирает скорость. Несет нас к отелю по улицам, светящимся огнями. Ночь кажется светлой. Мимо пролетают по своим делам машины — не только нам одним не спится в этом городе удовольствий. Я ложусь тебе на грудь, обнимаю, расстегиваю пуговицы твоей рубашки, чтобы прижаться щекой к обнаженному телу. Я слышу, как бьется твое сердце, Марк. Я хочу переместить свое сознание в это биение, в эти частые, ровные удары, сконцентрироваться на них, как на звуке метронома, чтобы этот упорядоченный стук убаюкал меня, лишил мыслей и тоски. Ощущать, как ты гладишь меня по голове, путаешься пальцами в моих волосах. Ты думаешь обо мне? Скажи, обо мне? О том, как сейчас мы перешагнем порог нашего номера, и ты отнесешь меня на постель. Ты говоришь, что я такой легкий, и тебе приятно носить меня на руках. Ты ведь больше не о чем не думаешь, правда, Марк? Не о чем не догадываешься, ни о чем не вспоминаешь…. Тебе ведь хватает меня, верно? Моего тела, моей любви к тебе…. Тебе ведь, правда, больше ничего сейчас не нужно? Дай мне поверить в это. Хотя бы сегодня, Марк!»

— Grazie, Signore! — водитель пытается выглянуть из окна, наверное, чтобы рассмотреть своих пассажиров получше.

— Ciao!

«Казаться беспечным, махнуть рукой удаляющейся машине. Даже если это смотрится глупо, и Марк смеется».

— Тео! Мы еще вроде бы ничего не пили! Ты и так был немыслимо щедрым.

— И кто это говорит? А кто кидался деньгами на сидение и просил ехать быстрее?

— Я! И теперь тоже время тратить не буду.

«Ты тащишь меня за руку в отель. Мы проносимся мимо портье, словно спеша на поезд, и ты не перестаешь при этом смеяться. Мы толкаемся около лифта, и когда дверь закрывается, ты опять прижимаешь меня к стене. Мне кажется сейчас, или лифт едет быстрее, чем обычно? Ты этого не замечаешь, Марк. И когда мы вываливаемся из лифта на своем этаже, я уже держу в руках пиджак, и моя рубашка расстегнута до ремня. Ты тащишь меня за руку, доставая ключи на ходу. Мы вваливаемся в номер, едва не растянувшись на пороге. Ты закрываешь дверь ногой, потому что твои руки заняты. Я бросаю пиджак на пол, путаюсь в твоих пуговицах — на ощупь, скользя по груди, потому что ты целуешь мое лицо, сжимая его в ладонях.

— Мой? — на выдохе, между поцелуями.

— Твой! Всегда твой!

Не дойдя до постели… не нужно. Не сейчас. Моя одежда разбросана по всему коридору — плевать. У меня больше нет времени на аккуратность. Ты становишься передо мной на колени — как в тот первый раз. Твой жаркий рот, изматывающая ласка языка. Ты лижешь меня, стараясь не пропустить ни одного дюйма плоти. Я смотрю на тебя сверху вниз, сжимая в руках твою голову. Ты даешь мне входить глубже, смотреть, как двигаются твои губы. Тебе нравится ласкать меня так, нравится слушать мои стоны, пить меня до капли. Я почти кричу, мне тяжело устоять на ногах. Ты поднимаешь глаза, смотришь на меня. Некоторое время мы не отводим взгляда друг от друга, я с трудом справляюсь с дыханием. Ты встаешь, приподнимаешь меня, поддерживая за ягодицы. Я охватываю твои бедра ногами, прижавшись спиной к стене. Чувствую кожей выпуклый рисунок подделки под шёлк. И принимаю тебя, повиснув у тебя на руках.

— Больно?

— Немного.

Я не даю тебе выйти, прижимаюсь к тебе еще сильнее, всем телом, давая понять, что хочу этой боли. Я принял бы от тебя любую боль.

— Потерпи, мой хороший… я сейчас… Тео… нежный мой… сладкий…

— Марк… — Ты закрываешь мои губы поцелуем, но я уворачиваюсь, потому что хочу сказать тебе. Сказать тебе сейчас… — Будь со мной… во мне… будь…

Слов нет. Времени нет. Есть ты. Ты во мне. Твои стоны в мое плечо. Запрокидывая голову, ловлю ртом воздух. Ты поднимаешь лицо, ты, поймав мой стон губами. Мне не больно. Не тогда, когда ты берешь меня снова и снова, уже не нежно, а сильно, жестко, с каждым движением болезненно припечатывая к стене. Боль где-то в сердце, внутри моей души, я хочу выплеснуть её, дать ей вытечь из меня, когда рай снова накрывает меня с головой, и я только бесконечно глажу твою вздрагивающую влажную спину. Но боль не уходит. И меня пронзает суеверная мысль, что она будет жить во мне вечно.

— Прости, маленький. Я не сдержался…

Я стараюсь улыбнуться, мне надо улыбнуться — проклятая боль давит меня, ещё чуть-чуть и я просто не смогу сдержать слез. Но этого нельзя допустить, ты не должен видеть…

— Я хочу тебя. Марк… ещё…

— Тео…

— Сейчас. Ещё сейчас…

Ты смотришь на меня удивленно. Обнимаешь, стискивая руки, словно хочешь заглушить мое желание.

— Пожалуйста, Марк…. Здесь, где угодно… хочу тебя…

Ты не отвечаешь. Я волоку тебя в ванну, и пока вода бьется каплями в белое днище, сам встаю перед тобой на колени. Ты всегда был нежен со мной. Позволяя мне ласкать тебя, ты замираешь. Не даешь себе воли входить меж моих губ, даже если бы я просил об этом. И отводишь мое лицо в самый последний момент. Ласково, но настойчиво. С ним ты был таким же? Ему позволял? Почему я думаю об этом? Приказываю себе забыть, но не могу выполнить этот приказ. Впервые в жизни…

— Давай, маленький, ну…

Твои руки скользят по моему телу. Гладят соски, соскальзывают по животу, мягко, но настойчиво ты ставишь меня на колени. Дурманящий запах кокоса. Этот сладкий аромат повсюду, забивает мне горло, и я поворачиваюсь к тебе, чтобы утолить этот привкус вкусом твоих губ. А ты целуешь мои волосы. Зажимаешь губами прядь, тянешь мою голову назад. Я чувствую тебя. Снова. Но мне опять мало. Так мало…. Неутолимая жажда, дурман. Быть с тобой и уже тосковать по тебе. Хотеть тебя всего, раскрыться так, чтобы уместить в себя твою плоть, до конца, до звука, до болезненной судороги. Твои руки скользят по моим бедрам, ты еще пытаешься остановить меня, избавить от этой боли, но я сам насаживаюсь на твой член плотно и глубоко, до судорог, до тумана перед глазами.

— Тео… Тео… что ты…

Ты не успеваешь договорить, стонешь от удовольствия, прижимаясь губами к моей спине. Я не соскальзываю, как делал раньше. Я остаюсь стоять, глотая слезы, которые ты не сможешь увидеть и почувствовать. А если б и увидел, я до последнего убеждал бы тебя, что это только брызги воды на моих щеках.

Ты не можешь понять меня, мои безумства и мою ненасытность, здесь, в ванной, в постели, когда я отказываюсь успокоиться — просто лежать рядом с тобой, как лежал еще сегодня утром. Но это — моя ночь. Моя последняя…

— Тед.

Ты силой останавливаешь меня, усаживая напротив себя на кровати.

— Тед, что происходит, Мерлин тебя побери! Что с тобой?

Я не могу оторвать взгляд от тебя. Я хотел бы быть слепым, чтобы никогда тебя не видеть. Глухим — чтобы не слышать твой голос. Немым — чтобы иметь возможность ничего тебе не отвечать. Я никогда и никому не скажу больше о любви. Хочу лишиться разума, не понимать, что ты никогда меня не полюбишь.

— А что со мной? — я жалок, слышу это по голосу. — Тебя так удивляет, что я хочу быть с тобой? Что я тебя хочу?

— Ты сейчас же скажешь мне, что происходит! Немедленно!

— Ничего не происходит.

— Тогда почему ты плачешь?

— Я не плачу.

— Я вижу…. Иди ко мне, маленький…

И я иду к тебе. Мы стоим друг перед другом…. Ты прижимаешь меня к себе, гладишь по голове, успокаивая. Я молчу. Трусь макушкой о твое плечо, целую тебя, и на твоей коже мокрые следы…

Ты ложишься в постель, притянув меня к себе. Я лежу на твоей груди, вжимаясь в тебя всем телом. Я ненавижу себя. За то, что хлюпаю носом. За то, что плачу. За то, что не смог сдержаться. За то, что сдали нервы. За то, что всего этого, видимо, оказалось чересчур, слишком много даже для Теодора Нотта — хладнокровного «стратега», который умеет вести хитроумную игру, просчитать любую комбинацию, выйти победителем даже из самого пикового положения. Всё напрасно. Я слышу тебя, вижу тебя, говорю и думаю, но не стану тебе ближе. Не смогу заменить.… Никогда.

— Тед, — твой голос тонет в моих волосах. — Я не буду спрашивать у тебя сейчас. Но обещай мне, что завтра ты все мне расскажешь. Объяснишь мне всё это. Я тебе поверю, что бы ты ни сказал, потому что знаю — ты никогда не обманешь меня. Обещаю — что бы ни произошло, я всегда буду на твоей стороне.

Я хочу закричать, но не могу. Киваю головой. Не говори мне о доверии, Марк. Еще немного, и я сломаюсь.

«Я никогда не задумывался, где проходит эта грань: между естественным желанием сделать все, чтобы быть счастливым, и тем первым, противоестественным порывом поступиться своими интересами ради другого. Остаток ночи я не спал. Сначала сидел и смотрел на него. На спящее лицо и приоткрытые губы. На четкие очертания тела. Татуировку стилета на его запястье. На шрам на щеке. На серебряные нити в волосах.

Смотрел, пытаясь представить себе, что когда-то жил без него. Когда-то ходил рядом, в тайне восхищался им, выполнял его приказы. Но никогда не хотел умереть ради него. Никогда внутри меня, как иная жизнь, не билась вместе с кровью, по венам, через сердце, нежность к нему. Тепло, наполняющее грудь, когда я просто смотрю на него. Огонь, сжигающий изнутри, когда меня касаются эти руки. Когда в сердце, в мыслях, так много нежности, что в ней можно захлебнуться. Они рвут мое сердце — чувства, которых я никогда прежде не испытывал. Я тихо поднялся с постели и, не одеваясь, вышел на балкон. Курил, слепо глядя перед собой и ощущая непереносимое желание оглянуться в комнату, чтобы его увидеть. Я пытался приучить себя не видеть Марка хотя бы несколько минут. Пытался заставить себя жить без него.

Любовь — это боль. Вечная, ломающая тебя боль. Я говорю о той любви, когда ты понимаешь, что, перечеркивая все твои убеждения, всё, чем ты жил раньше, поселяется в тебя глупая уверенность — твое личное счастье не имеет никакого значения перед счастьем человека, внушившего тебе такую любовь. Ты вдруг становишься способным отказаться от своих интересов ради него. До самого утра я мучительно пытался забыть его слова о доверии. И так и эдак выстраивал картины нашей дальнейшей жизни. Дни и ночи рядом, с вечным страхом внутри себя — вот мой обман раскроется, застанет в самую неожиданную секунду. И глаза Марка. В то мгновение, когда он поймет — я предал его. Я обещал себе, что это будет честная игра. Я его заслужу. И он поймет — я лучше. Когда не Оливер Вуд, а я, Теодор Нотт, стану тем человеком, без которого его жизнь бессмысленна. Ведь я вернее и честнее, он может доверять мне как себе.

Я был в раздоре с собой: всю ночь до утра. И я прощался с ним. Даже в те минуты, когда склонялся к мысли, что ни за что не скажу ему про Вуда. Возьму на себя этот обман. Прощался, потому что в эти же самые минуты знал — я не сделаю этого. Каким бы глупцом не казался сам себе. Хочу, чтобы он был счастлив.

Моя последняя игра. Мой последний ва-банк — позволить ему решать, с кем жить эту жизнь. Оставить выбор за ним. Я понял, что слишком люблю его. Слишком сильно…»…

… — Давно не спишь?

Марк открыл глаза, потянулся, одновременно пытаясь сесть в постели. В первую минуту пробуждения он не ощутил на своей груди сладкой тяжести Тео, как это было все полгода их совместной жизни здесь. Сейчас он обнаружил Теда сидящим перед кроватью на стуле. Нотт, обычно способный до завтрака разгуливать по комнате в пижаме, уже был полностью одетым: джинсы, черная футболка, обтягивающая худощавое тело. Ночью Тед вел себя довольно странно, и похоже странности не закончились.

— Давно. Я заказал тебе кофе.

— Спасибо, малыш.

Умываясь в ванной, Марк подумал — ему не нравится решимость на лице Тео. Нехорошее предчувствие поселилось где-то внутри, острой иглой кололо сердце. Он не мог понять природу этого предчувствия, ничего, кроме одного: что-то случилось вчера вечером. Что-то, заставляющее Нотта вести себя так, словно они видятся в последний раз.

Он вышел, молча выпил кофе и потянулся за сигаретами.

— Салазара ради, Тед. Может, ты все-таки скажешь мне, что происходит? Куда ты собрался? Мы уезжаем? Или ты решил уйти и почему-то подумал, будто я тебя отпущу?

Нотт смотрел на него, и Марка поразила невиданная тоска, молнией промелькнувшая в серых глазах.

— Тео! Да что с тобой?! Что случилось? Это из-за звонка? Что сказал тебе Рэндом? Не молчи, малыш. Ты же знаешь, как я ненавижу неизвестность!

Тед вздохнул, как всхлипнул. С минуту они сидели и смотрели друг на друга, и Марк почувствовал, как тяжело Нотту заговорить.

— Тед…

— Это был не Рэндом, Марк. Я думал, что не скажу тебе об этом. Может быть потом, может быть никогда. Но я не могу, Марк. Я тебя люблю…

— Тед, Салазара ради…

И тогда он заговорил — сбивчиво, путая слова. Марк почувствовал, как ухнул с головой в черный, леденящий омут самой плохой новости, что услышал за эти полгода. Он слушал, слова летели сквозь сознание, и ему приходилось внутренне повторять их про себя — сейчас он сделал бы что угодно, чтобы это не оказалось правдой. Ошибкой, досадным недоразумением, только не правдой. Олли…. Полгода он заставлял себя не думать о нем. И в последние месяцы ему почти удалось забыть. Трудно оплакивать прошлое, имея под рукой такое безмятежное настоящее. Вспоминать о том, кто вырвал тебя из сердца, когда каждый день, каждый миг твою рану зализывало участие, любовь, нежность и преданность человека, который подарил тебе себя. Всего, без остатка. Трудно думать о существовании ада, когда ты в раю. Когда он рядом — твой персональный ангел, способный отвести любую беду. Только не эту. Ангелу выпала незавидная участь — вернуть прошлое, от которого он сам же тебя и избавил.

— Марк!

Он остановил Тео движением руки, не дав рвануться вперед, к нему. И Тео замер в этом отчаянном порыве. В комнате, где еще вчера он был счастлив, Марк почувствовал, что ему не хватает воздуха. Встал резко, вышел на балкон, прислонился спиной к стене. Память вернулась к нему. Захлестнула потоком, будто тугой петлей, сжимающей горло. Светло карие глаза напротив и тяжелые слезы в этих глазах.

«— Мы вместе, скажи, вместе?

— Конечно вместе, Лив.

— Ты ведь не бросил бы меня? Да?

— Нет. Я теперь всегда с тобой, пока жив…

…— Мы с тобой столько пережили вместе! Ты готов взять и все забыть?

…— Что повторять, родной?

— Больше всего на свете…

— Больше всего на свете…

— Оливер хочет быть со мной…

…— Тебе не надоело воевать, Флинт?

… — Убирайся. Убирайся из моей жизни, Флинт. Уходи. Я не могу быть с тобой…

…— Люблю… люблю тебя… мой… мой… люблю…

…— Ты меня любишь, Марк? Ты всегда меня любил, верно?

— Всегда. Я всегда любил тебя, Олли.

— И будешь?

…— Я люблю тебя, Олли. Просто всегда помни о том, что я тебя люблю. Что бы со мной ни случилось. Помни…»

Память крутила его, точно щепку, попавшую в водоворот. Била о воспоминания, слова и образы, как было с ним всегда. Выуживала из подсознания события и минуты, которые он клялся никогда не забывать и от которых хотел избавиться. Вперемешку, без хронологии и смысла. Разбивала его сознание: вдребезги, как бьют о камень стекло. Он стоял сейчас на балконе отеля, в итальянском городе Монте-Карло, переживая в эти бесконечные минуты все то, что было с ним раньше, кажется, в другой, не его жизни. Которая теперь вернулась к нему. Пока не подсунула ему напоследок еще одно воспоминание, еще один голос…

«— Amo guardarti. Tutto quello che mi e' rimasto e' guardare. Non prendero' mai il suo posto nel tuo cuore. Mi abbracerai ma penserai a lui. E io lo so. (Мне нравится смотреть на тебя. Все что мне осталось — смотреть. Я никогда не займу в твоем сердце его место. Ты будешь обнимать меня, и думать о нем. И я это знаю.)

— Тед!

Марк сам не знал, как это получилось. Голос полоснул его, словно лезвием по живому. Дернуть дверь балкона, в два шага оказаться внутри комнаты, чтобы застыть, не в силах оторвать глаз от согнутой фигурки, замершей в углу комнаты.

— Тео…

Неверными шагами Марк пересек комнату, рухнув перед ним на колени, прятал лицо во вздрагивающих ладонях Нотта.

— Тед… — Он шептал слова, чувствуя, как его голос растворяется в прохладной коже ладоней. — Тео… маленький… я должен. Я должен вернуться. Прости меня. Но я не могу. Не могу не придти…

— Я знаю, — вздох, как всхлип. Рука по тонкому лицу, чтобы убрать слезы. Еще один фунт холодящего железа в глубину сердца. — Видишь, Марк… я… не обманул тебя.… Хотел, но не смог…. Ты меня простишь?

— За что, маленький? — протянуть руку и погладить по щеке. Ещё несколько дюймов, еще несколько глотков боли. — Я знаю… понимаю…

— Ты мог бы полюбить меня когда-нибудь, верно? — не рви мне сердце, Тео! Ты говоришь так тихо…

— Конечно. Да, маленький. Но я должен вернуться…

— Мы вернемся.

— Мы?

Серые глаза. С тем выражением, как будто сейчас Теодор Нотт услышал самую большую глупость на свете. Он тряхнул головой, с горькой, чуть презрительной усмешкой на губах.

— Мы. А ты подумал, я отпущу тебя одного? Какого гоблина стоит вся моя любовь, если я отдам тебя аврору, пережившему вторую магическую на переднем крае?

— Тео, я сам смогу…

— Ты маггл, Флинт!

Пелена упала с глаз в тот момент, когда Тео крикнул. Нежный, утонченный мальчик исчез перед глазами Марка, как по велению магии, чтобы уступить место холодному, сосредоточенному бойцу. Крик, вернувший лед в серые глаза, заставивший заметить черную, полированную гладь волшебной палочки. И теперь он стоял перед Марком. Не Тео. Нотт.

— Я сбежал от него тогда, кэп. Это Финниган выбросил меня за парапет, там, на мосту. Но больше я не побегу. У меня тоже есть к нему свой счет. За тот день, за мое бегство, за наших парней. А сейчас он пришел за тобой. Он хочет платы кровью? Я возьму с него эту кровь, если смогу. И потом ты сам решишь. Если это «потом» настанет.

— А я буду стоять и смотреть? Так, Нотт? Спрячусь за твою спину, так? Как маггл… — Марк старался говорить спокойно и ровно, даже если ярость билась внутри него, толкала стиснуть плечи Нотта, трясти его как куклу. — Я забуду все, что между нами было, и подожду того момента, когда ты избавишь меня от Финнигана. Или умрешь у меня на глазах. Может, мне вообще лучше остаться здесь? Сидеть и решать, пока ты будешь меня защищать, с кем же это я хочу остаться: с тобой или с Ливом. Так будет куда безопаснее…

— Марк, ты ничего не сможешь против него сделать… — Нотт попытался улыбнуться. Две его сущности вели битву между собой: в голосе, в глазах, в неосознанном жесте навстречу.

— Неужели? А тебе не говорили, что выстрел в голову для мага так же смертелен, как и для маггла.

— Ты упрямый.

— А ты нет?

Дернуть его за руку, к себе. Ты научился разделять их, Флинт. Два человека достались тебе в одном лице. Нотт был раньше. Даже если теперь он вынужден вернуться, он не придет на место Тео. Во всяком случае, сейчас, здесь. Тео спрятал лицо у тебя на груди, Тео поднял глаза и теперь смотрел на тебя. Но строгая складочка Нотта лежала между его бровями.

— Помнишь тот маленький ключ, что я тебе отдал в Англии? Он у тебя?

— Да.

— Это от хранилища в Гудвинском банке. Там спросят пароль. «Без сомнения и сожаления». Наш девиз, помнишь? Мой поверенный купил недвижимость на твое имя. Правда, я не успел поинтересоваться где. Смешно, да? Наш счет будет в твоем полном распоряжении…

— Заткнись, Тед! Не смей оставлять мне завещание!

— Это я так, на всякий случай.

— Даже на всякий случай.

— Он ждет тебя…. Что ты его спасешь, вернешься за ним. Вуд все равно любит тебя. Просто не так, как я. По-своему….

— Прекрати.

Он надел куртку, сунул в карман еще одну обойму. Поставил «Орла» на предохранитель, убрал оружие во внутренний карман.

— Марк, это не пригодится.

— Пригодится, хороший мой.

— Марк…

— Что?

— Ничего. Забудь. Просто держись за меня. Жаль, я никогда не был в твоей квартире. Мы могли бы аппарировать прямо туда. А теперь только к дому.

— Это не важно.

— Да, не важно.

— Тео…

— Что?

Голос захрипел и сорвался. Но Марк смог выдохнуть эти слова:

— Mi sembra di amarti. (Мне кажется, что я люблю тебя).

Тед хотел улыбнуться, — вздрогнули пухлые губы. Жалобно скользнувшая улыбка. «Это не жалость, Тео. Как сказать тебе, что я произношу эти слова, не оттого что мне жаль тебя, не потому, что хочу отблагодарить красивыми словами, в которых так мало правды?»

— Mi sembra…. Марк…. Я не должен верить в это…. Но я верю. Обещай, что будешь помнить обо мне…. Если все пойдет не так. Хотя бы помнить…

— Обещаю.

— Тогда держи меня крепче. Просто не разжимай рук….

Дата добавления: 2015-09-04